Текст книги "Кланы Америки. Опыт геополитической оперативной аналитики"

Отечественные блогеры уже создали собственную интерпретацию бенедиктовского frailty: якобы Папа всю жизнь страдал комплексами по поводу формального членства в «Гитлерюгенд», и поэтому только и тем и занимался, что непрерывно расшаркивался перед Израилем. Бенедикт действительно поступился принципами, но по другой части. Это произошло, когда к нему явился британский иностранный секретарь Дэвид Милибэнд, считавшийся без пяти минут премьер-министром, и «посвятил» Папу в веру в глобальное потепление. В 2009 году королева Елизавета, принимая Папу, прямым текстом назвала РКЦ партнером в предотвращении вымышленной глобальной катастрофы – краеугольного камня современного мальтузианства.

Можно рассуждать о том, какова роль германского происхождения Бенедикта в его непонимании сути «глобальной повестки дня». Действительно, в отличие от Иоанна Павла, который сразу раскусил антихристианское содержание Конференции по народонаселению в Рио (1992), Бенедикт видел главную опасность для веры не в мальтузианстве, а в релятивизме, о чем многократно говорил. Но это видение было результатом его рационалистических взглядов – будь он мусульманином, его бы отнесли к мутазилитам. Он видел в эре Просвещения, лишившей Церковь светской власти (к чему прелюдией был Первый Ватиканский Собор), закономерную неизбежность, и даже выражал гордость в связи с тем, что Просвещение началось именно в христианских странах. Человек так думал. Этот способ мышления совершенно не обязательно проистекает из комплекса неполноценности перед разработчиками Плана Маршалла, и тем более из комплекса вины перед иудеями, поскольку это сюжет просто из другой оперы.

Другое дело, что старания мягко интегрировать в католический мир все то, что от него по разным причинам отпало за несколько последних веков, действительно сродни популярной в немецком истэблишменте 1990-х годов «теории переплетения» – романтическим расчетам на возвращение влияния без территориальной экспансии. Интернет-монополия США и достигнутая ее посредством информационно-психологическая форма господства поставила на этих мечтаниях не крест, а скорее тот символ, на который молился Стив Джобс – и возможно, кардинал Мартини, вслед за Джобсом отказавшийся от лечения собственной смертельной болезни, что было вполне созвучно его собственному оправданию эвтаназии.

Папа Бенедикт загнал себя в образ Дон Кихота, воюющего с ветряными мельницами: он увидел врага в релятивизме, а не в гностицизме, и соответственно, боролся, притом преимущественно в узком богословской сфере, со следствием, а не причиной мирового кризиса морали. Соответственно, его сбор «отпавших чад» вырождался в механическое собирание в кучку. Соответственно, этот кризис в его представлении никак не соприкасался с мировой финансовой катастрофой. Соответственно, он не предвидел и не мог предвидеть экономического аспекта десакрализации, к которому неумолимо вела развернутая против РКЦ информационно-психологическая кампания. Возможно, осенью 2011 года, когда папамобиль удирал по мадридским улочкам от толпы голых разрисованных людей, его пассажир впервые догадался, что его преследует не релятивизм, а что-то другое. А вся бездна институционального и персонального унижения раскрылась перед ним только 1 января 2013 года, когда за его актом милосердия – прощения камердинера Габриэле и программиста Шарпанетти – не последовала отмена экономических санкций.

Вот эту руку сюда!

Как и следовало ожидать, итальянские кардиналы увидели в уходе Бенедикта шанс на восстановление справедливости. Перенесенное ими унижение 2005 года, когда итальянская часть курии разделилась на сторонников иезуита-реформатора Мартини, «народника» Руини и «олигарха» Диониджи Теттаманци, кажется теперь преодолимым: Анджело Содано, обманувший сам себя, уже вышел в тираж – как, впрочем, и Вальтер Каспер. Отодвинутый тогда итальянский сторонник консервативного возрождения, теперь уже бывший кардинал Венеции Анджело Скола может стать основной ставкой – если салезианцы не упругся рогом, отказываясь сдать ославленного Бертоне.

Однако у Анджело Сколы есть своя слабость, которая всего восемь лет назад была преимуществом, – принадлежность к ордену Opus Dei. Самым логичным ходом для носителей «глобальной повестки дня», чтобы не пропустить такого кандидата, была бы «раскрутка» трескучих консерваторов-популистов из других частей света. Это уже происходит, и к этому приложил руку сам Бенедикт, вместе с африканцами произведший в прошлом году в кардиналы харизматичного американца, 62-летнего президента Коллегии епископов США Томаса Долана.

