Текст книги "Славянские древности"

Дополнение Автохтонность славян¹

Выше мы уже неоднократно сталкивались с тем, что в ходе изучения древнего периода славянской истории возникли определенные теории, согласно которым славяне поселились на своей исторической прародине не в первые столетия нашей эры, а еще раньше, в древнейшие времена. Эти теории обычно называют «автохтонистскими», так как в основе их лежит автохтонизм, то есть тезис о том, что славяне издревле занимали почти всю Центральную Европу и значительную часть южной Европы, включая Италию и Балканский полуостров. Некоторые приверженцы этой теории не колеблются даже распространить их поселения вплоть до Бретани, Пиренеев, Греции и Малой Азии. Многие из них защищали эти огромные границы славянской экспансии в древнейшие времена в полном объеме, однако большинство из них ограничивалось лишь доказательством автохтонности славян в определенных странах, например в Венгрии, на Балканах или в Германии. В этом смысле теория автохтонности славян имеет своих сторонников среди южных славян, чехов и поляков. Однако ученые других стран, например немцы, несмотря на возражения большинства немецких ученых, в этом отношении также не уступали им.

История подобных теорий, существующих вплоть до наших дней, насчитывает свыше тысячи лет. Начиная с VIII века некоторые славянские и неславянские летописцы, обычно монахи, пытались приукрасить и возвеличить прошлое славян тем, что устанавливали их непосредственную связь с прошлым древних народов. Это был первый шаг к автохтонизму. Так устанавливалась связь древних поляков с вандалами и готами в Германии; утверждалось, что они обитали именно в той области, где перед первым веком до нашей эры звучало имя вандалов. Особенно подчеркивалось сходство их имени с именем «вендов» (см. «Vita Sancti Marini», VIII; Annales alaman., под 798 годом; Adam Brem., 11.18; Helmold, 1.2); отсюда также древнее название Вислы «Vandalicus amnis»².

Позднее южнославянское и польское духовенство связывало происхождение славян с готами (см. эпитафию князя Болеслава начала XI века, начало хроники Кадлубека и Длугоша, анналы дуклянского аббата и Томаша Сплитского)³. Точно так же, как об этом свидетельствуют приведенные выше источники, в частности начало Киевской летописи⁴, южные славяне отождествляли древних иллирийцев или паннонцев со славянами.

К этим народам, с которыми отождествляли славян, постепенно присоединялись и другие⁵. Таким образом, возникла гипотеза, получившая распространение в XVIII веке, что предки славян появились в начале нашей эры, а то и гораздо раньше не только на Одере, Эльбе и на среднем Дунае, но и на Балканах. Сходство названий Vend, Venet с наименованием древних энетов Геродота, венетов Гомера и Цезаря⁶ побудило расширить прародину славян вплоть до Италии, Малой Азии, Галлии и берегов Боденского озера, так что в XVIII и XIX веках некоторые считали славянскими почти всю Германию и большую часть Европы. Первые приверженцы этих нелепых теорий появились, в частности, среди сербов и хорватов (Ф. Долци, Фр. Аппендини, Северини, К. Грубишиц, Райич и др.), а также у поляков (С. Клечевский, Я. Потоцкий, Ст. Сестренцевич), у словаков (Г. Папанек, Данковский), у русских (В.К. Тредиаковский, И. Болтин, В.И. Татищев). Среди русских было немного сторонников этой теории, так как восточные славяне непосредственно не были заинтересованы в утверждении автохтонности славян в Германии или на Балканах⁷. Немцы, которые в этот период дали себя увлечь этой теорией, сохранили большую трезвость суждений, например Август Шлецер, отстаивавший автохтонность славян на территории между Эльбой, Вислой и Адриатическим морем, или И.Х. Гаттерер, защищавший славянство гетов и даков, а отчасти также и Л. Гебхарди⁸.

