Текст книги "38 1/2: 1 муж и 2 любовника"

Мы проводим чудесный день вместе, и эти мысли исчезают, как облака после летней грозы, потому что я твердо решила больше не думать. Я счастлива и сияю ярче солнца. Когда мы добираемся до маленького переулочка и заходим в его любимую пивную, любовь настолько переполняет меня, что я больше не могу сдержаться.

– Я люблю тебя, – шепчу я ему на ухо.

Макс улыбается во весь рот.

– Я так счастлив, – отвечает он.

– А теперь ты, – говорю я, потому что точно знаю, что видела любовь в его глазах.

– Знаешь, я еще не могу этого сказать. Я пока не уверен.

Как ни удивительно, но меня это не отпугивает. Когда-нибудь и он это скажет. В мой последний день в Мюнхене он спрашивает, не хотела бы, не могла бы, не должна ли я поехать с ним на несколько дней в Рим. Один его друг едет в Вечный город с женой, и ему хотелось бы, чтобы мы к ним присоединились. Пять-шесть дней рядом – звучит более чем заманчиво, и я с радостью соглашаюсь. Когда в понедельник я возвращаюсь домой, мое сердце растет от любви, как дрожжевое тесто, и грозит вот-вот лопнуть. Через три недели мы снова будем вместе, думаю я, прощаясь. Я не лечу сквозь густые грозовые облака, от которых самолет раскачивает во все стороны, нет, я сижу на одном большом, пушистом розовом облаке.

* * *

Андреа и Лиза встречают меня в Валенсии. Остальные дети сейчас на занятиях по парусному спорту, после чего устраивают гриль-вечеринку. Они ждут меня на улице. В Валенсии уютный аэропорт, так как большинство самолетов с туристами приземляются в Аликанте. Андреа заводит мотор, а я улыбаюсь на все тридцать два: изобразить на лице другое выражение я просто не способна.

– Сейчас ничего не рассказывай. Когда приедем домой, обо всем поговорим, потому что Лизе как можно быстрее хочется искупаться в бассейне.

Понимает ли Лиза что-нибудь в свои шесть с половиной лет, сказать трудно. Но уже пару раз она ставила меня и свою мать в достаточно затруднительное положение. И пока я чуть не захлебываюсь своими новостями, Андреа рассказывает, что произошло, пока меня не было. В четверг вечером еще раз заезжал Фернандо и сказал, что перебросит на наш объект бригаду рабочих с другой стройки и что работы могут начаться уже в пятницу.

– Пожалуйста, не пугайся, въезд и часть сада так выглядят, как будто туда упала бомба. В пятницу они вырыли котлован, в субботу приехала бетономешалка, и они заложили фундамент. Сегодня две машины привезли кирпич и другие материалы, и с завтрашнего дня пятеро рабочих начнут камень за камнем возводить дом. Кроме того, в четверг обещала приехать Берни со своей младшей. У нее проблемы на семейном фронте, она хочет или просто должна сменить обстановку. Я сказала, что пусть приезжает, а я несколько дней посплю у тебя. Тогда она сможет занять мою спальню.

– Да, хорошо. – Это все, что я могу ответить.

– Ах да, и еще сегодня вечером придут соседи. Было бы чудесно, если бы ты приготовила свою фирменную курочку в мартини!

– Хорошо! А нам не нужно заехать за покупками? – спрашиваю я, и в этот момент мой телефон напомнил о себе сигналом «тринь-тринь». Да, я снова установила этот сигнал в Мюнхене, чтобы вовремя отвечать на сообщения от Мартина и детей.

Без тебя так пусто. Я скучаю. С любовью, Макс

– Нет, не надо, – отвечает Андреа, – я уже все купила.

В начале четвертого мы приезжаем домой. Андреа оказалась права: сад выглядит так, как будто мы решили здесь вообще все перестроить. В тени оливкового дерева коротают сиесту рабочие с пивом и бутербродами. Она стена уже готова, другая – только наполовину. Если они будут продолжать в том же темпе, то крыша появится не раньше чем через две недели.

