Текст книги "Ночная школа"

Разговор с Джерри задержал ее и она едва не опоздала на урок английского языка. По крайней мере, когда она вошла в класс, почти все ученики уже сидели на своих местах. И Элли опустилась на стул рядом с Картером, рисовавшим что-то в уголке своей тетради.

– Привет.

– И тебе привет. – Он поднял глаза, коротко улыбнулся ей, после чего вернулся к рисованию.

– Где ты был? – спросила она, доставая из сумки книги. – Я не видела тебя со вчерашнего утра.

Он со значением посмотрел на нее:

– Занимался разными важными делами, знаешь ли.

Она вопросительно изогнула бровь, но решила этой темы пока не касаться и, листая учебник, сказала другое:

– Джерри сообщил, что Джу посадят на неделю под домашний арест.

– Это послужит ей неплохим уроком, – сказал он, а потом добавил: – Смирительная рубашка, на мой взгляд, ей бы тоже не помешала.

– Доброе утро, класс, – прозвучал голос Изабеллы, избавивший Элли от необходимости реагировать на жесткие слова Картера. – Недавно мы закончили чтение и обсуждение произведений Т.С. Элиота, и на прошлой неделе я попросила вас прочитать книгу, которая, несомненно, оказала большое влияние на его творчество. Это «Рубаи» Омара Хайяма в переводе – надо отметить, превосходном, – Эдварда Фитцджеральда. Мы обсудили этот перевод в пятницу…

После того что произошло на прошлой неделе, Элли и думать забыла о пятничном уроке английского языка и теперь чувствовала себя очень неуверенно.

– Давайте начнем с моего любимого произведения – стиха LXIX. Клер, – тут она повернулась к маленькой хорошенькой блондиночке, – не могла бы ты освежить его у нас в памяти?

Элли при виде Клер ощутила смешанное чувство вины и ревности. Картер пришел на бал именно с Клер, и она с тех пор старательно избегала ее. Она помнила, с каким обожанием взирала Клер на Картера, но ее кавалер все время смотрел только на Элли.

Поднявшись с места, Клер нежным, как звон серебряного колокольчика, голоском прочитала:

 
Мир мгновенье, и я в нем мгновенье одно,
Сколько вздохов мне сделать за миг суждено?
Будь же весел, живой! Это бренное зданье
Никому во владенье навек не дано [8]8
   Перевод О. Румер.


[Закрыть].
 

– Спасибо, Клер, – сказала Изабелла.

Усаживаясь на место, девушка с надеждой бросила взгляд на Картера, но тот смотрел только в свою тетрадь.

«Вот ужас-то», – подумала Элли и нарисовала в своей тетради посередине страницы черное сердце, которое затем пронзила стрелой.

Изабелла наклонилась над столом:

– Итак, что это, по-вашему, такое? По-моему, строки, написанные почти в экзистенциальной манере. Надеюсь, большинство из вас помнит об экзистенциализме? А кто не помнит – пусть наведается в библиотеку, поскольку эта тема войдет в ближайший тест. Мне нравятся и Омар Хайям, и западные экзистенциалисты за их безрадостный взгляд на жизнь и мрачный юмор. Баланс того и другого я назвала бы уникальным. Ну-с, о чем говорит нам Омар Хайям? Как вы думаете?

Когда Элли читала этот опус в воскресенье, словосочетание «бренное зданье» незамедлительно вызвало в ее сознании воспоминание о приключениях на крыше старой школы. Четверостишье так удачно вписывалось в произошедшее, что она невольно сделала движение, готовясь поднять руку. Но ее опередил Картер. Услышав его голос, она очень удивилась, поскольку полагала, что он не следит за обсуждением.

– Думаю, он считает людей чем-то вроде пешек, за которых все решает судьба – сколько и кому жить, когда умирать. Но как тогда быть с личным выбором? Разве мы не принимаем решения? Более того, мы даже можем посмеяться над смертью. А это уже проявление силы.

– Неплохо, – сказала Изабелла. – С другой стороны, не ограничен ли наш выбор все той же судьбой, которая определяет, «сколько вздохов» нам суждено сделать?

