Текст книги "Традиционный жизненный цикл русских Водлозерья: обряды, обычаи и конфликты"

О женщине на последних сроках беременности говорили, что она «последнее время» ходит (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 490, л. 61). За день или два до родов у беременной начинали сильно болеть спина и живот. В наши дни при появлении этих признаков беременную срочно везут в роддом в Пудож.

В старину женщин от работ не освобождали даже на поздних сроках беременности. Старухи и сейчас считают, что работа по дому полезна для роженицы, что благодаря посильному труду вплоть до самих родов «рожать будет легче». Современную практику, когда рожениц освобождают даже от самых легких дел, они считают неправильной. Однако порицают и старинную практику, при которой прежде временные роды «с натуги» (от тяжелой работы) были делом самым заурядным. Времени на подготовку к родам в таких случаях не оставалось. Рожали, бывало, в поле на жатве, а иногда и в дороге. При родах в дороге помощь роженице («родихе») случалось оказывать и попутчику-мужчине. Пуповину перерезали серпом или топором, а иногда перегрызали зубами (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 165). Никаких обрядов при преждевременных скоротечных родах не исполнялось. Ребенка заворачивали в материю (обычно в материнский фартук или в подол сарафана), чтобы не замерз, и старались быстрее доставить домой.

Когда было время подготовиться к родам, то рожали там, где мужчины не могли присутствовать. Если роды принимали в доме, роженицу отводили в голбец («прилуб»), где имелось пространство между печью и стеной избы, которое легко было отгородить занавеской. Мужчин на время родов просили выйти из избы, а если в доме были гости или же семья была большой, то уходили рожать в хлев. Часто в Водлозерье, как это нередко было принято в вепсских краях (Винокурова, 2003, с. 408), роженица уединялась для родов в подполье. Причем спускалась в подполье только она, а помощник (иногда это бывал мужчина[32]32
  Одна из наших информанток родила в подполье тройню. Свекор, который наверху принимал детей, начал выражать свое нетерпение уже после того, как ему пришлось принять и положить на шесток печи второго ребенка.


[Закрыть]) оставался наверху (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 627, л. 16; д. 628, л. 81). Подполье и хлев у водлозеров считались «женским» пространством, в котором главенствуют женские духи-хозяева. Верили, что в женском пространстве женщине родить легче, чем в доме (То же). Наименее пригодным помещением для родов в старину считалась баня. В бане роженице обязательно должна была помогать повитуха, поскольку люди боялись, что банные духи-хозяева могут подменить младенца и подсунуть людям «обмененыша» (см. 3-ю часть раздела 3 главы 6). В одиночку в баню водлозерские женщины ходить рожать не решались (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 165). Рожать на кровати или на печи было не принято. Почему не разрешалось рожать на кровати, мы объяснений не получили, кроме самого тривиального, что это «грешно». Роды же на печи, как автору объяснили, оскорбляли «печку-матушку».

В старину женщина, особенно рожавшая не первый раз, вполне могла родить самостоятельно. Но чаще роженице при родах помогала опытная свекровь или деревенская повитуха. По сведениям И. И. Набоковой, при принятии первых родов на Водлозере также старались заручиться помощью «знающих» – колдунов, ведунов, знахарок (Набокова, 2009, с. 119). Роженица, почувствовав предродовые схватки, обычно просила свекровь прийти и проведать ее на место родов. От прочих членов семьи, а тем более от чужих факт родов скрывали. Одна из наших информанток вспомнила, что своего первенца она родила в светелке стоя, не дождавшись, когда из их дома уйдет болтливая соседка (Там же, д. 490, л. 62). Впрочем, стоя водлозерские женщины рожали не только в экстремальных случаях. Стоя рожать даже считалось легче (если при этом еще и ухватиться рукой за печной столб), чем на корточках или лежа на спине (АНПВ, № 2/73, л. 15). Уходя рожать из дома, роженица с собой брала связку соломы, кусок полотна, старую хорошо постиранную рубашку отца, спряденную из шерсти или льна нитку (с 1920-х гг. – нитку фабричного изготовления), а также ножницы. Присутствие свекрови или повитухи гарантировало соблюдение родильных традиций и обычаев. Отказать в помощи при родах, согласно обычаю, повитуха не имела права никому. На Водлозере существует быличка о том, что повитуха не отказала в помощи при родах даже «лесной хозяйке» (Кузнецова, 1997, с. 43–44). Впрочем, помогать духам-хозяевам природных стихий или домовым духам при родах, как считалось в Водлозерье, обязан был и любой другой человек. Е. А. Цветкова записала даже способ, которым люди должны были облегчить роды домовой хозяйки: «Надо открыть подполье, посыпать ломтик хлеба солью и положить ломоть наиспашку в подполье[33]33
  На третью ступеньку.