Как признавал ныне опальный Уильям Левада, американская католическая общественность столь импульсивна, что не способна к программному мышлению. Это естественно: американские католики, как и иудеи, до уровня безусловных рефлексов воспитаны популистской биполярной предвыборной системой. Американские католики-консерваторы столь же поверхностны, как и либералы: их платформы, как игрушка Lego, складываются из незамысловатого перечня позиций (по абортам, стволовым клеткам, сексуальным меньшинствам и т. д.). Рассчитывать на то, что кто-либо из американских «деноминантов» концептуализирует понятия о добре и зле в систематизированной, исчерпывающей форме, не приходится: такие концепции в Америке неизбежно скатываются в маргинальную область, поскольку избиратель десятилетиями (точнее, множеством четырехлетий) отучен думать. Но Долан сойдет на роль Жириновского, как и его почти полный австралийский аналог Джордж Пелл.

Скола, Пелл и Долан будут столкнуты лбами. В Италии от этого выиграет амбициозный либерал Франческо Равази, известный своим оправданием Чарльза Дарвина. Другое дело, что Равази – совсем не харизматик, хотя и популист. Харизматики водятся в изобилии в Третьем мире. Именно их имена, буквально через несколько часов после отречения Бенедикта, начали популяризироваться всеми «топовыми» букмейкерскими фирмами Лондона.

Британская традиция, в отличие от испанской, в игровой форме воспроизводит не борьбу обобщенного человеческого воинственного добра с животным злом (коррида), а конкуренцию ловкачей, управляющих животным началом (ипподром). Авторы ставок на кардиналов-«лошадей» смотрят в зубы. Самые белоснежные зубы, по их представлению – конечно же, у африканцев. И для того есть целый ряд причин. Во-первых, афроамериканец-проповедник – всегда харизматик, он работает на стереотипах подсознания, а не сознания. Во-вторых, один подобный харизматик уже дважды выиграл высшее мировое ралли – президентский пост в США, и самый консервативный британский ум с этим, по геополитическому факту, смирился. В-третьих, среди афроамериканских кандидатов есть представитель той страны, которая дала миру самого влиятельного (из живущих на сегодняшний день) генсека ООН – государства Ганы, которое имеет весьма древнюю и специфическую историю. В-четвертых, нынешний стратегический альянс Вашингтона и Парижа, закономерно сложившийся с восхождением «француза» Джона Керри, делает Гану особым звеном глобальной теневой экономики, которая – в отличие от XIX века – сегодня диктует миру неписаные правила игры.

С точки зрения теневых соображений бывший колумбийский архиепископ, канадец Марк Уэлле, на первый взгляд, может считаться конкурентом, не будучи афроамериканцем. Но букмекеры знают заранее, на чем споткнется его лошадь: родной брат Уэлле осужден за двойное сексуальное преступление – причем именно за развращение малолетних. В тот момент, когда он будет лететь кувырком со своего коня, ему может прийти в голову задать мировому истэблишменту элементарный вопрос, которым никто не задается, а именно: каким образом то, что до 18 лет считается в этом истэблишменте грехом, после 18 лет автоматически превращается в добродетель? Но не в его позиции об этом говорить: затопчут полностью, до неузнаваемости.

Этот вопрос о «двойных сексуальных стандартах» должен был задать Папа Бенедикт XVI, и это был для него единственный способ заставить считаться с собой. Но он его не задал. Этот вопрос могли задать на мировом уровне иерархи Русской Православной Церкви. Но они разглядывали собственный синяк от Pussy Riot, когда собратьев по консервативным ценностям мочили, говоря по-английски, black and blue. И поэтому теперь им придется искать днем с огнем адекватных собратьев где-нибудь, но уже не в Ватикане.

В гонке «посеян» не один, а несколько афроамериканцев, но фаворит среди них очевиден – это ганский кардинал Питер (Пьер) Кодво Аппиа Турксон. Еще осенью 2009 года, после триумфальной поездки Обамы на Ближний Восток, он вслух задался вопросом (не случайно заданным услужливым корреспондентом): может ли следующим Папой стать представитель черной расы? И ответил положительно, сославшись не только на имя Обамы, но и на имя Кофи Аннана. А в 2011 году именно Турксона отправили в Кот Д’Ивуар уговаривать осажденного диктатора Лорана Гбагбо признать французские (и ООНовские) условия капитуляции.

