Текст книги "Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев"

Офицеры вермахта из местного штаба сообщили Венку, что весь район Гарца находится под угрозой: войска отступают, а противник обходит с флангов. Венк решил, что его штаб уже выведен из этого района, и направился назад в Дессау, где предположительно собирались некоторые части его армии. Около Росслау, примерно в восьми милях к северу от Дессау, он обнаружил свой штаб в бывшем техническом училище вермахта. И тут Венку открылась вся правда о 12-й армии.

Ее фронт растянулся по Эльбе и ее притоку Мульде примерно на 125 миль, где-то от Виттенберга на Эльбе с севера, затем на юг к точке чуть ниже и восточнее Лейпцига на Мульде. С северного фланга британцам противостояли войска фельдмаршала Эрнста Буша, главнокомандующего северо-западом. На юге стояли сильно потрепанные части фельдмаршала Альберта Кессельринга. Венк мало знал о численности этих сил. Между ними в его секторе 12-я армия существовала в основном на бумаге. Кроме войск, оборонявших разбросанные вдоль Эльбы позиции, он имел лишь жалкие остатки дивизий-призраков. Другие группы, как он обнаружил, еще не воевали, а были и такие, которые еще не начали формироваться. Большая часть его артиллерии оказалась немобильной, она стояла вокруг таких городов, как Магдебург, Виттенберге, около моста и переправ через Эльбу. Было несколько самоходных орудий, группа бронемашин и около 40 маленьких «фольксвагенов», похожих на джипы транспортеров для перевозки личного состава. И вся 12-я армия Венка имела на тот момент в лучшем случае около дюжины танков.

Хотя, как предполагалось, численность его войск в конце концов достигнет 100 000 человек, сейчас у него не было и намека на те десять дивизий, которые ему были обещаны. В остатках соединений с впечатляющими названиями «Клаузевиц», Потсдам», «Шарнхорст», «Ульрих фон Хуттен», «Фридрих Людвиг Ян», «Теодор Кернер» едва ли насчитывалось пять с половиной дивизий, около 55 000 человек.

Кроме войск, уже стоявших на позициях или участвовавших в сражениях, основу новой 12-й армии должны были составить пылкие кадеты и офицеры-инструкторы из учебных лагерей. Ни Венк, ни начальник его штаба полковник Гюнтер Рейхгельм ни капли не сомневались в окончательном исходе надвигающихся сражений, однако Венк отказался поддаваться разочарованию. Молодой и увлеченный, он понимал то, что упускали из вида многие генералы постарше: дефицит численного состава 12-й армии можно возместить энергией и преданностью молодых офицеров и кадетов.

Венк подумал, что знает, как использовать свои неопытные, но полные энтузиазма войска – как ударные части, перебрасываемые туда, где они в данный момент наиболее необходимы, по крайней мере, до тех пор, пока не перегруппируются на позициях остальные соединения. Венк верил, что таким образом фанатичные мальчишки смогут выиграть для Германии бесценное время. Первым делом командующий приказал своим самым сильным и наилучшим образом экипированным частям занять центральные позиции на Эльбе и Мульде. Глядя на карту, Венк обвел кружками районы вероятных действий – Биттерфельд, Дессау, Бельциг, Виттенберге. Было еще одно место, где, как он думал, американцы точно попытаются форсировать Эльбу. Почти полностью опустошенный и разрушенный во время Тридцатилетней войны, между тремя рукавами реки вновь возродился город Магдебург. Теперь великая крепость с цитаделью на острове и кафедральным собором XI века стояла, как маяк, на пути американских армий. Венк поручил лучше всего экипированным частям «Шарнхорста», «Потсдама» и «Фон Хуттена» до последней возможности оборонять позиции в этом районе, особенно южнее Магдебурга.

Его оборона была распланирована до мельчайших деталей, его тактика вызубрена его офицерами. Сейчас в штабе группы армий «Висла» примерно на 120 миль северо-восточнее штаба Венка Готтхард Хейнрици был готов к сражению.

