Текст книги "Найди меня, любимый"

– У вас странная память, мой друг. Смею напомнить, что, когда был потоплен корабль капитана Кристиана, мы с вами находились на борту судна дона Педро. Он знает, где находится остров. Если письмо дойдет вовремя, он окажется там раньше Валентина Уайтлоу и сумеет перехватить его корабль. Я, конечно, не верю, что дон Педро кинется на помощь нам, но я знаю другое: Валентин Уайтлоу – его давний враг, и из желания отомстить дон Педро пойдет на что угодно. Испанец с радостью потопит Уайтлоу, как раньше потопил судно другого англичанина – Джеффри Кристиана. Дон Педро умеет расставлять ловушки для своих врагов. Он отправится на тот остров. Он не сможет избежать искушения. Не захочет он и упустить возможности нанести врагу упреждающий удар.

– Что, если он проиграет? – спросил сэр Раймонд.

– Мы должны молиться, чтобы он не проиграл.

– С вас, может, довольно молитвы, что же касается меня – я едва ли смогу уповать на Господа, чтобы жить спокойно.

– Ничего другого нам не остается. Я англичанин. Я никогда не смогу жить на континенте. Никогда я еще не был так счастлив, как сейчас. И если бы я решился бежать из страха, что дон Педро потерпит поражение, как я смогу объяснить свое отсутствие в случае его победы? Вернется Уайтлоу или нет, жизнь моя все равно будет сломана. Мне ничего не остается, кроме как покориться судьбе. Сейчас от меня уже ничего не зависит. Мне надо было действовать, чтобы защитить нас всех. Я сожалею о том, что может произойти в результате моих действий, но выбора у меня не было.

– На континенте вы были бы живы. Но я вижу, вам нравится роль мученика. Я, напротив, собираюсь бежать.

– О Раймонд, я вовсе не похож на мученика. Мне не хочется умирать. Так что давайте вместе молиться за то, чтобы дон Педро не проиграл. Потому что спасти нас сейчас может только он. Он один знает, где находится остров. Мое письмо уже плывет в Мадрид. Так что дон Педро отправится в Вест-Индию на этой неделе.

Сэр Раймонд Уолчемпс улыбнулся:

– А я тем временем сведу счеты с Лили Кристиан. Она мне испортила все. Сейчас, когда жизнь кажется мне такой прекрасной… Она заплатит мне за все. Она умрет еще до того, как я покину страну.

– Не думаю, что вам стоит переживать из-за Лили Кристиан. Она вне вашей досягаемости. Она отплывает с Валентином Уайтлоу на его корабле.

Сэр Раймонд долго молча смотрел на собеседника. А после расхохотался недобрым смехом.

Глава 25

Духи гор, лесов и вод,

Все в хоровод!

Утихло море.

В легкой пляске, с плеском рук

Сомкните круг.

Уильям Шекспир[51]51
  Пер. Мих. Донского.


[Закрыть]

С борта «Мадригала» остров казался тихим и уютным мирком, купающимся в ласковых лучах солнца. Белые пушистые облачка плыли над холмами, поросшими пальмами. На первый взгляд мало, что изменилось здесь. Желтая полоска песка у залива не хранила ничьих следов – только волны набегали на берег и откатывались обратно в море.

На скалистом мысу по-прежнему росла одинокая пальма. Сколько часов провела Лили под этим деревом, выглядывая, не появится ли на горизонте белый флаг с крестом святого Георгия! Лили перевела взгляд на мачты. Над головой ветерок трепал флаг – красный крест на белом поле. Корабль приближался к острову – теплому острову, бывшему ей домом, ву, где она узнала столько счастья и столько горя.

 
– О, где ты был, мой старый друг,
Семь долгих-долгих лет?
– Я вновь с тобой, моя любовь,
И помню твой обет.
 
 
– Молчи о клятвах прежних лет,
Мой старый, старый друг.
Пускай о клятвах прежних лет
Не знает мой супруг.
 

Лили прислушалась к доносящемуся откуда-то сверху приятному мелодичному голосу. Прикрыв от солнца глаза, она старалась отыскать взглядом певца. Вот он. Лезет на фок-мачту и напевает:

 
– Богаче нашей стороны
Заморская земля.
Себе там в жены мог бы взять
Я дочку короля.
 