С точки зрения букмейкеров и их консультантов, это будет золотой Папа. Даже можно сказать, алмазный. Мощь ганских семейств, построенная на работорговле, сольется воедино с геополитическим влиянием картеровской команды, к которой принадлежат Кофи Аннан, Лахдар Брахими, новый глава Пентагона Чак Хейгл, Михаил Горбачев и буддизированный ватиканский богослов Ханс Кюнг, который начал кампанию против Бенедикта с момента его избрания и заслужил специальной награды горбачевско-картеровского Будапештского клуба, где также состоит бывший специалист по языку дельфинов, а ныне наставник западных поп-звезд и московских профессоров на путь столь же немудрящего, зато гностического иудаизма Михаэль Лайтман.

Обязательно ли это означает, что «Петр Римский», предвосхищенный пророчеством Св. Малахией, будет последним на ватиканском Престоле? Вовсе не обязательно. Во-первых, стадом овец, которых, по Малахии, будет пасти Петр, католическая паства стала еще задолго до его избрания. Во-вторых, сам Престол может переехать в Гану, что ничуть не будет противоречить европейской Конституции, а имущество в Риме и других «городах на семи холмах» – в управление Трехсторонней комиссии. Конечно, не сразу же, а после итальянских выборов, где главной темой станет, естественно, педофилия Берлускони в одном флаконе с его ватиканскими связями. Рим уже стерпел памятник Иоанну Павлу зеленого цвета с профилем футбольного тренера и приставным ящичком-сумой, обгаживаемым голубями. Стерпел? Значит, и не то стерпит в процессе ритуального, деловитого, неспешного и беспощадного обесчещивания Европы.

А РКЦ никуда не денется – она станет, как и в США, одной из многих тысяч деноминаций без привилегий. Какая же именно Церковь является истинной церковью Христа, и какой Христос (по мнению самовоспроизведенных ессеев – «Зеленый», по версии южноафриканского епископа – Десмонда Туту – носителем философии убунту, а группа Femen у Собора Парижской Богоматери уточняет: In Gay We Trust) соответствует глобальной повестке дня, Всемирный совет церквей и Парламент мировых религий смогут решить без всякого, даже формального Третьего Ватиканского собора: предстоящие экспресс-выборы – вот эту руку сюда! делай вот так! – его вполне заменят. Здесь наши конспирологи правы: больше, чем Ватикан уже сдал, он сдать уже не сможет. Они не исчезнут. Они будут прыгать голыми с отверстиями в носу.

Сопротивление материала

Должен признаться, что я ошибся во многих героях своих предыдущих статей, а других, наоборот, переоценил. Действительность поступила с этими героями не так, как я ожидал – по другой логике. Говорят, что отрицательный результат в науке тоже результат. Еще более известно – будь то из физики или политики – что на каждое действие находится противодействие.

Опровержение святого Малахии

История – точная наука о процессах, изгибы которых трудно точно предсказать: во-первых, в них действуют живые люди, которые вдохновляются и разочаровываются, угадывают конъюнктуру или просчитываются, подчиняются или сопротивляются. Это касается и отдельных ответственных лиц, и сообществ.

Недавно блогер-исследователь Уэйн Мэдсен написал, что дискредитацией Католической церкви занимался глава Информационного управления Белого Дома Кесс Санстайн. Это в самом деле способный специалист-психолог, специально занимавшийся исследованием конспирологического мышления – и в частности, способов внедрения в массовое сознание заведомо ложных панических слухов.

Кесс Санстайн работал в Белом Доме вместе со своей третьей супругой Самантой Пауэр. В предвыборную пору 2008 года Саманте прочили головокружительную карьеру. Но она, живой и порывистый (в противоположность супругу) человек, по неосторожности вслух назвала Хиллари Клинтон «монстром». Она не знала, что из соперницы Обамы Хиллари станет союзницей и госсекретарем на первом сроке. Просчиталась.

Супруги неверно сориентировались и в 2012 году: не подружились вовремя с Джоном Керри, хотя Кесс был хорошо знаком с авторитетным деятелем из его alma mater Йельского университета, Джеком Балкином, который свое собственное воздействие на умы характеризует словом «балкинизация». Просчитался.

