Текст книги "Девушка под сенью оливы"

– Пенни! – не выдерживает она напора собственных эмоций. – Ах, моя дорогая Пенни, и ты здесь!

Красивая девушка в нарядном хлопчатобумажном платье, с головой, покрытой шарфом, бросается ей навстречу и тихо шепчет на ухо:

– Афина! Ты забыла, я – Афина.

– Ах, у меня такая плохая память на имена! – тут же пытается исправить свой промах Йоланда. – Конечно же Афина! Одна из наших медсестер.

А деревенский голова, явившийся на свадьбу с небольшим фотоаппаратом и беспрестанно щелкающий всех гостей подряд, уже тут как тут.

– Попрошу улыбочку! – командует он.

Но подруги и без того улыбаются во весь рот. К тому же они так взбудоражены неожиданной встречей, так рады друг другу, что даже не слышат команды и не замечают, как щелкнул затвор фотоаппарата.

2001 год

Свадьба, как и положено свадьбе, веселилась и плясала. А между тем впереди оставалось всего лишь несколько месяцев относительно безоблачной жизни, пока всех не втянуло в зловеще-черную воронку очередных страшных испытаний, заново перекроивших жизнь каждого из нас. Но в тот вечер мы танцевали и пели так, словно нет никакой войны и словно среди многочисленных гостей нет тех, кто явился сюда специально: всё увидеть и всех запомнить. По углам шептались, что доктор привез себе из города еврейку, как будто своих девушек не хватает. Но Йоланда в тот вечер была так хороша, что я даже немного завидовала ей. А еще я завидовала тому, что ее возлюбленный оказался настоящим мужчиной, готовым поставить на кон все ради своей любви. И плевать ему, что на дворе война и вроде бы не до свадеб.

Но как бы то ни было, а мне придется дожидаться Брюса, чтобы устроить нашу свадьбу уже по английским обычаям. Конечно, я злилась, что в ту нашу встречу он даже не захотел заняться со мной любовью. А ведь имел для этого все возможности. Неужели в нем совсем угасли обычные мужские инстинкты? Не воспользоваться таким шансом, оставшись с желанной девушкой наедине! Видите ли, его миссия важнее всех желаний, нормальных человеческих желаний, кстати! Конечно, я немного презирала себя за подобные эгоистичные рассуждения, но ничего не могла с собой поделать. Брюс обидел и страшно разочаровал меня, и это правда.

Все свои горести и сомнения я изливала лишь молчаливой собеседнице, своей любимой оливе. Сидя в тени ее кроны, я жаловалась «тетушке Кларенс» на свою горькую участь. Если дерево – это действительно живое существо, то ближе оливы у меня на тот момент никого не было. Ей я доверяла все свои сердечные тайны и была с ней гораздо откровеннее, чем даже на исповеди в церкви. Хотелось бы мне верить, что и сегодня, спустя шестьдесят лет, моя дорогая «тетушка Кларенс» по-прежнему зеленеет и плодоносит в той оливковой роще, которая приютила столько наших солдат. И годы ничего с ней не сделали, разве что она стала еще толще и еще гуще стала ее крона. Разумеется, при желании, можно отыскать на карте ту деревушку, в которой я коротала дни на вилле Ике и Катрины. Правда, я начисто забыла ее название. По-моему, оно начиналось с буквы К.

После войны я несколько раз писала им, но все мои письма вернулись назад со штемпелем «Адресат выбыл в неизвестном направлении». Я тогда очень смутно представляла себе, что происходило на Крите. А там начались самые настоящие баталии, но уже по политическим мотивам, распри, мгновенно разведшие по разные стороны баррикад даже ближайших соседей, еще недавно воевавших вместе против общего врага. Что может быть страшнее и безжалостнее гражданской войны!

