Текст книги "Замужем за незнакомцем"

– Что случилось?

Ну вот, теперь она разрушила образ примерной жены, ожидающей своего мужа с работы. Она вынула палец изо рта и, держа его подальше от своего нового платья, стала лихорадочно рыться в своем ридикюле в поисках платка. Он протянул ей свой.

– Я тут вышивала и уколола палец. Спасибо, Каллум. – И, обернув платком палец, спросила: – Как прошел день? – Он не был похож на человека, который провел целый день, согнувшись над письменным столом, или сидел часами на утомительных собраниях. Впрочем, она понятия не имела, в чем заключается его работа.

– День прошел неплохо. – И добавил: – Красивое платье.

Он с интересом оглядывал ее элегантное вечернее платье из шелка цвета янтаря с коричневыми лентами. На нем был надет вечерний костюм, и ее вновь восхитила его стройная фигура, и она чуть покраснела, вспомнив сильное упругое тело, которое ночью обнимала и прижимала к себе.

– Не слишком ярко? Я немного колебалась, но от этого платья отказались, а мне оно подошло идеально. Модистка предложила, и я купила. Остальные придется подождать, пока выполнят заказ. – Она нервничала и поймала себя на болтливости.

– Тебе очень идет. Немного мрачноваты ленты. Но их можно заменить на что-то другое, например кружева. Или это нарушит стиль?

Его озорная улыбка. Боже, она сводит ее с ума! Сердце Софии часто забилось, она взглянула на него и тоже улыбнулась. И только сейчас поняла, как волнуется.

– Разумеется, можно, вы, кажется, хорошо разбираетесь в дамской моде, сэр.

Она хотела пошутить, но вспомнила, что у него не было сестер и он десять лет не был в Англии. В Индии у него были женщины, за которыми он ухаживал, и, разумеется, любовницы. Она покраснела, и улыбка исчезла. Он, вероятно, понял причину замешательства – этот человек читал ее мысли, как открытую книгу.

– Немного, – ответил он. – Я имел возможность восхищаться нарядами дам, но мода приходила в Индию спустя года два. Кажется, ты имела в виду, что я покупал платья своим любовницам. Отвечаю – нет, никогда. – Он немного помолчал. – Женщины в Индии всегда предпочитали шелк.

Перед ее глазами возникла картина: Каллум в роскошном халате раскинулся на диване, как восточный вельможа, в окружении молодых красавиц с золотистой кожей, длинными черными волосами и темными глазами. Она вспомнила халат и домашние туфли в его спальне. Где-то София слышала, что восточные компании поощряют связи и браки с местными женщинами, но почему-то она не относила это ни к Даниэлю, ни к Каллуму.

На выручку пришла гордость.

– Охотно в это верю, – натянуто улыбнулась она. – В том климате женщинам нет нужды кутать себя в шерстяные жакеты и закрытые платья. Тем более в Индии в изобилии тонкие красивые ткани, а покрой платьев простой, с восточным колоритом.

Он прищурил глаза, и она поняла, что он специально дразнил ее, не понимая, какая муха ее укусила. Но София уже не могла остановиться.

– Может быть, ты вез ее с собой? Твою временную любовницу? – спросила она. – И бедняжка утонула? – И сама поморщилась, потому что услышала, как грубо и жестоко прозвучали ее слова. Если у него и была любовница, то это означало лишь то, что он способен на эмоции.

– Нет. Но нам не следует обсуждать такие вещи. – Он прошел в столовую и налил себе вина.

– Почему? Я больше не маленькая провинциальная девственница. И ты сам начал этот разговор.

Он поднес стакан к губам. Она видела его профиль – на лице ни малейшей улыбки.

– И пожалуйста, налей мне тоже вина.

– Я расстался с моей любовницей в Калькутте. И больше никого не заводил. Ты удовлетворена? И может быть, теперь сменим тему?