И поэтому, хотелось Кессу или не хотелось, а в августе 2012 года ему пришлось уволиться: в Белом Доме на его место пригласили молодого перспективного йельца Бориса Берштейна (не путать с Бирштейном). А 4 февраля 2013 года из Белого Дома ушла и Саманта Пауэр. И сколь бы способным специалистом по воздействию на массовое сознание ни был Кен Санстайн, ему не суждено было пожинать лавры в связи с досрочным отречением Бенедикта XVI. И коллегам Кесса, в частности Лоренсу Лессигу, не довелось отпраздновать этот успех – поскольку он не состоялся.

Можно рассуждать в сослагательном наклонении о том, удалось бы или не удалось возвести на папский престол Питера Турксона из Республики Гана, останься Кесс при своей должности. Может, ему удалось бы в последний момент изобрести какую-то особо изощренную спецоперацию: скажем, у некоей римской сауны отвалилась бы стена, и из нее начали бы вываливаться кардиналы, как бабушки из окон в прозе Хармса. Прямо в камеры CNN и телеканала «Россия-24», сильно интересовавшегося сауной со слов римского разоблачителя Марко Полити.

Ведь нельзя сказать, что Полити не старался; нельзя сказать, что профессор-расстрига Ханс Кюнг, нынешний собрат Михаила Горбачева по Будапештскому клубу, мало внушал на страницах New York Times, что Католической церкви надо сменить и доктрину, и папский возраст, и местопребывание – отчего бы, в самом деле, не переселиться в Гану или на Гондурас, уступив хоромы пантеистам? Нельзя сказать, что Питера Турксона мало пропагандировали, в том числе на плакатах на улицах Рима и на богослужениях в самых древних (раннехристианских) храмах.

Но, во-первых, даже в пропаганде есть такой феномен, как избыточное старание, приводящее к непредусмотренному результату, что описано в рассказе Чехова «Пересолил». Во-вторых, такое понятие, как критическая масса, тоже существует не только в химии. И наконец, историкам очень часто приходится иметь дело с таким феноменом из естественных наук, как сопротивление материала.

Кардиналов изобличали не один год и задолго до Обамы с Санстейном: началась кампания еще в конце 1990-х, при Иоанне Павле. Поэтому Санстейн и сравнивал готовившуюся «ватиканскую весну» с «арабской»: транснациональная кампания была поэтапной, дифференцированной и многосторонней, с разделением труда и адаптацией к этническим, возрастным и гендерным группам. Как и в прочих экспериментах, сообщества и группы исследовались на пристрастия, на предрассудки, на реакцию, пробовались на сжатие, разрыв, взаимное столкновение. И информационных данных для этого было более чем достаточно. И уже перед предшествующим конклавом (2005 года) главными сторонами цивилизационного противоборства за папский престол называли итальянцев и латиноамериканцев. На этом столкновении, как казалось, и выиграл тогда Йозеф Ратцингер. Тот же спор культур и континентов был очевиден и теперь – и поэтому букмекерская компания Unibet пиарила одного реформатора – Турксона, а следом – двух консерваторов, соответственно итальянского (Анджело Сколу) и бразильского (Одило Шерера): им давали аванс, чтобы они столкнулись в пользу третьей, «реформаторской» фигуры.

В католическом духовенстве было заметно и прорывалось на поверхность и противостояние Opus Dei, которому покровительствовал Иоанн Павел и вслед за ним Бенедикт, и Общество Иисуса, отодвинутое Opus от ведущей роли. Игра на этой ревности создала феномен Карло-Марии Мартини, иезуита-реформатора, выпившего немало бенедиктовой крови. С ним режиссеры пересолили: слишком проникшись «реформаторством», он отказался лечиться от рака и умер, как буддист Стив Джобс, не дождавшись, когда Бенедикта будут окончательно «валить», а соответствующего дублера выращено не было. Это был просчет.

Наконец, в лице кардинала Тарчизио Бертоне остракизму подвергалось Общество Святого Франциска Сальского, являющееся не орденом, а околоцерковной ассоциацией. Кардиналу, отвечавшему за хозяйство Ватикана, вменялось создание «салезианской мафии» – она же лигурийская по территориальному происхождению. Салезианцы активнее всего работали с молодежью – убрав это препятствие, режиссеры открывали дорогу харизматикам. Однако эта популярная ассоциация была не единственной: не меньшее влияние получили «Общность и освобождение» (джуссанианцы) и фоколяры. Этим феноменом режиссеры также пренебрегли. Это был еще один просчет.