[Закрыть], когда она (там от родовых болей – прим. автора) плачет» (АНПВ, № 1/85, л. 15). Повитухе запрещалось ходить принимать новые роды, пока не пройдут три дня, чтобы завершить цикл, связанный с принятием предыдущего новорожденного и заговариванием его послеродовых болезней.

В 1930–1950-е гг., пока женщины продолжали рожать в домашних условиях, сильную конкуренцию всем деревенским повитухам составлял местный фельдшер Николай Ильич Гоголев. Именно его вызывали на все самые трудные роды и послеродовые осложнения. Гоголев в деревенских условиях производил все хирургические операции. Многие из ныне здравствующих старух на Водлозере считают, что своею жизнью и жизнью детей они обязаны этому фельдшеру. Про него вспоминают так: «Если Гоголеву “дачку” дать (пирогов напечь, меди в карман отсыпать), так он и мертвого оживит» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 626, л. 2; д. 628, л. 16–17).

Рожали в старину в рубашке. Перед родами распускали волосы, развязывали или расстегивали у рубашки ворот. Предполагалось, что эти действия, согласно магии уподобления, устранят все препоны для продвижения плода, откроют ему прямой путь в мир Божий, устранят возможность перехлестывания пуповиной шеи ребенка. Отсутствие пояса и простоволосость в русской традиции считаются признаками «нечеловека» (Мазалова, 1994, с. 33). На этом основывается несколько более спорный вывод отечественных этнографов, что роженица во время родов находится в состоянии «временной смерти», отправляется в «мир иной» за ребенком (Новик, 1984, с. 165). Спорность этого вывода заключается в том, что помощники роженицы, которые, безусловно, принадлежали «этому миру», со своей одеждой поступали точно так же, как роженица. Им полагалось сверх того развязать все иные завязки на своей одежде, расстегнуть все пуговицы, петельки и крючки. В наши дни, когда роды происходят в роддомах, пожилые санитарки под медицинскими халатами расстегивают пуговицы, включая пуговицы бюстгальтера (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 166). Если Е. С. Новик права, то помощников роженицы тоже надо признать «посланниками в мир иной».

До настоящего времени некоторые водлозерские женщины по старинке для облегчения родов, отправляясь рожать, обвязывают себе живот шерстяной ниткой (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 31). Видимо, надеются, что, согласно магии уподобления, роды пройдут так же легко, как у овцы. При отправлении роженицы в роддом старухи крестят отъезжающую машину и шепчут: «Господи, Микола Милостивый, помоги (имярек) распростаться по-хорошему» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 621, л. 14).

Иногда роды происходили непросто. В таких случаях обязательно вызывали повитуху, которая произносила заговоры на облегчение родов. Заговор был обращен обычно к Николаю Угоднику или Козьме и Дамиану, которые считались среди крестьян «скорыми помощниками»: «Господи, Никола Милостивый, Козьма и Дамиан святые бессребреники, скорые помощники, пособите и помогите, распростайте с Богом роженицу, выпустите ребенка, безвинную душу на белый свет» (АНПВ, № 2/77, л. 7). Заговор мог быть и таким: «Иисус Христос многомилостивый и Спас Батюшко многомилостивый, распростайте рабу Божью (имярек) подобру, поздорову[34]34
  Заметим, что очень похожие слова, обращенные к тем же самым святым, знающие женщины произносили в случаях упорных запоров в туалете, чтобы сходить по-большому.


[Закрыть]» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 105). Приведем здесь и заговор, который был записан в Куганаволоке И. И. Набоковой со слов Т. И. Елисеевой: «По пути, по дороге шел святой <?…>, припал к земле ухом, послушал брюхом, услышал жену трудящуюся. Распластай душу грешную, вынь душу безгрешную. Тьфу, тьфу, аминь» (Набокова, 2009, с. 119).