Наибольшее распространение эти теории получили уже в XIX веке среди историков всех славянских народов, особенно у поляков и чехов. Эти два народа дали наибольшее количество выдающихся приверженцев теории автохтонности славян: А.Н. Шембера, В. Кентжинского и Е. Богуславского.

В течение всей первой половины XIX века среди славян находились исследователи, придерживавшиеся этой теории; достаточно вспомнить среди польских ученых В. Суровецкого, А. Беловского, И. Лелевеля, К. Шульца, В. Мацийовского, А. Кухарского, Г. Сухецкого, А. Мицкевича⁹, среди чехов – П. Шафарика в первый период его научной деятельности¹⁰, Франту, Ф. Шира, Я. Коллара, К. Винаржицкого¹¹, среди южных славян – Т. Ярица, И. Швеара, Я. Раковского, С. Захарьева, Т. Шишкова, С. Берковича, М. Милоевича, Я. Кукулевича-Саксинского, Д. Трестеняка¹². Даже немцы не избежали этих тенденций¹³. Наибольшее распространение теория автохтонности славян получила в 1868 году, когда проф. А. Шембера подорвал авторитет Шафарика, опубликовав свою работу о западных славянах в древнейшие времена¹⁴, в которой он снова собрал все доказательства, свидетельствующие в пользу автохтонности славян в Центральной Европе, используя при этом с такой ловкостью слабые с лингвистической точки зрения доказательства, что его книга стала руководством и образцом для последующих работ такого же направления. Вскоре после этого появился ряд исследователей, шедших по стопам Шембера, однако, за исключением нескольких значительных поборников этой теории, большинство из них было лишь дилетантами, не знавшими древней истории, археологии, сравнительного языкознания и их точной методологии¹⁵. К числу наиболее трезвых сторонников этой теории в более позднее время принадлежали Я. Первольф, автор серьезной работы о славянах, их взаимных отношениях и связях¹⁶, затем Г. Папанек, Славик, Т. Войцеховский, В. Богуславский, археологи Е. Маевский, И.Л. Пич и К. Бухтела¹⁷, наконец, и главным образом, польские историки – В. Кентжинский и Е. Богуславский, которые благодаря своей широкой эрудиции стали во главе этого течения¹⁸.

Основные работы и журналы, упоминаемые в настоящей книге¹1
  Настоящий список является не библиографией, а лишь пособием, цель которого – облегчить идентификацию наименований трудов и журналов, упоминаемых особенно часто и приведенных в сокращенном виде.


[Закрыть]

Барсов Н.П. Очерки русской исторической географии. 2-е изд. – Варшава, 1885.

Браун Ф. Разыскания в области готославянских отношений. – СПб., 1899.

Васильев В. Византия и арабы. – СПб., 1902.

Дринов М. Заселение Балканского полуострова славянами. – Москва, 1873.

Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. – СПб., 1870.

Грушевский М. Киевская Русь. – СПб., 1911.

Карский Е.Ф. Белорусы. I. – Варшава, 1903.

Кочубинский А. Территория доисторической Литвы // ЖМНП. – СПб., 1897.

Ламанский В.Л. О славянах в Малой Азии, Африке и Испании. – СПб., 1859.

Лавров П.А. Жития св. Наума Охридского и служба ему. – СПб., 1907.

Надеждин Н. Опыт исторической географии Русского мира. – Москва, 1837.

Первольф И. Славяне: их взаимные отношения и связи. – Варшава, 1886.

Самоквасов Дм. Северянская земля и северяне по городищам и могилам. – Москва, 1908.

Соболевский А.И. Лингвистические и археологические наблюдения. – Варшава, 1910 (перепечатка из Р.Ф.В.).

Статьи по славяноведению… под ред. Вл. Ламанского. I–II. – СПб., 1904–1906.

Филевич И.П. История древней Руси. – Варшава, 1896.

Шахматов А.А. К вопросу об образовании русских наречий и народностей. – СПб., 1899; Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.