Медиа-аудитории систематически внушалось, что католические храмы опустели, поскольку система ценностей, отстаиваемая традиционным католицизмом, устарела. Подобная агитация влияет на электорат политических партий. Паства – материал иного свойства: во-первых, она не разочаровывается по команде, на второсигнальном уровне, поскольку ее ценностные установки имеют историю воспитания; во-вторых, сами агитаторы, не являясь для нее авторитетами, только подстегивают сопротивление, когда покушаются на общий, а не индивидуальный внутренний мир. Член общины – не то же самое, что член «Единой России» или привычный «голосователь» за Демократическую партию США.

Пропагандистский образ заскорузлого, косного, обструкционистского сообщества разошелся с реальностью не только на уровне массы. Курия, вопреки почтенному среднему возрасту, обладала стратегическим мышлением. Теория вброса правдоподобной, но утрированной версии, разработанная Кеном Санстайном, обернулась против самих режиссеров. Уже во время голосования лондонская газета Telegraph дезинформировала общественность: утверждалось, что консервативные силы сплотились вокруг Одило Шерера, а Анджело Скола якобы утратил влияние. Между тем именно Скола продвигал аргентинца Хорхе Мария Бергольо. Не по этническому и не по орденскому принципу, а по многолетним братским связям в «Общности и освобождении» (Comunione e liberazione). Основатель этой ассоциации, Луиджи Джуссани, был равно авторитетной фигурой для Ратцингера и Бергольо: благодаря ему оба осознали, что Второй Ватиканский собор (1962–1965) с его смыслоразрушающими реформами был ни чем иным, как предисловием к так называемой молодежной революции 1968 года.

Почему консервативная Telegraph взяла на себя функцию «анти-Санстайна»? Для этого был резон. Когда режиссеры ради сокращения доли консерваторов в конклаве оперативно оклеветали ирландского кардинала Майкла О’Брайана, католики Британских островов остались без единого голоса в собрании. Да, Британия была родоначальницей букмейкинга, как и ипподрома. Но Британия не менее склонна к сбережению традиций, а кроме того, и в спорте очень значима не только командная, но и национальная честь. Изгнание О’Брайана было еще одним просчетом.

Избрание Бергольо оставило режиссеров без оружия. Он иезуит, но друг Ратцингера; он латиноамериканец, но не теолиберал; он консерватор, но не догматик; он этнический итальянец, но чужд римскому снобизму; он аскет, но привержен той ассоциации, которая изначально служила самым мощным «полком» Сильвио Берлускони. Выбор сделан так, что интриганам не за что уцепиться: ведущий орден сменился, а преемственность сохранилась; коррупционный имидж разрушен, а дворцы – на месте, и небрежение искусом оттого лишь больше заметно. Возраст? Мантра «омоложения» озвучивалась светскими критиками постоянно – но разве отец, не воспитавший сыновей, авторитетнее «молодого специалиста»? Кстати, в запасе у конклава был кардинал почти вдвое моложе – но столь же последовательный консерватор. Филиппинец Луис Антония Тагле останется в резерве – иезуитском в том числе.

Юджин Волох, ближайший коллега Кесса Санстайна, за несколько дней до конклава признал поражение, просчитав, по крайней мере, что «школа Сколы» одержит верх. Веб-ресурсы «учителей демократии» расписались в лояльности папе Франциску, оставив Барака Обаму наедине с провалившимся «черным Петром». Предсказание Святого Малахии не сбылось: ошибаются не только политологи, но и святые.

Неделей ранее родной брат Обамы проиграл на местных выборах в родной Кении. В этой стране 4 марта реформаторы тоже проиграли, казалось бы, верную игру. Там тоже сыграло роль сопротивление материала: президентские выборы католик-националист Ухуру Кениатта выиграл у евангелиста-глобалиста Райлы Одинга, и не помогли ни приговор Кениатте от Международного уголовного суда, ни поддержка Одинги от Джефри Сакса и Кофи Аннана.

Братья-мусульмане тоже не сдаются

В одной из самых популярных книг моего детства «Приключениях капитана Врунгеля» упоминался некий диктатор, любивший высоко поднимать ногу на параде, которого так вверх ногами и повесили. Речь шла, как догадывались (при тогдашнем уровне образования) юные читатели, о Бенито Муссолини, но сегодняшний день навевает более свежие ассоциации.