Не успели мы приехать, как Лиза выпрыгивает из машины, на бегу снимает через голову платьице и прыгает в бассейн, поднимая высокие брызги. Я иду в спальню, меняю джинсы и футболку на купальник. Да, джинсы и футболку. Потому что сегодня я впервые за двадцать лет ехала в метро. Чтобы привыкнуть, скажем так. Я передаю Андреа краткое содержание своих приключений, рассказываю о светящихся дельфинчиках и неожиданностях ванной комнаты.

– Чем он тебе так нравится? Понять не могу. Понятное дело, Макс в тебе заинтересован, ты его привлекаешь. Но то, что ты рассказываешь, говорит о том, что он предпочитает серых мышек. Таких, которые хоть и не умеют готовить, но молятся на него, и рядом с которыми он герой. И главное, делают то, что хочет он. Ясно, как день: ты не такая и такой быть не сможешь. Ты оригинальная, умная, самостоятельная, с чувством юмора, иронией и собственной головой на плечах. Не позволяешь водить себя за нос, у тебя есть цели, к которым ты стремишься. Ты честолюбивая и самодостаточная, иногда можешь сильно напрягать, но с тобой точно не соскучишься. Короче говоря, ты не его добыча. Такой трофей, как ты, этот несчастный в его-то возрасте просто не переживет. Он рано или поздно заработает себе инфаркт, потому что ты будешь предъявлять к нему высокие требования. Мы смеемся. Андреа целует меня.

– Да, я знаю. Но все-таки думаю, что у нас все получится.

– Хм… Потому что ты так хочешь или потому что у вас действительно есть шансы?

– Нет, потому что он хочет этого так же, как и я. Если хотя бы половина того, что я читаю в его глазах, правда, то у нас все должно получиться.

Впрочем, все эти размышления мне в данный момент чужды: я хочу его, он хочет меня, как-нибудь все да будет. Я рассказываю Андреа о нашей будущей поездке в Рим.

– Да, конечно, поезжай, – говорит она, – может, после совместного отпуска все станет на свои места. А может быть, я не права, и вы созданы друг для друга. Я была бы рада, потому что никогда не видела тебя такой счастливой.

И это правда. Я влюблена по уши или даже больше: по самую макушку.

* * *

В четверг приезжает Берни со своей младшей дочерью Беа. Беа и Лиза учатся в одном классе и души друг в друге не чают, и таким образом и у Лизы теперь есть компания. Андреа и Берни иногда вместе куда-нибудь выезжают, но большую часть времени мы проводим дома за разговорами. Силы Берни на исходе. Работа адвоката оказалась намного напряженнее, чем она ожидала. Кроме того, разлад с Франком, мужем. Сейчас у нее находящийся на стадии флирта роман с судьей из участкового суда. Вечером – старших детей нет дома, а младшие устали и уже в кроватях – она во всех подробностях рассказывает нам эту историю. Лотар М., так его зовут, высокий, с проседью, не женат, ему где-то за сорок, около пятидесяти, и, как утверждает Берни, передним совершенно невозможно устоять. В первый раз они увидели друг друга на каком-то заседании. Берни представляла интересы клиента, который подал в суд на фирму, якобы загрязняющую близлежащий ручей. Берни подошла к делу очень серьезно, пробила необходимые экспертизы, наняла детектива и в конечном итоге выиграла дело. Теперь фирма должна заплатить серьезный штраф, чем педантичный клиент Берни, вооруженный мензурками и колбочками, страшно гордится. Вторая нечаянная встреча произошла в столовой кёльнского окружного суда. Туда Берни привел голод, поскольку даже в суде столовая есть столовая. Терпеливо стоя в очереди, она и увидела Лотара. Они пообедали вместе, и между ними пробежала искра. Берни, которая только несколько месяцев назад обвиняла своего благоверного в неверности, теперь сама на прямом пути к измене. В том, что касается оценки этой ситуации, я держусь несколько в стороне. А то в чужом глазу соринку, а в своем… Было бы разумно посоветовать ей не думать об этом. Но по морально-этическим соображениям я не могу и посоветовать действовать. Я ведь знаю все проблемы, которые возникают в подобной ситуации, как никто. Так что я держу свои соображения при себе. Андреа же советует посмотреть, как обернется дело, подождать и просто наслаждаться. Когда дойдет до серьезного, Берни якобы будет знать, что делать. Ха! Последнее предложение Андреа произносит, многозначительно глядя в мою сторону.

