Текст книги "Страна джунглей. В поисках мертвого города"

«Где растут большие странные цветы»

В Трухильо, увиденном Морде и Брауном, уже ничто не напоминало о том, что он когда-то был центром колоний Испанской империи. Окружавшие город банановые плантации погибли в результате недавней эпидемии, местные работники отправились искать заработков в других местах, и все постепенно пришло в запустение. Спустившись на неверных после морского путешествия ногах по трапу корабля, наши путешественники оказались, наверно, на том же самом берегу, куда сотни лет назад высаживались Христофор Колумб и Эрнан Кортес. По пути в город они прошли через разваливающийся испанский форт с давно заржавевшей пушкой. Крепостные улицы заросли травой, а в горячем летнем воздухе висела жутковатая тишина… «как в городе-призраке», написал Морде.

На вершине крутого холма мужчины набрели на кладбище и, проходя через него, обнаружили полуразрушенный склеп известного американского бандита по имени Уильям Уокер, в 1860 году расстрелянного властями Гондураса за попытку захвата страны. Эта зловещая находка только укрепила путешественников в желании как можно быстрее двинуться в дальнейший путь.

Их визит в Трухильо заслуживает упоминания лишь по одной причине: здесь произошла загадочная встреча Морде с человеком, якобы обладавшим информацией о Белом Городе. Его имени путешественник в своих дневниках не назвал. Мало того, он даже не уточнил, мужчина это или женщина, и не зафиксировал, где и в какое время состоялся их разговор. Тот человек поведал ему, что город славился своими «arenas blancas», то есть какими-то белыми песками, но практической пользы для Морде в этой информации было не больше, чем для Вудмана во всех собранных им мифах и легендах. О местоположении города Морде записал со слов собеседника, что он может находиться где-то между реками Вампу и Платано, «в высоких горах, где растут большие странные цветы». Но под цветами этими, предупредил тот человек, скрываются древние могилы.

* * *

Мужчинам настолько не терпелось продолжить путешествие и наконец перешагнуть границу цивилизованного мира, что этой ночью они спали очень плохо. Но наступившее утро принесло серьезные неприятности. Отправившись на машине в порт искать себе места на корабле, они случайно раздавили на дороге петуха. Случилось это в самый неудобный момент, прямо на глазах у трех офицеров местной полиции. Схватив свои карабины, полицейские выбежали на дорогу и приказали путешественникам остановиться на обочине.

Полицейские печально покачали головами, осмотрев безжизненную тушку птицы, а потом один из них сказал: «Вам надо пройти с нами».

Морде попытался принести извинения. Петух появился на дороге буквально ниоткуда, сказал, он, и они просто не успели среагировать. Только что его не было, и вдруг он уже оказался под колесами. Им очень жаль, что все так получилось.

Но извинений оказалось недостаточно. Полисмены сказали Морде с Брауном, что они отправляются в тюрьму. Это был не просто какой-то там петух, а любимец местного шерифа. На мгновение путешественники подумали о самом худшем: экспедиция, еще толком не начавшись, могла закончиться в этом захолустном городке.

В обшарпанном здании полицейского участка Морде и Браун попытались урезонить шерифа, надеясь, что он окажется более вменяемым человеком, чем его подчиненные. Но этот здоровенный, жирный мужик с полусонным взглядом просто сидел в своем кресле и с идиотской улыбкой выслушивал их объяснения. Лицо его было усеяно капельками пота. Этот петух был лучшим бойцом в округе, сказал шериф, и он приносил ему хорошие деньги. Как же ему теперь жить без своего чемпиона? Он засмеялся и развел руками, демонстрируя пустые ладони и предлагая путешественникам сделать ему какое-нибудь выгодное предложение.

Путешественники с облегчением засмеялись вслед за ним. Морде запустил руку в свою сумку, отсчитал там несколько золотых слитков и положил их на стол начальника полиции. В общей сложности они тянули на 15 долларов. Этой суммой им удалось откупиться от тюрьмы.

