Текст книги "Сын света"

46

Менелас был почетным гостем на многих приемах и праздниках. Елена соглашалась появляться там вместе с ним и везде непременно вызывала всеобщие симпатии. Что до греков, они уже успели слиться с местным населением и, соблюдая все законы страны, вели себя тихо, не вызывая пересудов.

Этот успех был присвоен Шенару, дипломатические качества которого оценил весь двор; в то же время критиковали, правда осторожно, поведение регента, который и не пытался скрыть свою враждебность по отношению к царю Лакедемона. Рамзесу не хватало гибкости и терпения соблюдать приличия; не было ли это очередным доказательством его неспособности править страной?

С каждым днем Шенар вновь завоевывал потерянные позиции; долгое отсутствие его брата, который был в это время в Абидосе, предоставляло ему свободу действий. Конечно, он не обладал этим титулом, но вел он себя, как и подобает настоящему регенту.

Хотя никто не осмеливался осудить решение Сети, многие придворные все же спрашивали себя, не ошибся ли он с Рамзесом. Младший сын выделялся своей статью и энергичностью, но достаточно ли было этого, чтобы стоять во главе государства?

Конечно, это было всего лишь небольшое замечание; но скоро осуждение зазвучит гораздо громче, и каждая мелочь тогда окажется на пользу Шенару. Старший сын царя хорошо усвоил урок: Рамзес – опасный противник. Чтобы одолеть его, придется атаковать со всех сторон одновременно, не позволяя ему опомниться. Так что Шенар взялся за свое темное дело с остервенением и настойчивостью.

Основной этап его плана только что был преодолен: двое из греческих офицеров были приняты на службу в охрану царского дворца. Другие наемники, уже занимающие определенные посты, сойдутся с ними, и вместе они составят мятежную группировку, которая окажется полезной в решающий момент; может быть, даже один из них окажется в рядах личной охраны регента! При поддержке Менеласа Шенар сумеет этим воспользоваться.

Со времени появления царя Лакедемона судьба улыбалась ему. Оставалось подкупить еще одного из врачей царя, чтобы получить достоверные сведения о состоянии здоровья правителя. Конечно, на вид Сети чувствовал себя не слишком хорошо, однако не стоило доверять видимости, она часто оказывалась обманчивой.

Шенар не желал внезапного ухода из жизни своего отца, поскольку его стратегический план не был еще отработан до конца. В противоположность тому, что думал пылкий Рамзес, время действовало не в его пользу. Если судьба даст Шенару шанс поймать его в свои сети, которые он плел месяц за месяцем, регенту не выбраться, он в них запутается и задохнется.

– Красиво, – признал Амени, перечитав первую песнь «Илиады», которую он записал под диктовку Гомера, сидя под его лимонным деревом.

Поэт с пышной копной седых волос на голове уловил некую недомолвку в интонациях своего слушателя.

– Что тебе не нравится?

– Ваши боги слишком похожи на людей.

– Разве в Египте не так?

– В рассказах сказителей – да, иногда, но это всего лишь развлечение, церковь учит другому.

– Но что ты, юный писарь, знаешь об этом?

– По правде сказать, немного; но я знаю, что боги – это созидательные силы, и их энергия должна направляться осторожно и только знающими людьми.

– Но я же рассказываю эпопею! Эти боги ничего из себя не представляют. Какой герой сможет сравниться с моим Ахиллом или Патроклом? Когда ты узнаешь об их подвигах, тебе не захочется читать ничего другого!

Амени не стал возражать, но остался при своем; подобная восторженность была свойственная греческим поэтам. Египетские старцы предпочитали восхвалять скорее мудрость, нежели резню, пусть даже речь шла о великих битвах, но все же не ему, юному писарю, было воспитывать гостя, да еще более старшего по возрасту.

– Давно уже регент не навещал меня, – пожаловался Гомер.

– Он сейчас в Абидосе.