Если воды отошли, а ребенок не родился, то обычную воду трижды проливали через ручку двери из чашки в чашку и прыскали водой из своего рта в лицо роженице. Для этого действа могли позвать прохожую женщину. Сделать это она должна была, по возможности, неожиданно (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 165). Видимо, здесь также ориентировались на магию уподобления «прохожий человек» – «проходящие роды». Впрочем, случайный прохожий в русских поверьях воспринимался в качестве «посланника Божьего». Одним из популярных средств облегчения родов в Водлозерье был хлебец-«четвережник», который пекли на Великий четверг для обряда выпуска коров на летние пастбища. Хлебец брали у себя дома или выпрашивали у соседей, давали съесть роженице, не размачивая (Там же, д. 490, л. 60). Вероятно, и здесь надеялись на магию уподобления: «выпускать коров подобру, по-здорову» – «выпустить подобру, поздорову младенца из чрева матери». При трудных родах, а также в случаях, когда ребенок погибал в чреве, роженицу заставляли стучать тыльной стороной ладони по русской печи и приговаривать: «Я, раба Божья (имярек), иду класть не кирпичи, а печь калачи» (Там же, д. 628, л. 105). Здесь мы имеем дело с широко распространенным у славян уподоблением родов выпеканию хлеба (Байбурин, 1993, с. 53–54).

Отдельные способы облегчения родов могли быть вредными и опасными для здоровья роженицы и не родившегося еще ребенка. Например, в Пильмасозере и Келкозере роженицу приподнимали на веревке, перекинутой через воронец. Считалось, что это поможет, поскольку веревка сильно нажмет на живот роженицы (АНПВ, № 2/73, л. 15). По сведениям В. Н. Харузиной, в 1870-х гг. при трудных родах иногда на помощь роженице звали ее мужа. «Помощь» заключалась в том, что он поил жену водой из правого сапога, собственноручно развязывал затянутый на ней другими женщинами пояс, упираясь своим коленом роженице в спину и одновременно притягива я ее за плечи к себе руками (Харузина, 1906, с. 89).

В первые часы после родов в помощи и уходе нуждались и новорожденный (см. главу 2), и роженица. Помощь роженице оказывалась на месте родов, если там было достаточно тепло. Но чаще ее вели в баню. Бань даже в начале XX в. было не так уж много, поэтому нередко приходилось обращаться к соседям с просьбой разрешить протопить баню. В этом не отказывали, даже если баня была единственной на всю деревню и кто-то в ней уже собирался мыться (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 16). Баня для роженицы была не только санитарно-гигиеническим средством, но и магическим локусом, в котором женщину «очищали» от послеродовой «нечистоты».

Прежде чем приступить к оказанию помощи роженице, знахарка обычно обращалась с молитвой к Богородице: «Матушка, Пресвятая Богородица, пособи, помоги рабе божьей бабке (имярек) рабу Божью родиху (имярек) намыть, напарить, кости и суставы сложить. Сойдитесь, кости могучие, суставы человеческие, по-старому, по-прежнему. Во веки веков, аминь!» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 32, д. 17, л. 16). Иногда в бане произносились заговоры, в которых банных хозяев просили вернуть здоровье матери (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 16). Первоочередной задачей для повитухи или знахарки было остановить послеродовое кровотечение у роженицы. Для этого обычно пользовались заговорами и магическими приемами. Например, муж или свекор по просьбе знахарки либо повитухи выводил на огород и крепко привязывал к ограде барана. Знахарка проникновенно, с чувством повторяла слова заговора над роженицей: «Баран идет – и кровь идет, баран стоит – и кровь стоит» (Там же, д. 628, л. 27, 39). Известен в Водлозерье был также заговор, сопровождаемый привязыванием к забору собаки: «Иде(т) старуха стара, веде(т) на шелковом поводке собаку. Старуха встала, собака встала – кровь идти у рабы Божьей (имярек) перестала» (Там же, д. 628, л. 72). Применялся, как и повсеместно в Обонежье, заговор, в котором фигурировали «старый человек» и его конь: «Едет человек старь, под ним конь карь, кровь – не кань» (То же). Этот заговор сопровождался часто тем, что в поле за деревню отряжался старик на лошади, который сидел на животном верхом, придерживаясь левой рукой за изгородь, пока кровотечение не удавалось остановить. Как видим, основную магическую нагрузку в этих действах и заговорах несло уподобление «старого», «неподвижного» остановке крови, возвращения к прежнему («старому») состоянию.

