Текст книги "38 1/2: 1 муж и 2 любовника"

Галдеж детей отвлекает меня от снов наяву. Мы сидим за столом. Дети рассказывают о своих уроках парусного спорта, Виктория – о ките, которого она перепутала с акулой и который проплыл прямо возле ее лодки. Девочки пытаются убедить Мартина и Клауса в том, что водные лыжи – это замечательно. Андреа потягивает вино и размазывает по тарелке картошку. Клаус уже неоднократно вопросительно взглянул на нее. А Мартин снова ничего не замечает, потому что обсуждает с Йонасом, как бы поиграть в теннис.

– По-моему, водные лыжи – это хорошая идея. Отправляйтесь с детьми прямо сейчас, а мы все уберем и вас догоним, – предлагаю я.

Через час они прощаются с нами и уезжают.

– А теперь давай поговорим.

– Я все время ломаю себе голову, но ничего не могу придумать. Если я сейчас выскажу все Клаусу, то будет скандал, и вся неделя испорчена. Если буду держать язык за зубами, то просто задохнусь от злости. Хрен редьки не слаще! Поэтому я решила, что пошлю Дэвиду SMS и соглашусь на встречу. А завтра мы с тобой поедем покупать не только мебель для нового дома, но еще и кучу шмоток. Надеюсь, мне немного полегчает. А дома я поговорю с Клаусом!

– Знаешь, я думала, тебе нужна помощь, совет, утешение, но я бы не смогла придумать лучше, чем ты.

Мы допиваем вино и пишем сообщения нашим мужьям.

Когда они через три часа возвращаются, Андреа уже совершенно успокоилась и даже смогла чмокнуть Клауса в губы.

Следующий день пролетел, как на крыльях. Мы скупили все, что плохо лежало. После восьми часов в торговом центре, мебельном магазине и строительном супермаркете «туарег» загружен по самую крышу, а кредитная карточка аж дымится. Довольные покупками, мы едем по трассе АР7 в сторону Дении. Психотерапевтический поход за шмотками пришлось отменить из-за недостатка времени. Мартин и Клаус, удивленные вместительностью машины и нашей покупательной способностью, складывают все купленное в прачечной и пытаются нас угомонить. Особенно Клаус, который действительно очень старается угодить Андреа, но она видит его насквозь. Утром в пятницу мы выезжаем в сторону севера. Виктория и Йонас удобно устроились на заднем сиденье со своими IPod'ами, Казимир переступает с одной лапы на другую. Наш «туарег» почти пуст, потому что домой, в Германию, мы взяли только самое необходимое. Мартин подготовил машину к долгой дороге. Тихонько работает кондиционер – сегодня страшная жара. Я выкуриваю еще одну сигарету с Андреа, обнимаю ее и детей, прощаюсь с Клаусом и сажусь в машину, поцеловав перед этим мужа. Каникулы закончились! Я машу рукой и в последний раз бросаю взгляд на наш земной рай. Через несколько недель я снова буду здесь. Если повезет, к тому времени в домике для гостей уже можно будет жить, и я, пожалуй, смогу еще несколько дней позагорать вместе с Андреа. Может быть, и Макс сможет приехать на пару дней? Я встраиваюсь в не слишком густой поток машин на автобане, проезжаю мимо моря, чтобы повернуть от замка, символа Дении, в глубь страны. До таможни еще семь километров. Я прокручиваю в голове ретроспективу последних дней. Я хорошо вела себя с Мартином, мы много смеялись и наслаждались часами, что проводили вместе. Но мне все же не удалось забыть Макса. Он постоянно слал сообщения. Мы собираемся увидеться, как только представится возможность. Я уже предвкушаю эту встречу, его поцелуи, прикосновения, его любовь. Сердце – это океан, таящий в себе многие тайны, глубину которых человеку, наверное, никогда не измерить. У Андреа действительно получилось держать язык за зубами, но у меня было такое впечатление, что я буквально «слышу» ее мысли. Сегодня днем все они улетают домой. В три за ними приедет большое такси, а в пять в небо поднимется самолет рейсом в Кёльн. Когда я завтра днем сверну с автобана, они уже, наверное, будут дома, в прохладном Кляйн-Вернихе. Мне интересно, когда же Андреа скажет Клаусу, что знает о его похождениях. В воскресенье вечером мы с девчонками договорились посидеть вместе в «Феллини», нам и вправду нужно многое рассказать друг другу. Клаудия, насколько я знаю, влюбилась, но пока никому не открыла, кто же этот счастливец. Берни закрутила со своим судьей, да и мы с моей сестрицей имеем кое-что сообщить. Вечер обещает быть интересным. Небо ясное, автобан практически пуст, я устанавливаю круиз-контроль на сто шестьдесят километров и мчусь на север.

