Текст книги "Социологический ежегодник 2010"

О.А. Симонова

На протяжении двух последних десятилетий Джеффри Александер является интеллектуальным лидером школы культурной социологии, которая признана одним из наиболее влиятельных направлений в современной социологии. С точки зрения Александера, почву для появления культурной социологии подготовила сама логика развития социальной науки, а именно – теоретический синтез идей современной социологии, антропологии и семиотики (23, с. 523–524). Он выдвинул так называемую «сильную программу культурной социологии», постулирующую необходимость многомерного подхода к изучению, пониманию и объяснению социальных явлений, что предполагает обязательное рассмотрение культуры как независимой переменной социологического анализа. Александер предложил и сам термин «культурная социология» (cultural sociology)1515
  В литературе имеются и другие переводы этого термина, в частности – «культуральная социология» или «культурсоциология».


[Закрыть], подразумевая под этим ревизию не только социологии культуры, но и социологии в целом.

Традиционно социологи изучали культуру в рамках отдельной дисциплины – «социологии культуры», но в середине 1980-х годов Александер представил именно культурную социологию как дисциплину, предполагающую переопределение социологического понимания смысла социального действия. Сегодня культурная социология выступает не в качестве отдельного направления социологического знания, где изучению подлежит некий сегмент или сфера социальной реальности, а в качестве особого видения социальной реальности вообще. Иначе говоря, сама социология предстает как социологическое исследование культуры, как научная установка на изучение социальных явлений, исходя из их смысловой природы. Социология культуры видит в культуре нечто внешнее, отдельное от доминирующего смысла, и объясняет ее с помощью «жестких», или «тяжелых» (hard), переменных – как нечто «мягкое» (soft) или как зависимую переменную. Незначительность самой культуры, или культурной системы, в социологии культуры делает ее «слабой программой», которую Александер, перефразируя К. Гирца, называет «ненасыщенным», «тонким» описанием (thin description) культуры. В классической социологии были заложены только основы «сильной программы» изучения культуры, современные же социологи руководствуются преимущественно принципами «слабой программы» (например, школа П. Бурдье, теория производства культуры С. Петерсона и др.). Признание относительной автономности культуры в культурной социологии Александер оценивает как «важнейшее качество сильной программы» (см.: 20, с. 12) .

Общепризнано, что в социальных науках произошел так называемый культурный поворот, который большей частью является следствием лингвистического поворота, поставившего язык в центр социальных исследований1616
  У Александера есть собственное объяснение культурного поворота, которое он представил в соавторстве с К. Томпсоном (см.: 21).


[Закрыть]. По мнению Александера, современное общество является предельно насыщенным символическим миром (23, с. 533). Сознание современного индивида сегодня определяется через языковые паттерны, культура «читается» как текст, а акторы выступают создателями текстов. Социологи все чаще приходят к заключению, что социально-нормативные стандарты устанавливаются в рамках коллективных дискурсов, которые состоят из культурных кодов, нарративов и метафор и тесно связаны с материальными формами (12, с. 9–10). В рамках сильной программы культурной социологии культура предстает как богатый и сложный внутренний жизненный текст с трудноуловимыми способами влияния на социальную действительность, а не просто как внешнее окружение действия. Поэтому относительная автономия культуры и текстуальность социальной жизни составляют два основных положения этой программы, которые дополняются третьим положением – тезисом о необходимости исследования конкретных (семиотических) механизмов, посредством которых культура «делает свою работу» (20, с. 12).

Эти теоретические предпосылки позволили Александеру рассматривать культурную систему как относительно автономную применительно к системе социальной, а культурные явления – в качестве независимых явлений и переменных, воздействующих на социальную структуру, акторов и их деятельность. Согласно Александеру, современная социология перестала изучать социальные элементы, отталкиваясь от их местоположения в социальной системе; вместо этого культурная социология предлагает многомерный подход, где социальные элементы рассматриваются как опосредованные культурными кодами. «События, деятели, роли, группы и институты как элементы конкретного общества есть часть социальной системы, они существуют одновременно в разных подсистемах, в частности в культурной. Как ученые, мы должны прежде всего попытаться описать и проинтерпретировать внутреннюю жизнь мира в терминах его значений. Культура есть окружающая среда каждого действия, и наполнение мира значениями есть вхождение в организованную цепочку символических образцов, которые эти действующие индивиды понимают многозначно», – утверждает Александер (4, с. 91–92). Отныне главным предметом исследования выступают именно знаково-символические аспекты социальной жизни. В рамках данного исследовательского подхода он формулирует концепцию «иконического» опыта1717
  Термины «иконический опыт», «иконические объекты» и им подобные Александер образует от понятия иконических знаков, которое в свое время предложил Ч. Пирс; знаки-иконы (icons) характеризуются существенным сходством формы и вида с тем, что они обозначают (см.: 35).