– В храме Осириса? Говорят, там посвящают в великие тайны?

– Это правда.

– Когда же он возвращается?

– Не знаю.

Гомер пожал плечами и отпил своего пьянящего вина, сдобренного анисом и кориандром.

– Окончательное изгнание.

Амени вздрогнул.

– Что вы хотите сказать?

– Что фараон, разочарованный неспособностью своего сына править, сделал из него священника, приговоренного остаться в храме Абидоса. При таком религиозном народе, как ваш, это, вероятно, самый лучший способ избавиться от того, кто начинает мешать.

Амени был расстроен.

Если Гомер был прав, личному секретарю уже никогда больше не увидеть своего Рамзеса. Он хотел бы спросить, что думают об этом его друзья, но Моис находился в Карнаке, Аша в Азии, а Сетау в пустыне. Один, запуганный, он пытался прогнать свой страх, с головой погрузившись в работу.

Его сотрудники собрали впечатляющее количество отрицательных рапортов, скапливавшихся на полках в его кабинете, однако, несмотря на тщательные поиски, имя владельца ненадежной мастерской, производившей бракованный чернильные палочки, все еще не было найдено. Об авторе письма, убедившего царя и его сына отправиться в Асуан, тоже ничего не было известно.

Гнев обуял юного писца: почему все их поиски давали столь разочаровывающий результат? Виновный, несомненно, оставил следы, и никто не мог этим воспользоваться! Амени сел на колени и стал разбирать все дело сначала, со времени его первых осмотров отходных ям.

Только дойдя до буквы «Р» и держа в руках некий акт, подписанный Шенаром, он начал догадываться, каким образом действовали эти темные силы; и он уверился в правильности своих предположений, когда узнал почерк, которым было написано письмо.

Теперь все было ясно; но Рамзес, сосланный навечно, никогда не узнает правды, и виновному удастся избежать наказания.

Эта несправедливость возмутила юного писаря. Его друзья должны помочь ему заставить бесчестного предстать перед судом.

Красавица Исет через Нефертари настаивала на немедленной аудиенции у царицы, но поскольку Туйа беседовала в это время с верховной жрицей Хатхор о подготовке религиозного праздника, молодой женщине не оставалось ничего другого, как ждать. Не находя себе места, она нервно теребила край длинного рукава своего льняного платья и в конце концов порвала его.

Наконец, Нефертари открыла дверь, ведущую в приемную. Красавица Исет, вся дрожа, бросилась в ноги царице.

– Великая Царица, умоляю, вы должны вмешаться!

– Какое у вас несчастье?

– Рамзес не собирался быть священником, я в этом уверена! Какую ошибку он допустил, чтобы быть так безжалостно наказанным?

Туйа подняла красавицу Исет и попросила ее присесть на стул с низкой спинкой.

– Неужели жизнь в закрытом храме кажется вам такой ужасной?

– Но Рамзесу всего восемнадцать лет! Только старик мог бы порадоваться такой судьбе. Быть запертым в Абидосе, в его годы…

– Кто вам об этом сказал?

– Его личный секретарь, Амени.

– Мой сын в самом деле находится в Абидосе, но его не держат там силой. Будущий фараон должен быть посвящен в тайны Осириса и в мельчайших деталях знать, как живет храм. Когда его обучение закончится, он вернется.

Красавица Исет почувствовала себя одновременно смешной, но и успокоенной.

Накинув шаль на плечи, Нефертари уже вышла, поднявшись, как всегда, самая первая. Она перечисляла в уме все дела, намеченные на сегодня, встречи царицы, и нисколько не думала о себе самой; следить за домом великой царской супруги было делом не из легких и требовало постоянного внимания. И хотя настоящее ее положение весьма отличалось от ритуальной жизни в храме, к которой она так стремилась, Нефертари быстро освоилась с требованиями Туйи, поскольку глубоко почитала царицу. Спрашивая с других так же строго, как с себя самой, благоговейно относящаяся к величию Египта и привязанная к традиционным ценностям, Туйа воплощала собой богиню Маат и постоянно должна была помнить о необходимости справедливости. Проникнувшись всей важностью тяжелой миссии, возложенной на великую царскую супругу, Нефертари поняла, что ее собственная деятельность не должна была ограничиваться светскими обязанностями. Дом, который находился в ее ведении, представлял собой нечто исключительное. Здесь нельзя было допустить ни одного неверного шага.

