Текст книги "Прощай, бабушка!!! Городские легенды"

Глава 15 Предательство

Я решила все бросить, обо всех забыть и посетить Евгений в больнице, где он оказался вовсе не без моего участия. Да еще накануне снился сон. Там я была на кладбище, стояла около огромного памятника, где было напылено его фото в полный рост.

Я смотрела и никак не могла отойти от этого странного творения, так обычно хоронили цыган и бандитов, и потому мне казалось, что его верная женушка решила отомстить нам обоим за то, что мы все-таки порой были вместе, и она ничего с этим не смогла сделать.

– Он умирает, – услышала я голос Рыжего, то ли во сне, то ли в реальности, вздрогнула и проснулась, – ранения оказались слишком серьезными, а врачи слишком бестолковыми, чтобы с ними справиться, да еще сахар высокий, тут и на самом деле трудно что-то сделать. Потому нет сомнения, что его песенка спета.

Как-то не возникло сомнений, что Искуситель шутит, скорее всего, все так и есть. Ну что же, значит надо идти. И теперь уже не сворачивая с прямого пути я отправилась в больницу.

Таньки в палате не оказалось, и первое, что я услышала было:

– Как же долго ты шла.

Хотя голос изменился до неузнаваемости, мне показалось, что я зашла в чужую палату.

– Я хотела, но кто бы меня сюда пустил, ведь я ни мать, ни сестра, ни жена, теперь даже не любовница, так по какому праву? А у тебя тут такой Цербер, страшно, аж жуть.

– А разве ты когда-то и чего-то боялась? – удивленно спросил он и словно вернулся в реальность из своего забытья.

– Но не ты ли тогда предал меня, дорогой, и не надо на деда кивать, его обойти не стоило труда, вон как легко это удавалось бабуле, просто ты не любил меня, а потом, когда уже ничего нельзя было сделать, то грош цена такой любви. Предательство бьет больнее, чем любое оружие, и если бы даже ты вернулся ко мне, я вряд ли смогла бы тебе верить.

– Но она хитра и коварна, куда мне до нее.

– Вот – вот, ты так легко и просто отступил, что и говорить теперь уже не о чем.

– Но я ждал, пока ты родишь ребенка, – вдруг вырвалось у него

– О чем ты? Что за бред, вот за это дед снес бы тебе голову и в огороде закопал, я не шучу. Ты еще не понял, какое у меня семейство, это среди гнилых интеллигентов допускаются все эти отношения, сношения, внебрачные дети, у моего деда не могло быть внебрачного внука, ты до сих пор этого не понял? Он родился аристократом, им и остался. Мужчины могут грешить, но женщины должны быть безупречны, если бы ты знал, на что бабушка пошла ради этого…

– Я сразу бы женился на тебе, неужели ты мне не верила и не веришь?

– Ну уж нет, дорогой, женятся нормальные люди без всяких условий, а по залету выходить замуж, это пошло, это для твоей старухи, да и вряд ли это твой сын, она просто знала про этот твой пунктик и нашла причину, чтобы охомутать тебя.

В тот самым момент дверь распахнулась и на пороге стояла та, о которой мы только что говорили.

– Ты снова тут, от тебя не избавиться как от чумы – старушка, она выглядела старше бабульки, бросилась ко мне, сжав кулачки, словно бы собиралась заняться боксом.

– Иди отсюда и не смей больше появляться, просила же не пропускать, они у меня получат за то, что пустили, я их всех с землей смешаю.

У старушки начиналась истерика, она могла помереть тут же, и это снова будет на моей совести, да что же творится в последнее время, всегда и во всем виновата я, прямо напасть какая-то. Наверное, я похожа на старуху в белом, с косой за плечами. И все же надо было не терять самообладания и в этом жутком случае.

– Успокойся, мне не нужен твой старик, который меня променял на тебя, не смеши. А предателей на молодых любовников не меняют.

– Вот как, а здесь ты что делаешь? Запасной аэродром ищешь, если малолетки разбегутся.

Евгений отвернулся к стене, он часто представлял себе, как две его женщины должны были столкнуться, только невозможно было представить, что это случиться в больничной палате. А вообще три женщины – мать, сестра и любовница все время выясняли отношения, и ни одна не любила его, это точно, как же с этим можно было всю жизнь прожить?

Нет, пора уходить и забыть об этом кошмаре, бороться за жизнь, оставаться, зачем? Что еще остается в этом мире? Сплошные разочарования.