Jireček К. Romanen in den Stadten Dalmatiens wahrend des Mittelalters. – Wien, 1901.

Jordanis. Romana et Getica / Vyd. Th Mommsen // Monumenta Germaniae historica. V. 1. – Berlin, 1882.

Kętrzyński W. O Słowianach mieszkających niegdyś między Renem, Labą i czeską granicą. – Kraków, 1894.

Kos F. Gradivo za zgodovino Slovencev v szednjem veku. – Ljubljana, 1903, a. d.

Krek G. Einleitung in die slavische Literaturgeschichte. – Graz, 2 vyd., 1887.

Maretiae F. Slaveni u davnini. – Zagreb, 1889.

Marquart I. Osteuropaische und ostasiatische Streifziige. – Leipzig, 1903 (цитировано в Streitzuge).

Mullenhoff К. Deutsche Altertumskunde. I–IV. – Berlin, 1870–1888.

Niederle L. Slovanské starožitnosti; oddíl historický: I, 1902–1904 (Původ a počátky národa slovanského); II, 1906–1910 (Původ a počátky Slovanů jižních); III, 1919 (Původ a počátky Slovanů západních); oddíl kulturní: Život starých Slovanů, I, 1912–1913 (projevy materielního i duševního života), II, 1, 1916 (náboženství), III, 1921 (řemesla).

Niederle L. Slovanský svět. – Praha, 1910 (do franconzštiny přeložil Louis Leger pod názvem «La race slavě». – Paris, 1911).

Niederle L. Starověké správy o zeměpise východní Evropy. – Praha, 1899.

Новакович С. Први основи словенске кньижевности. – Београд, 1893.

Pastrnek F. Dějiny slovanských apoštolů Cyrilla a Methoda. – Praha, 1902.

Peisker J. Expansion of the Slavs. – Cambridge, 1914 (nepene– чат. с Cambridge Medieval History).

Procopii Caesariensis opera omnia, rec. Jacobus Haury. – Leipzig, 1913.

Procopios. Издание Comparetti. La Guerra Gotica (Fonti per la storia ďltalia). – Roma, 1896.

Rački F. Documenta historiae croaticae periodum antiquam illustrantia. – Zagreb, 1877.

Šafařík P.J. Slovanské starožitnosti. – Praha, I, vyd. 1837; II, vyd. 1862–1863.

Šafařík P.J. Ueber die Abkunft der Slaven nach Lorenz Suro– wiecki. – Ofen, 1828.

Šišič F. Geschichte der Kroaten. I. – Zagreb, 1917.

Theophanis Chronographia. Rec. C. de Boor. – Leipzig, 1883.

Zbornik u slávu V. Jagiča. – Berlin, 1908.

Златарский B.H. История на българската държава през средните векове. I. – София, 1918.

Византийский Временник (СПб.)

Журнал Министерства народного просвещения (Петроград); сокращенно ЖМНП

Записки импер. Академии наук (СПб.)

Записки Одесского общества истории и древностей (Одесса) Известия импер. Академии наук – Bulletin de l’Academie imperiale des sciences (Петроград)

Известия импер. археологической Комиссии (СПб.) Известия отд. русского языка и словесности импер. Академии наук (СПб.)

Известия русского археологического Института в Константинополе (София)

Киевская Старина (Киев)

Материалы по археологии России (СПб.)

Русский филологический Вестник (Варшава), сокращенно Р.Ф.В.

