Текст книги "BRONZA"

– В твоей гардеробной могла бы разместиться небольшая китайская деревенька! Зачем тебе столько нарядов? Ты же не женщина! – довольно ехидно высказалась гостья, последовав за ним.

Высокомерно изогнув бровь, Оуэн отвернулся, молчанием выражая презрение к подобного рода замечаниям. Рассмеявшись снова чарующим, сбивающим с пути смехом, она игриво прижалась к его спине, заскользила руками по его груди.

– Сейчас я буду занят… – задумчиво решая, какую выбрать рубашку, холодно заметил он, останавливая шаловливое движение ее рук на своем животе.

Вздохнув с легким сожалением, ночная гостья ушла, не попрощавшись. По-английски.

43 глава

– Да я просто волшебник какой-то! – весело воскликнул Оуэн, с интересом разглядывая мальчика.

Перед ним стоял Имонн Байя, немного взъерошенный, растерянно озиравшийся по сторонам.

– Ну же, дружок, не молчи! Скажи что-нибудь… – он хлопнул в ладоши, подбадривая его.

Но тот молчал, продолжая озираться.

– О, нет! Только не говори мне, что ты немой! – едко заметил Оуэн, начиная терять терпение. – Этого… я не переживу!

Ему все-таки удалось привлечь к себе внимание. Спохватившись, мальчик нервно пригладил волосы. Поклонился с учтивостью средневекового пажа.

– Простите, милорд! Что прикажете! Для меня честь…

– Бла… бла… бла… – перебил его Оуэн. На лице отразилась досада. – Ты же подросток?! Тебе всего шестнадцать! Вот и веди себя, как обычный мальчишка! А то заладил: «чего изволите», «слушаю и повинуюсь»…

Засунув руки в карманы брюк, с недовольным видом стал расхаживать по своему далеко не маленькому кабинету. Серый костюм Оуэна из натурального китайского шелка с эффектом хамелеона, меняя цвет, то становился темно-лиловым, то начинал отливать зеленым с золотом. Тонкая кашемировая водолазка и черные туфли дополняли элегантность наряда.

Он подошел к окну. Вернее, к стене из стекла. Глянул вниз. Просыпающийся внизу город позолотили первые лучи солнца. На такой высоте создавалось иллюзорное впечатление, что весь мир лежит у его ног. «Весь мир… это так скучно!» – усмехнувшись, пожал он плечами. Офис кампании занимал несколько верхних этажей небоскреба на Уолл-Стрит. Кампания «Lambert Ocean & Co» принадлежала ему, как и треть всех активов международного торгово-промышленного альянса, куда она входила. Шибан, что называется, трудились в поте лица своего, чтобы их господин мог жить, как привык, – на широкую ногу. На очень широкую ногу.

Оуэн повернулся к мальчику и взгляд его слегка потеплел. Не понимая, чем не угодил хозяину, тот не сводил с него виновато-просящих глаз.

– В твоем возрасте мальчишки такие несносные! Все время дерзят! Спорят! Всюду суют свои любопытные носы! И вечно ищут приключений на свои тощие задницы, и некоторые… находят! – Оуэн подошел к нему, потрепал по щеке. – Давай, дружок… попробуй еще раз!

Мальчик, наконец, понял, что от него хотят, кивнул головой. Взъерошив себе волосы, засунул руки в задние карманы джинсов, задиристо вздернул плечи.

– Без проблем, чувак! – ответил нахально, презрительно сплюнув на пол.

– Браво, браво! Очень похоже… – Оуэн лениво похлопал в ладоши. – Только больше не плюй на мой абиссинский ковер… Ладно, дружок? – попросил очень ласково, легким движением заправив за ухо прядь волос. И ледяным осколком в мочке уха сверкнул голубой бриллиант.

Нахальный тинэйджер тут же преобразился в примерного пай-мальчика, уловив в его тоне яд сарказма. На блестящем черном паркете не было никаких ковров. Мрачновато-унылый дизайн кабинета заставлял вспомнить об инквизиции – хотелось упасть на колени и молить о пощаде. Зато хозяину его кабинет нравился. Посетители не задерживались здесь надолго. И лишь стоящие на письменном столе старинные часы нарушали холодный декаданс интерьера.

Бронзовые гончие с азартом травили лисицу. Маятник, неустанно отмахивая время, отбивал в такт ударам его сердца. Погладив одну из фигурок, Оуэн сел в высокое кожаное кресло и взял со стола лист бумаги.