 
– Ты взял бы дочку короля!
Зачем спешил ко мне?
Ты взял бы дочку короля
В заморской стороне.
 
 
– О, лживы клятвы нежных дев,
Хоть вид их сердцу мил.
Я не спешил бы в край родной,
Когда бы не любил.
 

При крике впередсмотрящего «Земля!» все пришло в движение. По палубе туда-сюда забегали матросы. Они готовились спустить паруса и бросить якорь.

 
– Семь кораблей есть у меня,
Восьмой приплыл к земле,
Отборных тридцать моряков
Со мной на корабле.
 
 
– Навались, ребята!
– Дружно, взяли!
– Стой! Стоп!
 
 
Корабль их ждал у берегов,
Безмолвный и пустой.
Был поднят парус из тафты
На мачте золотой.
 
 
Но только выплыли они,
Качаясь, на простор,
Сверкнул зловещим огоньком
Его угрюмый взор.
 
 
Не гнулись мачты корабля.
Качаясь на волнах,
И вольный ветер не шумел
В раскрытых парусах.
 

Лили смотрела на берег. Вон там. Около того дерева – могилы матери и Бэзила.

 
– О, что за светлые холмы
В лазури голубой?
– Холмы небес, – ответил он, —
Где нам не быть с тобой.
 
 
– Скажи, какие там встают
Угрюмые хребты?
– То ада горы, – крикнул он, —
Где буду я – и ты!
 
 
Он стал расти, расти, расти
И мачту перерос
И руку, яростно грозя,
Над мачтами занес.
 
 
Две мачты сбил он кулаком,
Ногой еще одну,
Он судно надвое разбил
И все пустил ко дну[52]52
  Пер. С. Маршака.


[Закрыть].
 

Валентин внимательно изучал береговую линию и залив. Затем повернул голову вправо и взглянул на море, такое спокойное и тихое. И, словно почувствовав на себе взгляд Лили, быстро посмотрел вниз. В его бирюзовых глазах отражались небо и море. Вдруг по его лицу пробежала тень, и он отвернулся.

– Спускайте поаккуратнее, парни! – крикнул Валентин матросам. – Уберите на марсе, Тюрнер! Помоги ему, паренек! – приказал он, но проворный парнишка уже карабкался на мачту.

– Мне так давно хотелось посмотреть на этот остров, – сказал Саймон, подойдя к Лили. – Я мечтал об этой минуте с тех самых пор, как впервые услышал о нем от Тристрама. Теперь, когда я его увидел, я понимаю, что представлял его себе не таким. Он какой-то… особенный.

– Иногда я и сама думаю, что этот остров волшебный. Он очаровал нас с первой минуты. Он оберегал нас. Он дарил нам чистую воду и спелые плоды. Он подарил нам счастье. А потом, как это бывает с волшебниками, он повернулся к нам своей жестокой стороной. Он забрал жизни матери и Бэзила. Наверное, мы виноваты сами. Мы нарушили заговор молчания, приютив чужаков. А может быть, потому, что мы украли у моря то, что принадлежало ему, – сокровища затонувшего галиона, – задумчиво проговорила Лили.

Саймон понял, что она не шутит, и с интересом взглянул на нее.

– Ты действительно веришь, что этот остров волшебный?

– И не я одна. – Лили указала взглядом на Мустафу, который с хмурым лицом смотрел на берег.

– Из того, что я помню об отце, и из того, что мне рассказывали о нем другие, я бы решил, что он никогда не смог бы поверить в волшебство, – заявил Саймон.

В самом деле! В следующий раз его станут убеждать в существовании русалок и леших!

Лили улыбнулась, вспомнив, как важно вышагивал по песку Бэзил в плаще и маске. Нет, она была не согласна с собеседником. Бэзил тоже верил, что это волшебное место.

– Лили, – позвал девушку Саймон, заметив, что та унеслась мыслями куда-то очень далеко. – Ты бы действительно не сказала Валентину, где пещера, если бы он отказался взять тебя с собой?

Лили прищурилась:

– А ты как думаешь?

– Я? Да ты просто напустила на себя суровости и заставила Валентина думать, что говоришь всерьез.