Следующие несколько дней я, попивая холодные напитки, с лэптопом на коленях провожу в тени деревьев: просматриваю сайты римских отелей, которые дал мне Макс. Один находится в центре, но какой-то холодный и слишком напыщенный. Макс приедет туда за день до меня и оценит обстановку. Я доверяю решение ему.

Строительство домика для гостей потихоньку продвигается. Перед самым моим отъездом в Рим положена крыша, убран весь крупный мусор, и уже можно приступать к внутренней отделке. Перед поездкой мы с детьми отправляемся поужинать в «Эль Расет». После трапезы – дети умяли закуску, основное блюдо и десерт за считанные секунды – мы идем пошататься по ночному рынку. Мы присаживаемся, и вдруг мне приходит сообщение:

То, что я не мог сказать тебе тогда, в Мюнхене: я люблю тебя!

Я так давно этого ждала. И все равно удивлена. Я молча передаю трубку Андреа. Сердце стучит так, будто я пробежала марафон. Мне даже трудно просто собраться с мыслями. Он что, совсем обалдел? Я не хочу получать признание в любви по SMS. Я хочу смотреть ему в глаза. Одновременно я понимаю, насколько для меня важно, что Макс сказал эти три магических слова. Это не игра, вот в чем дело! Я выкуриваю три сигареты за две минуты, не могу ни на чем сосредоточиться и хочу одного: быть с ним. Это любовь? Да! Другого определения я найти не могу. Я все смотрю на эти слова на дисплее и в какой-то момент нахожу в себе силы ответить:

Мне бы больше хотелось услышать это лично, сидя рядом и глядя тебе в глаза. Ты знаешь, что я к тебе чувствую, прошу тебя, не играй со мной!

Ведьма (я!) уже не может отделаться от духов, которые сама же и вызвала. Из моей игры получилось нечто более серьезное. Меня это пугает, потому что я знаю о последствиях.

* * *

Утро понедельника. Час икс: в семь часов десять минут из Валенсии отправляется мой самолет. Перелет продолжается четыре с половиной часа. В субботу я возвращаюсь обратно, причем на этот раз лечу через Мадрид и буду в Валенсии только в 0.20. Мой кошелек стал легче на четыреста семьдесят восемь евро, но чего не сделаешь, когда стрела Купидона пронзила твое сердце. Я стою в римском аэропорту, жду свою красную сумку и жутко нервничаю. Потому что до самой субботы мы все время будем вместе. Эта мысль меня пугает, но вместе с тем это и некий вызов: я должна прекратить попытки контролировать ситуацию и просто отпустить ее. Открываются автоматические двери, я вижу Макса, и мое сердце рвется к нему с бешеной скоростью. Я хочу сразу же остаться с ним наедине, почувствовать его, но он говорит, что мы должны дождаться прилета его друзей. Каким-то образом мне удается усмирить свой огонь, удается не показывать разочарования и оставаться спокойной и равнодушной. Единственное, чего я хочу, – это стакан холодной воды и сигарету. Мы заходим в кафе в зале прилета. Макс идет купить какой-нибудь напиток, а я пока пишу Андреа, что долетела нормально. Макс принес воды и пирожное «Мадлен» – как он правильно угадал, я еще ничего не ела. Он указывает на табличку с надписью «Vietato fumare». В Италии в общественных местах курение строго запрещено. Ну и пожалуйста, думаю я, делаю глоток воды и надкусываю пирожное.

– Да, я люблю тебя, – говорит Макс без предупреждения.

У меня кусок застревает в горле. После секундного замешательства мне удается произнести:

– Что-о-о? Что ты сказал?

– Да, я люблю тебя, – повторяет он, улыбаясь.

Его глаза говорят то же самое. Я всегда ждала этого признания, представляла, как он скажет это при свечах, после бурной ночи, но не среди бела дня в аэропорту. По-моему, забавно. Макс говорит, что момент как раз подходящий. Может, оно и в самом деле так. Во всяком случае это признание произнесено не под влиянием каких-то романтических чувств. Оно подготовлено и продумано, вот только для меня оказалось полной неожиданностью. Но от этого имеет еще большую ценность.