В кухне никого не было; служанки все еще не появились, вероятно, замешкавшись у себя в спальнях. Нефертари прошлась по комнатам, постучав в каждую дверь: никакого ответа. Удивившись, она решила войти.

Никого.

Какая муха укусила этих служанок? Обычно они были такими дисциплинированными и ответственными. Сегодня не праздник и не выходной, но даже в такие дни всегда были слуги, выполнявшие нужную работу. На обычном месте не оказалось ни свежего хлеба, ни пирожных, ни молока. И это за четверть часа до завтрака царицы!

Нефертари растерялась. Какая еще катастрофа обрушилась на дворец?

Она побежала на мельницу: может быть, беглецы оставили там какие-нибудь припасы. Но там было одно зерно; перемалывать его, готовить хлеб, разогревать печь, чтобы приготовить его, – на все это ушло бы слишком много времени. Туйа непременно обвинит свою экономку в небрежности и непредусмотрительности и быстро отправит ее восвояси.

К предстоящему унижению прибавилось и чувство грусти от того, что придется расстаться с царицей; эта напасть заставила ее почувствовать, насколько сильно она привязалась к великой царской супруге. Лишиться возможности служить ей было для девушки невыносимо.

– День обещает быть великолепным, – прозвучал важный голос у нее за спиной.

Нефертари медленно обернулась.

– Вы, регент царства, здесь…

Рамзес стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

– Мое присутствие доставляет неудобства?

– Нет, я…

– Что касается завтрака моей матушки, не беспокойтесь: служанки доставят ей его в обычный час.

– Но… я никого не нашла!

– Разве это не ваше любимое изречение: «Совершенное слово скрыто лучше, чем зеленый камень; и все же его можно найти у служанок, тех, что работают на мельнице»?

– Должна ли я думать, что вы специально удалили всех слуг, чтобы заманить меня сюда?

– Я предвидел, что вы станете делать.

– Вы хотите, чтобы я молола зерно ради вашего удовольствия?

– Нет, Нефертари; я жду совершенного слова.

– Сожалею, но вынуждена вас разочаровать; я его не знаю.

– А я убежден в обратном.

Она была невероятно хороша, вся светилась; в ее взгляде отражалась глубина небесных вод.

– Может быть, вам не придется по душе моя откровенность, но я считаю вашу шутку признаком не слишком хорошего вкуса.

Регент, казалось, немного опешил.

– Это слово, Нефертари…

– Все думают, что вы еще в Абидосе.

– Я вернулся вчера.

– И вашим первейшим делом было запереть служанок, чтобы нарушить мою работу!

– На берегах Нила я встретил дикого быка; мы стояли друг перед другом, и моя жизнь держалась на кончиках его рогов. И пока он на меня смотрел, я принял важные решения. Раз он не убил меня, я снова стал хозяином своей судьбы.

– Я счастлива, что вы остались живы, и желала бы, чтобы вы стали царем.

– Это мнение ваше или моей матери?

– У меня нет привычки лгать. Могу я идти?

– Это слово ценнее зеленого камня, и оно ваше, Нефертари! Предоставите ли вы мне счастливую возможность произнести его?

Молодая женщина поклонилась.

– Я ваша нижайшая слуга, регент Египта.

– Нефертари!

Она выпрямилась и гордо посмотрела на него. Достоинство ее было неоспоримым и ослепительным.