Труды археологических съездов (Москва)

Archaeologisch-epigraphische Mitteilungen (Wideň)

Archiv fůr slavische Philologie (Berlin – Wideň)

Bulletin de l’Académie de Cracovie: Sprawozdania z posiedzeń wydz. filolog. (I), wydz. hist.-filoz. (II)

Byzantinische Zeitschrift (Munich)

Český časopis historický (Praha)

Ethnologische Mitteilungen aus Ungarn (Budapešť)

Izvestija Muz. Društva za Kranjsko (Ljubljana)

Ljubljanski Zvon (Ljubljana)

Mannus (Berlin)

Materiały i prace Komisji językowej (Krakovská Akademie)

Monumenta Germaniae: scriptores

Monumenta Poloniae historica (Krakovská Akademie)

Památky archeologické (Praha)

Rad Jugoslavenske Akademije (Zagreb)

Revue des Etudes slaves (Paris)

Rocznik slawistyczny (Kraków)

Сборник за народни умотворения… (София)

Schriften der Bałkan-Komission der К. К. Akademie (Wien) Slavia (Praha)

Slovansky přehled (Praha)

Slovenské pohlady (Turčiansky Sv. Martin)

Sprawozdania Krakovské akademie; sr. Bulletin Światowit (Varšava)

Записки наукового Товариства имени Шевченка (Львов) Zbiór wiadomości do antropologii krajowej (Krakov)

Zeitschrift für deutsches Altertums (Berlin)

Zeitschrift für vergleichende Sprachforschung (Berlin, Góttingen)

Книга вторая Жизнь древних славян

Князь св. Вацлав и княгиня Эмма

(миниатюра Вольфенбюттельской рукописи)

Предисловие

Во второй части «Славянских древностей» я попытаюсь дать картину славянской культуры второй половины первого тысячелетия н. э, когда славяне уже полностью вошли в историю, иными словами, речь будет идти о быте и культуре славян в последний период язычества. Таким образом, древняя протославянская культура не является предметом настоящего изложения¹. Под языческой славянской культурой мы разумеем культуру славян начиная с древнейших времен существования их и кончая принятием христианства в начале исторической эпохи. В процессе развития этой культуры мы отмечаем отдельные ее этапы; можно, несомненно, установить и дать описание того вклада, который протославяне принесли с собой со времен индоевропейского единства, или определить культурный уровень, на котором они находились в период протославянского единства до разделения на отдельные ветви. В обоих случаях это можно сделать на основании данных филологии. Обзор славянской культуры, какой она была за 500 лет до н. э или в начале нашей эры, можно было бы сделать и по данным археологии. Но я не ставил перед собой задачи описать эти более древние этапы в развитии славянской культуры, так как такое описание основывалось бы либо на чисто филологической базе – а я, не будучи филологом, не мог бы дать картину культуры конца периода языкового славянского единства, – либо даже на воссоздании тех основ, которые можно обнаружить в праславянском и праарийском языковом фонде. С другой стороны, если бы я захотел проследить характер древней славянской культуры и описать последующее ее развитие лишь на основании данных археологии, то я мог бы опереться только на гипотезы, которые при всей их правдоподобности все же не доказаны². И тогда многие могли бы сказать, что я описываю жизнь германцев или иллирийцев, а не славян, так как ведь не доказано со всей достоверностью, что могилы, о которых идет речь, являются славянскими. Поэтому вместо предполагаемой во многом гипотетической и искусственно сконструированной протославянской культуры я хочу дать более реальную картину духовного и материального уровня жизни славян на заре их истории, когда они приняли христианство, с которым в славянскую культуру сразу же вошло так много чужого, – то есть, короче говоря, я хочу дать картину жизни славян в период язычества, а именно в конце первого тысячелетия н. э., а иногда еще и в начале второго тысячелетия; если же кое-где я обращаюсь к первым векам христианской эры, то я поступаю так лишь в тех случаях, когда речь идет о следах язычества или о сравнении уровня языческой культуры с изменениями, которые произошли в результате принятия христианства. Вполне естественно, что в тех случаях, когда это возможно, и там, где это будет необходимо, мы остановимся на рассмотрении и более древних этапов в развитии славянской культуры, так как мы всегда стремимся узнать, как возникли или развились у славян те или иные элементы культуры, которые мы находим у них в конце первого тысячелетия.