Не потому ли я так дорожу воспоминаниями о том времени, которое мы провели с Йоландой, что оно было таким безоблачным и светлым? Хотя и потом наши пути пересекались, и не раз. И все же те месяцы стали для меня настоящим оазисом в пустыне. Могла ли я тогда предполагать, что все худшее еще впереди?

И вот сегодня я снова здесь, на Крите. Я чувствую, как живительное тепло растекается по моим жилам, как само собой поднимается мое настроение, я вслушиваюсь в знакомые звуки и вдыхаю в себя полузабытые ароматы. Сиеста окончена. Я снова полна сил и могу продолжить свое паломничество в прошлое. Воспоминания о веселой свадьбе Йоланды помогут мне извлечь из глубин памяти и весь тот мрак, который последовал вскоре за этим радостным событием.

Часть 4
Предательство

Когда же небо станет чистым?

Когда весна вернется к нам?

Тогда по тропам каменистым

Уйду я в горы к облакам…

Критская народная песня

Кносский дворец
2001 год

Знаменитый Кносский дворец в окрестностях Ираклиона изменился до неузнаваемости. Несмотря на жару, тысячи туристов заполнили в это погожее майское утро все свободное пространство вокруг сохранившихся развалин. И все как в цивилизованных странах: турникеты, билетные кассы, бесконечная череда сувенирных лавок. Словом, приличный европейский сервис, ненавязчиво свидетельствующий о том, что сегодня Кносский дворец – это историческая достопримечательность мирового уровня. Райнеру немедленно предложили встать в очередь и присоединиться к формирующейся группе экскурсантов. Но это никак не входило в его планы. Ему совсем не хотелось таскаться с толпой туристов и слушать докучливые объяснения экскурсовода. Райнер давно мечтал побродить по знаменитым раскопкам в полном одиночестве, а заодно и посмотреть, что и как удалось восстановить грекам после последнего землетрясения.

Но нет! Сейчас вся экспозиция разбита на отдельные квадраты. Везде натянуты оградительные канаты: туда нельзя, здесь не ходить. И гиды сбиваются с ног, пытаясь регулировать потоки своими зонтиками, чтобы не растерять в толчее собственных слушателей. Большинство людей, съехавшихся на развалины Кносского дворца со всего света, едва ли представляют себе, что под этими обломками некогда величественных зданий, с изощренными инженерно-техническими решениями проблем водоснабжения и канализации, с почти современной дренажной системой, скрывается еще более древняя цивилизация. Воистину, Крит – это колыбель мировой цивилизации, та священная роща, в сени которой взрослел и мужал человек.

В конце концов Райнеру все же удалось отбиться от своей группы, чтобы полюбоваться настенными фресками. Он никогда не уставал от созерцания этих древних фигур. Мужчины в плиссированных юбках, с драгоценными браслетами на запястьях и лодыжках, а ткань украшена замысловатыми орнаментами, символическое значение которых уже давно утрачено и ничего не говорит современному человеку. Голубые обезьяны, какие-то диковинные птицы, фигурки животных и людей. Это место стало своеобразной Меккой для всех археологов мира еще в те далекие годы, когда он сам был студентом. Но то, что казалось им в те годы незыблемым, пошатнулось под воздействием новых теорий и новых открытий. Столько исторических пластов: неолит, минойская эпоха, потом крито-микенская культура, на смену ей пришла греко-римская. А плюс еще многочисленные землетрясения, перемешавшие все пласты и добавившие ученым головоломок и шарад. Когда-то регулярные поездки в Кносский дворец подпитывали его неуемный интерес к истории минойской цивилизации, но это было давно, еще до войны. А сегодня здесь слишком жарко и душно, особенно для старика. И вот он устроился на лавочке в теньке, созерцает туристов и размышляет о том, как возникают и гибнут империи. Когда-то здесь был поистине центр мирового могущества, и вот все превратилось в пыль и тлен, в груду камней и теорий. Определенно с него на сегодня более чем достаточно. Пора выпить пива. Такое скопление людей действует на него отрицательно.