– Царица ждет меня на нашу утреннюю беседу, опоздание будет серьезным проступком.

Рамзес обнял ее и прижал к себе.

– Что мне сделать, чтобы ты согласилась выйти за меня?

– Попросить меня об этом, – спокойно ответила она.

47

Сети начал свой одиннадцатый год царствования с приношения дара гигантскому сфинксу Гизеха, охраняющему плато, на котором находились пирамиды фараонов Хеопса, Хефрена и Микериноса. Благодаря его неусыпному надзору, ни один непосвященный не мог проникнуть в эту святую землю, являвшуюся источником живительной силы для всей страны.

В качестве регента Рамзес отправился вместе с отцом в маленький храм, возведенный перед громадной статуей, представляющей собой лежащего льва с головой царя, смотрящего в небо. Скульпторы поставили стелу, на которой был изображен Сети, поражающий орикса, животного бога Сета. Борясь против темных сил, которые символизировало это животное пустыни, фараон, таким образом, выполнял свой первейший долг, выраженный этой охотой: поставить порядок вместо беспорядка.

Это место поразило Рамзеса; мощь, которая исходила здесь отовсюду, пронизала все его существо, до последней клеточки. После уединенности непритязательного Абидоса Гизех можно было сравнить с громогласным утверждением присутствия Ка, этой невидимой, но всюду присутствующей силы, воплощением которой в животном мире был дикий буйвол. Здесь все оставалось незыблемым; пирамиды разрушали время.

– Я вновь видел его, – признался Рамзес, – возле Нила, мы стояли друг против друга, и он смотрел на меня, как и в первый раз.

– Ты хотел отказаться от регентства и царства, – заметил Сети, – и он помешал тебе.

Отец читал его мысли. Может быть, сам Сети преобразился в быка, чтобы указать сыну его долг.

– Я не узнал всех тайн Абидоса, но это долгое уединение открыло мне одну истину: тайна содержится в сердце жизни.

– Тебе следует часто бывать там и следить за храмом; почитание тайн Осириса – один из главных ключей к равновесию в стране.

– Я принял другое решение.

– Твоя мать согласна с ним, и я тоже.

Молодому человеку захотелось подпрыгнуть от радости, но святость места удержала его от этого порыва; сможет ли и он когда-нибудь подобно Сети читать в сердцах людей?

Рамзес еще никогда не видел Амени в таком возбужденном состоянии.

– Я все знаю, я его вычислил! Это невероятно, но теперь уже нет никаких сомнений… Смотри, вот, посмотри!

Юный писарь, обычно очень аккуратный, стал вытаскивать из груды папирусов деревянные таблички и осколки известняка. Он безостановочно и настойчиво проверял и перепроверял все документы на протяжении месяцев, пока, наконец, не обнаружил то, что искал.

– Это в самом деле он, – заявил Амени, – это его почерк! И я даже сумел связать его с тем возницей, который был его человеком, а значит, и с конюхом! Ты представляешь, что это значит, Рамзес? Вор и преступник, вот кто он такой! Почему он так поступал?

Поначалу относясь ко всему этому с недоверием, регент в конце концов вынужден был признать очевидное.

Амени проделал большую работу, не оставалось никаких сомнений.

– Я должен спросить у него.

Долент, старшая сестра Рамзеса, и ее муж Сари, который со временем становился все тучнее, кормили экзотических рыб, резвившихся в искусственном пруду, устроенном в роскошном имении. Долент была в плохом настроении: жара утомляла ее, и ей никак не удавалось справиться со своей жирной кожей, она все время потела. Наверное, придется сменить врача и средства ухода.

Слуга сообщил о приходе Рамзеса.

– Наконец-то, знак уважения! – воскликнула Долент, обнимая брата. – Тебе известно, что при дворе уже были уверены, что ты похоронишь себя в Абидосе?

– Двор часто ошибается, но, к счастью, не он управляет страной.