Однако наша задача заключается не только в этом. Вторая наша цель – установить, что в воссозданной нами картине славянской культуры является действительно славянским и принадлежит славянам и что в ней заимствовано, так как было бы ошибкой считать, что эта, в известной степени последняя, ступень древней культуры дает нам в общих своих чертах нечто сугубо славянское, только им присущее. В тот период, на что, в частности, указывает археология, славяне уже подвергались сильным чужеземным влияниям – римско-византийским, скандинавским и восточным, и несомненно, что то же мы должны признать и в отношении остальных разделов славянской культуры, о которых умалчивает археология, но говорят другие источники: история, лингвистика и фольклор.

Что касается порядка изложения, то я решил, что лучше всего придерживаться той же разбивки на главы, какой я придерживался в основной работе, составляющей II часть моих «Славянских древностей» («Slovanskych starožitnosti»), посвященной культуре древних славян. Эта вторая часть носит в оригинале самостоятельное название «Жизнь древних славян», и к ней я во многих случаях и отсылаю читателя на последующих страницах II книги «Славянских древностей» («Rukovet slovanskych starožitnosti»). Как и в первой книге, так и здесь я приношу свою особую благодарность и искреннюю признательность за ценную помощь Г.А. Мазону, профессору славянских языков в College de France. Благодарю также аббата Моиз и Жоржа Думезила за помощь, которую они мне любезно оказали под руководством профессора Мазона.

Л. Нидерле

Прага, июль 1925 года

Глава I Территория и ее влияние на развитие славянской культуры

Территория, на которой, согласно гипотезе, изложенной в книге I, развивалась культура праславян, а именно область между Вислой, Карпатами и средним течением Днепра, по своему характеру была в большей своей части неприветлива. В Полесье, да и не только там, имелось много стоячих вод, которые весной превращались в огромные озера, известные уже и древним географам¹. Большая часть территории была покрыта непроходимыми дремучими лесами, в которых средства к существованию можно было добыть только тяжелым трудом земледельца и нелегкой охотой на диких зверей². «Беловежская пуща» – это живой, сохранившийся по сегодняшний день остаток этого девственного леса. За исключением южной окраины, родина праславян в основном была негостеприимной, климат в ней был холодный, средняя годовая температура составляла плюс 7–8°. Этим суровым характером страны, с одной стороны, и отдаленностью ее от больших культурных центров древности, с другой, объясняется то, что культура славян до той поры, пока они жили вместе на своей прародине, была невысокой, да иной она и не могла быть. Хотя по территории, занимавшейся славянами, или неподалеку от нее и проходили торговые пути, однако они мало использовались купцами; от двух крупных торговых путей – вислянско-одерского и днепровского, – проходивших по ее западной и восточной окраинам, купцы редко отходили в глубь праславянской родины, о чем свидетельствуют археологические находки, которые, за исключением неолитических, являются здесь редкими. Больше всего таких находок встречается в Прикарпатской полосе, в нынешней Галиции, однако весьма сомнительно, обитали ли там славяне раньше. Что касается всей остальной территории, заселенной праславянами, то к ней относится, несомненно, в еще большей степени то, что позднее писал Галл во введении к своей хронике о Польше: «Regio Polonomm ab itineribus peregrinorum est remota et nisi transeuntibus in Russiam pro mercimonio paucis nota»³.