Райнер отыскал небольшую таверну неподалеку от главной автострады и с удовольствием ощутил руками приятную прохладу кружки, до краев наполненной холодным пивом. Где-то здесь, совсем неподалеку, находится вилла Ариадна. В свое время на вилле размещался главный штаб немецкого командования на острове. Конечно, самая известная фигура – это генерал Генрих Крейпе, командующий немецкими войсками на Крите, которого похитили уже перед самым концом войны. Кажется, из этой истории американцы даже состряпали весьма прибыльный художественный кинофильм. Какой позор! Ну а уж о последствиях сего события вообще отдельный разговор. Впрочем, он к этой истории не имел никакого касательства.

Если он помнит все правильно, то стоит обойти виллу со стороны боковой лужайки, как обнаружишь вход, ведущий прямо в подземелье. Сегодня вилла находится в распоряжении греческого правительства, а когда-то она принадлежала Британской школе археологии, которая квартировала в Афинах. Интересно было бы взглянуть на виллу снова.

Все оказалось точно таким, как он помнил по тем давним годам. Дом в окружении пальм, щедро залитый лучами утреннего солнца, античные колонны и постаменты, разбросанные в живописном беспорядке на лужайке вокруг виллы. Статуя безголового Адриана стоит на своем прежнем месте, у подножия лестницы. Сохранилась и широкая терраса с той стороны, где много лет назад для немецкого генералитета был устроен парадный обед на свежем воздухе. Да, здание перевидало на своем веку много хозяев: немецкий штаб, госпиталь, убежище, учебный центр. Собственно, именно на этой вилле в 1945 году они подписали акт о капитуляции. Что ж, сегодня это почти памятник истории. Война не задела и Кносский дворец. Ну или почти не задела, были же, в конце концов, бомбежки, артобстрелы. Но все равно землетрясения нанесли ему куда больший урон. Да и последующие баталии времен гражданской войны тоже. Обидно будет, если в один прекрасный день человечество лишится этого выдающегося памятника мировой культуры. Но пока он стоит, и наряду с несметным количеством туристов ведутся раскопки, а значит, совершаются археологические открытия и ученые по-прежнему пытаются докопаться до истины, воплощая свои мечты и надежды в жизнь.

Почему его так тянуло в эти места, размышлял Райнер, разглядывая виллу. Почему ему так страстно хотелось снова побывать на раскопках в Кносском дворце? На вилле в годы войны он никогда не квартировал. Здесь размещалось высшее командование. Что же до дворца… Да, в юности у него было много планов, связанных с археологией. Но война спутала все эти планы, и ничего из того, о чем мечталось, не сбылось. Сегодня Кносский дворец – это царство теней, и только. Пожалуй, он осилит еще одну кружку пива, а потом – прочь из этих мест. Они больше ничего не значат для него.

Июль 1943 года

Первая вылазка в Ираклион не обошлась без происшествий. Где-то недалеко от Ретимно они попали в засаду. Целая банда диких бородатых горцев открыла стрельбу по конвою – правда, бандиты тут же получили достойный отпор. Все чаще партизаны возникали ниоткуда, демонстрируя точное знание всех перемещений немцев. Они всегда появлялись там, где нужно, и тогда, когда нужно, что косвенно свидетельствовало о том, что они внедрили своих людей в структуры, близкие к штабу. К тому же кто-то очень умело координировал их работу, руководя операциями из ставки в Белых горах. С воздуха англичане все время подбрасывали партизанам продовольствие и боеприпасы, а на земле британские агенты умудрились сколотить из разрозненных групп членов Сопротивления вполне дееспособные отряды, доставлявшие немцам много хлопот и прежде всего требовавшие самых жестких карательных мер в отношении тех деревень, которые поддерживали бандитов.