– Но это же абсурд! – послышался звучный голос Сильвиана из дальней части класса. Элли повернулась, чтобы взглянуть на него. – Все зависит от нас. Сила и власть в руках человека. А судьба? Что ж, судьба… Ее просто-напросто не существует. А коли так, то она ничем не может управлять.

– Типично, – пробормотал Картер.

Сильвиан прожег его взглядом:

– И что это должно означать, Картер?

Прежде чем Картер успел ответить, между ними встала Изабелла.

– Я рада, джентльмены, что вы так серьезно воспринимаете поэзию. Но прежде у меня на занятиях никогда не было ссор из-за Омара Хайяма и, надеюсь, не будет и впредь… О чем мы только что говорили? Ах да, о моем любимом стихе. Думаю, мы все несколько от него подустали. Поэтому перейдем к следующему. Стих, который нам сейчас кто-нибудь прочтет, идет в собрании четверостиший под номером…

Если рассматривать школу как живой организм, то на следующей неделе он начал постепенно оправляться от нанесенного ему удара. Запах дыма выветрился, начались работы по восстановлению большого зала. Снаружи западного крыла построили леса, а учащимся предложили как можно реже ходить по коридору мимо зала, когда там шли работы. Приглушенный расстоянием грохот пневмо-молотов и визг дрелей скоро сделались привычным звуковым сопровождением учебного процесса.

Лайзу отправили домой долечивать травмы, Элли в связи с отсутствием ближайших подруг – Лайзы и Джу – стала все больше времени проводить с Рейчел, причем в библиотеке. Складывалось впечатление, что Рейчел там живет. Поэтому Элли нисколько не удивилась, когда в пятницу вечером Рейчел предложила ей снова пойти туда. Лукас тоже увязался с ними, правда, без особого желания. По его словам, в понедельник ему надо сдавать реферат, а он еще ни разу не заглядывал в книги. Рейчел же являлась идеальным компаньоном для совместных занятий и написания рефератов, поскольку, казалось, знала все на свете.

– Ты действительно повернута на науке, – восхищенно говорила Элли, выслушав доходчивое и изобиловавшее интересными фактами объяснение строения ленточных червей, которые лично у нее ничего, кроме брезгливости, не вызывали. У Рейчел же при этом горели глаза, как если бы она говорила о чем-то чрезвычайно удивительном и замечательном.

Оторвав глаза от книги, Лукас сказал:

– А почему, ты думаешь, я постоянно за ней таскаюсь?

Рейчел ткнула его локтем и повернулась к Элли:

– Да, наука – это мое. Зато ты можешь помочь мне с французским. Французский язык определенно не мой конек.

– Не упоминай слово «французский» при Элли, – предупредил ее Лукас. Поскольку обе девочки недоуменно на него посмотрели, он беззвучно, одними губами произнес: – Сильвиан.

– Только не надо затрагивать эту тему, – сказала Элли, закрывая ладонями лицо.

– Что, еще слишком свежи душевные раны? – осведомился с насмешкой Лукас.

Элли кивнула, Рейчел же прикусила кулачок, чтобы не расхохотаться.

– Ну, в чем дело? – спросила Элли.

– Ни в чем. Просто смешно, – произнесла Рейчел, продолжая улыбаться. – Ты всего-навсего порвала с Сильвианом. Но некоторым кажется, что это все равно что порвать чуть ли не с самим Господом Богом.

Теперь уже смеялся и Лукас.

– Большинство девочек в этой школе мечтают встречаться с ним, а ты просто взяла – и послала его куда подальше.

Красная как рак Элли стала оглядываться, чтобы убедиться, что их никто не слышит.

– Может наконец заткнетесь? – прошипела она. – Я серьезно!

Пока ребята прилагали максимум усилий, чтобы прекратить веселье, а Рейчел вытирала выступившие от смеха слезы, Элли, переворачивая страницу, добавила: – Просто он оказался мерзавцем. Вот и все.

Ее слова вызвали новый взрыв хохота, и Элли неожиданно обнаружила, что тоже хохочет вместе с ними.

В тот вечер после обеда Элли удалилась в комнату отдыха, чтобы поработать над заданием по английскому языку. Хотя после известных событий прошла целая неделя, она никак не могла нагнать класс. Несмотря на пожар и смерть Рут, учителя продолжали нагружать учеников работой, и у Элли скопилась целая куча непрочитанных стихов и глав из романов.