[Закрыть] (для описания жизненных практик современного общества) и связанную с ней концепцию «иконического сознания» (для характеристики мышления действующих акторов как особого чувственного сознания (feeling consciousness), или механизма ориентации в социально-культурном пространстве (см.: 11; 12).

Раскрывая смысл своей концепции иконического опыта и иконического сознания, исследователь, в том числе, прибегает к социологическому анализу искусства (в частности – художественных произведений А. Джакометти)1818
  Джакометти Альберто (Giacometti, Alberto) (1901–1966) – швейцарский скульптор и живописец.


[Закрыть]. Он анализирует процесс восприятия произведений искусства, который, вопреки знаменитым суждениям Канта, не является чисто эстетическим, лишенным культурно-исторического и морального содержания (12, с. 1). Изучение скульптур Джакометти привело Александера к мысли о том, что особый процесс восприятия материальных форм, характерный отнюдь не только для человека современного общества, в значительной степени определяет его устремления. Через материальные формы происходит отнесение к целостным смысловым контекстам или их воссоздание. Понятие ценности не всегда «работает» напрямую в изучении повседневного опыта жизни людей; ценности можно «разглядеть» в наблюдаемых последствиях работы воображения индивидов, которые вовлечены в процесс символической коммуникации. Но прежде чем приступить к рассмотрению понятий иконического опыта и иконического сознания, необходимо предварительно реконструировать общий фон научного творчества Дж. Александера.

От неофункционализма к культурной социологии

Для того чтобы охарактеризовать новейшие тенденции его исследований, необходимо ответить на следующие ключевые вопросы: как связать между собой многомерный теоретический подход и появившуюся позднее культурную социологию и когда возникла идея «относительной автономии культуры»? Дж. Александер заявил о себе на арене теоретической социологии публикацией работы «Теоретическая логика» (1982– 1984), где представил собственную трактовку социологической теории и ее эпистемологический анализ (18). В этой работе он предпринял попытку нового истолкования теории социального действия Т. Парсонса и разработки на этой основе программы развития социологии. Александер стремился преодолеть полярность категорий, разделявших классическую и современную социологию (нормативное / инструментальное действие, позитивизм / релятивизм, индивид / общество и т.п.). При этом он инициировал новое теоретическое движение, которое назвал неофункционализмом. Ученый полагал, что необходимо конструктивно использовать теорию Парсонса для многомерного синтеза социологических идей (6, с. 112–113). После выхода в свет «Теоретической логики», где в основном обсуждались метатеоретические проблемы, ее автор применил сформулированные им теоретические конструкции к анализу эмпирических данных из разных сфер жизни общества, что нашло отражение в сборнике под названием «Смыслы1919
  В названии данной работы присутствует английское слово «meaning», которое переводится и как «смысл», и как «значение»; с нашей точки зрения, слово «смысл» точнее отражает содержание идей Александера.


[Закрыть] социальной жизни» (16).