На следующий день в два часа дня я сворачиваю с автобана у городка Вайлерсвист: добро пожаловать в Кляйн-Верних! До нашего дома осталось каких-нибудь десять километров. Наш любимый пекарь машет рукой, когда мы проезжаем мимо. Поворачиваем направо, переезжаем через маленький мостик. Дорога налево ведет к Андреа. Я проезжаю еще немного прямо, мимо заправки и нескольких велосипедистов, которых должна пропустить. Аллея из тополей ведет прямо к нашему дому. Как хорошо снова быть здесь!

Казимир с громким лаем выпрыгивает из машины и начинает носиться по всему двору, похожий на огромную ожившую щетку. Меня удивляет, что Мартин до сих пор не вышел нас встречать. Полная тишина! И даже когда Йонас позвонил, никто не отозвался. Где это моего мужа черти носят? Задыхаясь от злости, я достаю из сумки ключ, открываю дверь и выключаю сигнализацию. Куртка Мартина одиноко весит на вешалке, на полу стоят его черные ботинки. Я открываю двойную дверь, ведущую в гостиную, и вижу совершенно чистую и нетронутую комнату, если не считать номера «Кельнер Штадтанцайгер» и недопитой чашки кофе. Цветы пережили мое отсутствие. Белые гардины, которые висят по правую и левую сторону от двери на террасу, свежевыстираны. На чисто убранном журнальном столике стоит букет цветов, старый паркет натерт до блеска – Мария, моя звездочка, была ответственной за чистоту последние недели. И я на сто процентов уверена, что она же и поставила цветы. Мартину бы никогда в жизни не пришла в голову подобная мысль. Мистер Беспорядок поработал на славу: на кухне валяются две коробки от пиццы, на столе стоят грязные бокалы и наполовину полная пепельница, воняющая на весь дом, – да, вот это его рук дело. Я оставляю пока все как есть и выгружаю из машины сумки. Виктория повисла на телефоне и договаривается с какой-то подружкой о встрече. Йонас просто-напросто бросил где-то свои вещи и треплется в чате с товарищем. Через несколько минут его комната выглядит так, как будто по ней прошелся ураган средней силы. Я на минуту останавливаюсь в дверях и прошу, чтобы он поискал Мартина в теннисном клубе. Потому что позвонить мужу я не могу: когда я набрала его номер, то услышала, что трубка звонит на столе под газетой. Раздосадованный Йонас уезжает за отцом. Наша спальня – один сплошной кавардак. Постель смята. Джинсы, носки, футболка за двести евро – все лежит на полу как попало. Я очень сердита. Паразит такой! Поднимаю его вещи и иду в ванную. Конечно же, и тут беспорядок: полотенце смято, зубная паста радостно засыхает в открытом тюбике. Пена для бритья «украшает» умывальник. Из душа капает вода. Елки-палки! Сорок три года, а разбрасывает все, как малое дитя! Я в ярости открываю дверь в спальню, когда возвращается Йонас.

– Ну и что, где папа? – кричу я сверху.

– А, он сидит в кафе с какой-то блондинкой, пьет вино и очень удивился, что мы уже вернулись. Он нас вообще-то завтра ждал. Можно я теперь пойду чатиться? – Йонас швыряет велосипед в угол и вбегает в дом.

– Да, и когда же наш глубокоуважаемый отец изволит быть дома? – спрашиваю я в пустоту.

Йонас как раз поднимается по лестнице.

– Не знаю, я не спрашивал!

Бах! Дверь захлопнулась. Я стараюсь сохранять спокойствие, спускаюсь вниз, наливаю стакан воды, закуриваю и стою, барабаня пальцами по столешнице. Вот козел! Я бы сейчас больше всего хотела сесть в машину, поехать в этот клуб, остановиться, скрипя шинами, и как следует надавать Мартину по мозгам. – Не успеваю я как следует взвесить эту мысль, как звонит мой телефон. Мартин! Он немного выпил, рад, что мы уже дома, и говорит, что сейчас приедет. На вопрос, с кем это он там пьет вино, ответа я не получаю, а вместо этого слышу:

– Пока, до скорого!