– Разумеется, если тебе неловко говорить об этом. – Она взяла протянутый ей бокал, старательно избегая прикосновения его пальцев. – Благодарю.

– Ты имеешь в виду другое: хочешь сказать, что у меня нечистая совесть. Но это не та тема, которую обсуждают с женой. – Она демонстративно подняла бровь, надеясь, что при этом выглядит невозмутимо и элегантно. – Ты что, ждала, что мы с Даниэлем жили как монахи?

– О, разумеется, нет! Я предполагала, как могут себя вести холостые джентльмены, в то время как незамужние женщины должны хранить целомудрие и ждать, когда эти джентльмены явятся домой. Мужчины могут позволить себе то, чего никогда не простят незамужним женщинам.

Она солгала. Дело в том, что когда она повзрослела и получила представление о таких вещах, то никогда не думала подобным образом о Даниэле, потому что уже разлюбила его, он был ей безразличен.

Но почему-то ее задело, что у Каллума была любовница, хотя она знала, что мужчины считают это в порядке вещей.

– Но и возвращение домой не гарантирует верности, я это тоже поняла.

– Вот как?

Он сел в кресло около незажженного камина, и София видела в зеркале его спину. Вся его напряженная фигура говорила о том, что разговор ему неприятен. Она сделала глоток вина.

– Ты думала, что по возвращении в Лондон я завел себе любовницу?

– Нет. Я понимаю, что для этого ты был слишком занят. Это требует не импульсивного, а продуманного решения. Как, например, выбор породистой лошади, то есть это своеобразное вложение денег.

– Давайте внесем ясность, миссис Чаттертон. Когда я женился, то принес клятвы верности. Я тебе верен, и, будь у меня ранее связь, я бы покончил с ней. Если для тебя после моего пояснения остается еще что-то неясное, задавай свои вопросы и покончим с этим раз и навсегда.

Кажется, на этот раз она его разозлила всерьез. Почему она решила, что может с ним так обращаться? Но не в силах остановиться, София сказала первое, что пришло в голову:

– Представляю, каково твоим подчиненным. – И, увидев, как потемнело его лицо, а выражение холодного недовольства усилилось, добавила: – Все предельно ясно, благодарю вас.

– Прекрасно. Но предупреждаю: то же самое относится к тебе. Я не потерплю измены.

Она вспыхнула:

– Как ты смеешь! Если ты можешь думать, что я могу завести себе любовника…

– Ужин подан, мадам, – раздался позади нее голос Хоуксли.

Глава 12

Тем вечером после неприятной сцены в гостиной Каллум не пришел к ней в спальню. Она долго сидела на постели, переживая случившееся. Как много слышал Хоуксли? София не помнила, была ли дверь гостиной открыта, или просто не слышала, как она открылась? И все слуги могли слышать…

Ей стало тошно от этой мысли. Каллум, вероятно, в ярости, иначе и быть не могло. Ее вначале невинная кокетливая игра переросла в претензии, и, возможно, он видел перед собой вульгарную ревнивицу, или нескромную, развязную женщину, или все сразу. И она его понимала. Почему как будто сошла с ума, услышав, что у него была любовница? Мужчины часто так поступают. Почему она должна стать исключением, тем более их брак – брак по расчету.

Его убийственная вежливость за ужином только подчеркивала их размолвку. Он хорошо воспитан и умел сохранять достоинство в присутствии лакеев, не позволив себе ни одной иронической реп лики. Каким-то образом она умудрилась отвечать ему в том же духе, и со стороны они, вероятно, на поминали пару незнакомых людей, которые не очень нравятся друг другу, но вынуждены поддерживать светскую беседу, оказавшись рядом на званом ужине.

Хоуксли сохранял каменное выражение лица. Так же как Эндрю и Майкл. Но вышколенные слуги всегда хранят невозмутимость, делая вид, что ничего не слышат и не видят, когда обслуживают господ.