Одной из важных задач проекта «Теоретическая логика», с точки зрения самого Александера, было обнаружение «места категории смысла» (23, с. 524). В формировании многомерного подхода главной задачей оказалась критика материализма, хотя идеализм также почитался неверной стратегией. Сначала Александер отталкивался от положения Парсонса, согласно которому в любом конкретном явлении эмпирически наличествуют идеальный и материальный элементы. Идея о том, что эмпирические явления материальны, – лишь иллюзия и скрывает априорный аналитический элемент, который и является невидимым культурным элементом – тем, что всегда взаимодействует с внешними элементами. Когда ученый в 1970-х годах работал над четвертым томом «Теоретической логики», он считал позицию Парсонса оптимальной, однако в течение 1980-х годов изменил свое мнение: концепция «культурной системы» Парсонса, по мнению Александера, не содержала удовлетворительного толкования материального мира и противоречий между разными сферами общества. Неудовлетворенность концепцией Парсонса, а также классическими работами Вебера и раннего Дюркгейма усилилась в период работы Александера в Институте перспективных исследований Принстонского университета (1985) и сотрудничества с представителями этнометодологии и символического интеракционизма в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса. Отталкиваясь от положений Г. Гарфинкеля, Александер утверждал, что для Парсонса и Вебера действие было «черным ящиком» (там же, с. 525). Результатом критики теории Парсонса стали работа «Двадцать лекций: Социологическая теория с конца Второй мировой войны» (19) и эссе «Действие и его среды» (9). Именно тогда ученый пришел к выводу, что необходимо новое социологическое понимание культуры, или «более сильная» культурная программа. Поэтому он решил «вернуться к истокам», т.е. сконцентрироваться на том, что такое смысл, как он создается и как компонуется в социальном контексте, но обсуждать эти темы в рамках предложенного им многомерного теоретического подхода и сложной модели общества в целом. С точки зрения Александера, в отношении действия необходимо принять синтетическую позицию, которая бы «попыталась интегрировать материалистические и идеалистические аспекты, не принимая те или другие из них исключительно» (9, с. 223). Эта позиция реализовалась в работе «Действие и его среды», где ученый выходит за пределы теории Парсонса и классической социологической теории и стремится соединить структурный функционализм с другими теоретическими традициями (марксизм, теория обмена, прагматизм, символический интеракционизм, феноменология, этнометодология).

Поставив перед собой задачу «воссоединить теорию действия и теорию структуры постпарсонсовским способом» (9, с. 2), Александер намеревался развернуть многомерную теорию социальной структуры, которая включала бы в понятие социальной структуры материальные и символические элементы. Развитие такого подхода предполагало в качестве фундамента коллективистскую трактовку волюнтаристского действия. При этом одной из важнейших его целей провозглашалась «историческая специфичность», т.е. рассмотрение социальных структур в конкретных исторических контекстах (9, с. 37). Александер разрабатывает «микроэмпирическую модель действия», где центральное место отведено именно контингентности и исторической специфичности. Поэтому контингентное действие всегда является одновременно интерпретативным (понимающим) и стратегическим (практическим и утилитарным), т.е. имеет два основных измерения – интерпретацию и стратегизацию. Соответственно интерпретация также включает в себя два процесса – типизацию и изобретение. Заимствуя понятие типизации из социальной феноменологии А. Шюца, Александер подчеркивает, что типизация выступает как часть общего процесса взаимодействия. Общение между людьми всегда есть «глубоко герменевтический процесс понимания, протекающий с помощью жестов, типизирующих небольшую отобранную часть развертывающегося опыта, – жестов, посредством которых мы пытаемся выудить из других те же типизации, что мы применяем к ним сами в ходе коммуникации» (там же, с. 313). Умение типизировать является необходимым условием включения в культурное сообщество, результатом социализации в культурном пространстве, однако при этом интерпретация дополняется изобретением. Благодаря изобретению типизация реальности становится творческим актом, что обеспечивает пластичность и изменчивость культуры.

Второе измерение контингентности социального действия – стратегизация. Действие заключает в себе не только понимание мира, но и воздействие на него и его преобразование, исходя из расчета издержек и вознаграждений. Практическое действие всегда протекает в границах, установленных пониманием. Каждый стратегический расчет опирается на соответствующее знание, а в условиях неопределенности будущего – еще и на «иррациональное» понимание (уверенность и доверие). Таким образом, стратегизация в процессе действия тесно переплетается с интерпретацией (8, с. 229−230).

Александер выстраивает также микроэмпирическую модель социального порядка как совокупности сред действия. Разрабатывая эту модель, автор восстанавливает «трехсистемную модель» Парсонса, включающую личность, общество и культуру. Эти системы «входят в действие как его более или менее упорядоченные среды» (9, с. 316). В итоге Александер рассматривает три коллективно-структурированные среды действия: личностную, или психологическую, систему; культурную систему; социальную систему. Первые две являются внутренними средами действия; они «редко переживаются акторами как коллективные ограничения» и «образуют само Я, переживающее действие как контингентное» (там же, с. 7). В свою очередь, социальная система выступает внешней средой действия, и именно так ее воспринимают сами акторы. До сих пор социологию интересовали в основном социальные системы, Александер же считает одинаково важными все три среды.