За его первой и главной линией обороны была построена вторая линия. Хейнрици предупредил своих командиров, что непосредственно перед ожидаемым русским артиллерийским обстрелом он даст приказ эвакуировать войска с передовой, и они должны будут отойти на вторую линию обороны. Это была старая военная хитрость Хейнрици, которую он использовал еще под Москвой: пусть русские «бьют по пустому мешку». Как только артобстрел закончится, войска снова выдвинутся на передовую. Хитрость срабатывала в прошлом, и Хейнрици надеялся на новый успех. Проблема, как всегда, состояла в том, чтобы точно определить момент атаки.

Уже было несколько ложных атак. В секторе 3-й танковой армии фон Мантейфеля, севернее Берлина, генерал Мартин Гарейс, командовавший слабым 46-м танковым корпусом, был убежден, что атака начнется 8 апреля. Подтягивание к передовой транспорта и концентрация артиллерии прямо перед позициями Гарейса, казалось, указывали на неминуемое наступление, а пленные русские солдаты даже называли дату. Хейнрици не верил этим донесениям. Его собственная разведка и старая привычка доверять интуиции подсказывали, что это слишком ранняя дата. Как выяснилось, он был прав. По всему Одерскому фронту 8 апреля было тихо и спокойно.

Однако бдительность Хейнрици не ослабевала ни на минуту. Каждый день он летал на маленьком самолете-разведчике над русскими позициями, наблюдая за боевым порядком войск и артиллерии. Каждый вечер он кропотливо изучал последние донесения разведки и материалы допросов пленных, выискивая тот ключ, который указал бы ему время наступления.

Именно в этот напряженный и критический период рейхсмаршал Герман Геринг пригласил Хейнрици в свой замок на ленч. Хотя Хейнрици страшно устал и совершенно не желал покидать штаб даже на несколько часов, отказаться он не мог. Каринхалле, огромное поместье рейхсмаршала, находился всего в нескольких милях от Биркенхайна, где размещался штаб «Вислы». Территория поместья была столь обширна, что у Геринга был даже личный зоопарк. Подъезжая к Каринхалле, Хейнрици и его адъютант фон Била с изумлением увидели похожие на парк владения с живописными озерами, садами, террасами и окаймленными деревьями аллеями. Вдоль дороги, ведущей от главных ворот к замку, встречались группы щеголеватых парней в мундирах парашютистов люфтваффе – личная охрана Геринга.

Замок, под стать Герингу, был массивным и словно выставлял напоказ богатство. Гостиная показалась Хейнрици похожей на «церковь, такую огромную, что взгляд автоматически стремился к высокому потолку». Геринг, ослепительный в белой охотничьей куртке, холодно приветствовал Хейнрици. Его манеры не предвещали ничего хорошего, и ленч действительно не удался.

Рейхсмаршал и генерал терпеть не могли друг друга. Хейнрици всегда считал, что в поражении под Сталинградом виноват Геринг, ибо, несмотря на все его обещания, люфтваффе не смогло обеспечить всем необходимым отрезанную 6-ю армию фон Паулюса. Но даже без этого Хейнрици все равно невзлюбил бы рейхсмаршала за высокомерие и напыщенность. А Геринг, в свою очередь, находил непокорность Хейнрици опасной. Он так и не простил генералу неспаленный Смоленск, а за последние несколько дней его отвращение усилилось во много раз. Мнение Хейнрици о парашютистах 9-й дивизии, высказанное на совещании у Гитлера, глубоко оскорбило Геринга. На следующий день он позвонил в штаб «Вислы» и переговорил с полковником Айсманом. «Просто непостижимо, – сердито сказал рейхсмаршал, – что Хейнрици мог так отозваться о моих парашютистах. Это личное оскорбление! Я все еще командую 2-й парашютной дивизией, и можете передать от меня вашему командующему, что он ее не получит. Нет! Я отдам их Шернеру. Он настоящий полководец! Настоящий солдат!»