– Почему ты все время говоришь «да», как будто пытаешься меня убедить? – спрашиваю я.

– Я очень долго разбирался в себе, пока понял, что могу тебе это сказать. Что я тебя люблю.

Я понимаю, что это признание вызвано не событиями последних недель, а всеми двадцатью двумя годами, что мы знакомы. Мне вдруг становится ясно, что он и я любили друг друга всегда. Как если бы любовь была каким-то тайным кодом в наших генах, как будто она была написана нам на роду свыше еще задолго до того, как мы сами это поняли и смогли в этом признаться.

Друг Макса Гарри и его жена Эдит прилетели с опозданием. Ему где-то за пятьдесят, около шестидесяти, ей – примерно пятьдесят пять. Макс заранее предупредил меня, что у Эдит сложный характер. Но мне она показалась симпатичной, и не только потому, что дымит как паровоз, нет, у нее есть чувство юмора и самодостаточность. На такси – не на метро и не на трамвае – мы едем через центр города в отель. Громадный белый пустой холл, посередине – огромная и нелепая рецепция. За ней стоят одетые в черное нервные молодые люди, которые, занятые разглядыванием собственного отражения в зеркале, и пальцем не пошевелили, чтобы обслужить гостей. Здесь я не останусь!

Но прежде я должна хотя бы взглянуть на комнату. Между тем одна из барышень на рецепции смекнула, что клиенты сейчас ускользнут, и предложила нам экскурсию по отелю. Мы осматриваем так называемый номер люкс. Он попросту больше, и на этом преимущества перед другими комнатами заканчиваются. Никакого шарма. Никакого уюта, ничего. Я не желаю оставаться в этом ледяном дворце! Мы уходим. Макс знает, что за углом есть «Hotel Quirinale», расположенный в старом здании, что мне наверняка понравится.

– Это сразу же за углом, – убеждает меня Макс.

За бортом плюс двадцать восемь, чемодан, колесики которого не работают нормально, сумка с разным барахлом, босоножки на ремешочках, чьи каблуки немилосердно застревают между булыжниками мостовой, нереально узкие джинсы и сексапильный топик от La Perla… То, что по мужским меркам находится сразу за углом, при такой амуниции определенно кажется на расстоянии множества световых лет.

Мы пробегаем мимо Пияцца Дель Чинквенто, проносимся по Фонтана делле Наиади, милой площади с множеством чудных уличных кафешек, где я с удовольствием выпила бы холодной колы. Мои ступни дымятся, мой дезодорант отказал, а по спине течет целый водопад, чтобы его впитали мои трусики-стринги. Обливаясь потом, мечтая о душе, я прибываю в гостиницу. Фойе – просто загляденье, а итальянский сервис восхитителен, так что урон от пробежки в отель «за углом», почти компенсирован. Интерьер номеров выдержан в имперском стиле, и мне это подходит, вот только в комнате две раздельные кровати. Если бы я была замужем за Максом лет тридцать, а мне самой было бы восемьдесят пять, я бы еще смогла, при определенных обстоятельствах, согласиться спать отдельно от него. Но и то при определенных обстоятельствах. А так… У нас с Максом, как он объясняет персоналу, медовый месяц. И что, мы должны миловаться, лежа на разных кроватях? Не очень удачная идея. Мальчик-носильщик улавливает мысль, зовет администратора, и решение сразу находится. Он что-то говорит Максу по-итальянски и показывает ему другой номер, а я пока рассматриваю внутренний двор, живописно усаженный самыми разными растениями. Через пару минут они возвращаются. Макс пытается перещеголять итальянца по широте улыбки, и мне не терпится узнать, куда же мы сейчас направимся. Несколько поворотов по коридору, и открывается старинная деревянная дверь, как в сказке об Али-Бабе. Из коридора я вижу чудесный старинный шкаф, справа – ванная, как мне популярно объясняют Макс и итальянец-администратор. В ванной два умывальника, унитаз и – что я вижу! – ванна с гидромассажем. Ага, она, по мнению этих господ, должна заставить мое сердце забиться! Не могу сдержать улыбку. Макс и администратор переглядываются, и я с многозначительным взглядом объявляю, что хотела бы посмотреть еще другие помещения. Чудесно: большая комната с письменным столом, диваном и одной, нет, двумя кроватями. Не успеваю я и рта раскрыть, как оба начинают тарахтеть одновременно. Макс, слава Богу, по-немецки:

– Если мы дадим им полчаса, они из двух кроватей сделают одну.