В завуалированном виде эта же идея прослеживается и в водлозерском способе остановки кровотечения при помощи прикладывания к его источнику гладко обточенного озерной волной камня-голыша. Действо сопровождали слова: «Как у этого каменя нет никакой щербы, так бы у рабы Божьей (имярек) не текла бы кровь, не было б никакой щербы и щипоты» (АНПВ, № 2/77, л. 7). В заговоре в качестве символа неподвижности выступал камень, дополненный символикой «неразрушимости», «целостности». В качестве магического камня, останавливающего кровотечение, применялись и шлифованные сланцевые долота неолитического населения края, известные в Олонецкой губернии под названием «громовых стрел». Традиция использовать в лечебных целях массивные шлифованные орудия древнего человека была широко распространена по всей Карелии (Никольская, Сурхаско, 1994, с. 113–114). Поляков ошибочно полагал, что водлозерам об этом ничего не известно (Поляков, 1991, с. 177). Реальными кровеостанавливающими свойствами обладали травы, которые применялись повитухами. Но этот вопрос на водлозерских материалах остается не исследованным.

Помощь роженице в бане оказывалась не только для остановки кровотечения, но и для того, чтобы «поднять золотник», т. е. поставить на место матку. Делалось это посредством массажа и тугой перевязки полотенцем живота роженицы. Кроме того, знахарка или повитуха обязательно заговаривала мать от мастита («грудника»), тыкая комлем веника в матицу на потолке бани. Считалось, что если этого не сделать, мастит обязательно проявит себя, ребенок не будет сосать грудь, а мать тяжело заболеет и, возможно, умрет (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 196). В бане обязательно производилась процедура парения веником. Веник после этого всегда сохраняли. В народных верованиях он наделялся многими мистического характера свойствами (см. раздел 4 главы 2).

Таким образом, первая баня в послеродовой период для роженицы становилась наиболее значимой, как в практическом, так и в магическом отношении. Помывка роженицы в бане означала очищение не только от крови, пролитой при родах, но и от ритуальной послеродовой нечистоты. В Водлозерье говорили: «Мать и младенец – они как бы нечистые в доме» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 168). Нечистота эта считалась настолько существенной, что до прохождения очищения в трех послеродовых банях не допускали до приготовления мясной пищи и выпекания хлеба, который именовался водлозерами не иначе, как «дар Божий» (АНПВ, № 2/75, л. 1). Между первым и вторым, а также вторым и третьим посещениями роженицей бани должны были пройти сутки.

На утро второго дня после родов приходился взаимный обмен подарками в семье по случаю рождения ребенка. При первых родах мать дарила свекрови сорочку с вышитым подолом или вышитый подол к сорочке (НАКНЦ, ф. 1, оп. 50, д. 1135, л. 7), «чтобы свекровь ребенка любила». При последующих родах подарок свекрови ограничивался одним вышитым полотенцем. Свекру при рождении первенца доставалось вышитое полотенце или материал на рубашку из запасов приданого, при последующих рождениях – вышитый кисет для табака. За рождение первенца свекор со свекровью также дарили роженице подарки. Свекор – покупной платок, свекровь – домотканой материи для пошива детской одежды, продуктов для приготовления угощения подружкам, а муж давал немного денег (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 174–175). Золовки и деверья могли и вовсе ничего не дарить. Обмен подарками закреплял новое социальное положение в семье роженицы, впервые благополучно разрешившейся от бремени. Мать, родившая первенца, теряла прежний статус молодухи, переходила в разряд полноправной сельской женщины – «бабы». С рождением каждого нового ребенка ее положение в семье в качестве полноправного члена укреплялось.