Они без промедления отправились на свой корабль. Пароход «Cisne» ждал их в порту Трухильо. Это было 25-метровое судно с крепким, но изрядно потрепанным за долгие годы службы стальным корпусом. Выйдя из Трухильо, он должен был доставить Морде с Брауном на самую крайнюю восточную точку гондурасского побережья, расположенную чуть севернее границы с Никарагуа. На борт судна они поднимались с вполне оправданным волнением. До джунглей наконец было рукой подать.

Змеи и валиум

Через некоторое время вниз спустился заспанный Крис Бегли. Усевшись в зеленом дворике завтракать яичницей и гренками, мы проштудировали записки Морде, сверились с разложенными на столе картами и составили план путешествия. Мы не пойдем так, как это в первый раз сделал Морде, то есть морем с востока через лагуну Каратаска и потом по земле до Рио-Патука. Вместо этого мы решили сместиться по побережью, затем двинуться на автобусах и грузовиках на запад к центру страны и только после этого пересесть в лодку и начать искать на берегах реки лагеря Морде. В конце концов мы должны были точно так же, как и он, оказаться в верховьях Патуки, а оттуда, уже на своих двоих, добраться до района, названного Крисом «страной потерянных городов». «Вот куда мы с тобой направляемся», – сказал Крис, показав на карте зеленые горы, окруженные таким же зеленым океаном джунглей.

В последний раз, когда он был в тех местах, его взяли в плен местные бандиты. В тот момент он очень радовался, что воображаемое кино о его реальных приключениях в джунглях не может видеть его жена: «Позднее я выяснил, что один из этих парней кого-то убил и теперь от всех прятался». Крис рассказывал эту историю с нескрываемой гордостью. Ему сильно повезло. Он смог убежать посреди ночи, когда бандиты ушли добывать пропитание. Дослушав его рассказ, я посмеялся над ним как над анекдотом. Но он был совершенно серьезен.

Вдруг, сидя в том гостиничном дворике, я с испугом вспомнил, что забыл дома в Бруклине свои противозмеиные гамаши, этакие непрокусываемые нейлоновые щитки с полиуретановой оболочкой, которые надо пристегивать на голени. Змеи пугали меня гораздо больше, чем бандиты и экзотические инфекционные болезни. Я ненавижу змей и психую, даже увидев совершенно безобидного ужа. Я попытался заставить Криса хоть как-то меня успокоить. «Как ты думаешь, я, наверно, слишком уж паникую по поводу змей?» – спросил я.

«Нет, – ответил он, покачав головой, – это повод для очень серьезного беспокойства».

Ядовитые змеи у Криса – это вообще пунктик, он может говорить о них часами. Ему довелось повстречаться почти со всеми их разновидностями – от носатых ботропсов до коралловых аспидов. Но самой страшной считается «fer de lance», или американская копьеголовая змея. Всего один укус, и у человека перестает сворачиваться кровь, он погибает от кровотечения через все поры кожи и естественные отверстия, включая даже глаза. Когда Крис пускается в рассказы о копьеголовых змеях, у него на лице начинают играть желваки. Эти змеи прячутся среди камней, на деревьях и в траве под ногами. Иной раз они встречаются в джунглях почти каждый день. «Как-то раз я карабкался по скале, – рассказал он, – добрался до уступа, поднял глаза и увидел, что одна такая лежит на камнях прямо у меня под носом, в считаных сантиметрах». Малый шанс на выживание, продолжал он, появляется, если даже после введения сыворотки от змеиного яда удастся в течение 18 часов добраться до больницы. «А это значит, что нужен вертолет», – сказал он. Но никаких гарантий не будет, даже если успеть вовремя. Самое малое – лишишься руки или ноги, в которую ужалила змея.