– Я написал для тебя небольшую, но очень прочувствованную речь! – он протянул листок мальчику.

Тот внимательно пробежал текст, запоминая наизусть.

– Представляю себе лицо брата, когда он услышит это из твоих уст! Не думаю, что у него найдется что-нибудь, кроме междометий! Ха-ха-ха!

Реагируя на его смех, мальчик позволил себе злорадно усмехнуться.

– Я заказал вам столик у окна, в «Пиноккио». Там подают восхитительный десерт. Уверен, нашему сладкоежке понравится… – продолжил Оуэн с лукавой искоркой во взгляде, – очень, знаешь ли, романтическое место! Его облюбовали влюбленные парочки… Оттуда открывается чудесный вид и хорошо видно, как садится солнце… – он улыбнулся, но многозначительность его улыбки явно предназначалась не мальчику. – На закате ты сделаешь свое «черное дело» и… пока Марк, собираясь с мыслями, будет мычать что-нибудь нечленораздельное, ты оставишь его одного. Выбежишь на улицу, поймаешь такси и исчезнешь! Когда машина завернет за угол, ты будешь волен развлекаться в этом мире, как тебе заблагорассудится, до тех пор… – замолчав, он любовно погладил фигурку гончей, что почти схватила лисицу за хвост.

Мальчик тоже посмотрел на гончую и глаза его недобро сверкнули.

– Ну, с богом, дружок! Или, в нашем случае, лучше сказать: с чертом! – взмахом руки отпустил его Оуэн.

– С вашего позволения, милорд! – откланявшись не менее учтиво, Имонн Байя направился к дверям.

Хозяин кабинета смотрел ему вслед, и взгляд его становился все более задумчивым. По-особенному задумчивым.

– Подожди! – остановил он уже взявшегося за ручку двери мальчика, тот повернулся и застыл в ожидании. Оуэн глянул на часы. Стрелки на круглом циферблате с римскими золотыми цифрами показывали только четверть седьмого утра, а маятник продолжал отбивать в такт нетерпению его сердца.

– Почему бы нам не поухаживать друг за другом? – сказал он, вешая пиджак на спинку кресла. Движения Оуэна обрели мягкую крадучесть зверя. Глаза хищно замерцали.

– Если такова ваша воля…

– Такова, такова… – проявляя недовольство, перебил его Оуэн и поманил к себе. Запуская пальцы в мягкие пушистые волосы мальчика, заметил:

– Пожалуй, тебя стоит переодеть и немного причесать…

Байя застегнул молнию на джинсах, натянул ядовито-оранжевую футболку с типичной для бунтующих подростков надписью и прислушался. Из душа доносилось пение. Имонн скривился, как от кислого. Это означало, что наступило утро. Со вздохом долготерпения заглянул в ванную. Пение и шум воды стали громче.

– Марк! Ну, хватит уже реветь тут раненым верблюдом! Давай брейся скорей, и пойдем завтракать! – позвал он.

Пение прекратилось. Раздался веселый смех. Запотевшая изнутри перегородка отодвинулась, Марк шагнул из душа мокрый, голый, с него ручьями стекала вода.

– Ты так немилосердно суров к моему таланту, отрок! Неужели тебе совсем не нравится, как я пою?! – жизнерадостно спросил он.

– Может, кто и поет…

– Что ты сказал?

– Ничего! – буркнул мальчик, швыряя ему полотенце.

Марк замотал полотенце вокруг бедер и, вытирая другим голову, подошел к зеркалу. Слегка прищурился, разглядывая себя. «Сейчас начнет строить рожи своему отражению…» – снова вздохнул Имонн.

– Не знаю, может, ты готовишься к роли египетской плакальщицы, но если не поторопишься – я действительно умру здесь от голода! Тогда твои завывания тебе еще пригодятся… На моих похоронах! – воскликнул он сердито. Его терпение иссякло.

– Иди! Я быстро! – встрепенулся Марк, поспешно выдавливая на ладонь гель для бритья.

Байя закрыл за собой дверь в ванную. «Пока дождешься эту копушу, точно помрешь с голоду!» Он решил заказать завтрак в номер (молодой, растущий организм требовал пищи) и, уже было потянувшись за телефоном, замер. В номере что-то было не так. Входная дверь приоткрыта, оттуда тянуло сквозняком, а посреди комнаты стояла тележка официанта. С завтраком. От вкусных запахов сразу заурчало в животе. Имонн удивился, но, посмотревшись в зеркало, удивился еще больше. Его отражение тоже было каким-то неправильным.