Глава 16 Муж и жена

Они остались вдвоем, те двое, которые никогда не любили друг друга, но кое-когда пытались быть или казаться счастливыми. Алина ушла, не прощаясь, она чувствовала, что все остальное не имеет смысла. Что бы ни говорил и даже не делал Евгений, утверждая, что он всегда любил ее, на самом деле, он жил с этой женщиной, вот пускай с ней и остается до гробовой доски. Алина предприняла хотя бы какие-то усилия, чтобы навестить его. И ей не за что было себя клясть и ругать. Он взрослый человек, и он сделал свой выбор, и тогда, когда спокойно предал ее, и когда отправился к Вахтангу, чтобы совершить хоть какой-то поступок, он тоже сделал выбор сам.

Он хотел, чтобы она сначала родила ребенка, а потом жениться, хорошо, что дед не узнал об этом идиотском плане, иначе бы им стало тошно. Этого бы он не просил ему никогда, да у Алины и в мыслях не было такого, и быть не могло особенно в пору их юности и молодости.

Надо признаться, что дед никогда не любил его и считал слабаком, как о зяте для внучки, он не думал об этом парне никогда, не потому ли Алина и не рассматривала его серьезно? Уж в этом отступиться от дедовых принципов она никак не могла.

– Ты все еще любишь ее? – услышал Евгений голос жены.

Ему было так дурно, а она нашла, когда учинять допрос.

– Ты и теперь готов бежать за ней на край света?

– Далеко не убегу, – буркнул он, мечтая только о том, чтобы она оставила его в покое, это было настоящим наказанием, умереть и наконец, развязать или разрубить этот чертов узел.

– Да ты как всегда скроешься, а мне оставаться с этим до конца дней? Вот остался бы с ней тогда, и ничего бы не было. Мне оставаться и жить незнамо как, – причитала она, словно готова была уже оплакивать своего непутевого мужа.

– Кто бы меня там оставил? Одинокая волчица ищет своего среди мужчин, – это ее песня, а я никогда не был своим, потому и хотел ребенка получить, хотя бы по залету жениться, – и так не вышло.

Евгений почувствовал, что он ничего больше не хочет скрывать, да и прежде он никогда особо не врал, а теперь, на краю могилы (во сне он видел этот самый край) и вовсе не стоило этого делать. Надо говорить правду и только правду, во вранье больше нет никакого смысла.

– Поучись у старухи, ей жилось значительно легче и проще, потому что она по-другому на деда ее смотрела, не драматизируй по пустякам, – подал голос Евгений, когда Татьяна уже и не ждала, что он что-то ответить может.

– Ты еще будешь мне старуху в пример ставить, да, конечно, она для вас для всех свет в окошке, переломала все судьбы, потому и героиня, ну прямо Маргарет Тэтчер.

У Татьяны началась истерика, такой уже давно не было, когда-то в самом начале, когда он неизменно был у Алины, как верный пес, она, конечно, истерила, но когда родился сын, сразу успокоилась как-то. Она решила, что получила татарский ярлык на княжение, и теперь ее муженек никуда не денется. Он и не делся, только, скорее всего потому, что там ему после штампа в паспорте вообще ничего не светило, дед слышать о нем не хотел, Алина считала его предателем, не могла понять, что ему теперь тут надо. А когда она вообще старалась его понять? Она только позволяла себя любить.

Но на этот раз Татьяна в ярости своей переусердствовала, не сразу заметила, что муж уже не дышит. А когда заметила – было поздно.

С диким воплем она бросилась из палаты за врачами, вот когда началась настоящая истерика. Но сколько она не билась, не требовала чего-то, они больше ничего не смогли бы сделать, даже если бы и захотели. Но она визжала и выла, и хрипела от бессилия, и от того, что свершилось то, чего она больше всего боялась.

– Он не может так вот уйти, да сделайте же что-нибудь…

Доктор, высокий, немного сутулый еврей с печальными глазами, уставился на нее:

– Но вы же были в палате все это время, мне трудно даже представить, что вы делали с больным, и теперь во всем хотите нас обвинить? Хорошо, что камеры установили, есть бесстрастные доказательства.

Она не сразу поняла, но в голосе его слышалась явная угроза, и он говорил правду, там была она одна в момент его смерти

.Татьяна испугалась и замолчала, так ведь из потерпевшей легко стать обвиняемой… А это ей надо, тем более, если мужа все равно не вернешь, да и как можно было вернуть того, который тебе никогда не принадлежал?

Глава 17 Старуха и вдова

Татьяна спешила с похоронами. Она не хотела, чтобы любовница появилась и там с алыми розами или белыми лилиями, что там она еще придумает. Потому что терпеть ее она не станет, и просто боялась, что сорвется окончательно и даже в такой момент не сможет сохранить достоинство.. Все, что угодно, только не это, а потому чуть ли не за день она все устроила, переплачивая похоронной команде, и не считала денег, только чтобы все было так, как ей того хочется.

Это желание ее сбылось, хотя ей уже не верилось в это.

А как только с этим было покончено, она могла перевести дыхание и отправиться к Старухе. Безрассудство, конечно, но что еще ей оставалось делать, чтобы хоть как-то успокоиться и высказать все, что копилось в эти годы в душе.