К девяти часам вечера она совершенно выдохлась и подремывала в глубоком кресле в углу рядом с фортепьяно, положив голову на толстый сборник поэзии. Когда на странице книги неожиданно появился небольшой бумажный квадратик, ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это такое.

– Твой приятель Картер попросил передать тебе записку, – сказал Лукас, объясняя появление квадратика. На слове «приятель» в его голосе внезапно прорезались иронические нотки.

– Что? И где он сам? – осведомилась Элли, садясь в кресле прямо и осматриваясь.

Лукас пожал плечами.

– Встретил его в коридоре несколько минут назад… Извини, мне надо бежать. Мы тут затеяли игру в крикет на поляне перед главным входом…

Оглядевшись, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает, Элли развернула квадратик, оказавшийся сложенным в несколько раз листочком, вырванным из школьной тетради. В центре страницы убористым аккуратным почерком Картера было написано всего несколько строк.

Элли!

Нам необходимо поговорить.

Приходи в библиотеку в 9.30 вечера. Я буду в секторе древней латыни в дальнем левом углу. Если наткнешься на Сильвиана, постарайся не навести его на мысль, что разыскиваешь меня.

К.

У Элли учащенно забилось сердце. Прочитав записку, она вложила ее в книгу по английской поэзии. Следующие последующие двадцать минут она пыталась вникнуть в смысл анализируемого текста, но так и не смогла сосредоточиться. Потом, когда стрелки часов упали на 9.25, она собрала свои вещи и, театрально потянувшись, чтобы показать, до какой степени устала – на тот случай, если за ней кто-то наблюдал, – выбралась из кожаного кресла.

– А пойду-ка я спать! – бросила она в пустоту общей гостиной, после чего направилась к дверям.

Пройдя несколько шагов по коридору, она остановилась, достала из сумки папку с бумагами и принялась перебирать их, незаметно осматриваясь, чтобы выяснить, не идет ли кто-нибудь за ней. Поскольку из комнаты отдыха никто не вышел, а в коридоре не было ни единой живой души, она повернулась и направилась в библиотеку, оглянувшись еще раз, прежде чем открыть дверь.

В библиотеке, в отличие от комнаты отдыха, народу было много, но обстановка царила самая спокойная и умиротворяющая. Элли тихо шла между стеллажей с книгами, делая вид, что страшно занята поиском.

«Чтобы учиться в этом заведении, нужно быть актрисой, и хорошей».

Так она добралась до стены, за которой скрывались тесные комнатки без окон и со странными фресками. Далее шла секция литературы на древних языках. Чем дальше та или иная секция находилась от входа, тем меньше учеников сидели за столами. Секция древних языков располагалась в самом дальнем конце библиотеки, и там не было ни души.

Не зная, где хранятся латинские книги, Элли останавливалась у каждого шкафа и вынимала из него какой-нибудь фолиант, чтобы выяснить, на каком языке он написан. И хотя она нашла шкаф с покрытыми пылью книгами на древнегреческом, и даже большой стеллаж с арабскими изданиями, обнаружить книги на латыни ей так и не удалось.

– Куда они, черт возьми, засунули их? – проворчала она. – Или это игра такая? Хочешь почитать латинскую книжку, изволь сначала найти ее…

– Элли!

Шепот, прервавший ее ворчливые реплики, донесся откуда-то из самого дальнего угла самой дальней секции библиотеки.

– Картер? – неуверенно позвала Элли, вглядываясь в темное пространство, где с трудом можно было различить очертания шкафов и стеллажей. Неожиданно из сумрака материализовалась рука и втащила ее в промежуток между двумя огромными пыльными шкафами.

– Господи, – прошептала Элли. – К чему такие предосторожности? Было бы вполне достаточно негромко сказать «привет».

Картер даже не улыбнулся.

– Извини. Я просто хотел, чтобы ты незаметно исчезла и не попалась на глаза какому нибудь случайному наблюдателю, которого рано или поздно начал бы интересовать вопрос, что такое особенное ты здесь ищешь, бормоча себе под нос какие-то заклинания.