«Что это я какой-то прилизанный и одет, будто на похороны? И с чего бы это у меня такой злобный взгляд?» Конечно, он злился на Марка, но не до такой же степени! Проверяя, ткнул пальцем в зеркало. Серебряная амальгама вдруг стала плавиться прямо у него на глазах, трескаться по краям, лопаясь и выгорая изнутри черными обугленными дырами. Его отражение шагнуло из рамы, с ехидной ухмылкой оно протянуло к нему руки. И темнота обняла Байю.

– Пора вставать, соня! Пропустишь все самое интересное! – донесся из темноты, поглотившей Имонна, презрительно-насмешливый голос, и он сразу же очнулся.

У окна, по-хозяйски заняв кресло Марка, сидел Оуэн. Он смотрел на подростка с откровенной неприязнью. Имонну не пришлось гадать, что тот делает в их номере.

– Где Марк? Что ты с ним сделал?! – кубарем скатившись с кровати, с криком бросился к нему Байя. Вцепился в него. – Куда ты его дел, мерзавец?

– Не так прытко, дружок! – Оуэн легко оторвал его пальцы от лацканов своего пиджака. – И не дерзи взрослым. За это можно дорого заплатить! – пообещал он, улыбнувшись ласково. Положил ногу на ногу и полез в карман за сигаретами.

Байя смотрел на него с ненавистью. Он ненавидел эту улыбку, этот стильный, в тонкую черную полоску, белый костюм. Ненавидел кончик черного платка в нагрудном кармане и небрежно расстегнутую на груди шелковую, цвета розового жемчуга, рубашку. Яркий блеск бирюзы в холодном взгляде, и это ленивое покачивание носком английской туфли из тисненой кожи он тоже ненавидел. Ненавидел всю эту красоту, за которой таилось скользкое, отвратительно-жестокое, не знающее милосердия чудовище. В тот раз, в ресторане, проникнув в сознание Оуэна, он увидел там эту ядовитую гадину, и отпечаток увиденного до сих пор стоял у Имонна перед глазами.

– Эй, сопляк! Второй раз уже задаю вопрос… – наконец дошел до него голос Оуэна. – Я спрашивал: твоя воинственная поза – это вызов мне? Или с тобой приключился столбняк?

Глянув исподлобья, Байя промолчал. За стеклами очков в тонкой платиновой оправе, в ярко-голубых глазах мелькнуло лукавое веселье, выдавая хорошее настроение их обладателя.

– Ну, хватит уже сверлить меня таким убийственным взглядом! Бр-р-р! Даже мурашки по спине! – Оуэн игриво передернул плечами. – Так пялиться… просто неприлично! И чему тебя только в школе учили? – пожурил он мальчика. – Ах, да… я совсем забыл… тебе не пришлось ходить в школу! – издеваясь, изобразил он на своем лице фальшивое сочувствие. – Бедняжка, умереть таким молодым… Ни тебе первого свидания, ни радостей секса! А дальше и того хуже, – Оуэн сделал неопределенный жест рукой. – Борьба с нечистью, ничего кроме борьбы! Наверное, и с целомудрием-то некогда расстаться? – продолжая издеваться, полюбопытствовал он. – В таком случае, не заказать ли нам в номер жрицу любви, какую поопытней? Или… лучше жреца? Я плачу! – и весело расхохотался, увидев, как вспыхнуло лицо подростка.

Имонн, весь пунцовый, готовый провалиться сквозь пол от такого бесцеремонного вторжения в свое личное пространство, не выдержал. В порыве негодования хлопнул в ладоши, призывая Силу Щита. Слишком злой на Оуэна, чтобы заметить змеиную стремительность его броска.

– А вот ладошками тут хлопать… мы, пожалуй, не будем. Наивный мальчик! – Оуэн крепко держал Имонна за руки. – Понимаю, ты хотел впечатлить меня, дружок. Но глупо полагать, что Доспехи помогли бы тебе – против меня!

С этими словами он плюхнулся обратно в кресло и втиснул Байю рядом с собой.

– Отцепись, ты! – норовисто взбрыкнул Имонн, порываясь встать.