Все чаще на стенах домов появлялись пропагандистские надписи мелом на немецком языке. Сообщалось, например, о капитуляции Италии. Гестаповцы почти не сомневались в том, что к безобразиям причастны уже и свои. Общие настроения в гарнизоне были далеко не радостными: участились случаи дезертирства, потом прокатилась волна самоубийств. Словом, все говорило о деморализации войск. Нужно было решительно и быстро переломить общую ситуацию, для чего был разработан план поимки вражеских агентов, из которых потом намеревались силой выбить все нужные имена и явки. В разработке операции был задействован и Райнер. Для решения некоторых локальных задач, связанных с операцией, срочно требовалось найти надежного молодого человека. Собственно, такой у Райнера в запасе имелся, но нужно было придумать ему правдоподобную легенду, а заодно и еще раз проверить, не является ли он двойным агентом.

Райнер назначил агенту встречу в Кносском дворце. Со стороны – два археолога, блуждающих по руинам и увлеченно обсуждающих какие-то свои профессиональные проблемы. Но это только со стороны, ибо повестка встречи была совершенно иной.

Сказать честно, поначалу Райнер вообще плохо представлял себе, где и в каком качестве он может задействовать агента Ставроса. Довольно необычная смесь английской благопристойности и бешеного греческого темперамента. Светловолосый, голубоглазый, пылкий поклонник идей фюрера и обожатель его самого, ревностный член партии национал-социалистов, приятель Освальда Мосли, ярый антикоммунист и при этом, что немаловажно, отличный теннисист, с которым можно неплохо провести время на корте. Однажды он выиграл у Райнера шесть геймов подряд, а поскольку нога у последнего была уже в полном порядке, то и никаких оправданий такому сокрушительному поражению быть не могло. Просто мальчишка играл лучше, носился по корту как угорелый, давал такие подачи, взять которые было практически невозможно, и все это проделывал с таким решительным выражением лица, которое не оставляло сомнений в его конечной победе. Райнер был вынужден сдаться, и тогда его партнер на безукоризненном английском языке сказал ему:

– Своей победой я всецело обязан школе. Знаете, в английских привилегированных школах любого заставят поползать на собственном брюхе, и все для того, чтобы добиться совершенства.

Ставрос учился в Афинах и увлекался археологией. После прихода немцев охотно пошел на сотрудничество с новыми властями, ни разу не дав повода усомниться в его преданности делу наци. Впрочем, так было во все времена. Самые ревностные проповедники, как известно, получаются из неофитов. Агента проверили в деле: отправили в Италию, где он с легкостью сдал немцам нескольких беглых британских солдат и постарался довести дела до их казни раньше, чем немцы успели проверить, не является ли он сам банальным английским шпионом.

Да, это был редкий экземпляр. Всякие примитивные штучки с ним не прошли бы! Английский джентльмен до самых кончиков ногтей, и при этом все повадки кадрового офицера. Первая попытка внедрить Ставроса в ряды критских партизан окончилась тем не менее полным провалом. Его забросили в горы, где он попытался разыграть беглого военнопленного. В одной из деревень попросился на ночлег, но хозяева не стали играть в благородство. Парня жестоко избили, а утром привезли в полицейский участок и сдали с рук на руки. Сам по себе случай был нетипичным и весьма запутанным. Либо эта семейка являла собой редкий пример лояльности критян к немецкому режиму, либо немцев попросту обвели вокруг пальца, сыграв на их же поле. В любом случае игру пришлось начинать заново и срочно лепить новую легенду для агента. Ведь на третий год оккупации уже трудно дать вразумительные объяснения по поводу того, что он до сих делает на острове в качестве уклониста от военной службы или в качестве дезертира. И те и другие уже давно разбежались кто куда.