Он не придет сегодня ночью. И не только сегодня. Не придет до тех пор, пока не простит ее. Но как она сможет извиниться, не поднимая запретной темы?

Дверь спальни распахнулась, и от сквозняка замигали свечи.

– Каллум? – Голос у нее был тонкий и жалобный.

– Ты ждала кого-то другого?

Она заслужила такой ответ. Он все еще был в вечерних бриджах и жилете. И бесцеремонно начал раздеваться прямо перед ней. Она сидела выпрямившись и широко открытыми глазами следила за ним, полная самых мрачных предчувствий. Он снимал и аккуратно складывал каждый предмет своего туалета, что только усиливало ее трепет.

– Я ждала тебя. Но думала, что после нашей ссоры ты не придешь.

– Это не было ссорой. – Он сел на кровать и стал снимать чулки. – Это было выяснение отношений и внесение в них ясности.

Он встал и повесил свою рубашку на спинку стула. Она не могла отвести глаз, его тело радовало бы взгляд самого придирчивого художника. Она вспоминала, как когда-то ее втайне интересовало интимное строение мужчины. Почему он пришел? Собирается сегодня заниматься с ней любовью? Или намеревается прочитать еще одну лекцию о ее непозволительном поведении, хотя она и сама понимала, что вела себя недостойно. София подавила тяжелый вздох.

Кэл постоял немного, словно в нерешительности, потом начал гасить свечи – одну за другой, как и прошлой ночью, но на этот раз хотел погасить и те две, что оставались гореть прошлой ночью. Он повернулся к ней:

– Оставить их или ты предпочитаешь темноту?

Может быть, он сам хотел этого? Полной темноты? Она неуверенно кивнула, и он погасил последние. Наступила темнота, остался лишь запах горячего воска.

Она лежала с широко открытыми глазами и ждала. Он лег и сразу повернулся к ней, и тогда она поняла, что его намерения прежние и она прощена. Наверное, предпочел темноту, чтобы она не видела, что он еще зол.

Но руки уже ласково скользили по ее телу, и его поцелуй был полон нежности. Впрочем, трудно представить, что он может быть груб с ней. Она попыталась возродить в себе прежнее желание и обнаружила, что, хотя все обещает произойти, как и в первую ночь, она не испытывает ничего похожего. Никакого трепета, никакого наслаждения, когда он начал ласкать ее грудь и гладить бедра.

Может быть, из-за темноты? Но сильное мускулистое тело было таким же, и тот же запах, и она больше не испытывала страха перед тем, что должно случаться. Его ласки были искусны, как и тогда. Но что-то пропало, пропало волшебство, безумие и восторг до определенного момента, владевшие ею в прошлую ночь. Хотя тогда она испытывала стыд, неловкость и боль.

Она заставила себя расслабиться, попыталась вспомнить, как вела себя прошлой ночью, потом обняла и прижала его к себе, но ее тело оставалось холодным, как и ее мозг. Она повиновалась – пассивно и послушно.

Видимо, он что-то почувствовал, потому что поднял голову и вопросительно прошептал:

– София?

– Каллум… – прошептала она в ответ. И все повторилось с той разницей, что, когда он ею овладел, чувство пустоты и одиночества усилилось.

Неужели это длилось так долго и вчера? Он как будто ждал от нее чего-то. Она начала двигаться, поддерживая ритм, но не могла подавить вздох облегчения, когда все было кончено.

Его сердце гулко колотилось возле ее груди, она чувствовала его дыхание на своей щеке.

– Тебе тоже было хорошо?

– Да, да, конечно. – Она попыталась придать пылкость своему шепоту. – Просто немного расстроилась после… нашего обсуждения.

– Я помогу тебе расслабиться. – Его рука скользнула вниз, она почувствовала его прикосновение и, вздрогнув, ничего не испытывая, кроме стыда, невольно сдвинула ноги, и ему пришлось убрать руку.

– Тогда спи. – Он встал и осторожно накрыл ее простыней. Она слышала, как он двигается в темноте, собирая вещи.