Я не могу описать обуявший меня ужас. До сего момента я просто гнал из своего сознания мысли о змеях. Может быть, именно поэтому и забыл дома защитные гамаши. Я не раз бывал в зоне военных действий, встречался с убийцами и мафиозными авторитетами. Но тут было другое… Я пугался до потери сознания, только представив себе, как огромная змея падает с какого-нибудь дерева прямо мне на шею или гоняется за мной по джунглям. Все это было похоже на сцену из плохонького приключенческого романа. А перспектива погибнуть, кровоточа всеми порами своего тела, была для меня страшнее любой самой бесчеловечной пытки. Я не хотел умереть от змеиного укуса.

На вопрос, каким образом можно себя обезопасить, Крис ответил: «Просто будь начеку и не суй руки в заросли». Крис сталкивался со змеями десятки раз, и пока ему везло. Но это было чистое везение, и не более того. К несчастью, никакого по-настоящему железного метода защиты в природе не существовало. «Молись», – сказал мне Крис. В этот день я «хлопнул» первую таблетку валиума и, решив, что одних молитв будет маловато, пошел в местный супермаркет и купил там комплект футбольных щитков.

«Наконец-то все начинается по-настоящему»

Спальных мест на «Cisne» было аж двенадцать, но вонь в кубрике стояла невыносимая. Морде и Браун опять не спали всю ночь, потому что их сильно беспокоили нагоняющие корабль черные тучи.

Поднялся сильный ветер, и корабль заплясал на гигантских волнах. В первую же ночь корабельный доктор услышал по радио о разгорающейся в глубине страны эпидемии тифа. Он сказал, что в некоторых районах уже началась эвакуация жителей. Будьте осторожны, предупредил он.

Капитан Кэшман время от времени включал свой радиоприемник, и в те моменты, когда появлялся хороший сигнал, слушал новости о войне в Европе. Эти сообщения, конечно, продолжали расстраивать Морде, но чем дальше они уходили от Ла-Сейбы, тем меньше его интересовали происходящие на другом берегу Атлантики события. Война, сказал он позднее, «казалась очень далекой», и поэтому новости о ней казались менее значительными. Еще находясь на борту корабля, Морде решил отпустить бороду, а также начал регулярно принимать хинин для профилактики малярии.

Когда корабль подошел к береговой линии, оказалось, что смотреть тут особо не на что: длинные белые полосы песчаного пляжа местами прерывались буйной зеленой растительностью, а потом продолжались снова. Ни деревень, ни одной живой души. Здесь не будет ни регулярного питания, ни отелей, ни кроватей. Совсем скоро они окажутся полностью отрезанными от большого мира.

29 апреля, после двухдневного путешествия по морю, «Cisne» вошел в лагуну Каратаска, внешнюю часть заполненного болотными миазмами лабиринта из ручейков, рек и озер, простирающегося на 40 километров в глубь материка и почти на сотню вдоль побережья. Так выглядели врата в Москитию. Было еще темно, когда капитан Кэшман приказал бросить якорь рядом с небольшой, стоящей в воде на сваях деревней. Пока матросы выгружали и доставляли туда продукты, путешественники изучали карты местности, убивали время игрой на губной гармошке и, представляя себе, какие опасности ждут их впереди, тренировались в стрельбе.

Той же ночью «Cisne» попытался пройти в глубину лагуны, но начал цеплять корпусом дно, и Кэшман решил, что двигаться дальше будет слишком рискованно. Погода только ухудшалась, а видимость давно уже и так была почти нулевой. Морде начал подумывать, не стоит ли ему вернуться вместе с кораблем на побережье и высадиться в каком-нибудь другом месте, поближе к устью Патуки. Около часа ночи он вышел на палубу, чтобы осмотреться, но все скрывала болотная мгла. Луна спряталась за тучами, и видна вокруг была только кишащая крокодилами и водорослями коричнево-черная вода и торчащие из нее высокие кустарники. Это было самое большое болото Центральной Америки, и заблудиться здесь не составляло труда. С другой стороны, если Морде и Браун останутся на «Cisne», им придется пережидать шторм: Кэшман не смог поручиться, что в такую непогоду ему удастся высадить их где-нибудь еще на побережье. Они приняли решение остаться и найти Патуку самостоятельно.