Да, ему от меня достанется! Очень может быть, что сейчас он сидит в кафе со своей тупоголовой Дорис и обсуждает «совершенно по-дружески» какую-то очередную проблему. Я ревную? Нет, конечно! Я просто бешусь… Ревность – это страх сравнения, говорил Макс Фриш,[24]24
  Макс Фриш (!911 – 1991) – швейцарский писатель и архитектор, относится к самым известным авторам послевоенный поры.


[Закрыть] страх перед тем, что кто-то окажется интереснее, женственнее и нежнее. Я в этом смысле могу быть совершенно спокойна: Дорис мне не конкурентка. Я бешусь, словно фурия.

– Мам, с кем это ты разговариваешь? – удивленно спрашивает Виктория, входя в кухню.

– Ни с кем, ты же видишь. Просто я так разозлилась, что уже сама с собой говорю. Твой отец пьет вино с какой-то вертихвосткой, вместо того чтобы быть дома, когда мы приезжаем.

– А… можно мне к подружке пойти?

– Сейчас, дай я вас сперва накормлю.

Конечно, в холодильнике хоть шаром покати. Моя злость на Мартина приобретает все большие размеры. Я достаю сигарету, и тут звонит мобильный.

– Ты уже приехала? – спрашивает Андреа и всхлипывает. – Ах он подонок! Я сказала ему, что все знаю, а он просто развернулся и ушел.

– Не хочешь зайти?

Через пять минут она уже у меня. На носу у нее красуются солнечные очки от «Chanel», которые мы вместе купили в Дении. Коричневая джинсовая юбка и блузка ядовито-зеленого цвета ей клипу, но уголки ее губ нервно подрагивают. Губы запеклись, и она все время их кусает. Я ожидаю услышать самое худшее.

– Мужчины иногда бывают такими ужасными! – начинает Андреа свой бурный монолог.

Да, в этом мы с ней сходны. Она все говорит и говорит, а я достаю из морозилки креветки и высыпаю их в дуршлаг, чтобы разморозились. Я приготовлю их для Виктории и Йонаса с чесночным маслом и хлебом.

– За обедом мы так уютно сидели и пили вино, и я спросила, хорошо ли ему было в борделе. Клаус подавился вином и поинтересовался, почему я спрашиваю.

Зеленые, подведенные черным глаза сестры опасно сверкают. Она бы запросто могла рекламировать тушь для ресниц.

– Я назвала Клаусу дату и время его визита в публичный дом и сказала, что в этом не может быть никаких сомнений и что мне очень хочется услышать его объяснения.

Андреа с таким отвращением произносит слова «публичный дом», как будто ее при этом чуть не тошнит.

– И что он сказал?

– Ничего, просто встал из-за стола, взял газонокосилку из гаража и до сих пор гудит ею на весь сад.

– И ломает себе голову, кто же мог его увидеть и как ему теперь выпутаться из этой истории, – предполагаю я.

– Очень надеюсь. Я желаю ему самой безжалостной мигрени в мире. Все равно он не найдет правильного ответа, все равно все это дерьмо и… – Она сбивается, ухмыляется и продолжает: – Вообще не нужно было начинать все эти разборки, завтра я договорилась встретиться с Дэвидом.

– Как завтра? Завтра же воскресенье?!

– Да, я знаю. Я сказала Клаусу, что мы с Берни встречаемся немного раньше, а потом все вместе идем в «Феллини».

– Ты хоть представляешь, что от тебя хочет Дэвид?

– Поклясться мне в вечной любви, попросить моей руки, рассказать, что он принц на белом коне… нет, не знаю. Может, он просто хочет меня оттрахать. Да… я прямо сейчас готова зацеловать его до смерти¹ И я в сорок лет еще чертовски привлекательна, так ведь? Боже мой, на встрече с ним я буду выглядеть просто сногсшибательно! – говорит она убежденно, откусывает хлеб, жует и смотрит на меня. Я замираю: моя сестра – и такие вещи! Но вслух я ничего не говорю. Если уже и выражаться крепко, то мне, а не ей. Она сейчас злится, рвется в бой и немного не в своей тарелке. Я обдаю креветки горячим чесночным и оливковым маслом, выпиваю с Андреа бокал вина – почти как в Испании – и меняю тему разговора.

Я рассказываю Андреа о Мартине, который еще даже не соизволил появиться, и снова начинаю сердиться.