– Спокойной ночи, Каллум.

Потом открылась дверь, она увидела его силуэт.

– Спокойной ночи, – сказал он. Дверь закрылась, и она осталась одна. Растерянная, недовольная собой и очень расстроенная.

* * *

Она хотела провести следующий день дома, спокойно заняться любимым рисованием, но вместо этого в два часа дня обнаружила, что сидит в наемном экипаже с новыми визитками в сумочке и рядом Чиверс в лучшем своем наряде.

– Я забыла тебе сказать, что ко мне вчера приезжали с визитами дамы, но меня не было дома, – сообщила она Каллуму за завтраком. – Оставили пять визиток, но я никого из них не знаю. – И она протянула мужу визитные карточки.

– «Миссис Соммерсон, леди Арчибольд, леди Рэндольф, миссис Хиксон и вдова графиня Милверли», – прочитал он. – Впечатляет как все общество в целом, так и каждая дама по отдельности. Тебе надо как можно скорее нанести им визиты, – он указал на загнутые уголки карточек, – и дать знать, по каким дням ты бываешь утром дома. Соммерсон, Арчибольд, Рэндольф – мужья, директора нашей компании, миссис Хиксон – моя дальняя кузина, леди Милверли – подруга моей матери. В офисе мне тоже надо оповестить, по каким дням мы станем принимать. Наши многочисленные родственники напишут своим лондонским знакомым, что теперь мы живем здесь, так что надо ждать гостей.

– Ты не поедешь со мной сегодня? – В голосе Софии прозвучали жалобные нотки, и ей стало стыдно своей трусости. – Я не ожидала, что в это время года нам станут наносить визиты. Что они все делают в городе?

– Не все уезжают из Лондона на лето. И многие из тех, кто уезжал, уже вернулись. Мы скоро тоже получим приглашения, и это очень кстати, – добавил он с воодушевлением. – Как правило, это не очень большие сборища, приглашенных бывает несколько человек. К началу сезона ты обзаведешься необходимыми знакомствами. Раз леди приезжали к тебе без мужей, они ожидают такого же ответного визита. Я буду лишним. Кстати, сегодня после ужина пришлют экипаж из конюшен, и тебе не придется брать наемный.

– Благодарю. – Она храбро улыбнулась. – Как хорошо, что у меня есть новое платье, оно оказалось весьма кстати.

И она уверена, что ее платье соответствует моде. По крайней мере, она не чувствует себя больше провинциалкой в старомодном смешном наряде. Придется ехать. Может быть, это не займет много времени – даже если эти леди окажутся дома, такие визиты вежливости занимают полчаса, не больше, на каждый визит. Все так же, как было дома, с той разницей, что она теперь одна, без мамы, а леди, которых предстоит посетить, абсолютно ей незнакомы.

Каллум, разумеется, не сказал ей, что надо постараться произвести на них хорошее впечатление, но это было ясно и без слов. София и сама понимала, что мнение дам, чьи мужья занимают высокие посты в компании Каллума, будет иметь вес, потому что они немедленно расскажут своим мужьям о том, что представляет собой молодая жена их коллеги. И если они вынесут вердикт, что Каллум Чаттертон сделал ошибку, женившись на женщине, которая никогда не сможет вписаться в общество, это может нанести вред его карьере.

– Дом леди Рэндольф, мэм.

Сидевший рядом с кучером Эндрю спрыгнул на землю, открыл дверцу, взял у Софии визитную карточку и поднялся по ступенькам к двери, чтобы внушительным стуком известить о визите. Дверь сразу открылась, а София, скрестив пальцы, пригото вилась услышать, что хозяйки нет дома. Но, увы, Эндрю вернулся, а дверь осталась открытой. Значит, придется идти.

– Миссис Чаттертон, миледи.

– Моя дорогая миссис Чаттертон. – Гибкая высокая женщина поднялась ей навстречу. – Как мило, что вы заехали.