– Если бы спросили, сказала, что ищу документы по древнеримской истории, – сказала Элли.

– Очень остроумно, особенно если учесть, что сейчас у нас по программе эпоха Кромвеля.

– А может, я учусь впрок? Должны же мы когда-нибудь закончить изучение родной истории, и переключиться на историю Античности?

– Очень убедительно.

Глядя на его мрачное неулыбающееся лицо, Элли почуяла недоброе и сердце у нее екнуло.

– Что случилось, Картер? К чему все эти записочки? Почему ты не мог просто прийти ко мне в комнату отдыха?

– Дело в том, что у нас проблема. – Сложив на груди руки, он оперся спиной о книжный шкаф.

– Понятно, – сказала Элли. – И в чем же она заключается?

– С этой минуты, если тебя начнут спрашивать, что ты видела в пятницу вечером, ты всегда будешь отвечать одно и то же: труп Рут, покончившей жизнь самоубийством. О’кей?

Элли открыла было рот, чтобы запротестовать, но Картер выставил руку вперед и продолжил:

– Потому что, согласно мнению подавляющего большинства обитателей Киммерии, она именно так и поступила. Убила себя.

В закутке между шкафами установилось молчание, поскольку Элли требовалось обдумать слова Картера.

– Но я знаю, что это ложь, – наконец сказала она.

– Знаешь, говоришь? – спросил Картер. – Откуда? Может, ты судмедэксперт? Было темно, было много крови. Ты, разумеется, испугалась. Но по большому счету, у тебя нет ни единой зацепки, которая позволила бы тебе со всей уверенностью ответить на вопрос: убили ее – или она сама покончила с собой.

– Тебя послала Изабелла, чтобы ты передал мне это? – сердито спросила Элли.

– Никто меня не посылал. – Она всмотрелась в его глаза, пытаясь обнаружить в их выражении хотя бы малейший намек на ложь или лукавство, но его взгляд был прямым и смелым.

Он протянул руку и сжал ее ладонь.

– Я на твоей стороне, Элли. Можешь положиться на это.

– А мне этого не требуется! – воскликнула Элли, вырывая у него из руки свою ладошку. – Зачем ты принуждаешь меня лгать? Я видела то, что видела.

Он сделал шаг в ее сторону.

– Послушай, Элли, в школе все шире распространяется слух, что ты была с Рут, когда она умерла.

– Что я… что? – Элли уставилась на него во все глаза.

– Что ты была последним человеком, видевшим ее живой, и первым человеком, видевшим ее мертвой.

Она покачала головой:

– Ну и что это значит?

Он осторожно ответил:

– Некоторые считают, что ты имеешь какое-то отношение к смерти Рут.

Глава двадцать первая

На следующее утро Элли спустилась по лестнице ровно в шесть сорок три. Волосы она собрала на затылке и перетянула резинкой, и теперь «хвост» ритмично шлепал ее по спине с каждым шагом. Лицо у нее было усталое и мрачное, но решительное.

Расставшись вчера вечером с Картером, она отправилась в ванную комнату, умылась холодной водой и некоторое время смотрела на себя в зеркало, вновь и вновь прокручивая в мозгу разговор с приятелем.

– Кому могло прийти в голову, что я имею какое-то отношение к смерти Рут? – ошеломленно вопрошала она Картера. – Это сумасшествие. Я ее почти не знала. С какой стати мне желать ей зла?

– Это подстава, Элли. – Лицо Картера приобрело жесткое выражение. – Про тебя еще говорят, что это ты напоила и выманила на крышу Джу. Более того, намекают, что у тебя не все в порядке с головой. – Она открыла было рот, чтобы запротестовать, но Картер поднял руку, призывая ее к молчанию. – Тот, кто распространяет эти слухи, отлично знает, что они не соответствуют действительности. У него или у нее одно желание: опорочить тебя и вымазать в грязи.

– Но зачем? И кому это надо?

– По-видимому, есть люди, которые считают, что твое присутствие в школе может угрожать их положению.

– Ну кому я могу угрожать? – грустно спросила она. – Я ведь никто.