Социальная система – это одна из важнейших сред действия, снабжающая акторов реальными объектами (такими, как люди, живые организмы, вещи). В ее рамках Александер выделяет разделение труда и институты политической власти, солидарность, социальные роли, обеспечивающие принципиально важные среды для интерпретации и стратегизации. Объекты социальных систем входят в сферу ориентации действия не как «внешние» предметы, а как «референты символических систем», или символы. Поскольку общепринятые символы произвольно связывают объекты, принадлежащие к разным системам, данный способ связи обладает особой внутренней организацией, которая не зависит от других системных уровней и не может быть выведена из них. Любое действие протекает в границах, установленных культурной, или символической, системой. Символические коды имеют не только когнитивный аспект, но также эмоциональный и моральный аспекты. Наконец, третью важнейшую среду действия образуют личности акторов. Разные личности проявляют разные способности к интерпретации и стратегизации, но при этом личностные среды исторически меняются вместе с изменением социальных и культурных сред.

Александер делает акцент на изучении внутренней «культурной среды действия», которая может выступать «независимой переменной» социологического анализа. Он считает, что анализ культуры в теории Парсонса не предполагал исследования «внутренней географии» культуры, т.е. внутренней логики или организации символических систем (17, с. 123). Поэтому последователи Парсонса редуцировали культурные явления к социальной структуре, что, впрочем, характерно и для других социологических школ (для социологии П. Бурдье, представителей британских культурных исследований, теории «производства культуры»). Согласно Александеру, культура обладает своей собственной структурой, следовательно, необходимо изучать внутренние паттерны смысла, что открывает новые перспективы для анализа социальной структуры и социальных изменений. Он ищет возможности для методологической изоляции культурных структур, для познания «внутренней карты» культуры и логики ее взаимодействия с другими типами структур. В этом – суть «сильной программы» культурной социологии, и именно в этом смысле научная логика ученого является многомерной.

Автономия смысла:

В направлении сильной программы культурной социологии

Автор «Теоретической логики» обратился к теме относительной автономности культуры, ссылаясь на письма Ф. Энгельса к Й. Блоху, где говорилось об относительной независимости надстройки от экономического базиса (23, с. 527). Впервые Александер написал об этом в предисловии к книге «Культура и общество: Современные дискуссии» (24), которая вышла под его редакцией. В это же время был издан его труд «Структура и смысл», где анализу подлежали символические коды и смысловые компоненты действия в контексте разработанной прежде общей теоретической схемы (15). Еще во втором томе «Теоретической логики» Александер предложил новую интерпретацию книги Э. Дюркгейма «Элементарные формы религиозной жизни». Для Дюркгейма, как известно, на первом месте были коллективные представления, для Александера же особый интерес приобрели процессы формирования представлений на индивидуальном уровне, поэтому в своем движении к культурной социологии он опирался также на социальную феноменологию А. Шюца, который как раз акцентировал процессы индивидуального сознания. Александер обнаружил также потенциальную ценность семиотики и антропологии для разработки интересовавших его проблем, обратившись к работам К. Гирца, М. Дуглас, В. Тернера, Ф. Соссюра, С. Барта, К. Леви-Стросса, М. Саллинса. Определенную роль в эволюции его взглядов сыграли и некоторые идеи психоанализа, особенно представление о защитных механизмах. В итоге Александер пришел к идее синтеза, или комбинации, позднего Дюркгейма с символической антропологией, семиотикой и идеями М. Фуко (23, с. 525). Так появилась «сильная программа» культурной социологии.

Главными предшественниками своей программы в культурной социологии Александер считает Дюркгейма и Соссюра. В поздних работах Дюркгейма он особо отмечает идею преемственности, целостности, непрерывности между традиционными и современными обществами, прежде всего применительно к священному и профанному как источникам солидарности. Александер «усиливает» подход Дюркгейма теорией Соссюра, идеями французского структурализма, методом «насыщенного описания» К. Гирца и концепцией «перформанса» (от В. Тернера до Дж. Батлер), результатом чего выступает «провокативная теория культуры» (29, с. 779).