Отлично! Мы оставляем чемоданы в номере, а сами идем в один из типично южных баров, где можно попробовать всякую вкуснятину вроде рыбы гриль, сэндвичей, круассанов и другие лакомства. День уже клонится к вечеру, и я решаю заказать к рыбе бокал вина. Я только сейчас замечаю, как проголодалась. Когда мы возвращаемся, две кровати уже превратились в одну большую. Мы только переглянулись. Макс пошел набирать воду в ванну. И через несколько минут мы с ним лежим, наслаждаясь прохладой воды, гидромассажем и, в первую очередь, друг другом.

Вечером мы договорились встретиться с Гарри и Эдит. Но перед этим заходим в пункт проката велосипедов, чьими услугами Макс уже пользовался раньше. План таков: мы совершим экскурсию по Риму на велосипеде. Так можно многое увидеть, все время находишься на свежем воздухе и довольно быстро можешь добраться из пункта А в пункт Б. Единственное, что меня немного беспокоит, – это то, как итальянцы ездят. С нашей, немецкой точки зрения это больше похоже на хаос. Зеленый свет для итальянцев означает «Avanti! Avanti!».[19]19
  Вперед! (итал.)


[Закрыть] Желтый – просто для проформы, а красный можно игнорировать. Здесь все систематически ездят на красный и, чуть что, сразу сигналят. Но в оправдание римлян нужно сказать, что это работает! Каждый думает о другом. Всякий держит в уме наихудший исход ситуации и старается, чтобы этого не случилось.

Крутя педали, мы, к удивлению всех сотрудников рецепции, проезжаем прямо через холл отеля, оставляем велосипеды у заднего входа и садимся в такси вместе с Гарри и Эдит. Макс сидит впереди, а значит, не со мной, так как он единственный, кто знает Рим. Гарри, Эдит и я никогда не были в Вечном городе, поэтому мы целиком полагаемся на нашего гида. Вечер выдался на славу. Эдит сидит рядом с Максом, Гарри – рядом со мной. Вообще-то очень жаль, что он так далеко. Потому что именно сегодня я нуждаюсь в его близости. Но я отбрасываю эти мысли как немного детские. Такое ощущение, что мы с Эдит знакомы тысячу лет. Мы трещим без умолку и смеемся над каждым, кто имеет неосторожность недостаточно быстро исчезнуть из нашего поля зрения. Когда она видит кого-то, кто одет странно или невозможно, то говорит: «Модник…» И пошло-поехало… Макс и Гарри даже прерывают разговор и слушают нас.

Позже мы слегка навеселе выходим из ресторана. Нам с Максом нужно забрать велосипеды, поэтому мы договариваемся встретиться в баре отеля и выпить еще по маленькой. Прислушиваясь к внутреннему голосу, я горю идеей посмотреть, на месте ли еще наши велосипеды. И что же… Я что, страдаю болезнью Альцгеймера? Или так сильно напилась?