Получив оплеуху, обиженно дернулся. Его еще никогда не били.

– Просил же не дерзить! – Оуэн был сама доброта.

– Отвяжись, гад! – Байя попытался вырвать руку.

– А вот за ручки… мы пока подержимся. Чтобы не искушать твою судьбу… – произнес Оуэн с ласковостью потревоженной змеи и так стиснул ладонь мальчика, что у того навернулись слезы.

– Все равно гад! – невольно всхлипнув от боли, нагрубил Имонн, нарываясь на следующую оплеуху.

– Какой неугомонный… сказал же: не дерзи!

Оуэн был недоволен. Так расслабиться. Мальчишка чуть не подписал себе смертный приговор. Разверни он Доспехи, и его пришлось бы убить. А это сейчас ну никак не входило в планы Оуэна.

– Все равно, ты – гад! Ненавижу! Сладил с маленьким, да! Найди себе кого-нибудь по росту, верзила! – продолжал настырно задираться Байя, напрашиваясь на новую оплеуху.

– Грубим недоброму дяде? – покачал головой Оуэн. – Какая отвага, куплю тебе орден… при случае…

За словами последовала увесистая затрещина, от которой голова мальчика мотнулась из стороны в сторону.

– Вижу, брат совсем тебя разбаловал. Не заняться ли мне твоим воспитанием? – промурлыкал Оуэн. Схватил Байю за волосы, дохнул на подростка запахом коньяка и горького шоколада. Но что-то такое, появившись в его взгляде, тут же растаяло, словно он вспомнил, что десерт заказывать пока рановато.

– Будь я Марком… – начал он.

– А ты не Марк! – убежденно перебил его Имонн.

– Да, я гораздо круче! – согласился с ним Оуэн.

– Как же, держи карман шире! – громко фыркнул подросток.

Но ехидное замечание осталось пропущенным мимо ушей, Оуэн смотрел на него задумчиво, будто видел впервые.

– Как интересно… Сколько помню тебя – ты все время такой… – дотронувшись до мягких золотистых кудрей, провел костяшками пальцев по мальчишеской щеке. – Сплошная невинность и беззащитность! Ничего мужественного! – критически оглядел он Имонна и вдруг улыбнулся. – Так вот в чем дело! Ты влюблен в него! Поэтому так упорно цепляешься за этот женственный образ, – Оуэн слегка взъерошил его волосы. – А мой растяпа-братец, естественно, ничего не замечает. Ну, что тут скажешь… святая простота!

Рассмеявшись, откинулся на спинку кресла, он больше не удерживал смущенно-нахохлившегося подростка возле себя. Оскорбляющая снисходительность его тона задела Байю за живое.

– И ничего я не влюблен! Все ты врешь! – протестуя, вскочил с кресла мальчик.

– Разве? – не поверил ему Оуэн. – Носить в сердце невысказанную любовь… умножать свои печали… – философски изрек он.

– А вот и нет! – продолжал настаивать на своем Имонн.

– Да ладно, не тушуйся! Я тебя понимаю. Марк такой толстокожий, – Оуэн поправил очки на переносице. – На мои чувства, бессердечный, тоже не отвечает! – и усадил не успевшего ничего возразить Байю к себе на колени. – Хочешь знать… почему? – спросил с таинственным видом. – Все элементарно, дружок… Просто, у Марка нет сердца! – поделился он «страшной» тайной.

– Неправда! Ты врешь! – горячо протестуя, подскочил на ноги Имонн. – У Марка есть сердце! Я знаю! Он добрый и… – мальчик огляделся по сторонам, словно в поисках доказательств. – Марк хороший! Его все любят! Ты один заставляешь его страдать! Он был бы счастлив, если бы только… тебя не было! Никогда не было!

Охватившая Оуэна странная печаль, разбив лед высокомерия, казалось бы, всего на мгновение, сделала его красоту бесконечно ранимой, но и этого хватило бы, чтобы навсегда оставить болезненный, саднящий след в сердце Имонна, если бы тот успел заметить выражение его лица. Но взволнованный тем, что смог, наконец, высказать все, что лежало у него на душе, мальчик ничего не заметил.