Так страна и ее обитатели оставались в стороне от культурных достижений, относились ли они к домашнему быту, производству предметов потребления или произведениям искусства, и культура их вследствие этого была бедной и примитивной. Лишь после расцвета Римской империи, когда границы ее при Августе достигли Дуная, а при Траяне – Семиградских Карпат и среднего течения Днестра, сильное влияние римской культуры впервые стало проникать в праславянские земли и при этом в глубь Руси и в Прикарпатье. А вскоре, частью одновременно с римским, частью позднее – вместе с готами, пришло новое сильное культурное влияние, также распространившееся далеко за Вислу к среднему Днепру. При посредстве готов среди обитавших здесь славян распространилось, с одной стороны, влияние германской культуры, которая тогда была выше славянской, с другой – влияние культуры римской и христианской. Еще большее значение, чем утвердившееся влияние этих двух упомянутых выше культур, имело распространение славян со своей прародины в соседние, а иногда и в отдаленные земли, особенно усилившееся примерно со II или III веков н. э. Хотя западные славяне застали восточную Германию в основном безлюдной, но здесь все же сохранились остатки германских поселений и галльских городов; южные славяне, распространившись до Дуная и за Дунай, были поражены римскими и греческими городами, виллами, водопроводом и мостами, а восточные славяне столетие за столетием все глубже и глубже попадали в сферу влияния черноморских культур – греческой, сарматской и хазарской. Таким образом, значительная часть славян пришла в тесное живое общение с более высокими культурами, в той или иной степени оказывавшими на них влияние. Так, мы видим, например, что уже в VII и VIII веках южные славяне широко использовали римские методы ведения боя и важнейшие военные изобретения.

Вторая половина первого тысячелетия также принесла с собой новое культурное влияние. Из Азии пришли гунны и авары, принесшие с собою в среду славянства ряд новых институтов, обычаев, изделий, а начиная с VIII века значительное влияние на Центральную и Восточную Европу стали оказывать империя франков и завоевания Карла и его преемников, которые принесли с собой христианство и привели к полному изменению условий существования и домашнего быта.

В тот же период на Восток, в среду днепровского славянства стали активно проникать скандинавы, принесшие с собой совершенно новую, особую культуру, соперничавшую там с сильным влиянием азиатских культур, распространявшимся среди южной части восточного славянства купцами, плывшими по Черному морю и Дону или подымавшимися вверх по Волге.

Это множество интенсивных культурных связей совершенно изменило древний праславянский быт. Мы встречаем в нем римские обычаи и нравы, римское, точнее римско-германское, ремесло (вернее, римские ремесла, распространявшиеся германцами); видим новые германские обычаи и институты, хозяйственные нововведения, развивающееся морское дело, подражание германскому и византийскому искусству; видим, как южные и восточные славяне подпадают под влияние Востока; мы видим, как даже христианские представления проникают в языческие верования.

Все это, с одной стороны, подняло славянскую культуру на более высокую ступень – славяне вступают в ряд культурных народов, – с другой же – денационализировало ее, так как она частично утеряла свой хотя и простой, но присущий только ей славянский характер. И хотя своих особенностей славянская культура полностью не утратила, так как они в довольно значительной степени сохранились даже в заимствованных славянами вещах, на которых виден был ее отпечаток, все же в конце языческого периода славянская культура уже является иной, чем культура праславянская; она значительно отличается от нее, будучи к тому же более высокой и разносторонней. И все же славянская культура никогда не достигала уровня соседних, не могла сравниться с ними по своему богатству и всегда была беднее восточных культур, а также культуры римской, византийской и даже германской, которая раньше, чем славянская, сумела воспринять прогрессивную римскую культуру. «Мы, Словене – простая чадь», – охарактеризовал свой народ еще в IX веке моравский князь Ростислав, когда просил императора Михаила прислать к нему наставника христианской веры⁴.

В последующих главах я сделаю обзор славянской культуры, который, разумеется, не является и не может являться полной систематизацией культурных древностей. Порядок построения этих глав вытекает, во-первых, из попросту тематического разделения культуры, во-вторых, из того, в какой степени отдельные источники представляют материал для такого обзора. Поэтому, рассматривая, например, быт и жизнь славянина, последнему ее этапу, а именно погребению, я посвящаю специальную главу, так как славянский фольклор, а в еще большей степени археология представляют нам столько материала, что ему нельзя не уделить больше места, да к тому же и материал этот таков, что заслуживает специальной главы. В то же время остальное описание быта славян из-за недостатка данных или недостаточной их разработки ограничивается лишь одной небольшой главой.

Порядок глав сохранен тот же, что и в книге «Жизнь древних славян».