– Леди Рэндольф. – София сделала небольшой реверанс, приличествующий случаю. За накрытым чайным столом сидели еще три женщины, все средних лет, и внимательно ее разглядывали. – Простите, что меня вчера не оказалось дома.

– Ничего страшного, дорогая. Вы, молодежь, всегда заняты, – снисходительно сказала хозяйка. – Позвольте представить вам миссис Соммерсон, – полная леди с поджатыми губками кисло улыбнулась, – леди Арчибольд, – седые волосы, серые глаза, большие зубы, – миссис Хиксон. – Пронзительные черные глазки предупреждали, что у этой матроны мертвая хватка.

София всем пожала руки, немного взволнованная, но радуясь, что правильно выбрала первый дом – это сразу сократит ее визиты.

– Леди, я собиралась к вам заехать, но попозже. Спасибо за ваш вчерашний визит.

– О, не стоит. – Леди Арчибольд не сводила с нее внимательного неподвижного взгляда, пока хозяйка наливала чай новой гостье.

– Мы, естественно, хотели, чтобы молодая жена мистера Чаттертона получила все необходимое внимание. Такой многообещающий молодой человек.

Это что – угроза или предупреждение? София искала нейтральную тему и обрадовалась, увидев над камином картину, где две молодые девушки сидели в саду на скамейке среди цветов, а у их ног стояла корзинка со щенками. Краска на картине еще блестела и выглядела совсем свежей.

– Какой очаровательный двойной портрет, леди Рэндольф!

Это было абсолютно точное попадание. Хозяйка просияла.

– Мои внучки. Портрет кисти Джошуа Робертсона.

– Он очень талантлив. Так верно схвачены их характерные черты. Но мне кажется, сейчас так много художников, что трудно сделать выбор.

– Мы пригласили молодого художника. Знаменитости слишком заняты, их трудно поймать.

«И им надо больше платить», – мелькнула у Софии злая мысль, и она спросила:

– И конечно, все эти художники мужчины? Анжелики Кауффман в наши дни в Лондоне не найти?

– Разумеется, нет. Да и кто станет покровительствовать такой женщине, даже если бы она появилась?

– Но ведь эта художница была очень талантлива.

– Какое это имеет значение! – недовольно фыркнула миссис Хиксон. – Не хватало еще, чтобы женщина претендовала на пост премьер-министра! И само окружение… эта богема… художественная среда – все прекрасно знают, что там творится: обнаженные модели, с которыми они долгие часы проводят в студиях. Дикие вечеринки. Да любая женщина, оказавшись в этой среде, быстро превратится в шлюху. Ну а эти знаменитые художники, мужчины, могут сколько угодно изображать из себя небожителей, но все сводится к обыкновенному торгу.

София стиснула зубы, но ответила, вежливо улыбаясь:

– Да, это все равно что играть на сцене. – Она подозревала, с чем придется столкнуться, но все-таки думала, что в лондонском обществе более передовые взгляды, чем в провинции. Она ошибалась.

София уложилась в два часа, но, выйдя из последнего дома – от леди Милверли, – почувствовала себя так, будто побывала под катком для белья. Она проделала тяжелую работу и, кажется, даже произвела на них неплохое впечатление, не подвела Каллума. Ей устроили настоящий смотр, и она его прошла. Но новые знакомые заставили ее почувствовать себя еще более одинокой. Они по возрасту не годились ей в подруги, да и их взгляды…

Оказавшись дома, София сразу побежала в комнату за своими принадлежностями для рисования.

К тому времени, как Каллум вернулся домой, изображения всех пяти достойных леди заняли место среди других портретов в ее коллекции. Немного досадно, что ее работы никогда никто не увидит. В этой портретной галерее были слуги, гости, родственники, которых она встретила в тот вечер в доме Уилла, когда нахал Мастерсон ее поцеловал. Портреты незнакомых людей, увиденных на пути в Лондон; продавщицы, модистки… Это занятие приносило ей удовлетворение, она забывала об одиночестве, не думала о том, какое произвела впечатление.