Серьезный тон Рамзеса удивил супругов; юный царевич заметно изменился. То уже говорил не подросток, но регент Египта.

– Ты, наконец, решил предоставить моему мужу управление амбарами?

– Я прошу тебя оставить нас, дорогая сестра.

Долент обиделась.

– У моего мужа нет секретов от меня.

– Ты уверена?

– Уверена!

Обычная жизнерадостность Сари куда-то пропала; бывший наставник Рамзеса был сейчас напряжен и обеспокоен.

– Вы узнаете этот почерк?

Рамзес показал им письмо, которое вызвало отъезд Сети с сыном в карьеры Асуана.

Ни Сари, ни его жена не ответили.

– Под этим письмом стоит поддельная подпись, но почерк очень даже знакомый и узнаваемый: это писал ты, Сари. Это же подтверждается и другими документами.

– Подделка, имитация…

– Тебя перестало устраивать твое место наставника и ты решил заняться бракованными чернильными палочками, которые с твоей подачи стали продаваться с гарантией высшего качества. Когда тебя обнаружили, ты решил уничтожить все следы, которые вели к тебе. А при твоем знании архивов и писарского дела не было ничего проще. Однако остались отрывки копии акта, которую мой личный секретарь, чуть не поплатившийся жизнью за свое стремление отыскать правду, обнаружил в одной из помойных ям. Мы с ним долгое время считали, что все это проделки Шенара, но затем Амени понял, что ошибался. От имени владельца мастерской осталась одна только буква «Р»; это была не последняя буква имени «Шенар», а твоя «Р» в имени, Сари. К тому же у тебя давно уже служил возница, который заманил меня в ловушку. Мой брат невиновен, это все на твоей совести.

Бывший наставник Рамзеса, стиснув зубы, не смел взглянуть в глаза регенту, Долент, казалось, не была ни удивлена, ни подавлена.

– У тебя нет никаких явных доказательств, – заметил Сари. – Суд не станет выносить мне приговор на основании этих никчемных догадок.

– Почему ты ненавидишь меня?

– Потому что ты – препятствие на нашем пути! – в неистовстве выкрикнула сестра Рамзеса. – Ты, юнец и задира, хвастливый петух, слишком уверенный в своей силе. Мой муж выдающийся человек, умный, образованный, мягкий, у него есть все качества, чтобы править Египтом. И благодаря мне, дочери царя, у него тоже есть право на это!

Долент взяла за руку своего мужа и вытащила его вперед.

– Ваши амбиции свели вас с ума, – сказал Рамзес. – Чтобы не причинять родителям столь великого огорчения, я не стану подавать жалобу. Но я приказываю вам покинуть Мемфис. Вы отправитесь в небольшое поместье в провинции, где и останетесь. И не вздумайте что-нибудь замышлять, а то вас быстро выдворят из страны.

– Я твоя сестра, Рамзес.

– Именно поэтому я проявляю снисходительность и иду на уступки.

Несмотря на причиненные ему физические страдания, Амени согласился не подавать жалобу. Для Рамзеса этот знак дружбы послужил живительным бальзамом, пролившимся на рану, которую только что нанесли ему его сестра и его бывший наставник. Если бы Амени стремился отомстить, он ни за что не отказался бы, но юный писарь думал сейчас лишь о том, чтобы собрать близких регента по случаю его свадьбы с Нефертари.

– Сетау вернулся в свою лабораторию с небывалым запасом яда; Моис пребывает в Мемфис послезавтра. Остается только Аша… Он уже выехал, но сколько времени займет дорога, неизвестно.

– Мы его подождем.

– Я так счастлив за тебя… Говорят, Нефертари красавица из красавиц.

– Разве ты с этим не согласен?

– Я способен оценить красоту папируса или стиха, но красота женщины… Лучше не спрашивай.

– Как наш почтенный Гомер?

– Он ждет тебя с нетерпением.

– Мы пригласим его.