– Я уже говорил тебе об этом раньше и скажу еще раз – у меня есть по этому поводу сомнения, – сказал Картер. – Думаю, найдется достаточно людей, которые думают точно так же.

– Не понимаю… – Она несколько раз провела руками по голове и сдавила виски. – Мои родители – гражданские служащие средней руки. Они не богаты. А большинство здешних учеников – дети миллионеров. Как и чем я могу угрожать им или их положению?

– Именно это мы и должны выяснить, – сказал Картер.

После всего этого она никак не могла уснуть. Кроме того, ей казалось, что в комнате душно, и в два часа ночи поднялась с постели, чтобы открыть окно и впустить в спальню свежий воздух. Потом, спустя час, она встала и закрыла окно, потому что ей начало казаться, что в комнате стало слишком холодно. Под утро она услышала у своей двери чьи-то шаги, но потом снова все стихло.

Несколько раз она возвращалась к одной и той же мысли:

«Уж не Рейчел ли распространяет обо мне все эти слухи? Ведь я так ей доверяла, и только она одна знает обо мне все, ну почти все. Кроме того, она любит посплетничать. Но Рейчел вроде как очень порядочная девочка и не станет обливать грязью человека, который не сделал ей ничего дурного… Или станет?»

В конце концов она заснула, но спала недолго – около часа, может, чуть больше. По крайней мере, когда в шесть пятнадцать прозвонил будильник, она лежала на спине, глядя в потолок широко раскрытыми глазами.

Элли не хотелось сейчас быть на виду (и меньше всего хотелось видеть Кэти Гилмор), вот она и отправилась в столовую ни свет ни заря.

Впрочем, несмотря на такую рань, несколько человек уже сидели за столами, но они не обратили на нее ни малейшего внимания, и Элли, с облегчением вздохнув, направилась к кастрюлькам с овсянкой и сковородкам с яичницей. «Вполне возможно, что народ не будет придавать этой сплетне такое уж большое значение».

С тарелкой овсянки в руках Элли окинула комнату взглядом в надежде узреть кого-нибудь из своих привычных сотрапезников, но никого не заметила. По-видимому, она пришла в столовую все-таки слишком рано.

– Привет, Элли! Подсаживайся! – сказала Рейчел, сидевшая в полном одиночестве за столиком справа от входа.

Элли мгновение колебалась, вспомнив приходившие ночью ей в голову сомнения насчет Рейчел, но если бы она отказалась присоединиться к ней, то это выглядело бы как минимум странно.

«Рейчел – величайший знаток всех слухов в школе, поэтому если уж она ни единым словом не упомянет о сплетнях, которые ходят на мой счет, я буду знать, кто положил им начало».

Элли подошла к столику, за которым сидела Рейчел и, поставив на него свою тарелку, опустилась на стул.

– Мне даже на секунду пришла в голову мысль, что придется завтракать в одиночестве.

– Я всегда прихожу в столовую одной из первых, – сказала Рейчел. – Мой отец обожает пословицу: «Кто рано встает, тому Бог подает», – и это, по-видимому, засело у меня в подкорке.

Элли наблюдала за тем, как Рейчел, приготовив себе большой сандвич из тостов, яичницы и бекона с сыром, принялась с аппетитом уписывать его за обе щеки, запивая молоком.

– Похоже, ты завтракаешь не только рано, но еще и довольно плотно. По крайней мере, по сравнению со мной, – заметила Элли.

– Завтрак – главный прием пищи, детка. Зато с обедом и ужином я более чем умерена, – ответила Рейчел, продолжая размеренно жевать. – Кстати, ты в курсе, что на по школе ходят весьма нехорошие слухи насчет тебя?

Элли замерла, не донеся ложку с овсянкой до рта. Потом, после паузы, осторожно произнесла:

– Слышала что-то. Друзья говорили, что это какой-то несусветный бред.

Рейчел кивнула:

– Да уж, чудную новость «Элли – сумасшедшая и убийца» иначе, как бредятиной и не назовешь. Но я слышала именно это. От Шарон Макиннон. Знаешь такую?

Элли покачала головой.

– Ну так вот, – пробормотала Рейчел, вновь откусывая от своего мегасандвича, – я ей сказала, чтобы она проваливала со своей ерундой к такой-то матери…

Элли почувствовала огромное облегчение.