«Ватиканская весна» была слишком высоким задиранием ноги для Барака Обамы. Еще один просчет Белого Дома состоял в том, что послевыборная ротация кадров, да еще совпавшая с дебатами вокруг секвестра, не добавляла ни «очков» самому Обаме, ни эффективности его внешнеполитическому аппарату.

Трио Джо Байдена, Джона Керри и Чака Хейгла должно было триумфально выйти на мировую сцену, придав вынужденным мерам бюджетных сокращений флер благосклонного миротворчества, камуфлирующий продолжение прежней политики несколько иным, менее затратным набором средств. Первым провалился Байден: секвестр по демократическому сценарию не прошел. Номинанту на пост главы Пентагона пришлось утверждаться дважды; как всегда бывает в таких случаях, в промежутке к номинанту пришли поторговаться внешнеполитически заинтересованные лица. Здесь можно верить армянскому радио: это было турецкое лобби, стремившееся уравновесить заведомую внешнеполитическую предвзятость как Керри, так и его преемника на посту главы сенатского комитета по международным отношениям Роберта Менендеса.

В свою очередь, новый госсекретарь должен был продемонстрировать дипломатический класс в ходе своего турне по Европе и Ближнему Востоку. Ожидалось: вразумление Англии, возвышение Франции и унижение Германии; оперативное решение сирийской проблемы; обезоруживание Ирана улыбкой, а Турции пренебрежительной гримасой; зажигание второй фазы «египетской весны» в пользу пантеиста эль-Барадеи.

Что из этого получилось? Практически ничего. Был ли этот провал запрограммирован? И да, и нет. Да – потому что можно было легко предвидеть реакцию Ирана на военно-морские учения арабских стран в Персидском заливе. Нет – потому что та же Telegraph решила разоблачить иранские атомные приготовления в Араке совсем не к месту: специально так, чтобы на встрече в Алма-Ате иранская сторона не пошла ни на одну уступку.

Опять же можно было несложно предвидеть, что на очередной встрече «Друзей Сирии» катарское лобби может устроить саботаж франко-саудовскому. Но сюрпризы преподнесла опять же пресса, причем не только правая французская, но и левая американская. Как раз в тот момент, когда скоро слепленная «национальная коалиция» сирийской оппозиции должна была сформировать правительство, сразу несколько мэйнстримных СМИ «засветили» франко-саудовскую подготовку боевиков при американской поддержке, которую сирийские бригадиры совсем не обязательно стремились афишировать перед своими радикальными рекрутами.

В этом «вредительстве», к которому подключилась и New York Times, была несомненная логика. Французский поход в Мали оказался совсем не триумфальным: попытка восстановить контроль над «сахарским маршрутом» контрабанды привела к тому, что теневики оперативно освоили новые пути – через бывшую португальскую и британскую Африку с выходом в Ливию. Президент Франсуа Олланд нервничал и искал поддержки не только от ООН, но и от Москвы, и так в ней нуждался, что вопреки наставлениям НПО не стал позировать в России с оппозицией. Его возвращение из Москвы ни с чем было отмечено рекордом непопулярности в опросах. В это время сирийские вояки рассорились окончательно, и несчастный Олланд стал молить о содействии уже на брюссельской сцене. А в это время Николя Саркози засобирался обратно в политику, для чего объявил о создании фонда – как оказалось, на деньги Катара.

Египет, казалось, был унижен дальше некуда. Но это унижение дало неожиданные эффекты. Например, заточенный в тюрьму экс-президент Мубарак, доселе не жалевший бранных слов для «Братьев-мусульман», призвал египтян сплотиться вокруг президента Мурси. А на уличных митингах рядом с либеральными лозунгами вдруг возникли портреты действующего министра обороны Абдулфаттаха Сиси – тоже из «Братьев». Тот материал, к которому, казалось, нашли беспроигрышный ключик, перестал лепиться по заказу.

Утверждение Чака Хейгла в должности главы Пентагона сопровождалось знаковыми жестами: Генри Киссинджер, Джордж Шульц, Уильям Перри и Сэм Нанн выступили со статьей о новых горизонтах денуклеаризации. Идеологи «концепции глобального нуля» (речь идет о полном отказе от ядерного оружия) предложили начать с того, чтобы «взять ядерные материалы под надежную охрану». Одновременно известный чернокожий баскетболист отправился в Пхеньян в роли «Голубя мира», и это после очередного подземного ядерного испытания.