За ленчем Геринг открыто атаковал Хейнрици. Он начал с резкой критики войск, которые видел во время недавней поездки по позициям «Вислы». Откинувшись на спинку огромного, похожего на трон кресла и размахивая большим серебряным бокалом с пивом, Геринг обвинил Хейнрици в том, что тот не может обеспечить в своих войсках дисциплину:

– Я объехал все ваши армии и во всех секторах обнаружил кучу бездельников! В стрелковых окопах играют в карты! Я видел рабочие команды без лопат. В одних частях нет полевых кухонь, в других совершенно не занимаются оборонительными сооружениями. И повсюду слоняются бездельники. – Сделав огромный глоток пива, Геринг пригрозил: – Я собираюсь привлечь ко всему этому внимание фюрера.

Хейнрици не видел смысла в споре, и единственное, чего он хотел, так это убраться отсюда. Хейнрици кое-как пережил трапезу, однако, когда Геринг провожал своих гостей, не сдержался и, медленно обведя взглядом внушительный замок с башенками и флигелями, сказал:

– Могу только надеяться, что мои бездельники уберегут ваш прекрасный дворец от грядущего сражения.

Геринг холодно уставился на гостя, затем стремительно развернулся и вошел в дом.

Недолго осталось Герингу владеть Каринхалле, думал генерал. Основываясь на донесениях разведки и данных воздушной рекогносцировки, неуклонном спаде воды в Одере и собственной интуиции, которая никогда его не подводила, Хейнрици пришел к заключению, что наступление русских начнется через неделю… 15–16 апреля.

* * *

Маршал Георгий Жуков снял чехол с огромной рельефной карты Берлина. Эта была скорее модель, чем карта города: миниатюрные правительственные здания, мосты и железнодорожные станции, главные улицы, каналы и аэродромы. На модели были аккуратно отмечены вероятные оборонительные сооружения, зенитные батареи и бункеры, а маленькие зеленые флажки с номерами показывали главные цели. Рейхстаг имел номер 105, имперская канцелярия – 106; 107–108 – министерства внутренних и иностранных дел.

Маршал повернулся к офицерам:

– Взгляните на цель 105. Кто первым дойдет до рейхстага? Чуйков с 8-й гвардейской? Катуков со своими танками? Берзарин и его 5-я ударная армия? Или Богданов со 2-й гвардейской? Так кто же?

Жуков намеренно забрасывал наживку. Каждый из командиров безумно мечтал первым достичь города, в особенности взять рейхстаг. Как впоследствии вспоминал эту сцену генерал Николай Попель, Катуков, мысленно уже взявший рейхстаг, вдруг сказал:

– Подумать только. Если я дойду до 107 и 108, то смогу сразу схватить и Гиммлера и Риббентропа!

Весь день проводились инструктивные совещания; по всему фронту заканчивалась подготовка к наступлению. Орудия и боеприпасы разместили в лесах; танки выдвигались так, чтобы их пушки могли поддержать артиллерию, когда начнется артобстрел. Огромные запасы амуниции, материалы для наведения мостов, резиновые лодки и плоты сосредоточились в местах наступления. Дороги были забиты автоколоннами. Дивизии перевозились в районы сосредоточения. Потребность в живой силе была так велика, что впервые русские перебрасывали людей на передовую по воздуху. Все русские солдаты прекрасно понимали, что наступление скоро начнется, однако никто, кроме штабных офицеров, не знал точной даты.

Капитан Сергей Иванович Голбов, корреспондент армейской газеты, ездил вдоль фронта Жукова, наблюдая за подготовкой крупномасштабного наступления. Голбов подключил все свои источники в надежде выяснить дату штурма, но безуспешно. Никогда прежде он не видел подобной деятельности перед наступлением и был убежден, что немцы наблюдают за каждым шагом. Однако, заметил он впоследствии, «казалось, что всем наплевать, что видят немцы».

Один аспект подготовки озадачивал Голбова. Уже много дней на фронт прибывали зенитные прожектора всех мыслимых размеров и форм. Обслуживали прожектора женщины. Более того, прожекторные команды держали далеко от передовой и тщательно маскировали камуфляжными сетями. Голбов никогда не видел столько прожекторов разом. Интересно, какое отношение они могут иметь к наступлению.