Скрыв за глубокой задумчивостью взгляда желание сломать несколько шейных позвонков, Оуэн достал из золотой пачки тонкую черную сигарету, закурил. К сизой струйке табачного дыма примешивался сладковатый аромат вишни. В комнате повисло молчание. Воспользовавшись возникшей паузой, Байя осторожно запустил ментальные щупальца в его сознание; он хотел получить ответ на свой самый первый вопрос.

«Ну-ну…» – мысленно усмехнувшись, Оуэн коварно развернул перед настырным мальчишкой ужасающую картину невыносимых страданий брата. Избитого, окровавленного, в ржавых цепях. Правда, сначала он хотел приковать Марка где-нибудь в мрачном подземелье, кишащем крысами и червями, но потом решил, что во все времена дураков подвешивали вверх тормашками.

Парк. Дыра в бетонном заборе с надписью «не пересекать», полуразвалившийся, заброшенный пакгауз. Разбитые стекла, звон цепей и протяжный, мучительный крик. У Имонна испуганно распахнулись глаза. Он видел опутанное цепями, висящее вниз головой, судорожно корчившееся тело. Слышал, как страшно кричит Марк в голове Оуэна. Кровь отлила от лица мальчика.

– Поторопись, может быть, еще успеешь спасти бедолагу… – «участливо» напутствовал его на прощание Оуэн и помахал рукой, – я положил Марку за пазуху перо одного нашего очень вспыльчивого родственника…

Имонн ахнул. Огненное перо Сузаку! В настоящем огне человек быстро терял сознание, задохнувшись в дыму, а магия пера… Марк будет чувствовать запах горящей плоти, чувствовать, как вздувается пузырями и лопается от ожогов кожа… Снова и снова, пока не сойдет с ума.

– Зверюга! – резанув Оуэна ненавидящим взглядом, Байя бросился бежать из комнаты со всех ног. За ним с грохотом захлопнулась дверь.

Оуэн удовлетворенно хмыкнул – мальчишка заглотил наживку не глядя. Сладко потянувшись, он встал с кресла. Разгладил мятые лацканы пиджака, подмигнул своему отражению в зеркале и покинул номер, оставив дверь открытой. Постояльцы вряд ли сегодня вернутся обратно, да и завтра, похоже, тоже…

Пребывая в отличном настроении, он даже соизволил почесать за ушком китайскую собачонку своей спутницы, пока они спускались в лифте. На брюнетке было зеленое, змеиной кожей облегающее ее фигуру платье с глубоким декольте. Несмотря на теплый вечер, она кутала голые плечи в белый норковый палантин. В блестящих волосах, стриженных в короткое каре, широкая лиловая прядь. Изящные руки затянуты в черные, выше локтей перчатки, тонко подведенные брови, ярко-красные губы, шикарная женщина будто сошла в своих лаковых шпильках с обложки глянцевого журнала мод 30-х годов. Так и хотелось, чтобы она курила, с ленивой чувственностью держа в пальцах длинный тонкий мундштук с сигаретой.

Швейцар проводил сногсшибательную пару благоговейным взглядом. Они вышли из отеля. У подъезда их дожидался респектабельно-строгий «Rolls-Royce». Шофер-индус почтительно распахнул дверцу перед хозяйкой. Галантно предложив руку, Оуэн помог своей спутнице сесть в машину.

– Это что, твой десерт? – саркастично заметил он, кивнув на собачку.

– Нет, это мой миленький, сладенький мистер Вонг! Да, пупсик? – его спутница потискала собачонку. Та пискляво тявкнула.

Оуэн слегка поморщился.

– Ну, так проглоти уже, если такой сладенький… Только избавь меня от него поскорей! Знаешь же, как я не люблю этих тявкающих тварей! – потребовал он.

В ответ послышалось тихое шипение. Предупреждая об опасности, всего на мгновение коснувшись капризно надутых губ, показался и исчез кончик раздвоенного языка. В темных глазах промелькнуло что-то ядовитое.

Открывая бар, он пожал плечами. Вопросительно посмотрев на свою спутницу, спросил:

– Мы, кажется, собирались поужинать или я что-то пропустил?

Не ответив, та открыла сумочку, покопавшись в ней, достала шелковую черную ленту, протягивая ему, заметила с явным ехидством:

– Завершенности твоего образа не хватает этого небольшого аксессуара!

Оуэн улыбнулся. Им оказался галстук. Стильный, он как нельзя лучше подходил к его костюму.