«Значит, это не Рейчел. Ура».

– Ну и как она восприняла эти слова? – спросила девушка.

– Нормально восприняла. Спокойно, – сказала Рейчел. – Привыкла, наверное, что по причине ее стервозности я часто посылаю ее по указанному адресу…

Тут обе девушки дружно рассмеялись. Но облегчение, которое испытала Элли, не продлилось слишком долго, поскольку на нее снова нахлынули тяжелые мысли.

– Кто же распространяет по школе эту мерзость? – спросила она у Рейчел. – Ведь все это – ужасная ложь. Кому это надо?

– Я как раз размышляла над этим сегодня утром, – произнесла Рейчел, нахмурившись. – Не волнуйся, я доберусь до источника. И довольно скоро.

Элли отсалютовала Рейчел чашкой с чаем.

– Учитывая, что ты на моей стороне, у источника нет никаких шансов сохранить свою анонимность.

Но как бы то ни было, Элли продолжала чувствовать себя не в своей тарелке.

И когда шла по коридору после завтрака, не могла отделаться от тревожных мыслей.

Она уже почти подошла к лестнице, когда громкий и резкий голос Кэти взорвал субботнюю утреннюю тишину.

– Привет, убийца! Как дела?

Элли резко обернулась:

– Пошла ты к чертям, Кэти!

– Фу, какой гнусный язык! – Изящно очерченные губы рыжекудрой красавицы изогнулись в презрительной улыбке: – Директору следовало бы знать, что когда допускаешь в свое стадо паршивую овцу, готовься к тому, что пропадут и другие овцы, и сама овчарня.

Группа вечно таскавшихся за Кэти холеных приспешниц захихикала, а потом выжидающе уставилась на Элли.

– Ты что несешь, Кэти? – Элли очень старалась говорить ровным спокойным тоном, хотя у нее внутри кипела ненависть к этой девице. Она понимала: что-то отвечать надо, но неожиданно почувствовала, что сейчас ей больше всего хочется не говорить, а стукнуть Кэти по носу, и даже невольно сжала кулаки.

Кэти тоже шагнула навстречу своей противнице.

– Я слышала, что ты подвержена приступам неконтролируемого гнева, – произнесла она низким угрожающим голосом. – Может, Рут оказалась жертвой одного из таких приступов? Чем она тебя обидела? Что сказала?

Прежде чем Элли успела понять, что делает, ее кулак словно сам собой взмыл в воздух, устремляясь к точеному носику Кэти. Но за секунду до удара чья-то сильная рука схватила Элли за шиворот и оттащила назад с такой силой, что ей на мгновение показалось, будто ее подняли в воздух.

– Кэти! Роль драчуньи и скандалистки тебе совершенно не к лицу, – произнес бархатным голосом Сильвиан, крепко держа за плечи вырывавшуюся из его рук Элли.

Кэти с изумлением воззрилась на своего кумира.

– Что такое, Сильвиан? Ты клевещешь на меня, защищая это маленькое ничтожество? Да что с тобой такое? Что, скажи на милость, ты в ней нашел?

Хотя Элли к тому времени уже перестала вырываться и немного успокоилась, Сильвиан по-прежнему не выпускал ее из своей хватки. Прикосновения его рук и исходившее от него тепло вызвали у нее в сознании образы и воспоминания, от которых она стремилась избавиться.

– Мне приходилось встречать особ куда более высокого класса и стиля, нежели когда-либо будет у тебя. – Его голос и взгляд голубых глаз были ледяными. – Кстати, леди, к вам это тоже относится… Что ж, предлагаю считать инцидент исчерпанным, а всем вам немедленно разойтись и заняться своими делами.

Кэти ошарашенно застыла на месте, потом резко развернулась и, пылая гневом, быстро пошла в сторону столовой. Свита семенила следом.

Только когда они скрылись за углом, Сильвиан отпустил Элли и сделал шаг назад.

– Жаль, что ты не позволил мне расквасить ей нос, – кровожадно заявила Элли, не выказав ни малейшей благодарности по отношению к Сильвиану.

– Вообще-то я пару секунд носился с этой мыслью, – ответил молодой человек.