Были придуманы новые сюжетные повороты. Дескать, тяжелое ранение помешало ему своевременно пробраться на юг острова и эвакуироваться вместе с остальными англичанами. А сейчас он оправился от ран и горит желанием присоединиться к партизанскому движению. Внести, так сказать, свой посильный вклад в благородное дело борьбы с фашистскими оккупантами. Ставрос лично расцветил легенду некоторыми весьма колоритными подробностями. Этакий тип рассеянного ученого, как их обычно рисуют в романах, всецело поглощенный изучением минойской культуры, немного эксцентричный, что свойственно англичанам, но при этом внушающий полное и абсолютное доверие. Если повезет, с жаром рассуждал Ставрос, и он выйдет на английских агентов, то, быть может, ему даже удастся добраться до Каира и внедриться в британскую армию. Разумеется, такая перспектива казалась Райнеру почти несбыточной, но парня было уже не остановить.

– А вы мужественный человек, – коротко прокомментировал его карьерные порывы Райнер.

– Я не успокоюсь до тех пор, пока лично не разберусь с этой бандой мерзавцев и жуликов. Да у них там идет сплошная грызня между собой. Ну а я им отлично подыграю. Как говорится, разделяй и властвуй.

– Но учтите: если вас схватят, мы вам ничем не сумеем помочь! – предупредил агента Райнер. – Придется выпутываться самому, потому что мы-то уж точно немедленно открестимся от вас.

– Хайль Гитлер! – рявкнул молодой человек и молодцевато щелкнул каблуками. – Для меня большая честь отдать жизнь за нашего фюрера.

До чего же самонадеянный мальчишка, с некоторым раздражением подумал Райнер. Да фюреру глубоко плевать на сотни своих обожателей, подобных этому, и живых, и мертвых. Впрочем, такая преданность делу не могла не впечатлять. Сам Райнер уже давно поистратил былой боевой дух и сейчас мечтал лишь об одном: дожить до того момента, когда он снова свидится с близкими. Младшей сестре Катерине уже шестнадцать лет. Настоящая юная фрау. Можно только представить себе, каково это – взрослеть среди бомбежек и обстрелов.

* * *

Жить в деревне оказалось совсем не просто. Неприятные запахи, повседневные хлопоты по дому плюс вся остальная физическая работа, которую испокон веков тянут на себе сельские женщины. Для городской девушки, какой была Йоланда, все это было в диковинку, но приходилось приспосабливаться, приноравливаться и переучиваться буквально на ходу. Ведь с прошлой жизнью было уже покончено и надо было учиться жить так, чтобы не стать изгоем в новой для себя среде. Деревенские наблюдали за ней с настороженным любопытством и держались на заметном расстоянии.

В доме свекров не было книг, граммофона, на котором можно было послушать любимые пластинки, пианино, на котором можно было поиграть, если вдруг выпадет свободная минутка. Словом, не было всего того, к чему Йоланда привыкла с детства. Конечно, она страшно скучала по родительскому дому. Она даже рискнула и написала родителям письмо. Излила им всю душу, подробно рассказала о своей семейной жизни. О том, как заботлив с ней муж и как он любит ее, о том, что она по-прежнему помогает ему в работе, что в деревне для нее много странного и непонятного, что здесь еще бытует огромное количество всяких предрассудков и поверий, что люди предпочитают лечиться собственными снадобьями и одни из них действительно помогают, зато другие очень вредны и крайне опасны для здоровья. Словом, письмо получилось длинным, обстоятельным и подробным. Она передала его оказией в Ханью, но ответа так и не дождалась.

Родители Андреаса обращались с ней хорошо, и все же Йоланда уже не раз и не два вспомнила старую пословицу о том, что жених, каким бы он ни был хорошим, все же не сын, да и невеста не дочь.

Редкие встречи с Пенни стали единственной тоненькой ниточкой, связующей ее с прежней жизнью. Чаще всего подруги встречались в горах, когда обе отправлялись собирать хворост. Вид у Пенни был усталый, она сильно исхудала. Кто бы узнал, глядя на двух изможденных работой крестьянок, тех веселых жизнерадостных девушек, какими они были в Афинах. Пенни по-прежнему была зациклена только на новостях о своем ненаглядном Панайотисе, но весточки от Брюса долетали редко. И порой их приходилось ждать месяцами.