– Значит, ты считаешь, что я притворялась?

– Да. Я знаю, Лили. Валентин тоже не слишком тебе поверил. Ты можешь быть упрямой и своевольной, но ты никогда не поставишь свое желание выше необходимости. Ты слишком хорошо понимаешь, что жизнь нашей королевы стоит больше того, чтобы рисковать ею ради ребячества. Ты бы сказала ему, не так ли?

Лили огляделась, затем поманила Саймона пальцем, пригнула его голову к своей и шепнула на ушко:

– Да, ты угадал. Но пусть это будет нашим секретом. – И приложила к его губам палец.

Саймон схватил ее за руку.

– У тебя больше смелости, чем у меня. Я никогда не решился бы перечить дяде Валентину. Он не любит, когда ему не подчиняются.

– Валентин привык приказывать. Он ведь капитан, – заметила юная леди. – Но, думаю, когда-нибудь он дождется хорошего пинка. Тогда с него слетит вся спесь.

– Лили, ты и в самом деле крепкий орешек!

– Я люблю добиваться своего, Саймон. Знаешь, если бы он высадил меня на берег, я все равно нашла бы способ пробраться на корабль.

По озорному блеску в ее глазах Саймон понял, что Лили не отступилась бы от своего решения ни за что на свете.

– И как бы тебе это удалось?

– Я бы переоделась в мужское платье. В нем я вполне сошла бы за юнгу, а поскольку Валентин нанимал новых матросов в Фалмуте, он бы ничего подозрительного не заметил. Ты спросишь, что бы я сделала, если бы он привез меня в Равиндзару? И я отвечу тебе – убежала бы ночью в Фалмут, спряталась бы на корабле, а потом изображала бы из себя юнгу. И только тогда, когда обратно плыть уже не имело бы смысла, открылась бы ему. У меня это хорошо получается, – с тихим смехом добавила Лили. Саймон тоже засмеялся, хотя и не знал, что скрывается за последним замечанием его собеседницы, поскольку никто, естественно, не рассказывал ему о встрече Валентина и «Франциски».

– Черт побери, мне бы хоть половину твоей решимости! Дядя говорил, что ты очень похожа на своего отца. Видимо, он как всегда прав. Я тоже похож на отца, говорят, и такой же, как он, скромный.

– Ты несправедлив к себе, Саймон. Когда ты сцепился с Хартвелом Барклаем, ты напрочь забыл о скромности. А потом бросился искать нас. Ты ведь не стал взвешивать все за и против, раздумывать… Ты храбрый, Саймон. Уже одно то, что ты сейчас здесь, на борту «Мадригала», многое значит. Я слышала, тебе пришлось спорить с матерью и отчимом. И они ведь отпустили тебя.

– О чем тут говорить, Лили? Как они могут не разрешить? Я уже взрослый. Сам решаю, что мне делать. Да что сравнивать, ты ведь женщина в конце концов. – Он смутился от похвал Лили.

Этот разговор напомнил Лили другой, произошедший у нее с Валентином в тот вечер в гостинице…

Лили упорно отказывалась объяснять, где находится тайник, в котором лежат сокровища. Она не шла ни на какие уступки. Ее даже не смутило, когда Валентин начал кричать на нее.

Лили так прямо и заявила, что имеет полное право сама распорядиться журналом Бэзила. Напомнила она и о том, что не кто иной, как Валентин, лишил ее возможности попрощаться с островом. И сейчас он просто обязан загладить свою вину. Ей необходимо вернуться на остров, дававший им хлеб и кров семь долгих лет, и поклониться той земле, в которой лежат мать и Бэзил. На этот раз она не даст себя провести. В конце концов ее семья стала жертвой предательства Уолчемпса. Да и драгоценности принадлежат им – Лили, Тристраму и Дульси. С полным сундуком дублонов они могут больше не бояться дяди Барклая, что бы там ни говорил Валентин о том, что больше опекун им досаждать не станет. С деньгами они не будут нуждаться ни в чьих заботах. Если капитан «Мадригала» хочет узнать расположение пещеры, пусть берет ее с собой. Сам он по карте будет искать тайник месяц. А Лили найдет его за полчаса. Так что выбора у него нет.