Макс уверяет, что велосипеды стояли именно здесь, на этом месте. Нуда! Только там, где мы их оставили, их больше нет. На рецепции нам говорят, что дворник отнес их в кладовую. Макс от ярости чуть ли пламя не извергает, и в этот раз я рада, что не знаю итальянского языка. Гарри и Эдит стоят разинув рты и не могут взять в толк, с чего бы это Макс так горячится из-за пустяков. Мне тоже трудно скрыть удивление. Макс настаивает на том, чтобы ему выдали велосипеды, и собственноручно прикрепляет их цепью к ближайшему столбу. Он так зол, что я уже начинаю волноваться за его давление. Разве Макс холерик? В стеклянном лифте мы поднимаемся на шестой этаж, где расположен бар, занимающий добрую половину террасы. Отсюда просто потрясающий вид: нашим глазам открывается целое море огней. Макс, слава богу, уже успокоился и объясняет, где расположены какие достопримечательности: Колизей, собор Святого Петра, замок Святого Ангела и так далее. Бар очень уютный: маленькие столики с горящими на них свечами, уютные стулья, посередине подсвеченный бассейн и пальмы, в чьих листьях гуляет ночной бриз. Плюс мягкая итальянская музыка, в которой, конечно же, звучит только amore. Словом, идеальная обстановка для китчевых открыток. Ко всему прочему, я влюблена как никогда. Позже, когда мы возвращаемся в отель, нам не терпится побыстрее попасть в свой номер люкс, а там – в постель.

Для того, что мы хотим сделать, ночь слишком коротка. Наутро, когда мы завтракаем в зеленом внутреннем дворике, Макс удивляет меня, заявляя:

– Эта ночь была просто потрясающей. Не знаю, как ты, а я никогда не испытывал такой любви и страсти.

У меня нет слов! Макс, у которого было столько амуров, что он со счету сбился, делает подобное признание. Вспоминаю, что же я такого особенного делала. Я просто отдалась ему, без остатка и с любовью, которую вряд ли к кому-то еще питала. Это трудно описать, но это сродни тому, как если бы мы сливались воедино, как если бы наши тела разговаривали на языке, чья грамматика была изобретена много столетий назад.

Я отвечаю ему долгим поцелуем.

Через полчаса мы выезжаем. На велосипедах едем через Виа Национале вниз с горки. Мимо пролетают машины, автобусы обдают нас выхлопами и исполняют на дороге неожиданные маневры. Мне становится не по себе, и я что есть силы кручу педали. Макс – умелый велосипедист. Он едет впереди и поминутно оглядывается, чтобы проверить, не отстаю ли я. Я держусь браво, смотрю по сторонам, но не понимаю, что именно вижу. По настоянию Макса мы едем по маленьким переулочкам против движения. Правила, похоже, не для него. Он едет на красный свет и только на перекрестках, где стоят полицейские, придерживается предписаний. У Испанской лестницы мы ненадолго останавливаемся, чтобы выпить колы. У меня пересохло в горле, и я опять хочу есть. Ананас на завтрак – на этом долго не протянешь. Макс знает одно кафе неподалеку. Мы проезжаем по переулочкам, где повесили сушиться белье, и оказываемся на площади, на которую, вероятно, еще никогда не ступала нога туриста. Из ярко-красного старого «Фольксваген-жук» несутся итальянские шлягеры минувшей эпохи. За шатким столиком сидит немолодая пара: она – блондинка с растрепанной прической, как у Аниты Экберг,[20]20
  Анита Экберг – шведская актриса, секс-символ 50-х годов. В историю кино вошла благодаря роли капризной суперзвезды в фильме Федерико Феллини «Сладкая жизнь».


[Закрыть] – курит косячок, а он, сильно смахивающий на Кита Ричардса,[21]21
  Кит Ричардc – гитарист группы «Роллинг стоунз».


[Закрыть] осушает свой стакан. Человек сплошь покрыт татуировками, рассказывающими историю его жизни. На обеих руках видны сердца и розы, большой корабль, самые разные женские имена, окруженные символами. Официант – старый педераст, который до сих пор выбеливает волосы, остриженные ежиком. Он охотно демонстрирует свои загорелые мускулистые руки и своеобразно одевается. Два пса неопределенной масти вертятся вокруг стола, и всякий раз, когда они подходят достаточно близко, их крепким пинком отправляют восвояси, что, впрочем, не мешает им снова вернуться. Во дворе сидит пожилой человек, перед которым разложены не только книги, но и газеты. Он читает их с упоением.