Сама Йоланда никогда не встречалась с Брюсом и с людьми из его окружения. Лишние знания в их среде не приветствовались. Все английские разведчики работали на острове под кличками. Чаще всего выбирались распространенные греческие имена. Кто они на самом деле, откуда и как их зовут, никто не знал.

О своих ночных отлучках Андреас тоже рассказывал жене крайне скупо. Вечером, едва стемнеет, он снимал висевший у двери вещевой мешок, брал нож и немного еды и уходил в ночь. Никто ни о чем не спрашивал, не задавал лишних вопросов, не интересовался подробностями. Йоланда молча провожала его до калитки, не смея даже подумать о том, чтобы попросить его остаться и никуда не ходить.

Зато какое счастье, когда он возвращался домой живым. До смерти уставшим, голодным, перепачканным кровью, но живым. Иногда он даже рисковал появляться в Ханье: маскировал отсутствие глаза очками или бинтовал голову, переодевался в поношенное деревенское платье и трогался в путь. Нужны были медикаменты, а еще больше нужна была информация, которую добывали бесстрашные девушки, работавшие в немецком штабе на всяких мелких должностях. Списки агентов, которых готовят к заброске в горы, информация о том, чем занимаются эсэсовцы, имена людей, находящихся в розыске. С особым удовольствием Андреас рассказывал дома, что в перечне разыскиваемых лиц значится и его имя.

Из города Андреас приносил с собой ворох свежих новостей. Муссолини свергнут, Италия уже готова переметнуться на сторону союзников, в Ханье все стены домов расписаны антифашистскими лозунгами.

– Скоро придут наши, – убежденно говорил он. – Мы должны быть готовы. Скоро, совсем скоро мы снова станем свободными. Но враг еще очень силен. Нельзя недооценивать его возможности.

Однажды Андреас вернулся домой не один. Он привел с собой окровавленного незнакомца, который рассказал им, что поскользнулся на горной тропе и упал со скалы, сильно повредив ногу. Незнакомец назвался Ставросом. Высокий, загорелый, светловолосый, красивый парень. Ведет себя учтиво, робок, говорит извиняющимся тоном, на понятном греческом языке, без всех этих вкраплений местных диалектных слов, половину из которых Йоланда еще до сих пор не выучила. Словом, очаровательный молодой человек. Сердце Йоланды моментально преисполнилось сочувствием к страдальцу. Ведь его столько раз пытались заманить в ловушку, обманывали, долгие месяцы он странствовал по острову в надежде выйти на тех, кто поможет ему воссоединиться с британской армией.

Она перебинтовала ему раны и не удержалась от вопроса:

– Как вам удавалась столько времени ускользать от немцев и оставаться на свободе?

– Вы знаете, мне просто повезло! – улыбнулся он своей обезоруживающей улыбкой. – Меня приютил в своем доме один крестьянин неподалеку от тех мест, где незадолго до войны вел свои раскопки знаменитый ученый Джон Пенделбери. Я тоже занимался раскопками, а потому, когда крестьянин увидел мои руки, он сразу понял, что я могу ему пригодиться для работы в поле. И все было бы хорошо и даже замечательно. Хозяин обращался со мной как с родным сыном… Но вот хозяйка! Стоило мужу выйти со двора, как она начинала откровенно приставать ко мне, склоняя к сожительству. Я понимал, что добром это не кончится. Учитывая местные нравы… Этот человек, он бы мог запросто убить меня. Надо было уходить от греха подальше. И я ушел. Долго странствовал, все пытался пробиться на запад, но люди говорили мне, что все англичане уже давно покинули остров.

– Да, вам пришлось многое пережить, – посочувствовала ему Йоланда, попутно отметив про себя, какие сильные и мускулистые ноги у молодого человека, будто он постоянно и весьма интенсивно занимается спортом.