– Ну ладно, – сказал Валентин, выслушав ее очередную тираду. – Я согласен взять тебя с тобой. Так где журнал?

– Так вы берете меня с собой?

– Да, я же сказал. Так где журнал?

– Приплывем на остров, тогда и покажу.

Валентин повел себя очень странно. Он вдруг подбросил куклу, так напоминавшую сэра Уолчемпса, к потолку и кровожадно усмехнулся. Затем поставил поднос с едой ей на колени, приказал съесть все до последней крошки и вышел из комнаты. Через четверть часа он вернулся и дал честное слово, что возьмет ее на корабль. Лили растрогало это признание, и она рассказала ему о расположении пещеры. Несколько раз она смущенно замолкала: вопросы Валентина настораживали. Его интересовало все – какой формы деревья растут вдоль тропинки, нет ли среди них необычных, с изогнутыми стволами, например, камней какой-то особенной формы. Лили заверила его, что на острове сумеет сориентироваться. Она сомневалась, что Валентин сдержит обещание. Но тот оказался верен слову, и, когда «Мадригал» отбыл из Фалмута, Лили была на борту.

Ей родители никогда ничего не запрещали. Она удивлялась, что Саймону пришлось спорить с родственниками. Твердость молодого человека казалась ей героизмом.

– Мой отец похоронен на том острове. Ни разу не мог я прийти к его могиле. Я имею на это право. И вы не можете меня удержать. Мама, ты ведь понимаешь, ты же любила его. Он мой отец. Я обязан, я должен плыть, мама. Я уже взрослый, я хозяин своей судьбы. Никто из вас не вправе запрещать мне делать то, что я считаю нужным. Сэр Уильям, вы должны понять меня, – твердил юноша. – Я уже говорил с Валентином. Он берет меня с собой. Мама, прошу тебя, благослови меня на это плавание.

Леди Элспет больше всего на свете хотелось сказать «нет». Но она понимала, что никакие увещевания не удержат Саймона. На месте сына она поступила бы так же.

Леди Элспет и сэр Уильям дали Саймону свое благословение. И даже приехали в Лондон, чтобы проводить «Мадригал» в плавание. Валентин пригласил своих друзей: Томаса Сэндрика, Джорджа Хагрэйвса, сэра Чарльза Деннинга – принять участие в плавании. Однако все они отказались. Жена Томаса была сестрой Уолчемпса. И Сэндрик не хотел принимать участие в сборе улик против родственника. Джордж сослался на морскую болезнь, а сэр Чарльз Деннинг заявил, что он слишком стар для того, чтобы тащиться на другой конец света.

Однако на борту «Мадригала» находились, кроме Саймона и Лили, другие пассажиры. Квинта приехала в Лондон через два дня после возвращения Валентина из Уорикшира. Уайтлоу доставил сэра Роджера и Квинту в Пенморли-Холл. Услышав новости, старая тетка загорелась ехать. Но Артемис ждала первенца и требовала к себе внимания близкого человека, и Квинта вынуждена была остаться с ней.

Фарли, Фэрфакс и Тилли – живописная троица, в которой один был длинный, второй короткий, а третья круглая как шар, – махали руками, пока корабль не скрылся из виду. Вскоре они должны были поехать в Уайтсвуд, куда пригласил их Саймон. Там они поживут до тех пор, пока не разберутся с Хартвелом. Тристрам, Дульси и их зверинец совершили путешествие по Темзе до Фалмута. Оттуда их отправили в Равиндзару.

За три года, прошедшие со времени последнего посещения детьми Равиндзары, дом преобразился до неузнаваемости. К нему подъехали со стороны моря. Проскакав по поросшей вереском пустоши, они въехали в парк по аллее. Вокруг дома были разбиты небольшие садики, по которым замысловатыми узорами разбегались посыпанные галькой дорожки. Вдоль них проходили живые изгороди. Дорожки вели к розариям или фонтанам со скамеечками, спрятанными за разросшимися кустами.

Фронтон украшали окна-витражи. Парадный подъезд выходил к морю. Окна, смотрящие на запад и восток, тоже были очень высокими и большими. Орнамент витражей был выполнен по восточным мотивам. Все это огромное количество стекла служило тому, чтобы центральный холл освещался солнцем целый день – с рассвета до заката. В западном крыле работу почти завершили, а на следующий год, как гордо заявил хозяин, предстоит закончить строительство и ремонт восточного крыла.