– Премного благодарен, сударыня, за вашу заботу, – склонившись к ее руке, он лениво поцеловал тонкое запястье. – Но сегодня… я так возбужден! Эта удавка будет душить меня! – и улыбнулся ей с виноватостью юного шкодника.

Рассмеявшись глубоким, грудным смехом, она перестала дуть губы. Их ждал столик на двоих в самом престижном, недоступном простым смертным, ресторане Нью-Йорка. «Roll-Royсe», величаво вписавшись в поток машин, с крейсерской скоростью направился к мосту через пролив. Солнце почти село. Вечер только начинался.

44 глава

Впереди замаячил белый скелет беседки. Свернуть за нее… прямиком через кусты… так короче… Неожиданно темнота схватила Байю за шиворот и рванула, чуть не придушив. Он вскрикнул. Пахнущая ладаном ладонь зажала рот.

– Эй, Бобби… не пугай так мальчишку! Он еще подумает, что мы какие-нибудь хулиганы! Ха-ха-ха!

Приятный, теплый смех принадлежал немного бледному и томному на вид блондину, худощавая фигура которого нарисовалась из темноты. Не старше Марка. Одет с иголочки и сам весь такой аккуратный, будто председатель студенческого совета, молодой человек мог бы показаться очень милым во всех отношениях, если бы не злобный взгляд, каким он смерил мальчика.

– А мы ведь паиньки, верно?! – спросил блондин, обращаясь явно не к Имонну.

– Ну, ты сказанул, Юджин! – раздалось в ответ. – Мы – и хулиганы? Да здесь только паиньки одни и собрались! Правда, Теренс?!

– А то!

Из темноты нарисовался еще один. Этот, весь затянутый в кожу, держал в руках блестящий шлем мотоциклиста. Загасив окурок каблуком, на минуту (что-то привлекло его внимание) повернулся спиной. На куртке, сзади, можно было разглядеть рисунок. На фоне луны щерилась костлявая с косой и лаконичная надпись: «Не забыть – перестать трогать мир!»

«Любитель повыпендриваться!» – сразу же презрительно решил про себя Имонн.

Красиво встряхнув светлыми, по пояс, волосами, байкер представился:

– Будем знакомы, пацан! Я Теренс Фокс! Для друзей… конечно!

Подошел ближе, улыбнулся приветливо, а глянул гадюкой.

«Ши…бан!!» – наконец, догадался Байя. Значит, и тот, кто стоял у него за спиной, зажимая рот, тоже был слугой Оуэна… Урод, знает про Доспехи… вот и руку выкручивает только одну, но больно, до хруста…

– Лисицей… звал меня Шин… – произнес байкер, не спуская с подростка продолговатых желтых глаз.

И странной показалась печаль у Не имеющего души. Но даже удивившись, Имонн не собирался соболезновать смерти ублюдка, о которой сожалели эти трое. Где-то там, истекая кровью, сходил с ума Марк, сгорая заживо в призрачном огне. А эти злобные твари, оказавшиеся здесь так некстати, отнимали у него драгоценное время. Байя отчаянно задергался, вырываясь.

– О?! – сразу подобравшись, качнулся в его сторону байкер. – Что… будешь кричать, да? Звать на помощь… папу и маму? Бобби, ну-ка убери руку! – потребовал он.

– Послушаем этот жалкий голосок!

Шибан обступили Байю, выжидательно, с хищной готовностью уставившись на подростка, но тот молчал. «Не дождетесь…»

– Храбрый, да? Давай уже, кричи… А то раздражаешь! – устав ждать, закапризничал байкер. – Зря мы, что ли, поджидали тебя здесь? Вот и фонарь грохнули! Чтобы в темноте своими быстрыми ножками ты топал прямо в наши когтистые лапки… – хрипловато рассмеялся он. И вдруг рванулся к Имонну. – Упираться вздумал?

Голова мальчика мотнулась от резкого удара.

– Потише, Теренс! Не распускай руки! У него такие нежные щечки… Блин! Теперь вот… синяк останется…

Горячая ладонь сочувственно погладила Байю по щеке, он поднял глаза. Который Юджин – этот строил из себя «добренького».

– Зря упираешься, между прочим… Мог бы и покричать… немного. Теренс не всегда такой добрый… – попрекнул он мальчика, с мягкой интонацией растягивая слова. Вскинул руку, чтобы посмотреть на светящийся в темноте циферблат наручных часов.