При рождении девочки мать обязательно откладывала полотенце с вышитыми концами, чтобы сделать початок приданому дочери. Отдельные этнографы утверждают, что полотенце, предназначенное для использования в родильной обрядности и лечении детей, непременно несло на себе вышивку с магической символикой лягушки/жабы, уподобляемой матке роженицы (Баранов, Мадлевская, 1999; Баранов, 2000, с. 45–49). Водлозерские старухи подтверждают, что такого рода вышивку желательно, хотя и не обязательно было иметь на полотенцах, использующихся в лечебной магии при исцелении младенцев (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 627, л. 6–7).

После полудня второго дня после родов к молодой матери, чтобы поздравить ее с рождением первенца, шли девушки и женщины деревни. Получив известие, навестить роженицу приходили также и женщины из числа близко проживающей родни. По сути, это были «родины», хотя сам этот термин в Водлозерье отсутствовал. О таком традиционном для деревни мероприятии говорили описательно – «проведать роженицу» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 176). Из-за представлений о зараженности послеродовой нечистотой роженица к приготовлению пищи в русской печи в старину не допускалась. Она для гос тей только кипятила чайник. Всю необходимую для угощения выпечку приносили с собой те, кто ее навещал. Роженицу гости поздравляли с удачными родами и дарили подарки, которые могли пригодиться ребенку. Обычно это были подержанные детские рубашки, распашонки, материал на пеленки и т. п. Помощь одеждой новорожденному особенно была важна при первом рождении в малой семье, поскольку заранее готовить одежду для не родившегося ребенка запрещала традиция. Считалось, что в этом случае новорожденный умрет. Гости на принесенную с собой выпечку особо не налегали, только пробовали. По обычаю, все, что оставалось на столе, принадлежало только роженице на поддержание ее сил после родов. Свекровь не имела права отнести дары в кладовку, чтобы потом накормить семью. Она ждала, пока из подношений соседок и родственниц роженица возьмет себе, что захочет, и унесет за занавеску у печи, и только после этого убирала со стола. Проведение торжества девушками и женщинами деревни по случаю первого успешного разрешения роженицы от бремени было подтверждением ее нового статуса в семье и общине.

«Переходность» состояния роженицы, связанного с ритуальной нечистотой, после очистительных обрядов второй и третьей послеродовых бань преодолевалась лишь частично. В семье роженица получала право снова готовить пищу (кроме мясных блюд), выполнять все крестьянские работы. За обеденный стол в доме, в церковь или часовню ее пока не допускали. Даже в своем доме ей запрещалось прикасаться к иконам. Окончательно от послеродовой нечистоты женщина считалась очищенной лишь в день крещения ребенка, когда батюшка прочитывал над ней очистительную молитву.

Покинув после рождения первого ребенка социально-возрастную категорию молодых, супруги переставали по воскресеньям ходить на молодежные бесёды. Женщине надо было сидеть с ребенком, а мужу без жены в обществе молодых парней и девушек появляться не дозволяли традиционные правила поведения. Рождение первого ребенка сразу же отражалось в правилах ношения одежды в быту. Парадный наряд женщине полагалось носить только в те дни, в которые в деревне устраивался праздник с приемом гостей и гуляниями. Если брак оказывался бездетным, категорию молодоженов семейная пара все равно покидала через полтора года после свадьбы. В экономическом отношении было даже удобно жить в свое удовольствие, не будучи обремененными содержанием и воспитанием малолетних детей. Однако это состояние приносило и некоторые неудобства. В частности, мужчина и женщина даже в экономически самостоятельной, но бездетной семье до 30 лет и более не имели права величаться по имени и отчеству. Мнение такой семьи на мирских сходках выслушивалось в последнюю очередь, что ущемляло самооценку вполне взрослых по возрасту людей. Кроме того, в бездетной семье могли возникать (а могли и не возникать) межличностные ссоры и конфликты между мужем и женой – из-за взаимных обвинений в бесплодии. Ускорение перехода в социально-возрастную категорию полноценных мужиков и баб для бездетной пары достигалось путем выделения из родительской семьи и обзаведения собственным хозяйством, после чего не возбранялось брать в семью приемных детей. Также добиться всеобщего уважения в крестьянской общине бездетной паре можно было, например, за счет утверждения главы семьи в качестве успешного торговца и иными способами, о которых отчасти речь пойдет в следующей главе.