Не успели путники спешиться, как к ним подошли конюхи. Слуги тут же увели лошадей. У Лили возникло странное чувство, будто она вернулась домой. Если не считать кое-какой новой мебели, в холле все осталось по-прежнему. Турецкие красно-голубые ковры покрывали пол. Гобелены и картины висели на стенах. На дубовом столе красовались темно-красные розы в высокой вазе. Служанки разжигали огонь в огромном камине.

Но радость Лили мгновенно поблекла, едва она увидела Гонорию. Госпожа Пенморли встречала их у подножия широкой каменной лестницы, словно она уже была хозяйкой Равиндзары. Наряд ее, как обычно, говорил о хорошем вкусе леди. Изящным жестом она пригласила всех в дом. Ее фарфорово-белые щеки окрасил легкий румянец, а губы сложились в дружелюбную улыбку. Затем Гонория с мученическим видом вздохнула, обвела печальным взглядом большой зал и сообщила, что, пока Квинта была в отъезде, ей приходилось постоянно наведываться в Равиндзару, чтобы слуги не распустились. По тому, какой взгляд бросила на Гонорию служанка, Лили поняла, что эта хрупкая дама – воистину железная леди, если дело касается дисциплины. Леди Пенморли, видимо, была уверена, что Равиндзара скоро станет ее домом. Она двигалась по залу с непринужденностью хозяйки. Даже Квинта не выдержала и хмыкнула, когда Гонория принялась отчитывать одну из девушек, пролившую вино на стол.

От Лили не укрылось и замешательство, отразившееся на лице леди в тот момент, когда она узнала прибывших с Валентином гостей. И это замешательство стало для нее добрым знаком. Гонория узнала ее не сразу. А Лили вела себя уверенно. Ей необходимо было доказать леди Задаваке, что испуганной девочки больше нет.

Лили нисколько не пожалела о том, что Гонория покинула дом вскоре после приезда хозяина. Предложение Валентина сопровождать ее было принято с радостью. За сим последовал извиняющийся взгляд, призванный убедить приехавших с капитаном в том, что он с радостью готов пренебречь обязанностями хозяина ради счастья проехаться вместе с Гонорией. Бедняжке было невдомек, что Уайтлоу сообщил своим спутникам, что ему нужно съездить в Пенморли-Холл – навестить сестру и зятя.

Лили вспоминала прощание с братом и сестрой. Они стояли перед домом и махали руками, Раф лаял, Колпачок верещал. Тристрам вначале очень расстроился, когда Валентин отказался брать его с собой. Но потом, когда мальчика убедили, что он остается за старшего, тот смирился. Квинта и Артемис стояли рядом с детьми, сэр Роджер чуть поодаль, за их спинами. Странно, но четче всего девушке запомнились лицо Гонории и ее недобрая улыбка.

В Фалмуте они сели на корабль и без дальнейшего промедления отплыли на запад. Плавание проходило спокойно, может быть, даже слишком спокойно. Ветер надувал паруса, «Мадригал» летел к острову как птица.

Лили взглянула на Валентина. Здесь, в тропиках, не было, нужды носить камзол и жилет. Сейчас он был в белоснежной рубахе с распахнутым воротом и широкими рукавами, закатанными до локтей. Черные волосы его отросли, и, чтобы густые кудри не мешали ему, Валентин делал хвост. Он походил на пирата, что вполне соответствовало мнению о нем испанских моряков. Лили знала, что у них есть все основания относиться к нему с опаской. Достаточно было заметить этот дьявольский блеск в его глазах.

Губы у Лили дрогнули, стоило ей лишь подумать о холодности, а может, и безразличии, с которыми Валентин относился к ней в пути. Ни разу он не искал ее общества, ни разу не пригласил на разговор. Он вел себя с ней так, будто они были совершенно чужие люди. Иногда Лили казалось, что все было лишь сном – его объятия, его поцелуи.

Валентин никогда не вспоминал ту встречу на ярмарке. Быть может, для него во всем этом не было ничего особенного. Все забылось и рассеялось словно дым. Как только он узнал, что его Франциска оказалась Лили Кристиан, он потерял к ней интерес.