– Нам же скучно…

«Часы-то ему зачем? Пижонства если только ради…» – подумал Имонн. Мерзкие твари, развлекаясь, они глумились над ним, пиная его друг другу, словно мячик. Поморщившись от боли, он оскорбленно вздернул подбородок.

– А это что у нас тут… Челочка? Как символично! – председатель студсовета игриво растрепал ему волосы.

Байя и понятия не имел, что может символизировать обычная челка, но догадался, что студент сейчас скажет какую-нибудь гадость. И не ошибся.

– В твоем возрасте… это говорит, что ты хочешь оставаться маленьким мальчиком! Нуждаешься в покровительстве старшего, готов подчиняться ему… и просишь, чтобы он брал тебя… на спинке? Или положить на животик?! – Шибан зафыркали, давясь смехом.

«Какая чушь!» – возмутился про себя Имонн, но все равно покраснел.

– Что, мелкий… строптивым оказался? Даже мяукнуть не хочет? А попросили вроде бы… вежливо… – отозвался тот, кто держал мальчика. И, принимая эстафету, слегка встряхнул свой трофей. – Может, выпороть его как следует? Для начала… Или давайте поиграем с ним в игру «Кто стоит у тебя за спиной»! – предложил он. – Юджин, чур я буду у него первым… Тогда точно заверещит!

Рука, пахнущая ладаном, грубо схватила Байю за волосы и, чуть не свернув шею, развернула лицом назад. Он успел заметить голодный блеск в глазах третьего Ши, прежде чем вздрогнул от внезапного хлопка.

– А это черт хлопает в ладоши! – посмеялся тот, довольный своей проделкой.

«Прямо придурок-старшеклассник, отобравший деньги у малышни…» – Байя глянул на него, как на идиота.

– Ух, ты! Какие глазюки! Сердитые! Страшно, аж жуть!

– Не написай в штаны от страха! – презрительно заметил Имонн. Он и сам не знал, зачем дразнит эту злобную тварь, но радостный дебил его уже достал.

Ши перестал ухмыляться. Пальцами, способными дробить кости, несильно сдавил мальчику горло. Шершавым, слюнявым языком провел по шее, заставив Байю дернуться от отвращения.

– Юджин, смотри-ка, а мелочь-то нам попалась… совсем непуганая! Можно, я откушу ему голову?

– Обломайся, Бобби! – студент был непреклонен. – Хозяин велел доставить оруженосца в целости и сохранности! Непорочней монашки с причастием! Тронешь, и милорд не забудет сегодня поужинать твоей печенью!

– Что… и укусить нельзя? – недовольно проворчал Бобби.

– Нельзя!

– А выпороть?

– Ну, что ты пристал к ребенку! – не забывая о своей роли «добренького», шагнул к ним Юджин. – Иди ко мне, детка! – позвал он ласково. Взял Имонна за руку. Их пальцы переплелись, и ладонь мальчика оказалась зажатой, словно в стальном капкане. Потянул за собой. – Идем, посидим в беседке. На чаепитие, конечно, времени нет, но поговорить… так, о всякой ерунде… еще успеем.

Оглянувшись назад, Байя невольно споткнулся. Этот, который Бобби, вместо ожидаемо великовозрастного придурка оказался священником. Католическим священником и, надо сказать, очень красивым. Ему бесподобно шла длинная приталенная черная сутана. Зеркальные очки от солнца, стильно, ободком удерживали прямые, до плеч, светло-русые волосы, чтобы те не падали на лицо. Кровожадная тварь в одеждах священнослужителя выглядела брутально. Завораживающе. Притягивая взгляд.

«Вот почему ладони пахли ладаном! – подумал Имонн. – Наверное, прихожанки просто пищат от восторга, выстраиваясь в очередь к нему на исповедь…» – зачем-то посетила его совершенно ненужная мысль. На груди «Божьего слуги» на толстой цепи висел массивный серебряный крест, своей формой очень напоминавший рукоять даги – кинжала убийцы. Заметив его взгляд, святой отец погладил крест.

– Люблю красивые побрякушки! – сказал он и сыто прищурился, усмехнувшись разочарованию Имонна. Серебро не сожгло оборотню ладонь. Кожа даже не задымилась.

«Опять враки…» – хотел расстроиться Байя, но тут вспомнил, что метаморфы по сути своей и есть расплавленное серебро. Так, во всяком случае, говорил Монсеньор.