* * *

В здании Берлинского почтового ведомства в Темпельхофе министр почт Вильгельм Онезорге склонился над глянцевыми разноцветными листами марок, лежавшими на его столе. Эти первые экземпляры нравились министру безмерно. Художник отлично поработал, и фюрер, безусловно, будет доволен результатами. Онезорге с восторгом изучил две марки более пристально. На одной был изображен солдат СС с автоматическим пистолетом «шмайсер» на плече; на другой – нацистский партийный лидер в мундире с факелом в поднятой правой руке. Министр подумал, что специальные памятные марки выпущены очень своевременно. Они поступят в продажу ко дню рождения Гитлера, 20 апреля.

Одна важная дата больше всего занимала мысли Эрика Бауэра. Вильмерсдорфский бухгалтер уже несколько дней тревожился из-за дела, предстоявшего ему во вторник 10 апреля, то есть завтра. Надо обязательно внести деньги, иначе на него обрушатся все мыслимые неприятности. Деньги у Бауэра были; проблема была совсем в другом: имеет ли это значение сейчас? Какая бы армия ни взяла Берлин, американская или русская, будут ли победители настаивать на платеже? А что, если никто не возьмет город? Бауэр рассматривал вопрос со всех сторон. Затем он пошел в свой банк и снял со счета тысячу четыреста марок. Войдя в соседнюю контору, он внес первый обязательный платеж по подоходному налогу за 1945 год.

* * *

Это случилось так быстро, что все были захвачены врасплох. На Западном фронте генерал Симпсон передал сообщение из штаба 9-й армии двум командующим корпусами: генерал-майору Рэймонду С. Маклейну (19-й корпус) и генерал-майору Алвану Гиллему (13-й корпус). Официальные приказы поступят позже, сказал Симпсон, а пока – «Вперед». Началась фаза 2. Официально. Дивизии готовы были устремиться к Эльбе… и дальше. Получив новости в штабе 2-й бронетанковой армии, генерал Уайт послал за полковником Полом Диснеем, командиром 67-го бронетанкового полка. Вспоминает Дисней: «Не успел я поздороваться, как Уайт сказал: «Отправляйтесь на восток». Дисней был потрясен. Передышка не длилась и двадцати четырех часов. Все еще в замешательстве, он спросил: «Какова цель?» Уайт ответил одним словом: «Берлин».

Глава 6

Пятью огромными колоннами 2-я бронетанковая дивизия устремилась к Эльбе и Берлину. Войска продвигались мимо освещенных немецких штабов, не замедляя темп. Они неслись через города, где на улицах беспомощно стояли ошеломленные пожилые фольксштурмовцы, забывшие о своем оружии. Они мчались мимо моторизованных немецких колонн, двигавшихся в том же направлении. Палили пушки, но никто из противников не останавливался. Американские солдаты, облепившие танки, постреливали в немецких мотоциклистов. Там, где вражеские войска пытались закрепиться на постоянных позициях, некоторые американские командиры использовали кавалерийскую тактику. Майор Джеймс Холлингзуэрт, попав в подобную ситуацию, выстроил в ряд тридцать четыре танка и дал команду, которую редко можно услышать в современной войне: «В атаку!» Грохнули пушки. Танки Холлингзуэрта бросились на вражеские позиции, немцы не выдержали и побежали. Повсюду танки неслись по бездорожью через вражеские окопы. К вечеру среды 11 апреля в стремительном броске «шерманы» покрыли 57 миль по прямой – 73 дорожные мили – меньше чем за двадцать четыре часа. В девятом часу вечера полковник Пол Дисней послал в штаб лаконичную депешу: «Мы на Эльбе».