– Ты ведь любишь его, да? – спросил Саймон. Не было смысла отрицать своих чувств к Валентину. Любовь читалась в ее глазах, стоило ей лишь бросить взгляд в сторону Уайтлоу-старшего.

– Я всегда любила его, Саймон, – вздохнула Лили. – Он ни о чем не знает и никогда меня не полюбит. И никогда не узнает, как сильно я его люблю.

Она не догадывалась, как страстно прозвучало ее признание. Саймон взял ее руку, поднес к губам и… пожал в знак участия.

– Я боюсь, что и дружбы его лишилась, Саймон. Он меня просто презирает, – прошептала Лили. Ничего хорошего не было в этих бесплодных мечтаниях, особенно если учесть, что в Равиндзаре Гонория Пенморли ждет возвращения своего капитана.

– Не надо отчаиваться, Лили, – осторожно произнес юный джентльмен. – В последнее время я стал понимать смысл выражения «что ни делается – все к лучшему». Даже если иногда нам кажется, что все потеряно, мы не можем утверждать, что счастье не вернется к нам. – Он улыбнулся очень грустно. Но Лили не заметила выражения его лица: она смотрела в другую сторону.

Саймон знал то, о чем не догадывались ни Лили, ни Валентин. Юноша наблюдал за ними. Он видел, как его дядя смотрит на Лили. Если та поворачивалась, капитан сразу опускал глаза. Саймон понял: Валентин борется со своим чувством. А Лили… Лили думала, что капитан не любит ее. Саймон тоже был влюблен в эту девушку, но решил не вставать между ней и своим дядей. Кто виноват, что Лили отдала сердце этому мужественному, решительному человеку – капитану! А Саймон… Кто он такой? Просто мальчишка, который только недавно оторвался от маминой юбки. Нет, он не пара такой чудесной девушке. И еще: Саймон чувствовал, что между этими двумя произошло нечто, из-за чего они относятся друг к другу с опаской. Каждый стремился не обращать на другого внимания. Но когда они смотрели друг на друга, только слепцы не заметили бы бешеного желания, сквозящего во взгляде каждого из них. Саймон чувствовал себя так, словно подглядывает за любовниками.

Младший Уайтлоу взглянул на Лили и вздохнул. Надежды ушли, осталось только мечтать да хранить свою тайну. Саймон понимал, что, если не хочет лишиться расположения Лили и дружбы дяди, ему придется довольствоваться лишь ролью друга.

– Ты веришь мне, Лили? Я не хочу притворяться оракулом, но увидишь – фортуна тебе улыбнется. А как может быть иначе, если ты такая хорошенькая?

Лили неожиданно приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. В ее глазах он прочитал нежность – нежность сестры к брату.

Но Валентину, стоявшему на верхней палубе, эти двое казались юными влюбленными, воркующей парочкой. Он ревновал свою русалку к обормоту племяннику. Это зрелище сводило его с ума. Если Лили Кристиан казалась ему красавицей, когда он увидел ее на берегу, а потом в перелеске, возле пруда, когда он держал ее, бесчувственную, на руках, то теперь Валентин понял, что разглядел тогда всего лишь блики. Только сейчас ему начинала открываться ее истинная красота.

Он постепенно заново узнавал ту, которая из девочки превратилась в желанную женщину. По мере того как он присматривался к Лили, узнавал ее взгляды на жизнь, ее суждения, оценки, он все больше влюблялся в нее. Постепенно Валентин проникся глубоким чувством к этой, и именно к этой женщине, к той Лили, которую он привез с острова. И незнакомка по имени Франциска, встреченная им однажды, уступила в его сердце место Лили Франциске Кристиан, дочери капитана Джеффри и Магдалены. На смену влечению физическому пришло более сильное чувство в котором желание было только одной из нитей, привязывающих его к ней. Лили Кристиан была скромна и добра, не пример большинству знакомых Валентину красавиц. Эта девушка умела постоять за себя. Не побоялась она и самому Уайтлоу бросить вызов. Храбрость ее не могла не восхищать. Она не кокетничала, не рисовалась, но глаза ее, зеленые, на удивление выразительные, околдовали его. Валентин любил наблюдать за своей русалкой, когда та о чем-нибудь думала. Лицо ее светлело, на губах появлялась загадочная улыбка. Когда же она сидела на палубе, расчесывая свои рыжие волосы, то была похожа на сирену. Казалось, сейчас запоет – и все матросы бросят свою работу и пойдут за ней. А она утащит их в морскую пучину. Лили искушала Валентина, терзала его душу и тело. Лежа на койке в своей каюте и зная, что где-то неподалеку лежит она. Валентин с ума сходил. Ему хотелось встать, пойти в ее каюту, а дальше будь что будет. Но он не двигался с места.