На наше счастье, напротив двери есть один свободный столик, откуда нам видно велосипеды. Я выпиваю большой стакан минералки, потому что только в этом случае можно быть уверенной, что подадут воду не из-под крана, и ем тост с томатами. Я с большим аппетитом поглощаю брускетту, как вдруг Кит Ричарде поднимается с места, подходит к «фольксвагену» с кассетой в руке, залезает внутрь и без предупреждения заглушает итальянские шлягеры. Это сигнал. Как муравьи, из соседних домов выползают другие пожилые пары и собираются вокруг автомобиля. Анита выходит из кафе и присоединяется к своему Киту. Я спрашиваю себя, что все это значит, когда слышу первые аккорды песни Энн Мюррей «Can I have this dance for the rest of my life».[22]22
  Если бы этот танец длился до конца моих дней (англ.).


[Закрыть] Группа людей приходит в движение: пары начинают танцевать, глядя друг на друга влюбленными глазами. Я в восхищении откладываю в сторону брускетту, но не успеваю ничего сказать, как голубой официант уже стоит возле нашего столика и предлагает Максу пригласить меня потанцевать. Как он говорит, у них такой обычай: все влюбленные делают это каждый день в определенное время. Макс ненавидит танцевать, но не заставляет просить себя дважды, и мы, смеясь, пускаемся в пляс между собаками, хромыми столиками и людьми, как будто пришедшими из фильмов Феллини. Нам все аплодируют, и я мгновенно становлюсь красной как мак.

Мы остаемся еще выпить, но подумываем после второго бокала уйти на небольшую сиесту. По дороге мы останавливаемся, чтобы съесть по тарелке пасты, потому что поджаренный хлебец с томатами я оставила собакам. Что за день! Мы пили, ели, танцевали, смеялись, а потом Макс обхватил мое лицо руками и поцеловал меня. Я никогда в жизни не была так счастлива! Когда мы поднимаемся с кровати и садимся на велосипеды, еще только половина девятого. Рим овевает приятный прохладный ветерок, и я радуюсь, что захватила курточку. Мы останавливаемся на площади с множеством маленьких ресторанчиков и идем в уютнейшее заведение под названием «Soto Voce». Приходится подождать пару минут, все столики заняты. Я бы с удовольствием села на улице, но первым освобождается столик внутри, как раз у двери, освещаемый неоновым светом. Неважно, зато здесь вкусно готовят, а любовь пробуждает аппетит. Макс осыпает меня комплиментами, я улыбаюсь ему сквозь неоновый свет. Я наматываю на вилку спагетти с морепродуктами, когда наконец объявляются мои дети. Сегодня я уже разговаривала с Андреа, но Виктория и Йонас были недоступны. Я начинаю потихоньку волноваться, потому что день, когда они не подают признаков жизни, для меня плохой день. Я рассказываю Максу историю о том, как Виктория целовалась с испанцам, и что она со все большим воодушевлением исследует мой платяной шкаф, а Йонас обожает парусный спорт и теннис, и у него хроническая привычка всюду разбрасывать свои вещи. Я прошу рассказать еще что-нибудь о Юльене.

– Юльену двадцать три, он учится в Гейдельберге, но это ты уже знаешь.

Я спрашиваю, как он попал в Гейдельберг, чем он интересуется, есть ли у него девушка, как он выглядит, что делает в свободное время. Глаза Макса сверкают отеческой гордостью, когда он рассказывает о сыне. Затронув тему детей, я замечаю, что Макс не во всем единодушен со мной. Я быстро меняю тему. Мне совсем не хочется заводить дискуссию о том, насколько строго нужно воспитывать своих отпрысков. Вместо этого я рассказываю о том, что мы с Андреа вытворяли в детстве, о том, как мы ссорились, о нашем большом доме с садом, где у нас была собственная игровая площадка, о наших обожающих путешествовать родителях и о том случае, который совсем недавно круто изменил жизнь моей сестры.

– Теперь ты что-нибудь расскажи, – говорю я Максу, чтобы сдержать наворачивающиеся слезы.

История Макса не очень веселая. Я узнаю о его непростых отношениях с матерью, которая не заботилась о нем и не выполняла свои материнские обязанности. О том, что он не уважал своего покойного отца-алкоголика, который так и не смог вырваться из-под гнета жены-мегеры. Макс говорит, что совсем не общается с матерью и что Одетта видела свою свекровь только на свадьбе и больше ни разу. Между тем мать регулярно оставляет сообщения непонятного содержания на его автоответчике. Мне больно это слышать, и я немного стыжусь, что так красочно описала свое беззаботное детство. Я вижу боль и обиду в его глазах, слышу гнев и ярость в голосе и знаю, что уже слишком поздно хоть чем-то помочь.