– Редкостная сучка! Я готова была ее уб… Но уж как получилось. – Элли опустила глаза и стала носком туфли рисовать на полу воображаемые узоры. – Короче, спасибо тебе.

– Не стоит благодарности. Боюсь, однако, что у тебя будут серьезные проблемы. Эти слухи… – Сильвиан замялся, – они носятся в воздухе. И кое-кто приложит максимум усилий, чтобы использовать их против тебя.

– Знаю, – сказала Элли. – Не знаю только, кто их распространяет.

Он пристально посмотрел на нее:

– Уж если все только и говорят об этом, то, думаю, не столь уж важно, кто положил этому начало. Но полагаю, что первым начал говорить про тебя гадости человек, обладающий чрезвычайно ревнивым характером.

Элли бросила взгляд в сторону столовой:

– Вроде Кэти.

– Вроде Кэти, – кивнул он.

– Неужели за всем этим стоит она, Сильвиан?

– Точно сказать не могу. Но я поспрашиваю у людей, и если узнаю, кто виноват, то поговорю с Изабеллой.

Элли не хотелось от него зависеть. Особенно после того, что произошло между ними…

«С другой стороны, если ему удастся приостановить распространение этих ужасных сплетен…»

– Это было бы здорово, Сильвиан.

– Не беспокойся, все будет хорошо. Кроме того, мне необходимо вернуть тебе должок. Ведь я перед тобой очень виноват. – Она вспыхнула, но он продолжал говорить, и с каждым новым словом его французский акцент проступал все явственнее. – Мне нужно сказать это, Элли. В ночь бала… Я был слишком груб с тобой, даже причинил тебе боль… Прости меня. Понимаю, что поступил, как свинья, но… ты слишком отличаешься от тех девчонок, с которыми мне доводилось общаться прежде. Теперь-то я точно знаю, что не должен обращаться с тобой, как с ними.

У Элли от смущения горели щеки, тем не менее она подняла голову и посмотрела ему прямо в лицо:

– Ни с кем нельзя так обращаться. Ни с одной девушкой, Сильвиан. Никогда.

К ее удивлению, он покаянно наклонил голову:

– Ты права. Absolument. Прошу, извини меня.

– Я… не знаю, что и сказать… – пробормотала Элли. Ей не хотелось прощать его. Она предпочитала на него злиться. Неожиданно ей в голову пришла одна любопытная мысль.

– Мне необходимо прояснить одну вещь… Ты подсыпал что-то в мое шампанское в ночь бала?

У него на лице отразился ужас:

– Боже мой! Конечно, нет. Но почему ты подумала об этом?

– Извини, я должна была это знать, – сказала она. – Просто у меня тогда перед глазами все стало расплываться.

– Киммерийское вино – оно очень крепкое, – сказал Сильвиан. – Ты к нему непривычна, да и пила слишком быстро. Оно ударило тебе в голову. Я же позволил тебе выпить несколько бокалов и вовремя не остановил. Хотел воспользоваться твоим состоянием. Что и говорить, не самое благородное желание.

Его видимое раскаяние и откровенность не оставляли ей выбора.

– Я принимаю твои извинения, Сильвиан, – сказала она, – и прощаю тебя.

Прежде чем он успел что-либо сказать, она добавила:

– Послушай, мне надо торопиться. Пока кто-нибудь еще не назвал меня убийцей или не принес извинения за то, что пытался изнасиловать во время свидания. О’кей? Подобные нервные встряски мне противопоказаны. А ведь сейчас еще и девяти нет.

Когда она повернулась, чтобы бежать к лестнице, он сказал:

– Будь осторожна, Элли. – Он со значением посмотрел на нее. – Тебе грозит реальная опасность. Возможно, она ходит рядом с тобой, а ты и не догадываешься…

– О господи, – устало произнесла девушка. – Я так и знала, что ты скажешь что-нибудь в этом роде.

Элли пряталась у себя в комнате всю первую половину дня. К ланчу она переделала все домашние задания и стала думать, чем бы еще заняться, чтобы не покидать свое убежище. С другой стороны, ей очень хотелось есть.