– Знаешь, а ведь мы не имеем права злиться на наших мужей, сами-то не лучше. Кроме того, мы не настолько глупы, чтобы все это вскрылось, мы ведь думаем головой. А представители сильного пола либо совсем тупые, либо приходят и честно признаются в содеянном – хотят, чтобы их не мучила совесть, чтобы все опять стало как было. И очень удивляются, почему ничего не выходит.

Мы приходим к общему выводу: мужчины есть мужчины! Через два часа в дверях появляется Мартин, довольно нетрезвый и очень счастливый, и посвящает мне только что выигранный кубок. А в это время я переписываюсь с Максом. Опытным путем установлено: на первой стадии влюбленности зашкаливает уровень серотонина, который мешает нормальному восприятию и поведению, то есть влюбленные люди тупеют! Когда я разговариваю, переписываюсь или просто ощущаю Макса, то понимаю, что имеют в виду ученые. Из-за него у меня каждый раз поднимается настроение, отчего выигрывает всегда Мартин. Хотя бы потому, что я не снесла ему голову. Звонит Клаус и спрашивает, не упоминая и единым словом всю эту историю с борделем, не хотим ли мы все вместе прийти к нему на гриль. Мы с Андреа решаем, что нервничать нет смысла, пока мы еще не готовы разорвать узы Гименея, и принимаем предложение. Виктория и Йонас ни в какую не хотят идти с нами, съедают пару креветок, прыгают на велосипеды и обещают быть в одиннадцать. Еще чуть-чуть, и вечер дома превратился бы в сущий ад. Но, применив немного актерского таланта, мы снова берем ситуацию под контроль. Мы сидим в саду, пьем вино, едим поджаренные колбаски из биомагазина, которые Клаус с помощью соответствующих специй превратил в колбаски карри. Для меня это равносильно автокатастрофе, потому что я терпеть не могу колбаски карри! Мы с Андреа смотрим на компьютере фотографии из отпуска и строим планы по благоустройству нашего испанского рая. Такие темы, как «бордель» и «блондинка», под запретом. Мы играем, как профессиональные актрисы. Спектакль называется «Счастливая семья», и нам в нем достались главные роли. Я наливаю себе колы, наслаждаюсь вкусом этой коричневой шипучки и, нахмурившись, гляжу на Мартина. Он подошел к Клаусу с бутылкой пива и рассказывает ему о своей победе. Его беззаботный низкий смех разносится по всему саду. Я спрашиваю себя, действительно ли та блондинка была Дорис.

В Кляйн-Вернихе сияет солнце. Утро воскресенья, восемь часов. Я сижу на кровати бодрая и в хорошем настроении. Мне снилось, что мы с Максом лежим на пляже, волны набегают на берег, а мы занимаемся любовью. А потом меня разбудили поцелуем – это был Казимир. Я отбрасываю одеяло и в мини-шортах и футболке защитного цвета спускаюсь вниз. Взгляд падает на мобильный, мне пришло сообщение. Да, и дня не проходит, чтобы мы не отправили друг другу по SMS'ке Смесь из любви, желания и тоски… Не могу дождаться, когда снова его увижу.

Достаю свои спортивные вещи, беру IPod (теперь у меня тоже есть эта модная штука), свищу Казимиру и убегаю. В ушах гремит «American Idiot» Green Day, я постепенно набираю скорость, смеюсь, видя раздраженный взгляд Казимира, стучу по несуществующим барабанам и чувствую себя абсолютно счастливой. Я в хорошей форме: шесть километров по лесу, полю и лугу сегодня дались очень легко. Казимир бегает за зайцами. Я здороваюсь с утками, которые спешат скрыться вместе со своим потомством, и размышляю, что сегодня нужно сделать. Загрузить стиральную машину, проверить почту и лечь в гамак. Холодильник все равно пустой, так что сегодня можно не готовить. Китайский ресторан, итальянский ресторан или закусочная позаботятся о том, чтобы мы не умерли с голоду. А в восемь я сяду в авто, чтобы поехать в Кёльн и встретиться с моими девчонками.

Когда я вхожу в «Феллини», Клаудия и Берни уже сидят за столиком. Андреа еще не видно. Для начала мы заказываем бутылочку просекко. Наш девиз: не вижу повода не выпить! Мы чокаемся, и Клаудия начинает рассказывать:

– Это все так смешно… В начале лета я решила, что больше не буду вести финансовые дела, этим займется Андреа. А где она, кстати?