Лили стояла на палубе, и солнце зажигало огнем ее волосы. Ветер обдувал ее, подбрасывал вверх длинные пряди, и они вились вокруг ее головы, словно были живыми. Юбка от ветра прилипла к телу, обтянула бедра и нежно-округлые ягодицы. После того как миновали холодные широты, Лили сменила тяжелый зеленый бархат на более легкое платье из кремового шелка, а когда приплыли к острову, она без сожаления сбросила нижние юбки и мешавший дышать корсет.

Только Лили с ее чувством независимости могла решиться презреть условности ради удобства. Все в ней восхищало Валентина. Но не ему она должна была достаться. Он был слишком стар и циничен для такой невинной и чистой девушки. Его смущало и еще одно обстоятельство: если он женится на ней, как сможет он покидать ее на долгие месяцы, как заставит себя уйти в многомесячное плавание после того, как узнает ее? Но море тоже было частью его жизни. Нет разлук – нет и радости свидания с домом, с его еще одной любовью – Равиндзарой. Он не сможет быть всегда рядом с Лили. Любить ее означало лишь накликать беду на свою голову: постоянные муки ревности, порождаемой страстью такой удивительной силы, что она пугала его.

Валентин тряхнул головой. Уж не лихорадка ли у него, раз он непрерывно думает об одном и том же? Он, мужчина во цвете лет, ведет себя как мальчишка, у которого слюнки текут от одной мысли о предмете вожделений, мальчишка, не знавший женского тела. Но у него никогда не было такой женщины, как Лили. Валентин думал, что любит Корделию, но сравнивать его чувство к Лили с тем, что он испытывал к Корделии, все равно что сравнивать июль с ноябрем. Он хотел свою очаровательную русалку и знал, что добьется ее, если постарается. Она была так невинна, что соблазнить ее ничего не стоило. Она уже трепетала в его объятиях, и губы ее касались его губ. Она хотела его. Она была бы его, если бы он пошел на поводу у своих желаний. Но ведь есть еще и долг! Сможет ли он сделать ее счастливой? Она будет страдать от одиночества и скорее всего захочет, чтобы кто-нибудь разогнал ее тоску. А в том, что от желающих отбоя не будет, Валентин не сомневался.

Что бы там Лили ни говорила, что жизнь Валентина не имеет отношения к жизни ее семьи, он считал по-другому. Она была частью его жизни, он чувствовал ответственность за нее. В конце концов, он вытащил ее с острова. И самое главное, она была дочерью Джеффри Кристиана. Одно это давало ему право считать себя ответственным за ее благополучие. Джеффри не был бы против, если бы за его девочкой приглядывал Валентин. Так что, хочет она того или нет, он не уйдет из ее жизни.

Он наблюдал, как его племянник обнимает Лили за плечи.

Что ж, если ему суждено уступить Лили другому, то пусть им будет Саймон. По крайней мере, это его родственник, а значит, они с Лили будут встречаться. Капитан проследит, чтобы Лили ни в чем не нуждалась, чтобы никто ее не обижал. Если она выберет Саймона, то Валентин заставит мальчишку сделать эту прекрасную женщину счастливой. Дрожащей рукой Валентин провел по волосам. Его трясло при одной мысли о том, что в постели с Лили будет другой, пусть самый достойный, мужчина.

Он заставил себя отвернуться от Лили. Сейчас перед ним стояли другие задачи, а времени поразмышлять у него будет предостаточно, когда они вернутся в Англию.

– Тяните лучше, парни! Никому не дам работать спустя рукава! – гаркнул Валентин, и некоторые из матросов удивленно посмотрели в сторону своего капитана, обычно сдержанного и немногословного.