Морде и Браун выгрузили почти полтонны снаряжения на берег и попрощались со старым морским волком. Путешественники провожали взглядом скрывающийся в ночной тьме корабль и понимали, что вместе с ним исчезает последняя возможность связи с цивилизованным миром. Минут через пятнадцать наконец разверзлись хляби небесные, и мужчины, дрожа от холода, укрылись от проливного дождя под брезентовым тентом. Морде сделал в своем дневнике следующую запись: «Ужасная ночь… совсем не спали. Промокли до нитки». Но потом с определенной долей оптимизма добавил: «Наконец-то все начинается по-настоящему!»

Долина индейской принцессы

Мы двинулись в путь и через несколько часов наткнулись на труп человека.

Взятый напрокат джип «Тойота» был под завязку набит нашим снаряжением. Идя по стопам Морде, мы направились на восток, в Трухильо, с которым у нас ассоциировались первые слухи о потерянном городе. Мы планировали остановиться там на ночь, а на следующий день встретиться с двумя местными проводниками, взявшимися провести нас через джунгли. По пути мы проезжали мимо будок с вооруженными охранниками, спрятанных за высокими стенами домов, обнесенных проволочными изгородями банановых плантаций и помойных куч, в которых копались одичавшие собаки. Дома стали встречаться все реже и реже, выглядели они все беднее и беднее, и в конце концов остались только редкие убогие хижины, стоящие на отвоеванных у джунглей кусочках земли. В какой-то момент я заметил на обочине дороги мальчишку, державшего на поводке игуану длиной метра в полтора. Он пытался продать ее проезжающим. Каждые полчаса нас останавливали либо военные, либо полицейские. Они искали наркотики и вооруженных сторонников президента Мела.

Я уже почти задремал, но Крис вдруг сказал, что мы находимся совсем недалеко от той долины, на которую когда-то взирали Педраса с индейской принцессой. «Вон там, – сказал он, – видишь?» Он показал на простирающуюся до видневшихся на горизонте гор плоскую зеленую равнину, покрытую зарослями гвинейских масличных пальм. В поисках хоть каких-нибудь полезных для нас подсказок я сто раз перечитал эту историю, изложенную в письме королю Испании Карлу. Из всех ранних свидетельств рассказ Педрасы, первого епископа Гондураса, был связан с легендой о потерянном городе теснее всего. Обосновавшись в Трухильо, он регулярно уходил в длинные миссионерские экспедиции по неисследованным территориям страны. В том знаменитом походе его сопровождала группа из 60 «миролюбивых индейцев». Они три дня и три ночи продирались через непроходимые джунгли и пробирались через непролазные болота, пока наконец не поднялись на вершину высокой горы. Там на встречу с Педрасой уже собрались лидеры местных индейских племен. В этой компании было трое мужчин и дочь одного из вождей. Ученые до сих пор спорят, где конкретно находилась конечная точка экспедиции, и в большинстве своем сходятся во мнении, что это было где-то в 80 или 150 километрах к западу от берега моря.

Именно стоя на вершине этой горы, Педраса услышал от принцессы рассказ о находящемся в глубине джунглей городе. Подняв руку, она показала на другой край долины, где покрытые зеленью горы сливались с синевой неба. Там, сказала она, находится Тагусгуальпа – мой дом, где льют золото. Под ярким солнцем этот золотой дворец отсвечивал белым, сливаясь с окружающими его горами. Не об этом ли самом месте говорили Колумб и Кортес? В письме королю Педраса не сообщал, сколько людей населяло те места, и не упоминал названия родного города девушки. В ответ на его настойчивые расспросы она просто сказала: это очень богатый город, где «едят с золотых тарелок», показывая, таким образом, что там живут не дикари, а цивилизованные люди.