Одна маленькая группа достигла окраин Магдебурга даже раньше. Еще днем бронемашины разведки подполковника Уилера Мерриама со скоростью 55 миль в час влетели на городскую окраину на западном берегу Эльбы и были там остановлены, правда, не защитниками города, а гражданским транспортом и самими горожанами, увлеченными покупками. Взвод выпустил автоматную очередь, дабы очистить улицы. Разразился хаос. Женщины падали в обморок, люди боязливо жались друг к другу или падали ничком на землю. Немецкие солдаты помчались прочь, беспорядочно отстреливаясь. Группе Мерриама не хватало сил, чтобы удержаться в том месте, но им удалось выпутаться из свалки и добраться до аэропорта, который и был их целью. Они ехали по краю летного поля, а в это же время там садились и взлетали самолеты. Американцы открыли орудийный огонь по всему, что попалось на глаза, включая и роту защитников аэродрома, готовых дать стрекача, однако вскоре немцы опомнились, сплотились и обрушили на взвод шквальный огонь. Разведчики отступили, потеряв только одну бронемашину, но их появление насторожило защитников Магдебурга, и новые американские части, подходившие к Эльбе по обе стороны города, теперь встречали все более ожесточенное сопротивление. Правда, отступившие разведчики Мерриама сообщили одну очень важную информацию: автомобильный мост – мост Автобан – к северу от города все еще стоит целехонький. Этот мост тут же стал главной целью дивизии, ибо по нему можно было напрямую выйти на Берлин. По обрушившемуся на американцев артиллерийскому огню стало ясно, что с разбега мост не взять.

Защитники Магдебурга преисполнились решимости драться. Кроме этого были и другие мосты севернее и южнее. Если бы удалось захватить хотя бы один до того, как немцы успеют их взорвать, 2-я дивизия могла бы идти дальше без задержек.

Один из мостов, находившийся в семи милях к югу, в Шенебеке, был целью 67-го бронетанкового полка майора Холлингзуэрта. Всю вторую половину дня среды танки Холлингзуэрта беспрепятственно мчались через один городок за другим, пока не достигли местечка под названием Остервик, где наткнулись на полк фольксштурма. Холлингзуэрт был озадачен. Многие из этих пожилых немцев, казалось, хотели сдаться, некоторые даже привязали носовые платки к винтовкам и размахивали ими над одиночными окопами, однако стрельба не смолкала. Немец, взятый в плен несколькими минутами ранее, объснил: «Фольксштурмовцев заставляют сражаться одиннадцать оставшихся в городе эсэсовцев». Захватив двух сержантов и радиста, майор на джипе обогнул городок и въехал в него по коровьей тропе. Майор довольно странно выглядел с двумя болтающимися на бедрах автоматическими пистолетами «кольт»; ковбойское вооружение дополнялось пистолетом-пулеметом Томпсона. Холлингзуэрт был метким стрелком, лично убившим более 150 немцев. Схватив за шиворот прохожего, майор поинтересовался, где квартируют эсэсовцы. Перепуганный мужчина тут же указал на большой дом и сарай, окруженные высоким забором. Холлингзуэрт и его люди с разбега выбили плечами калитку, сорвав ее с петель. Когда они ввалились во двор, навстречу уже бежал эсэсовец с автоматом. Холлингзуэрт изрешетил его из пистолета-пулемета. Остальные трое американцев стали бросать в окна гранаты. Майор быстро оглядел двор, заметил в открытых дверях сарая еще одного эсэсовца и, опередив, пристрелил его из кольта 45-го калибра. В здании обнаружились тела шести эсэсовцев, убитых гранатами; последние трое сдались в плен. Холлингзуэрт на всех парах помчался обратно к своей колонне. Стычка задержала его на бесценные 45 минут.

Три часа спустя танки Холлингзуэрта вырвались на холм, с которого открывался вид на городки Шенебек и Бад-Зальцельмен и блестевшую за ними в свете раннего вечера Эльбу шириной в этом месте почти 500 футов. Разглядывая в бинокль панораму, Холлингзуэрт увидел неповрежденный автомобильный мост и понял, почему немцы его еще не взорвали: немецкие бронетранспортеры направлялись на восток за реку. Как же захватить мост в целости и сохранности, когда весь район кишит вражеской бронетехникой?

Пока Холингзуэрт наблюдал, в его голове начал формироваться план. Вызвав двух командиров рот, капитана Джеймса Старра и капитана Джека Найта, Холлингзуэрт коротко изложил свою идею: «Немцы движутся по дороге север – юг через Бад-Зальцельмен, затем на перекрестке поворачивают на восток в Шенебек и дальше на мост. Наш единственный шанс: атаковать их в Бад-Зальцельмене и захватить перекресток. Поступим так: когда мы подойдем к перекрестку, ваша рота, Старр, заблокирует дорогу подходящим с юга немцам. Я зайду в тыл немецкой колонне, уже повернувшей на восток в Шенебек, и последую за ней через мост. Вы, Найт, пристроитесь сзади. Мы должны взять тот мост, и, видит бог, мы это сделаем».