Трактовка Александером культурных структур напрямую связана со структуралистской традицией. Именно структуралисты, начиная с Ф. де Соссюра, сформировали представление о том, что культурные верования могут рассматриваться как структуры. Прототипами таких структур можно считать понятия langue и parole2020
  Это различение приобрело большое значение в социальных науках. Langue представляет собой формальную, грамматическую систему языка и делает возможным существование parole, или речи, т.е. способа, которым говорящие используют язык для выражения своих мыслей.


[Закрыть]. Соссюр изучал культурные формы как системы, которые состоят из разных типов отношений между символами. Однако в противовес структуралистской традиции Александер считает, что культурные структуры не определяют, а скорее «наполняют действие смыслом» (23, с. 527). Такая позиция подразумевает пересмотр других областей социологии, связанных с политикой, экономикой и правом. Это согласуется с представлением Александера о творческом и исполнительском (performative) характере действия2121
  Свою концепцию Александер часто называет «social performance theory» («теория социального исполнения»). Это название связано с парсонсовской концепцией типовых переменных, отражающих структурные проблемы выбора актора в ситуации действия и способы его ориентации под влиянием ценностей. Среди прочих переменных пара «исполнение – качество» показывает, определяются ли объекты в терминах комплексов качеств или в терминах исполнения (например, будет ли актор относиться к другим, исходя из приписываемых им качеств либо из их достижений и исполнения соответствующих ролей). Александер полагает, что в социальных взаимодействиях акторы ориентируются в основном на исполнение, воплощают и изменяют культурные смыслы. Помимо этого, здесь подразумевается драматургическая метафора социального взаимодействия, когда исполнение рассматривают как драматическую постановку, где имеют значение аудитория, другие исполнители, проговариваемый текст, декорации и пр. (см., например: 36 и 41).


[Закрыть].

Идеи позднего Дюркгейма органически вписываются в «сильную программу» культурной социологии, полагает ее автор (см. об этом: 26). Дюркгейм рассматривал культуру через набор ритуальных практик, которые воспроизводят коллективное сознание. Стремясь совместить идеи Соссюра и Дюркгейма, Александер рассматривает культуру одновременно как символическую систему и как практику2222
  В предисловии к книге «Социология Дюркгейма: Культурные исследования» (26) Александер высказал предположение, что идеи Соссюра складывались под влиянием Дюркгейма, так как имеются достоверные свидетельства о посещении им лекций Дюркгейма в Сорбонне. Александер полагает, что его собственная трактовка социального действия обусловлена также родством идей Ф. Соссюра и Р. Якобсона, которое привело к созданию Пражской лингвистической школы и синтезу структурализма и прагматизма (23, с. 527).


[Закрыть]. В первом случае он использует идею Соссюра о произвольных отношениях между знаками и их социальными референтами и на этом основании устанавливает аналитическую автономию символических систем. Во втором он ссылается на соображения Дюркгейма относительно бинарной организации таких систем (сакральное и профанное). Эти символические системы могут структурировать не только когнитивные и моральные, но также экспрессивные и аффективные компоненты социальных действий. Видение культуры как практики в концепции Александера строится на основе дюркгеймовской теории ритуалов и социальной солидарности. Ритуальные практики организованы через отнесение к «фокальным» точкам, которыми являются символы священной чистоты, опасности, осквернения; они содержат мощный эмоциональный заряд (тревогу, страх, ненависть и благоговение). С точки зрения Александера, большая часть социально-культурной жизни может интерпретироваться в контексте таких практик и в терминах социальной солидарности, которую эти практики могут поддерживать или разрушать (27, с. 7). Поэтому символические структуры «рискуют» во всех социальных взаимодействиях, которые они же и формируют. Каждый акт символической атрибуции подвергает символы риску, т.е. делает возможной трансформацию их значений под прямым воздействием практики. Поэтому системы классификации коллективных символов иногда драматически трансформируются в ходе ритуального опыта. В ритуальном опыте возникают сильные эмоции, которые могут разрушать культурные символы. Каждая культура справляется с возникновением подобных эмоциональных состояний (которые этими же символами и «подогреваются») своими способами, особенно в переломные периоды. Например, исполнение ритуалов строго ограничивается во времени и пространстве. Однако, если такие коллективные эмоции (или – в терминах Дюркгейма – коллективное воодушевление) удерживаются в рамках ритуальных практик, последние способствуют воспроизводству и подкреплению культурных символов, ценностей и норм. Поэтому во многих работах Александер подчеркивает важность исследования эмоций как связующего звена между социальными практиками и символическими системами (27, с. 11). Именно эмоции, как мы увидим ниже, играют большую роль в работе иконического сознания, которое выражается, прежде всего, в чувстве материального.