Шлюпки спустили на воду.

– Если бы вы сподобились перенести обмен любезностями на более удобное время, мы могли бы причалить к берегу еще до захода солнца, – ехидно проговорил Валентин, неожиданно появившись рядом с Саймоном и Лили.

От капитана не укрылся румянец, вспыхнувший на щеках у Лили. Конечно, его племянник не тратит времени впустую. Наверное, стоял и нашептывал девушке на ухо любовные слова.

– Прости, дядя, – начал было юноша. – Мы только говорили о…

Валентин не дал ему закончить:

– И в будущем прошу подыскивать для своих любовных игр другое место – не на глазах у моей команды. Вот когда мы вернемся в Лондон и прочно встанем на якорь, тогда – пожалуйста! Ищите себе укромную бухточку для лобзаний или милуйтесь прямо в Сент-Джеймсе, если вам будет угодно. Меня это уже не касается!

Валентина, как говорится, понесло. Долго сдерживаемое раздражение искало выхода.

– А вы, госпожа Кристиан, – проговорил он, смерив Лили презрительным взглядом, – надо ли вам напоминать, что порядочные женщины носят нижние юбки? Если бы вы соблаговолили одеться поприличнее, ребята на корабле работали бы лучше.

Саймон был совершенно сбит с толку гневной тирадой дяди. Он растерялся и, вместо того чтобы дать Валентину отпор, только открывал и закрывал рот, как рыба на суше.

– Ну-ну, капитан, – проговорила Лили спокойно. Затем развернулась и с гордо поднятой головой отправилась вниз, в каюту.

– Ну, дядя, – возмущенно заговорил Саймон после того, как Лили ушла, – я думал, что ты никогда не ошибаешься. Про море и управление кораблей ты и в самом деле знаешь больше, чем другие, но в женщинах ты совершенно не разбираешься!

И юноша направился к шлюпке, не желая слушать, что скажет ему родственник.

В результате последнее слово осталось за Саймоном. Взгляд Мустафы, перехваченный бравым капитаном, послужил подтверждением того, что он свалял дурака. Не легче Валентину стало и тогда, когда он увидел Лили Кристиан, которая садилась в шлюпку рядом с Саймоном. Нижняя юбка из тафты шуршала, а белые кружевные оборки, торчащие по моде из-под платья, словно на зло были выставлены для обозрения.

Валентин подозвал к себе первого помощника, симпатичного молодого человека лет тридцати по имени Блэкстоун.

– Я рассчитываю на то, что вы выполните приказ, – сказал капитан. – Смотрите в оба!

– Да, сэр, – откликнулся моряк.

– Оставляю вас за главного. – И Уайтлоу следом за Мустафой спустился в шлюпку. – Отчаливай!

Один из матросов оттолкнул шлюпку от корабля, и, едва та оказалась на безопасном расстоянии от судна, матросы, повинуясь команде, дружно налегли на весла.

Плыли недолго. Шлюпка причалила к берегу. Саймон от неожиданности едва не свалился за борт. Но дядя удержал его.

Лили понимала, почему младший Уайтлоу так рвется на остров. Она сама ликовала, что вернулась сюда. Вот берег: песок – такой родной, песок, который помнит их босые ноги, ласковая бухточка за скалистым мысом с зеленоватой водой, теплой и нежной. Излюбленное место их детских забав. Здесь плескались они под солнцем, забыв обо всем на свете, пока голова не начинала кружиться. А потом приплыл корабль с красным крестом на белом поле, и их доброму мирку пришел конец.

Лили украдкой взглянула на Валентина. Интересно, о чем думает он? Быть может, он вспоминает день, когда «Мадригал» бросил здесь якорь в прошлый раз? В том же месте, за рифами. Он мечтал найти здесь брата, а нашел ее. Девушка оглянулась. Мустафа пристально смотрел на нее. Видимо, храбрый телохранитель по-прежнему продолжал считать ее сродни джинну. Турок побаивался Лили. Вдруг она и вправду умеет превращаться в птицу или еще в кого-нибудь пострашнее?

– Вытаскивай, ребята! Последний взмах весел – и лодка оказалась на мелководье возле берега.