Холлингзуэрт понимал, что его план сработает, только если двигаться достаточно быстро. Смеркалось, и, если повезет, немецкие танкисты даже не узнают, что едут по мосту в необычной компании.

Через несколько секунд танки Холлингзуэрта бросились выполнять боевую задачу. С задраенными люками они ворвались в Бад-Зальцельмен, и не успели немцы понять, что происходит, как танки Старра заблокировали дорогу с юга и завязали бой с немецкими танками. Головные танки немецкой колонны уже повернули и направлялись к мосту. Явно заслышав грохот боя, водители увеличили скорость. В этот момент танки Холлингзуэрта заполнили брешь в немецкой колонне и помчались с той же скоростью.

Но вскоре их заметили. Пушки, стоявшие на платформах на ближайшей железнодорожной станции, открыли огонь по арьергарду американской колонны. Когда «шерманы» Холлингзуэрта сворачивали в Шенебек, немецкий танк «марк V», вращая башней, взял на прицел головной американский танк. Старший сержант Кули, стрелок Холлингзуэрта, открыл огонь и пробил «марку V» бок. Заскользив боком, немецкий танк врезался в стену и вспыхнул. Танк Холлингзуэрта еле протиснулся в оставшуюся щель и бросился догонять колонну. Процедура повторялась: американцы расстреливали сзади каждый немецкий танк и затем протискивались мимо горящих машин. Так они и ворвались в город. Как вспоминал Холлингзуэрт, «когда мы достигли центра, каждый в кого-нибудь стрелял. Неразбериха была жуткая. Из окон свешивались немцы: или стреляли в нас из фаустпатронов, или это были трупы».

Танк Холлингзуэрта не подбили, и он находился уже в трех или четырех кварталах от моста, однако последний рывок был самым жутким. На уцелевшие американские танки вражеский огонь обрушился, казалось, со всех сторон. Пылали дома и, несмотря на одиннадцать часов вечера, светло было как днем.

Холлингзуэрт увидел то, что прежде загораживали строения: лабиринт каменных стен, торчащих через неравные промежутки по обе стороны дороги. На подступах к мосту танкам приходилось сбрасывать скорость и делать резкие левые и правые повороты. Холлингзуэрт спрыгнул с танка, чтобы выяснить, сможет ли он одновременно вести свою колонну в бой и корректировать огонь по телефону, прикрепленному сзади к броне его танка. В этот момент в пятнадцати ярдах перед Холлингзуэртом разорвался бронетанковый снаряд. Мостовая взорвалась каменным фонтаном, и лицо майора превратилось в кровавое мессиво.

С кольтом в одной руке и танковым телефоном в другой, он упрямо направился к мосту. Его танк столкнулся с джипом, Холлингзуэрт вызвал пехотинцев и под непрерывным огнем начал прокладывать путь через заграждения, отстреливаясь от немцев, отчаянно защищавших мост. Пуля попала в его левое колено, но, спотыкаясь, ослепленный собственной кровью, он продолжал подгонять пехоту вперед. И все же остановиться пришлось. Шквал огня с немецких позиций заставил Холлингзуэрта дать приказ к отступлению, когда он уже был в сорока футах от моста. Прибывший на место боя его командир, полковник Дисней, обнаружил, что майор «не может ходить и истекает кровью. Я приказал ему отправиться в тыл». Холлингзуэрту не хватило пары минут, чтобы взять мост. Он искренне верил, что если бы это ему удалось, то через одиннадцать часов он был бы в Берлине.

На заре 12 апреля, когда пехота и саперы снова попытались захватить шенебекский мост, немцы взорвали его перед самым их носом.