Ссора между двумя Кореями возникла как бы сама собой. Началось с того, что в СБ ООН к торговым санкциям в отношении страны добавили финансовые санкции в адрес конкретных лиц. И тут же выяснилось, что некая группа спецов, собранная «задолго до и независимо от» Чака Хейгла, готовила подколотый-подшитый материал о личных денежных вкладах Ким Чен Ына. И не в Америке и не на Кипре, а в Китае. С этого момента Ким Чен Ын больше заезжим спортсменам не улыбался, а вместо этого объявил недействующим мирное соглашение с южанами от 1953 (!) года.

На это саботаж «голубиных» инициатив не закончился. Когда Хейгл прибыл в Афганистан – впервые в статусе министра – ему преподнесли сюрприз в виде взрыва в центре Кабула. Пресс-секретарь Талибана Забиулла Муджахид специально пояснил, что его исламское движение специально решило продемонстрировать свою способность бросать вызов американцам. Это был тот же самый Забиулла Моджахид, который месяцем ранее по-деловому рапортовал о начале диалога талибов с американцами в Дохе. Иными словами, для него Хейгл (и его предложения, как-то распределение власти между множеством партий и группировок) – это одна Америка, а сотрудники филиала RAND Corporation в Катаре – это другая Америка.

Генерал Джеймс Маттис, покидающий пост главы CENTROCOM, предложил не торопиться с выводом контингента из Афганистана. И одновременно забил тревогу о том, что санкции в отношении Ирана не действуют.

Сдвоенный истерический приступ, случившийся с генералом Маттисом, удивительно совпал с двумя событиями – публикацией Telegraph с фотографиями иранского объекта в Араке, над которым – о ужас! – поднимается белый дым (значит, там что-то охлаждается, значит (??) – в стране производится плутоний, и с формированием правящей коалиции Израиля. Деланную историку можно было отложить до лета, но, во-первых, голос уходящего чиновника всегда звучит громче, чем голос отставника, во-вторых, если бы израильских выборов не было, то их бы следовало придумать как идеальную площадку для оптовой торговли страхом.

«Ястребы» ловят волну

Джон Керри поначалу собирался включить Израиль в свое турне, но затем передумал. Во-первых, срок путешествия был сокращен из-за визита в Вашингтон японской правительственной делегации. Во-вторых, спустя месяц в Иерусалим так или иначе собирался Барак Обама. В-третьих, Ицхак Молхо, помощник израильского премьера Биньямина Нетаниягу, слишком бесцеремонно, как ему показалось, «качал права» в Вашингтоне.

Керри отправился в Лондон, где иностранный секретарь Хейг пообещал форсировать снятие эмбарго с поставки оружия в Сирию. Следующей станцией был Берлин, где по плану состоялась встреча с Сергеем Лавровым. Назначение этой встречи оказалось просчетом нового госсекретаря. Пока он курсировал далее между Парижем, Стамбулом и Каиром, по мировой прессе разошелся слух о готовящейся сделке с радикальным исламом, которую якобы готовит демократическая администрация США чуть ли не в сговоре с Москвой. А именно: Сирия делится на два государства, из которых одно, суннитское, управляется отпетыми головорезами из «Фронта Ан-Нусра». Портал Института исследования войны, обслуживавший Дэвида Петреуса, опубликовал портретную галерею этих головорезов во главе с предводителем «военного совета» Саламом Идрисом. Именно после этого и возникло «недержание» одновременно у правой французской прессы и левой американской – на тему Иордании, где с легкой руки Обамы и тренируются вышеназванные головорезы.

После чего израильский премьер Нетаниягу по секрету всему свету посетил столицу Иордании, а в Вашингтон в это время, как бы с прощальным визитом, прилетел министр обороны в уходящем израильском правительстве Эхуд Барак. А 4 марта в Вашингтоне как раз открывалась очередная конференция американо-израильского комитета по общественным связям (AIPAC) – самой крупной и многочисленной лоббистской структуры. К этому времени завершилась алма-атинская встреча «шестерки» с Ираном, на которой «шестерка» по-голубиному обещала разрешить Тегерану обогащение урана до 20 процентов и покупку золота, а от Ирана не получила в ответ никаких шагов навстречу. Вернувшись в Штаты, новоиспеченный госсекретарь созерцал идиллическое единство своего соратника Байдена с Бараком на трибуне лоббистского мероприятия; оба угрожали Ирану «силовым решением».