Но я его понимаю. Я бы на его месте вряд ли поступила иначе. С другой стороны, мне кажется, что в один прекрасный день он может пожалеть, но будет уже поздно. Подбирая нейтральную тему для разговора, я спрашиваю, как ему нравится бифштекс с зеленью и картофелем.

– Molto bene, очень! А как тебе спагетти?

Нам удается сохранить приподнятое настроение этого вечера, мы садимся на велосипеды и катим по ночному Риму назад в отель.

В среду мы переезжаем через мост Гарибальди на другой берег Тибра. Мы едем мимо лотков со старинными книгами и сувенирами, потом по району Трастевере, где так много романтичных кафешек, ресторанов и баров. Мы направляемся через ботанический сад на Монте Джаниколо. Я уже выдохлась, все мышцы ног болят, причем даже те, о существовании которых я и не подозревала. Каждый раз, останавливаясь, мы покупаем по бутылке холодной воды, наслаждаемся грандиозной панорамой Вечного города и скамейками, на которых я могу отдохнуть. Мой телефон звонил уже много раз. Мартин интересуется, как у меня дела, оправдали ли выставки мои ожидания и не много ли я накупила. Клаудия хочет сообщить мне что-то важное, Андреа пишет, что у нее все хорошо, а у Берни – проблемы. Сначала я перезваниваю Мартину. Встаю со скамейки и отхожу немного в сторону. К счастью, Макс тоже разговаривает по телефону. Набрав номер, я отхожу еще на несколько шагов и слушаю голос моего благоверного, глядя на любовника. Вообще довольно дурацкая ситуация, и я спрашиваю себя, как могут мужчины годами иметь отношения на стороне, потому что для меня это уже становится невыносимым.

– Привет, хорошо, что позвонила. Как дела? Нашла интересные полотна?

– И да, и нет. Есть забавные вещицы, а для некоторых я прямо сейчас могла бы найти покупателя, но хочу еще раз взглянуть на них завтра. А за покупками я еще вообще не ходила. У меня была культурная программа, – беспардонно вру я и удивляюсь, как просто это получается.

Утром я написала Мартину, что долетела хорошо, поселилась в отеле, что он чудесный и что я собираюсь посмотреть город. Вчера вечером он был на какой-то встрече, и я оставила ему сообщение на голосовую почту. Он говорит, что в субботу играет в очередном теннисном турнире, уже забронировал билет до Валенсии на воскресенье, потому что с понедельника он свободен и мы можем провести последнюю неделю в Испании вместе. Мне смешно. В ночь с субботы на воскресенье я сама только прилечу в Валенсию, а через несколько часов уже нужно будет встречать Мартина. Господи! Только я закончила разговор, как пальцы опять заплясали по клавиатуре. Прошла почти целая вечность, пока моя сестра взяла трубку.

– Прости, что долго не подходила, лежала в бассейне на матрасе, – говорит она, запыхавшись.

– Ничего. Ты знаешь, что в воскресенье приезжает /Мартин?

– Да, он сегодня звонил. Клаус тоже прилетает. Я думала, ты обрадуешься.

– Хм, еще как. Как там дела с домиком для гостей?

– Уже поставили окна и двери, со вчерашнего дня начали монтировать отопление. Я думаю, к твоему приезду все уже будет готово. На следующей неделе начнут класть плитку, а через две-три недели нужно будет подписать акт приемки и можно мебель заказывать. Как у тебя дела? Ты до сих пор на седьмом небе или что-то тебя уже отрезвило?

– Да и нет. Да – на первую часть вопроса, нет – на вторую.

Я стою рядом с Максом, поэтому выражаюсь кратко.

– Ax, дорогая моя… Тогда всего хорошего. Когда приедешь, я хочу услышать полную версию. Лиза орет как резаная. Нужно заканчивать.