Высоко над фронтом 9-й армии лейтенант Дуэйн Фрэнсис вел свой невооруженный пятнистый самолет «Пайпер Каб» по прозвищу «Промахнись». В кабине за спиной Фрэнсиса сидел наблюдатель-артиллерист лейтенант Уильям С. Мартин. Они добывали информацию для 5-й бронетанковой с самого Рейна: находили опорные пункты вражеской обороны и по радио сообщали координаты наступающим танкам. Эту работу нельзя было назвать монотонной; не однажды Фрэнсис и Мартин постреливали в колонны врага из своих кольтов 45-го калибра.

На востоке в разрыве облаков летчики увидели множество дымовых труб.

– Берлин! – воскликнул Фрэнсис, указывая вперед. – Это заводы в Шпандау.

5-я дивизия упорно продвигалась вперед, и Фрэнсис каждый раз видел с высоты, дающей хороший обзор, все новые города. Когда «Промахнись» поведет танки в Берлин, юный пилот сразу узнает главные улицы и здания и сообщит о них танкистам. Он проведет «с парнями» отличную экскурсию.

Фрэнсис уже намеревался вернуться на луг рядом с головными колоннами, но вдруг толкнул ручку управления вперед: он заметил мотоцикл с коляской, быстро удаляющийся от дороги и преследуемый несколькими танками 5-й дивизии. Фрэнсис решил проверить, что это за мотоцикл, и уже собрался было сбросить высоту, как вдруг, взглянув направо, замер в изумлении. Всего в нескольких сотнях футов над деревьями, почти неразличимый на их фоне, летел «шторх», немецкий самолет-корректировщик. Когда «Промахнись» приблизился, на черно-сером фюзеляже и крыльях «шторха» резко проступили белые кресты. Немецкий самолет был монопланом, как и «каб», но покрупнее и скорость развивал на добрых 30 миль в час больше. Однако в данный момент американец имел преимущество в высоте.

– Разделаемся с ним! – почти хором выкрикнули Фрэнсис и Мартин.

Мартин доложил по рации, что они заметили немецкий самолет, и спокойно добавил:

– Мы собираемся вступить в бой.

На земле изумленные танкисты 5-й бронетанковой дивизии, услышав слова Мартина, задрали головы, выискивая в небе самолеты, готовые вступить в воздушный бой.

Когда Фрэнсис бросил самолет вниз, Мартин открыл боковую дверцу. «Каб» сделал небольшой круг над немецким самолетом, и оба американца начали стрелять из своих кольтов. Фрэнсис надеялся выстрелами подогнать «шторх» к танкам, чтобы башенные стрелки могли сбить его. Однако вражеский пилот, хоть и захваченный врасплох неожиданной атакой, не пожелал подчиниться. Скользя на крыле, «шторх» начал дико кружиться. Над ним Фрэнсис и Мартин, высунувшись из собственного самолета, как охранники почтовой кареты, непрерывно нажимали на курки автоматических пистолетов. К удивлению Фрэнсиса, немец на огонь не отвечал. Даже когда запас пуль у американцев иссяк, пилот «шторха» вместо того, чтобы удирать, продолжал накручивать витки. Позже Фрэнсис предположит, что пилот пытался выяснить, что же с ним происходит.

А пока, болтаясь в двадцати футах над вражеским самолетом, американцы всаживали пулю за пулей в козырек кабины немецкого летчика. Они были так близко, что Фрэнсис видел «выпученные глаза пилота, большие, как яйца». Затем вдруг немец резко повернул и вошел в штопор. Мартин, скороговоркой комментировавший бой по радио, крикнул:

– Мы попали! Попали!

От возбуждения он кричал так неразборчиво, что подполковнику Изрейелу Уошборну, сидевшему в полугусеничной машине, показалось: «В нас попали!»

Не выходя из штопора, «шторх» упал на землю, ударившись правым крылом. Крыло отвалилось, а самолет покатился по лугу и остановился в самом центре. Фрэнсис посадил «Промахнись» на соседнем поле и побежал к «шторху». Немецкий пилот и его наблюдатель уже выбрались из кабины. Наблюдатель, раненный в ногу, лежал на земле, а пилот спрятался за огромной кучей сахарной свеклы и вышел с поднятыми руками только после предупредительного выстрела. Пока Мартин держал пилота на мушке, Фрэнсис обыскал раненого наблюдателя. Когда он снял с немца сапог, выпала пуля 45-го калибра, а пока перевязывал немцу поверхностную рану, тот все повторял: «Danke, Danke, Danke».