– Э-э-э… у нее встреча с Дэвидом, думаю, она скоро должна быть. Но ты рассказывай, рассказывай, – говорю я мимоходом.

– Что-о-о-о-о?

– Да, – говорит Берни, – но пусть лучше она тебе сама все расскажет. Больше мы ничего не знаем.

– Ладно. Так вот… Я искала кого-нибудь, кто мог бы мне помочь в вопросах маркетинга и пиара. Я дала объявление в Интернете и в «Зюддойче».

«Зюддойче»… Такого не бывает: даже при упоминании этой газеты я думаю о Максе. Твою мать!

– Несмотря на то что был сезон отпусков, – продолжает Клаудия, – на мое объявление откликнулись пятьдесят-шестьдесят претендентов. У меня ушло два дня, чтобы со всем этим разобраться, и в конечном итоге я выбрала семь кандидатов: трех женщин и четырех мужчин, которые должны были прийти на собеседование. Конечно, мне больше хотелось, чтобы это была женщина, она бы лучше вписалась в команду. Кроме того, это избавило бы нас от приступов ревности и кокетничаний на рабочем месте. Но две из трех претенденток никогда не работали в индустрии моды, а Маргрит, третья претендентка, могла быть на службе не больше трех дней в неделю. Работу же, которую я предлагаю, можно выполнить, только если работать шестьдесят часов в неделю. Потом я провела собеседования с претендентами-мужчинами.

Мы внимательно слушаем, что было дальше. Андреа все не показывается.

– Один из них мне сразу показался знакомым, но только когда я его увидела, до меня дошло: Юрген Бюргер! Берни, это тот твой в полосочку, с которым ты танцевала в салоне красоты!

Берни становится цвета спелого помидора, быстро выпивает еще глоток просекко и перепуганно оглядывается по сторонам.

– Да не надо так дергаться. Все нормально. Он о тебе спрашивал, как дела у детей и у мужа, передавал привет.

Клаудия как раз собиралась продолжить рассказ, когда врывается Андреа. Ее глаза блестят, а губы такого цвета, будто она последние несколько часов уплетала вишни.

– Ну наконец-то! Эй, что с тобой? Тебе наверняка есть что рассказать, – чирикает Берии, которая обрадовалась возможности уйти от темы полосатого кавалера.

Андреа обрушивается на стул, наливает себе полный бокал вина и выпивает залпом.

– Ну говори уже, нам всем не терпится, – подгоняет ее Берни.

– Это полная катастрофа! – говорит она и закуривает. – Мы договорились в шесть возле «Дома у озера», и я, конечно же, не нашла, где припарковаться. Наверное, весь Кёльн решил сегодня съездить погулять. Я опоздала. Дэвид уже стоял у входа и ждал. Он засыпал меня вопросами: как дом в Испании, как дети? Можно подумать, он их знает, и всякий бред в том же духе. Меня это стало потихоньку доставать. Я вру мужу, мчусь как дура по забитым автобанам, обзываю козлами всех, кто медленно едет, а он решил со мной мило побеседовать. Тогда я его прямо так и спросила.

«Наконец-то заговорила о деле!» – думаю я.

– И началось! Он стал запинаться, что-то мямлить… Я почти не понимала, что он говорит. Только когда я спросила «Что ты сказал?», он стал нормально открывать рот.

– Замечательно, и что же он сказал? – Берни, как и мне, не терпится все узнать.

– Сначала он как-то непонятно выразился… Сказал, что много думал и хотел бы, чтобы мы остались друзьями. У меня челюсть отпала! Я думала, он скажет, что пропадал без меня, только обо мне и думал или что-нибудь подобное. Ага, держи карман шире! Он считает, что мы с ним великолепно понимаем друг друга и что он меня очень ценит как человека – как человека! – что он многому у меня может научиться и не хочет меня потерять. И кроме того, я бы могла дать совет насчет его нынешней подружки, с которой, похоже, какие-то проблемы.

Я начинаю громко хохотать, Андреа, к счастью, тоже. Мама дорогая, неужели мы настолько постарели?

– Хорошо, но почему у тебя такие красные губы, как будто ты принимала участие в конкурсе поцелуев? – с недоверием спрашивает Клаудия.

– Очень просто, я два часа подряд кусала губы от злости и обиды.

– И что дальше? – спрашиваю я, продолжая смеяться.