Идти в переполненной учениками столовую она не могла, поэтому решила заглянуть туда раньше и унести ланч с собой. Влетев в столовую, Элли сунула в свою школьную сумку несколько сандвичей, бутылку воды и яблоко и решила сбежать на улицу. Потом ей не повезло: направляясь по центральному коридору ко главному входу, она наткнулась на группу учеников классом младше и явственно слышала, как один из них, обращаясь к своим приятелям, прошептал: «Смотрите, это убийца». Некоторые захихикали, другие же, наоборот, воззрились на нее с ужасом.

Сделав вид, что она ничего не слышала, Элли поспешила дальше.

Через пару минут на лестнице одна из приятельниц Кэти, поднимавшаяся по ступенькам, обошла ее по широкой дуге, словно Элли была прокаженной.

– Бешеная, – произнесла та же девица, отойдя подальше, когда никакая опасность со стороны Элли, по ее мнению, ей уже не угрожала.

Элли проигнорировала ее и, высоко подняв голову, вышла на школьный двор. Куда идти? Она и сама не знала, поскольку оставаться на лужайке, где загорало множество учеников, ей не хотелось. Увидев ее, они наверняка начнут шушукаться, пересмеиваться и говорить обидные вещи. А это могло привести к драке, что еще сильнее ударило бы по ее репутации.

Элли побежала туда, где начинался лес и тропинка, ведшая к скрытой в лесу часовне.

Подальше от всех учеников и учениц Киммерии.

У летнего домика она остановилась, чтобы перевести дух. Присела на ступеньку, уронила голову на колени и некоторое время медленно вдыхала и выдыхала, пока не успокоилась.

Ну почему с ней всегда происходит самое плохое? На какое-то время показалось, что нашла себе в этой школе прибежище, где можно и учиться, и жить нормально – и вот все коту под хвост.

Все против меня. И все меня бросили.

Ей хотелось плакать, но слез не было. Глядя на деревья, она позволила себе вспомнить Кристофера. Он не просто исчез из ее жизни. Сначала отгородился от нее, словно забором. И обращался с ней так, будто она стала ему чужой. Будто и не любил ее никогда.

И вот все это повторяется. Только теперь от нее отгородилась вся школа.

Впрочем, не вся.

У нее есть Картер. А еще Рейчел, хотя, та, конечно, пока ее близкой подругой не стала. Но Элли сумела разглядеть в ней и честность, и глубокую порядочность. Да и Лайза, кажется, хорошо к ней относится. И Лукас.

Нет… На этот раз она не одна.

Прошло еще какое-то время, и ей захотелось есть. Расстелив взятое в спальне одеяло и опустившись на него, Элли в полном одиночестве, не считая теплого летнего солнца, съела пару захваченных из столовой сандвичей и запила их водой. Вокруг царили покой и тишина; не было слышно глупых шуточек, хихиканья и неприятных ей разговоров. Вытянувшись на одеяле и подложив под голову школьную сумку, Элли сама не заметила, как погрузилась в сон.

Когда проснулась, солнце уже клонилось к закату, а она лежала в тени, где с каждой минутой становилось все прохладнее.

Собрав вещи, Элли двинулась в сторону школы, ощущая, как по пути в ее душе начинает копиться негативное чувство. Проведя первую половину дня в тишине и покое, она не испытывала большого желания вновь оказаться в ситуации, из-за которой, если так можно выразиться, удалилась в изгнание.

Подойдя к зданию, она услышала, что из раскрытых окон столовой доносятся говор и звон посуды. Определенно семь вечера уже миновали, и все отправились обедать.

Элли в столовую снова не пошла. К счастью, у нее в сумке остались бутерброд и яблоко. Вполне хватит до утра. А сейчас – марш в комнату.

Она понимала, что смелым ее поведение никак не назовешь, но ей было наплевать.

Но по мере того, как вечер вступал в свои права, недостатки ее плана становились все более очевидными. Во-первых, она ни с кем не разговаривала чуть ли не с восьми часов утра, во-вторых, у нее не было ни телевизора, ни компьютера, ни даже настольных игр, к которым она раньше относилась с таким презрением. Сначала она читала, потом поспала несколько часов, проснувшись в одиннадцать тридцать, села у раскрытого окна и… заскучала.