Позже в тот же день Фрэнсис и Мартин радостно позировали рядом с трофейным самолетом. Они провели, вероятно, последний воздушный бой Второй мировой войны на Европейском театре военных действий и, несомненно, были единственными летчиками этой войны, заставившими приземлиться немецкий самолет с помощью пистолетов. Для Фрэнсиса «это был необыкновенно радостный день». Единственное, что могло бы доставить ему большее счастье, это привести 5-ю бронетанковую дивизию в Берлин. Фрэнсис верил, что через день-два он обязательно получит такой приказ[39]39
  Удивительный подвиг Фрэнсиса, равных которому не было во Второй мировой войне, никогда не был признан министерством обороны США. Его представили к кресту «За летные боевые заслуги», но награду он не получил. Любопытно, что Мартин, хоть и не был летчиком, за свое участие в этой акции был награжден медалью военно– воздушных сил.


[Закрыть].

Когда танковый взвод лейтенанта Роберта Никодимуса в полдень приблизился к Тангермюнде, его встретила зловещая тишина. Целью этого подразделения 5-й бронетанковой дивизии был мост в живописном городке милях в 40 к северо-востоку от Магдебурга. После того как был взорван мост в Шенебеке, мост в Тангермюнде стал самым важным на этом этапе войны, во всяком случае для 9-й армии.

Танк Никодимуса выкатился с главной улицы Тангермюнде на центральную площадь. Городок словно вымер, но, когда все танки остановились на площади, завыли сирены воздушной тревоги и, как вспоминал Никодимус, «вдруг началось светопреставление».

Из окон, дверей и с крыш, которые всего секунду назад казались пустыми, немцы начали стрельбу фаустпатронами. Американцы открыли ответный огонь. Сержант Чарльз Хаусхолдер стоял в башне своего танка, отстреливаясь из пистолета-пулемета Томпсона, пока танк не подбили, и ему пришлось выпрыгнуть. Танк сержанта Леонарда Хеймейкера, стоявший за танком Хаусхолдера, тоже был подбит и вспыхнул. Хеймейкер успел выпрыгнуть и укрыться, но его экипаж не мог выбраться из горящего танка из-за плотного вражеского огня. Хеймейкер короткими очередями своего пистолета-пулемета Томпсона прикрыл товарищей, и те смогли спастись.

В разгар сражения какой-то американский солдат прыгнул сзади на танк Никодимуса и, перекрывая грохот, крикнул, что он «сбежавший военнопленный, а всего в городе, в двух отдельных огороженных бараках, содержатся около пятисот военнопленных». Никодимус оказался в сложной ситуации. Он уже собирался вызвать артиллерийскую поддержку, но нельзя же обстреливать город, полный американцев. И тогда Никодимус решил пробиваться к ближайшему бараку, чтобы вывести заключенных из-под огня.

Вместе с военнопленным Никодимус пробрался через задние дворы и заборы к огороженной территории у реки. Завидев приближающегося офицера, американские военнопленные бросились на охранников. Схватка была короткой. Как только охранники были обезоружены, Никодимус вывел пленных. Когда группа приблизилась к последней удерживаемой врагом улице и увидела в дальнем ее конце американские танки, один из солдат повернулся к Никодимусу и ликующе воскликнул: «Я теперь свободный челоек. Они меня не убьют». Он вышел на середину улицы, и немецкий снайпер тут же прострелил ему голову.

Пока Никодимус освобождал пленных, по всему городу шли отчаянные бои за каждый дом. Наконец, когда уже был близок мост, представители немецкого гарнизона вышли к американскому авангарду и объявили, что хотят капитулировать. Пока шли переговоры, раздался страшный взрыв. Огромное облако пыли заклубилось над городом, и посыпались осколки. Немецкие саперы взорвали мост. «Победная дивизия», ближайшая к Берлину американская часть, была остановлена всего в 53 милях от немецкой столицы.