– Что? Я выслушала его жалобы, утратила дар речи, потому что, по-моему, у него с этой девочкой действительно серьезно, и в конце концов посоветовала ему быть честным, не бояться открыть свои чувства. А потом я быстренько ушла и приехала сюда.

– Но ты же сияешь!

– Это от злости, отвращения и отчаяния. Я теперь больше не очаровательная любовница, а постаревшая подруга-советчица. Вот как низко я пала! Двадцатишестилетний любовник приходит ко мне за советом! А я… а я хочу побыстрее сменить тему. На чем вы там остановились и где еще просекко?

Клаудия продолжает прерванный рассказ и переходит к главному. Юрген Бюргер вот уже месяц работает у нее менеджером по маркетингу. А три дня назад был тот решающий вечер.

– Мы засиделись допоздна в офисе, обсуждали маркетинговый план для будущей коллекции. Мы много смеялись, и вдруг его губы нашли мои. Я пыталась его остановить, оттолкнула и сказала, что так не пойдет. А он ответил: «Ты всегда такая серьезная?» Тогда я притянула его к себе и поцеловала так, что земля задрожала. Сначала мне показалось, что он из тех, кто «никаких романов на работе». Но потом я заметила, что для пего это тоже серьезно, и после первого поцелуя безнадежно влюбилась. С тех пор мы каждую минуту проводили вместе, и вчера он сделал мне предложение, а я ответила «да».

Ничего себе! Клаудия, всегдашняя противница института брака, отстаивающая свои позиции свободной женщины, которая ни на одном мужчине не задерживается подолгу, сказала «да»? Берни первая обретает дар речи и быстро заказывает еще одну бутылку просекко. Это точно нужно отпраздновать.

– Завтра мы объявим о пашей помолвке, а через три недели свадьба, – объясняет счастливица.

Она зарезервировала отель «Бенсберг» для приема и вечеринки, договорилась с музыкантами, которые знают все хиты, и хочет обсудить с нами один важный момент: на церемонию она должна надеть классическое белое платье или строгий черный костюм? Мы думаем, обсуждаем обе возможности и в итоге решаем, что лучше пусть будет два наряда: короткое белое платье для церемонии (потому что те, у кого такие йоги, как у Клаудии, должны их показывать) и легкое сексуальное платье для вечеринки. Клаудия сказала, что она уже завтра приступит к эскизам.

Между тем дело к полуночи. Мы едим десерт, выкурили уже две пачки «Мальборо лайт», когда Берни наконец раскалывается. Лотар, тот судья, сводит ее с ума. После случайной встречи в столовой она еще его видела.

– Через несколько дней у меня было заседание. Судья, который должен был слушать дело, заболел, а Лотар его заменял. Когда я вошла в зал заседаний, то очень удивилась, сразу стала нервничать и с трудом смогла сосредоточиться на защите. Он не спускал с меня глаз, даже когда выступала противоположная сторона. Это было разбирательство между соседями, типичный случай мелкого мещанства. Ну и что с того, я этим зарабатываю! После заседания пристав принес мне конверт с приглашением на обед в «Мариенбильдхен» на Аахенерштрассе.

Глаза Берни засветились, уголки губ стали чуть подрагивать, она сделала большой глоток воды. Она рассказывает, что отправила ему по SMS «ок», попрощалась с подзащитным, забежала в туалет, чтобы навести марафет, и пулей умчалась в «Мариенбильдхен».

– Когда я приехала, он уже сидел за столиком. Не знаю, может, у него собственный вертолет, но после моего SMS он должен был прыгнуть в машину и мчаться на Аахенерштрассе со скоростью сто километров в час. Первое время ничего особенного не происходило, – продолжает она, – мы с Лотаром говорили о делах, о нашем студенческом времени, ни словом не упоминали личное и семью. И очень недурно пообедали.

– В смысле? Он что, не брал тебя за руку, не дотрагивался, не придвигался поближе, не смотрел по-особенному? – Я ничего не понимаю.

– Нет. Если бы за нами кто-нибудь наблюдал, то ни за что бы не поверил, что это что-то большее, чем деловой разговор.

– Интересно, – сказала Клаудия.

– Ладно, подумала я, ну и не очень-то хотелось… Ложные авансы, не повезло. Мы еще немного поболтали и вместе пошли к машине. Я хотела бросить в машину свою сумку, когда он вдруг притянул меня и поцеловал с такой страстью, что у меня голова закружилась.