– Днем были еще визиты, – сказала она Каллуму вечером, отметив про себя: не забыть бы сделать замечание кухарке – суп сегодня явно переперчен. – Приехали две леди, их мужья тоже работают в компании. Миссис Хупер с дочерьми, она утверждает, что знала моего отца, хотя я не помню ее, и леди Констебль, которая сказала, что она крестная мать Даниэля.

– Превосходно. – Кажется, он нашел суп вполне приемлемым. – Я же говорил – ты справишься. Скоро мы получим массу приглашений. Леди взяли тебя под свое покровительство. А что ты делала в остальное время?

Каждый вечер он обязательно справлялся о ее занятиях: что она читала, куда ездила, в какие магазины. А она рассказывала о проблемах на кухне или о том, что в гостиной завелась мышь. Софии иногда казалось, что она сдает экзамен на примерную жену и хозяйку, и, кажется, довольно успешно. Она никогда и никому не говорила о том, что рисует людей, даже Каллуму, потому что интуитивно чувствовала – это будет неприемлемо в обществе. Ландшафты, цветы, натюрморты… Это еще куда ни шло, но не портреты, да еще такие, на которых остро подмечены черты характера и суть человеческой натуры.

Она обо всем подробно ему рассказывала, старательно заполняя пустоты – время, не занятое рисованием: внимательно читала газетные новости, брала в библиотеке книги по торговле с Индией и Китаем и сама начинала расспрашивать его о работе в компании.

У него была ответственная работа: он формировал политику, вырабатывал стратегию торговых отношений, и нередко ему приходилось выдерживать борьбу с некоторыми чиновниками компании – ретроградами, которые боятся любых перемен. Например, он предлагал в данный момент возить не шелк, а чай, потому что на него возрос спрос. Но они продолжали грузить ткани, цена падала, компания терпела убытки. Иногда это напоминало толкание в крепко запертую дверь.

– И как же ты поступаешь в таком случае? – с интересом спрашивала София, положив рукоделие на колени: гораздо интереснее слушать его, чем читать газеты, и главное – таким образом она проникала в его внутренний мир.

– Разворачиваю настоящую военную кампанию. Выявляю слабые точки, обдумываю, где можно применить мою тактику, а где благоразумнее отступить – вот как в данное время.

Он сказал это серьезно, но в глазах его плясали смешинки. Как же она его любила в этот момент! Хотелось взять его руку и переплести свои пальцы с его, загорелыми, длинными, и вместе посмеяться, стать близкими друзьями.

Вдруг смешинки в его глазах исчезли, они стали серьезными, вопрошающими, в их глубине появилось выражение, от которого у нее сразу застучало сердце, дыхание участилось, в горле пересохло. Ее охватило желание – вскочить, подбежать и сесть к нему на колени, обвить руками его шею и поцеловать. Но он еще ни разу не целовал ее и не оказывал интимных знаков внимания днем. Вдруг он сочтет ее распутной женщиной? И тогда не останется ничего, кроме стыда и неловкости.

– Каллум?

Но момент был упущен. Он потянулся за своим стаканом портвейна, и на его лице снова появилась маска любезного бесстрастия.

– Прости. Я тебя, наверное, утомил своими разговорами о работе. Это тебе неинтересно.

– Нет, нет, ты ошибаешься, я спрашивала, потому что мне действительно интересно. – Она свернула рукоделие и положила в корзинку, стоявшую около ее ног. – Но я думаю, тебе самому не хочется возвращаться к работе после утомительного рабочего дня. – Она встала, и он тоже поднялся.

Ей так хотелось поскорее остаться с ним наедине.

– Пожалуй, я иду спать, – услышала она, и он открыл дверь, пропуская ее.

Софии было жаль вновь упущенной возможности сблизиться с мужем.