Охотникам за сокровищами и исследователям эта история казалась особенно привлекательной, потому что автором ее был не какой-то безответственный и хвастливый конкистадор, а уважаемый священнослужитель Педраса. Кроме того, она была интересна еще и тем, что факт существования такого города противоречил общепринятому мнению, что пришлые европейцы были людьми более современными и цивилизованными, чем жившие до их появления индейцы. Но отец Педраса так и не добрался до загадочного мегаполиса. По крайней мере, в письмах домой он ни о чем таком не упоминал. Он вернулся в Трухильо, оставив поиски потерянного города другим.

* * *

На дороге, около остановившегося на обочине школьного автобуса, толпились люди. Через полуоткрытую трехстворчатую дверь из него доносилась неизвестная мне песня в стиле «кантри». Все стоявшие рассматривали что-то на земле. Мы чуть не врезались в них, но Крис успел резко крутануть руль, одновременно с этим приказав мне не смотреть в их сторону. Он ударил по тормозам, и наша машина замерла на самом краю заболоченной канавы. Я все-таки посмотрел.

Крис остался за рулем, а я вылез из джипа и начал пробираться к центру толпы. Сначала я переступил через одиноко лежащий на земле до блеска начищенный коричневый ковбойский сапог. Еще один шаг, и в поле моего зрения появилось переднее колесо валяющегося на грязной дороге мотоцикла. А потом и труп.

То, что я увидел, просто не укладывалось у меня в сознании. Тело было выгнуто и перекручено совершенно неестественным образом – руки в локтях вывернуты назад, выбитые в суставах колени согнуты в обратную сторону. Кожа на правой и левой руке в трех местах пробита сверкающими белизной осколками костей. Мужчина был одет в джинсы и красную рубаху, его темная шевелюра была насквозь пропитана кровью, а лицо покрыто такой толстой коркой из грязи, камушков и крови, что больше походило на комок говяжьего фарша. Школьный автобус, с которым этот мотоциклист столкнулся лоб в лоб, теперь стоял метрах в пяти от места катастрофы.

Один мужчина, с белым, как торчащие из рук мертвеца кости, лицом, стоял прямо над трупом и в отчаянии заламывал руки. Я догадался, что это – водитель автобуса. Он был чуть старше меня. Солнце жарило немилосердно, и мне показалось, что я чувствую запах крови. Во рту появился привкус рвоты, но мне удалось проглотить подступающий к горлу ком. У меня закружилась голова, и я еле-еле устоял на ногах. Зеваки, конечно, осмотрели странноватого гринго, но в остальном вели себя совершенно спокойно, курили, попивали газировку и лопотали на уже привычном моему уху испанском. Поворачиваясь к нашей машине, я услышал чьи-то слова о том, что мотоциклист был совсем еще мальчишка, ему всего-то 25 лет.

Я доковылял до джипа, в котором меня дожидался Крис… «Крис из этого фильма», – подумал я, представляя, как буду описывать эту сцену, и чувствуя, что начинаю немножко сходить с ума. За три следующих дня я увижу еще два мертвых тела: мы найдем в реке труп семилетнего мальчишки, а потом обнаружим застреленного в собственном доме мужчину. Я не раз вспомню совет своего партнера: «Молись». Крис завел мотор, и мы свернули с дороги прямо в болото, чтобы объехать стороной военные блок-посты. Мы не сказали друг другу ни слова. До Трухильо оставалось чуть больше 30 километров.

* * *

Уильям Сидни Портер, более известный нам под именем О. Генри, описывал Трухильо в опубликованном в 1919 году романе «Короли и капуста». Гондурас он в этой книге называет «Анчурией», «страной беззакония и вседозволенности», а Трухильо в ней превратился в «Коралио», «брильянтик, вкрапленный в ярко-зеленую ленту моря». Лет за тридцать до выхода этой книги он сам на протяжении некоторого времени жил в Трухильо… еще один «гринго», оказавшийся в почти безвыходном положении. Это была очень серьезная черная полоса в жизни О. Генри. Его, работавшего банковским клерком в Хьюстоне, обвинили в растрате, но буквально за день до суда ему удалось сбежать в Новый Орлеан, а там сесть на идущий в Гондурас корабль. «Годы жизни в Соединенных Штатах, – написал он, – теперь кажутся мне каким-то надоедливым дурным сном».