– А что заставило вас, городскую женщину, забраться в такую глушь? – поинтересовался он, с удовольствием потягивая свежезаваренный чай.

– Муж решил вернуться к себе на родину, а я последовала за ним.

– Вы работаете у него медсестрой?

– Да, мы оба работали в клинике Красного Креста, – не задумываясь, брякнула Йоланда и тут же в испуге прикусила язык. Что это она так разболталась? – Ваша рана только внешне выглядит такой устрашающей, – резко переменила она тему разговора. – А на самом деле ничего серьезного. Нужно только регулярно делать перевязки, чтобы не занести инфекцию, и скоро все будет в полном порядке.

– У вас такое красивое имя – Йоланда. Это ведь переводится как «фиалка», да? Необычное имя для этих мест.

Она молча кивнула головой.

– Это имя дал мне отец. Наверное, ему нравился фиалковый цвет. Так я думаю.

– Очень тонко чувствующий человек. Он живет в Афинах?

– Нет, он умер.

«Что я говорю?!», – внутренне содрогнулась Йоланда. Но мальчишка слишком любопытен, однако!

Позже, лежа в кровати вместе с Андреасом, Йоланда снова и снова перебирала в памяти весь разговор с молодым человеком, чувствуя какое-то неосознанное беспокойство.

– Где ты нашел этого Ставроса? – не выдержала она наконец, и повернулась к мужу.

– Возле скалы. Видно, сорвался и упал откуда-то сверху. Он лежал, истекая кровью, был явно в шоке. Бедолага! Еще один несчастный, которому так и не удалось добраться до своих. Но почему ты спрашиваешь?

– Он мне рассказывал, что сбежал от одной весьма настойчивой хозяйки, которая буквально преследовала его своими любовными притязаниями. Частично этим, наверное, можно объяснить, что он не выглядит изголодавшимся. И вид у него совсем не потрепанный. Спортивный, загорелый. А ведь, по его словам, он в бегах уже более двух лет. Немалый срок, ты не находишь?

– Так он же ученый, изучал археологию в Афинах. А они, археологи, все загорелые. Торчат целыми днями на солнце, вот и вид у них спортивный! – Андреас тихо рассмеялся собственной шутке.

– Быть может, Пенни его знает? Она ведь тоже до войны посещала занятия в Британской школе археологии.

– Очень даже может быть. Но надо быть осторожными. Никаких имен. Вообще-то он производит на меня впечатление человека, умеющего обращаться с оружием. Было бы неплохо, если бы он оказался снайпером. Нам нужны хорошие снайперы. Однако хватит о парне!

Андреас привлек жену к себе. Несмотря на все тяготы деревенской жизни, любовные утехи с мужем по-прежнему были желанны Йоланде, и она лишь молча прильнула к нему.

Йоланда старалась держать Ставроса при себе, не отпуская далеко от дома, и все время внимательно наблюдала за тем, что и как он делает. Надо сказать, он умело управлялся с лопатой, довольно ловко доил коз и даже умел делать сыры. Сильные мужские руки всегда нужны в хозяйстве, тем более в отсутствие Андреаса. Димитра не могла нарадоваться на нового работника и вполне искренне восклицала, что сами боги сжалились над ними и спустили парня с Олимпа прямо к ним во двор.

Мало-помалу Ставрос стал сопровождать Андреаса в его ночных походах, принимать участие в некоторых встречах. Иногда ему поручали выполнить миссию гонца, но выяснилось, что парень не очень-то приспособлен к длительным марш-броскам по горам. Несмотря на кажущуюся хорошей физическую подготовку, Ставрос очень скоро выбивался из сил и начинал сопеть, как старик.

– У этого парня что-то не в порядке с легкими! – пожаловался как-то раз Андреасу его посыльный. – Он всегда тянется в самом хвосте и не поспевает за остальными. Не привык к житейским тяготам. По всему видно, изнеженный цветок, из городских. К тому же англичанин. Англичане к горам не приспособлены. Забирайте его назад, в Ханью. Греческий у него то что надо. Никто не заподозрит в нем чужака.