– Осторожно, ступенька! – дернул зазевавшегося подростка студент. – Садись! Да не сюда… Какой глупый! На колени ко мне садись!

Рассмеявшись, ухватил за джинсы так, что они неприятно врезались в тело и усадил упирающегося Имонна к себе на колени.

– Пусти, слышишь! Ты… – застыдившись, стал вырываться Байя. Ему совсем не хотелось сидеть у этой твари на коленках. Что он, ребенок какой, что ли?

Студент, нехотя намотав на палец мягкую прядь, притянул к себе голову мальчика.

– Не нужно так сильно елозить по мне… детка, – сказал он, доверительно понизив голос. – А то я за себя не ручаюсь. Понимаешь… – прошептал в самое ухо, – у меня эрекция!

Дико смутившись, Имонн сразу перестал вырываться.

– Умница! – похвалил его студент.

– Ага, а тебе значит, можно?! – с недовольным видом рядом с ними на скамейку плюхнулся Бобби.

– Не ной! Я же не собираюсь его лапать…

– Как же! – не поверил тот.

– Между прочим… на обиженных воду возят! – председатель студсовета глянул на него свысока.

Святой отец сделал кислую мину, собираясь что-то возразить. В разговор вмешался байкер. Прислонившись спиной к одной из облезлых колонн, поддерживающих круглую крышу беседки, он курил и тоже смотрел на сидящих на скамейке свысока. С высоты своего роста.

– Ну, ты даешь, падре! – повернулся он к Бобби. – А как же десять заповедей? Обет безбрачия? Воздержание и все такое? Я думал, ты нацепил юбку, чтобы сладострастно умерщвлять свою плоть?! А ты только о плоти и думаешь! О нежной и юной плоти! Грешник! – он выстрелил окурком в темноту.

– Да пошел ты… – огрызнулся Бобби, качнувшись в его сторону. – Тоже мне, Спиди-гонщик! На себя посмотри! Затянулся в кожу, словно в гандон! Без слез не взглянешь! – он презрительно фыркнул на его узкие кожаные штаны, заправленные в сапоги. – Колготки не жмут?!

– Что ты сказал, святой засранец?! А ну повтори! – Теренс перехватил поудобней шлем и шагнул к скамейке.

– Что слышал!

– Вы еще подеритесь тут, девочки! – ехидно заметил студент. – Ну, что подумает о нас этот милый ребенок? – с видом ханжи погладил он Байю по голове и тут же, совсем как Оуэн, прикрикнул на них:

– Угомонитесь вы – оба!

Прислушиваясь к их разговорам, Имонн переводил взгляд с одного на другого, удивленно хлопая ресницами. Шибан ссорились? Выясняли отношения? Это действительно…? На самом деле? Невозможное существует?! Или они просто разводят его, будто какого-нибудь лоха, продолжая свой спектакль? Вот и внешность как для маскарада. А дурацкие имена… Зачем им имена? Они же – Ши-И!

«Может, с гибелью одного нарушилось равновесие?» – предположил он. Они больше не часть единого зверя? Непохожесть отдаляла их друг от друга. И скоро, став настоящими личностями, возможно, они уже не захотят служить своему хозяину. Откажутся подчиняться Призвавшему их…

– О чем так глубокомысленно задумалась наша детка? – отвлек его от этих мыслей студент. Смотрел насмешливо, с пониманием. – Если говорить об «этом»… Это все твои домыслы. Ты ничего не смыслишь в природе нашего существования… – с усмешкой превосходства, он привлек Имонна к себе. – Не грузись, ладно… радость моя! А то еще заболеешь…

Шумно втянул воздух и по-звериному обнюхал его.

– Ты такой хорошенький. Так сладко пахнешь… Эта чудесная смесь отваги и страха. Я слышу, как вздрагивает твоя маленькая пиписька! – плотоядно облизавшись, он положил ладонь на колено мальчику. – Пожалуй, я и сам не прочь откусить тебе голову…

В темноте, фосфором, вспыхнули по-волчьи раскосые глаза.

– Отвали! – радуясь в этот момент приказу Оуэна, сломавшимся на фальцет голосом воскликнул Байя. – Тебе, шавка… не велено меня трогать!

Держась на грани фола, он стряхнул положенную ему на колено руку, нечаянно стукнув студента головой прямо в лицо. И тот мгновенно утратил все человеческое.