По заболоченным проселкам до города нам с Крисом пришлось ехать около двух часов. Трухильо мало изменился с тех пор, как в нем побывал Морде… а, возможно, даже и с тех времен, когда в нем жил О. Генри. Дороги были только грунтовые или, в лучшем случае, мощенные булыжником, и пешеходы на них встречались редко. Жителей в городе и ближайших его пригородах было 20–30 тысяч. Состоял он в основном из двух– и трехэтажных деревянных и каменных домов, выкрашенных в яркие цвета, – синих, зеленых, желтых. Мы нашли гостиницу, в которой не было ни одного постояльца, и его пожилая хозяйка встретила нас с такой помпой, будто наш приезд был знаменательной вехой в истории этого крошечного местечка. Мой номер находился на втором этаже, и пахло в нем так, будто дверь комнаты не открывали лет сто или больше. В одном углу армия красных муравьев растаскивала последние крошки чего-то, что, судя по расстоянию между разбросанными по полу остатками, некогда было достаточно большим. На покрывале осталась вмятина в форме человеческого тела. На тумбочке лежала потрепанная испаноязычная Библия, а в дальнем углу стоял малюсенький телевизор, который мне так и не удалось включить. Встроенный в стену кондиционер ревел громче двигателя гигантской дальнобойной фуры. При этом он еще и вибрировал так, словно пытался расшатать удерживающие его кронштейны и уйти гулять на свободе.

Я поднял трубку гостиничного телефона и позвонил Эми, надеясь немного успокоиться, услышав ее голос, но на том конце провода сработал автоответчик. В Нью-Йорке было около пяти часов вечера, и я представил себе, чем сейчас занимаются мои родные. Скай, наверно, играет на детской площадке в конце квартала и ждет, когда Эми позовет ее домой ужинать. А может быть, они в этот момент поливают цветы на крыше нашего дома и нежатся под последними лучами заходящего солнца? Мне было очень не по себе. «Я скучаю по вам, ребята», – сказал я, чувствуя себя невыносимо одиноким, и повесил трубку.

Вечером мы пошли прогуляться, но к девяти часам в городе было совсем темно, будто все жители уже отправились спать. Только со стороны пляжа доносилась громкая кантри-музыка. Мы пошли на звук и наконец набрели на пару ресторанов, словно соревнующихся, чьи концертные колонки смогут выдать больше басов. Но ни в одном, ни в другом заведении не было ни души, даже официантов. Мы прошли мимо испанского форта, от которого сейчас остались только полуразвалившиеся стены, приземистое каменное здание и несколько пушек под благоухающими манговыми деревьями. На близлежащем холме стояла статуя Христофора Колумба, указывающая рукой на простирающиеся перед нами темные морские воды. Шагая обратно в гостиницу, мы забрались на высокий холм и оказались на Cementerio Viejo, или Старом кладбище, где похоронен авантюрист Уильям Уокер. 70 лет назад здесь же побывал и Морде.

Мы разговорились с женщиной в свободном белом платье, стоявшей на другой стороне улицы у облупленного двухэтажного здания. «Иногда здесь бродит его дух», – сказала она об Уокере. На вид ей было около шестидесяти. Власти Гондураса схватили Уокера в 1860 году. Казнили его прямо под стенами испанского форта. В тот момент ему было 36 лет. Женщина взмахнула рукой, как делают люди, описывая небоскребы. «Он очень-очень высокий, – сказала она о призраке, – и выходит, когда луна в подходящей фазе».

Этой ночью меня охватила паника. Я дрожал от страха, а в голове снова и снова крутилась одна и та же мысль: и это всего лишь первый день путешествия! Я хотел помолиться, но, сообразив, что забыл, как это делается, наконец, уснул. Когда я проснулся, оказалось, что мы уже опаздываем на встречу с проводниками.