Амени, казалось, был чем-то обеспокоен.

– Ты переживаешь, Амени… Из-за чего?

– Из-за тебя… Я упирался, как мог, но дольше не продержусь. Красавица Исет настаивает на встрече с тобой.

Красавица Исет намеревалась дать волю своему гневу и осыпать любовника проклятиями и упреками. Но когда он приблизился, ей пришлось смириться. Рамзес изменился, очень изменился. Он уже не был тем пылким юношей, в которого она была влюблена, но стал настоящим регентом, и это проявлялось теперь во всем.

У молодой женщины возникло впечатление, что она стоит перед человеком, которого совершенно не знает и над которым теперь совсем не властна. Злоба ее рассеялась сама собой, уступив место боязливому уважению.

– Твой приход… Твой приход делает мне честь.

– Матушка рассказала мне о твоем поступке.

– Я волновалась, это правда, и так ждала твоего возвращения!

– Чем же ты недовольна?

– Я узнала…

– Завтра я женюсь на Нефертари.

– Она очень красива… А я, я жду ребенка…

Рамзес мягко взял ее за руку.

– Неужели ты думала, что я оставлю тебя? Это будет наш ребенок. Завтра, если судьбе будет угодно, я окажусь на троне и назову Нефертари великой царской супругой. Но если ты хочешь и если она согласится, ты можешь жить во дворце.

Она прижалась к нему.

– Ты любишь меня, Рамзес?

– Абидос и дикий буйвол вернули мне мою настоящую сущность. Я, конечно, не такой, как все остальные, Исет. Отец взвалил мне на плечи такой груз, который, может, и раздавит меня, но я хочу испробовать свои силы. Ты – мои страсть и желание, безумие юности. Нефертари – царица.

– Я состарюсь, и ты позабудешь обо мне.

– Я глава своего круга, а глава никогда не забывает никого из своих. Хочешь войти в него?

Она подняла к нему лицо, прося поцелуя.

Бракосочетание было делом сугубо личным и не подразумевало никаких религиозных церемоний. Нефертари просто хотела устроить небольшой праздник за городом, в пальмовой роще, среди цветущих полей пшеницы и бобов, рядом с каналом с илистыми берегами, где паслись мирные стада.

Одетая в короткое льняное платье, с браслетами из лазурита и ожерельем из халцедона, молодая женщина выбрала то же одеяние, что и царица Туйа. Самым элегантным оказался Аша, прибывший тем же утром из Азии и никак не ожидавший оказаться в этой сельской местности в компании великой царской супруги, Моиса, Амени, Сетау, знаменитого греческого поэта, льва с огромными лапами и задиристого пса. Дипломат, конечно, предпочел бы пышность двора, но не показал и виду и вместе со всеми довольствовался этим полевым завтраком, избегая насмешливого взгляда Сетау.

– Кажется, ты не в своей тарелке, – заметил заклинатель змей.

– Приятное место.

– Только трава запачкала твое платье! Жизнь порой оказывается очень суровой… Особенно, если поблизости нет ни одной змеи.

Несмотря на свой неприветливый вид, Гомер был очарован Нефертари. Как бы он ни упирался, он не мог не признать, что красотой она превосходила саму Елену.

– Благодаря тебе, – сказал Моис Рамзесу, – я, наконец, могу по-настоящему отдохнуть.

– Неужели Карнак требует столько сил?

– Задуман такой грандиозный план, что малейшая ошибка в расчетах может привести к краху всего предприятия. Я постоянно должен проверять все до малейшей детали, чтобы работа на стройке шла как следует.

Сети здесь не было. Хотя он дал согласие на этот брак, царь не мог позволить себе отлучиться ни на один день. Египет требовал его постоянного присутствия.

Это был день простой и счастливый. Вернувшись в столицу, Рамзес взял Нефертари на руки и перенес через порог своего дома. В глазах закона они теперь были мужем и женой.