С тех пор Берни и Лотар встречаются каждый день. Они или гуляют, взявшись за руки, по парку, или обедают в каком-нибудь ресторане. Смотрят друг на друга влюбленными глазами, часами висят на телефоне, обмениваются записками и SMS'ками.

– Что… и больше ничего не было? – не верится Клаудии.

– И нет, и да. Конечно, мы много целовались, но три дня назад это случилось… – говорит она многозначительно. – Мы просто не могли больше сдерживаться. Мы сидели в ресторане и обедали, но так друг друга хотели, что кусок в горло не лез. Поэтому мы пошли в «Интерконти». Это было волшебно! Он просто великолепен! Такой, каким я его и представляла. Лотар был нежным, чутким… и на очень многое способным! – Берни хрипло засмеялась, отбросила голову, и ее роскошные волосы упали назад. У нее вид абсолютно счастливой женщины.

– Он с тех пор не объявлялся? – начинает Клаудия свой допрос.

– Сегодня утром послал SMS, вчера позвонил и назначил встречу в понедельник.

– И Франк ничего не замечает?

– Я думаю, что замечает. Во всяком случае у него нет настроения, он орет на детей из-за любой мелочи и делает колкие замечания. Я думаю, он что-то понял. Я накупила себе кучу шмоток. Недавно он спросил меня, сколько времени я спала, а сколько провела в ванной. Плюс ко всему, я вот уже три недели с ним не сплю, мне даже поцеловать его трудно. И кроме того, я постоянно психую. Если он захочет развода, я не буду его отговаривать.

– Ух, ничего себе! – говорю я задумчиво. Интересно, с Максом я смогла бы так далеко зайти? Я бы, наверное, не стала бросать все и разрушать наш брак. Почему я не готова это сделать? Я люблю Макса, устала по нему скучать и хочу быть с ним, но меня пугают последствия. Может, потому что в прошлом он меня сильно разочаровал?

– Да, – говорит Берни и прерывает поток моих мыслей, – да и с удовольствием! Мы уже об этом говорили. Вчера по телефону Лотар сказал, что любит меня и хочет жить со мной.

Уже далеко за полночь. Кроме нас в «Феллини» нет посетителей. Официанты уже попрощались, и Альберто тоже с удовольствием бы отправился на боковую. Никто не пишет, думаю я, бросив взгляд на дисплей телефона. Я сажусь в машину, мои мысли беспокойно мечутся. Почему он не написал? Что он сейчас делает? Другая женщина? Я ревную, я дура и совсем с ума сошла? Да! Я и в самом деле дура и совсем сошла с ума. Чтобы четверо зрелых, успешных, привлекательных, самостоятельных женщин часами болтали, как подростки, на одну и ту же тему – мужчины? Что было бы, если б мужчины не загадывали нам постоянно загадок? На кого бы мы жаловались, если бы не могли до изнеможения гадать над тем, что же они все-таки имеют в виду? Было бы нам тогда о чем поговорить? Думаю, нет. И более того, здесь присутствует еще и экономический компонент: если сложить вместе деньги, которые женщина за всю жизнь тратит из-за мужчин на сигареты, вино и телефонные разговоры, получится сумма, равная валовому социальному продукту какой-нибудь банановой республики. Не слишком ли много мы даем им власти, не слишком ли много чести? И если да, то почему? Почему мы согласны становиться безмозглыми существами только потому, что у нас случилась несчастная любовь? И чувствуют ли мужчины то же самое? Думаю, нет. Ни один мужчина не сидит, как заколдованный, у телефона в ожидании звонка любимой. Ни один не идет к парикмахеру после разрыва отношений. Ни один не садится на диету, потому что партнер весит на двадцать килограммов меньше. Мужчины идут в бар, выпивают, несут чушь, обсуждают события в бундеслиге, умничают насчет техники, но не обсуждают часами женщин.

Я закуриваю последнюю на сегодня сигарету, глубоко затягиваюсь и жду, когда загорится зеленый. Мартин уже наверняка уснул, завтра он улетает на несколько дней на встречу в Лондон. Я еду по маленькой аллее, ведущей к нашему дому, выключаю радио и опускаю стекла. Кричит сыч, перед машиной бегают соседские кошки. Одну из них, в тигровую полоску, на секунду освещают фары: она несет в зубах добычу и исчезает где-то в поле. Я так люблю эту тишину, этот покой, эту идиллию…