Итак, Александер рассматривает культуру как символическую систему и как практику. Он считает, что культура есть «окружающая среда каждого действия», а целью культурной социологии выступает взаимодействие символических кодов с социальной и психологической средой действия (23, с. 527). По его мнению, социальные науки не уделяют должного внимания внутренней среде действия. «Культурная социология напоминает, что мы – живые, а это значит, что мы способны к интерпретации и имеем воображение. Маркс был одним из первых философов, выдвинувших идею внутренней среды действия: капитализм разрушает внутренний мир человека, и только после социалистической революции люди смогут восстановить, открыть заново свою субъективность», – утверждает Александер (23, с. 529). Именно с точки зрения взаимодействия жизненных практик и символических систем ученый описывает жизнь современного общества, для которой характерны высокая сложность и высокий темп, а также ориентированность субъективного сознания на знаки, прежде всего – на знаки-иконы. Именно эти знаки «запускают» все прочие процессы символической коммуникации.

Надо заметить, что концепция автономности культуры не означает возврата к одностороннему культурализму. Эта концепция, часто именуемая Александером «культурной прагматикой», стремится разрушить дихотомии «культура versus социальные институты», «инструментальное versus нормативное». Именно этому и посвящена работа «Смыслы социальной жизни», где проводится упомянутое выше различие между социологией культуры и культурной социологией. Культурная социология разводит смыслы и социальные структуры, что знаменует радикальный сдвиг, когда аналитически выделяемая культурная система выступает в качестве объяснительной силы. Смыслы имеют материальные последствия и не сводимы к социальным отношениям: они связаны с социальными структурами сложным способом. Александер обращается к вопросу о материальности, и в этом отношении культурный поворот ведет к возобновлению «очарования вещами», знаменуя собой поворот к материальности (29, с. 780). Материальность социальной жизни при этом не означает принижения смысла, но расценивается как необходимая часть культурного понимания и не сводится к наивному реализму. Сложные и креативные связи между смыслами и чувственным опытом находятся в центре жизни людей и составляют фокус научного интереса Александера в его последних исследованиях. Теория иконического опыта ставит вопрос о взаимоотношениях материальных объектов и смыслов социальной жизни.

Метод изучения культуры: Культурная социология и эмпирическое изучение социальных явлений

Смыслы социальной жизни производны от знаковой системы и обладают определенной автономией по отношению к системе социальной. Культура в этом понимании становится такой же объективной структурой, как и социальная структура. Культурные структуры состоят из культурных кодов, которые образуют мощную структуру символических отношений, независимых от конкретной воли или речи социальных акторов. Культурные коды, как и живой язык, построены на знаках, содержащих обозначающее и обозначаемое. Значение знака устанавливается в отношениях с другими обозначающими, а системы знаков ведут к бесконечности таких отношений (например, бинарные отношения). Культурная социология, изучая связь семиотических кодов с социальной и психологической средой социального действия, получает разные дискурсы2323
  В этой связи Александер, в частности, пишет, что технологию следует понимать «как дискурс, как знаковую систему, откликающуюся на социальные и психологические запросы» (4, с. 95).


[Закрыть], которые «социализируют различные семиотические коды и проявляются как серия нарративов-мифов, определяющих и стереотипизирующих устои общества» (4, с. 92–93). Текстуальное понимание социальной жизни, чтение культуры как текста породило появление в философии и лингвистике нарративной теории, которая анализирует самые разные нарративные формы: моральную пьесу или мелодраму, трагедию, комедию, романс, иронию и т.п. Нарративная теория, подобно семиотике, также послужила импульсом к созданию культурной социологии. Сильная программа в культурной социологии акцентирует центральную роль смыслозначимых текстов, причем широкий социальный контекст не игнорируется, а рассматривается как взаимодействие институтов и процессов с культурными текстами. Социальные институты и процессы являются ареной, где культурные (идеальные) силы соединяются или сталкиваются с материальными условиями. Александер видит в структурализме и герменевтике «партнеров» для конструирования общей теории автономии культуры как стержня культурной социологии. Таким образом, сильную программу культурной социологии можно характеризовать и как плюралистическую, не исключающую автономности других социальных факторов, и как междисциплинарную, синтетическую, объединяющую несколько научных подходов (38, с. 835).