Ставрос и сам был не прочь побыстрее скатиться с гор вниз.

– В Ираклионе я бывал, а вот в Ханье не приходилось ни разу, – заявил он, когда Андреас предложил ему съездить вместе с ним в Ханью. – А там есть музей? Интересно, сохранились ли эти знаменитые венецианские палаццо? А по дороге нам могут встретиться храмы. Там тоже могут быть очень интересные фрески. Да, Крит – это настоящая сокровищница всех культур.

– Дорогой мой, в Ханью вы поедете не в качестве туриста, – тут же остудил его пыл Андреас. – К тому же город практически разрушен и там не на что смотреть. А то немногое, что уцелело после бомбежек, так это уже давно вывезли в Германию в трюмах немецких кораблей. И вообще, в городе полно немцев, а потому с осмотром достопримечательностей придется пока повременить.

Йоланда была рада, что на сей раз муж отправляется в город не один. И все же этот Ставрос ее озадачивал. Что-то в нем было такое, что смущало и сбивало с толку. Надо будет обязательно порасспрашивать Пенни о нем. При первом же удобном случае.

* * *

В штабе по достоинству оценили первые результаты миссии агента. Он не просто обустроился на новом месте – он поселился в доме самого доктора Андронакиса и его молодой жены-еврейки. Ставрос сообщил, что на острове остались только тяжелораненые британцы, которых именно в силу тяжести их ран и не вывезли в свое время. Активно работает английская агентурная сеть. С воздуха им регулярно сбрасывают новое оружие и боеприпасы. Ставрос заявил, что он постарается быть максимально в курсе всех готовящихся операций, но при этом строго предупредил свое начальство, что не позволит немцам брать шпионов до тех пор, пока ему не станут полностью известны их планы.

После чего стал интересоваться последними новостями с фронтов. Правда ли, что Италия капитулировала в сентябре? И что американцы высадились на Сицилии? Он сам слышал, как об этом говорили британцы. Видно, получили соответствующую шифровку. Скорее всего, обычный пропагандистский трюк, заметил он наставительно. Пытаются подорвать боевой дух немцев. Но Крит надо удержать любой ценой. Это ведь личное пожелание фюрера.

Райнер лишь иронично улыбнулся при этих словах. Бедняга Ставрос был бы страшно обескуражен, знай он всю правду, а не какие-то обрывки сведений. Сейчас, когда они потеряли Африку, причем навсегда, их ждет неминуемый коллапс. И все эти разговоры о том, что вот-вот в армию поступит новое оружие, с помощью которого они сокрушат всех своих врагов, – все это лишь разговоры. Так, пустые слухи, и только.

А что же до английских шпионов, то им и без усилий Ставроса уже давно известны их настоящие имена: Рид, Вудхаус, Филдинг, Ли Фермор… Умные, мужественные люди, уже который год ведущие кочевой образ жизни в горах. Взять и обезвредить их будет совсем не так просто, как представляется самонадеянному юнцу.

* * *

Еще одна долгая зима близилась к концу. За последние недели выпало столько снега, что даже встречи с Йоландой стали невозможными. Снежными сугробами были завалены все горные тропы и перевалы. Под снегом оказались и самодельные ориентиры, указывающие безопасный путь, – камни, знаки на деревьях и прочее. А отправляться в горы наобум – это значит обрекать себя на верную смерть. Одно неосторожное движение, и ты падаешь с огромной высоты в пропасть. Пенни тревожилась и за судьбу тех солдат, которые все еще оставались в горах. Как они там? Ждут милостей от природы? Или их подкармливают бандиты, испокон веков промышляющие в здешних местах кражей овец? Это очень своеобразные люди, хранящие верность только своему клану. Впрочем, в деле общей борьбы с врагом они тоже взялись за оружие со вполне благородными целями: не пустить немцев в горы.