В этой связи Александер подчеркивает важность некоторых достижений в антропологии. Он полагает, что именно в работах Клиффорда Гирца кристаллизовались ключевые методологические и теоретические элементы сильной программы в культурной социологии, несмотря на то что сам Гирц выступал против структурализма. Из исследований Гирца Александер взял на вооружение метод «насыщенного описания», который позволяет наблюдать за жизненными практиками общества. Этот метод представляет собой реконструкции полевых наблюдений, которые показывают, как именно внеиндивидуальные структуры становятся одновременно и социальными и культурными. По Гирцу, социальные события имеют причины и находятся под влиянием социальных институтов, но путь к их пониманию проходит не столько через постулирование фактов и их измерение, сколько через пристальное наблюдение за ними. Гирц называет это «переопределением» социальной теории: жизнь обществу придают убеждения, чувства, этика, драма и стандартные культурные тексты, отражающие основные смыслы существования (10, с. 160). Кроме того (что очень важно для понимания концепции Александера), Гирц черпал свои концептуальные и методологические идеи из исследований искусства.

По мнению Александера и других представителей школы культурной социологии (к примеру, Ф. Смита − см.: 40), существуют параллели между искусством и социальной структурой. Такие социальные факты, как события, социальные институты или коллективные действия, подобны искусству в том смысле, что они «работают» посредством воображения. Эту аналогию между искусством и жизнью можно найти и в работах Гирца, где проводится мысль о том, что социальные смыслы часто приобретают свое влияние через эстетическое измерение, а социальное влияет на чувства, связанные с этими смыслами, посредством упорядочивания форм. Например, рассматривая петушиные бои на Бали, Гирц пишет: «…мы имеем дело с художественной формой», «эстетическим подобием», конструкцией «настоящих, чистых, явных проявлений» жизни, наполняющими социальные факты смыслом, делающими их «видимыми, осязаемыми, ощутимыми, схватываемыми» и приобретающими таким образом «эстетическую власть» посредством «драматической формы» (31, с. 443–444). И далее: «…формы искусства вырабатывают и перерабатывают саму субъективность, которую они только претендуют показать» (там же, с. 451) По мнению Александера, это означает, что искусство обладает относительной автономией от социальной структуры, а художественные формы могут приобретать глубокое социальное значение. Гирц в этом случае был близок к многомерной логике социального исследования, он писал не об идентичности искусства и жизни, а скорее о значении связи между ними. По его словам, «центральная связь между искусством и жизнью лежит не в инструментальной плоскости» и не в семиотической плоскости, поскольку семиотические значения часто выражаются через эстетические формы, которые, в свою очередь, «материализуют путь опыта, переживания» и «приносят особое состояние ума в мир объектов» (30, с. 99). Эти положения, согласно Александеру, являются необходимыми для развития культурной социологии и, в частности, для концепции иконического опыта (10, с. 164).

Александер оценивает свои исследования как лежащие в самом сердце теоретической логики современных социальных наук; он пишет о культурализации социальных наук, о том, что «последствия “культурного поворота” более сложны, чем кажется», настаивая в этой связи на особом понимании эмпирических исследований (см.: 36, с. 30). Впоследствии это даст ему возможность рассуждать о роли эстетических материальных объектов и об иконическом опыте их восприятия. Вместе с другим представителем школы культурной социологии, Исааком Ридом, Александер выделяет следующие положения, характеризующие отношение культурной социологии к эмпирическому исследованию: 1) эмпирические объекты в социальных науках имеют «двойное» значение: выступают как обозначающие элементы в двух системах значений, где положение каждой не бывает полным; 2) продукты социальных наук являются перформансом, состоящим из речевых актов, которые могут быть символическими и коннотативными. Культура конструирует социальное, «жесткие» социальные структуры запускаются «мягкими» культурными структурами. «Когда мы проводим эмпирическое или любое другое исследование, мы скорее “читаем”, а не “наблюдаем”. Полученные данные мы встраиваем в теоретические системы значений и, делая это, описываем системы значений социального мира, в которых размещаются искомые данные. Истина участвует в двойной системе соотнесения: в мире социальных значений социальной научной теории и в мире значений, которые окружают социальные действия» (36, с. 30).