Да, Алина не узнала о похоронах, ее не было там, но этого мало оказалось для вдовы, чтобы Татьяна хоть немного успокоилась и продолжала жить. Она должна разделаться со всем, что было, и чего не было, что она ждала напрасно, а куда ей, похоронившей давно родителей, еще было идти?

Старуха в последнее время, да и не только в последнее, стало центром притяжения, магнитом для очень многих людей, и они стремились к ней, словно к священнику, на своеобразную исповедь, хотя скорее хотели упрекнуть ее в чем-то, обретая при этом покой в собственных душах

№№№№№№№

Елизавета встретила ее спокойно, и хотя она видела Татьяну только несколько раз мельком, и легко могла бы забыть, но прекрасно помнила, кто перед ней находится

– Явилась, не запылилась, голубушка? – спросила она, словно Баба Яга, давно поджидавшая свою незваную гостью. – Я знала, что он помер, но не стала ей ничего говорить. Хотя это неправильно, не она у тебя, а ты у нее увела этого безголового оболтуса. Но пусть все будет по-твоему, не нужны ей эти похороны, предатели останутся предателями навсегда.

– Он жил со мной все эти годы, – тяжело вздохнула Татьяна.

– Еще бы не жил, просто радовался, и от счастья светился с такой-то женой, да и кому он еще был нужен, кроме тебя?

– Вам это хорошо известно, наверняка, потому что ваша история так похожа на мою.

– А ты пришла обо мне поговорить, дорогуша?

Елизавета смотрела на Татьяну, как на неразумную отроковицу, хотя та казалась чуть ли не старше самой старухи, так измучила и потрепала ее жизнь. Уж держать спину прямо она точно давно не могла. А может её никогда этому не учили? Не у всех же были такие учителя, как у бабушки.

– Мне бы с собой разобраться, куда мне до вашей жизни, – хмуро пробурчала Татьяна, и странно переменился голос.

– А я и говорю, что ты не там ищешь виноватых. Она отошла в сторону, живи да радуйся, но ведь нет, старость, не радость. Мы и половины с тобой не можем ему дать, на что еще способна Алинка, а он, как собака, это нюхом чувствует, да деться некуда, вот в пятьдесят рядом с тобой и сморщился, как гриб без дождя, ведь старик стариком давно.

– Да я – то что, у нас только десять дет разницы, а твоя вот вообще молодого себя отхватила, говорит, капитан дальнего плаванья от жены к ней уплыл.

– Значит он не оставил ее, поганец, – всплеснула руками старуха, тон ее при этом резко изменился. Татьяна испытала настоящее удовлетворение, понимая, что не такая уж она железная леди, и ее можно чем-то достать.

– Помнится, она пожелала мне тогда катиться ко всем чертям, надеюсь, что сейчас именно это к ней, да и к тебе заодно и вернется.

– Вот пожелала, так и катись, – усмехнулась старуха, как быстро менялось ее настроение.

Она казалась грубоватой, от лоска и аристократизма ее не осталось и следа.

Татьяна резко поднялась, но видимо у нее что-то было со спиной, потому что глаза округлились от боли.

– Все напрасно, столько усилий, но он никогда не был моим. И что мне теперь делать на старости лет?

Видимо боль, острая и пронзительная заставила ее размышлять здраво. Старуха посмотрела ей вслед, но ничего больше не сказала, ей не было дела до чужих бед, чего-чего, а сочувствия от нее дождаться было очень трудно, да Татьяна и не ждала, собственно.

У каждого своя жизнь…

№№№№№№№№№№

В тот вечер, уже зная, что Евгения похоронили без меня, я ему всегда говорила о том, что его похоронят без меня, просто потому что мне никто не соизволит сказать о том, что его не стало. Я еще не знала, что вдова была у нас тут, просто вернулась домой и почему-то подумала о том, что со мной он был бы счастливым и жил бы значительно дольше, но ведь он сам не захотел этого а могла ли я настаивать и навязываться.

А потом написалось, вернее, напелось даже стихотворение, которого мне самой чем-то напоминало плач по ушедшему в вечность мужу, так, наверное, могла петь моя пра-пра-пра бабушка, зная, что ее суженный уже никогда не вернется домой

 
А в поле Метелица дивная кружится,
Какая хвороба, какая кручина,
И что же тебе, мой любимый, недужится?
Уводит куда-то в ненастье мужчину…
И что же тебе из былого запомнится?
И в старости грозной внезапно помянется?
Как Лада заглянет усталая в полночи.
И Снежною Девой к рассвету останется…
 
 
А в поле метель от страдания белая,
Заносит следы и дороги запутаны,
Мой призрак печальный, о, что я наделала,
Когда в недоверье и ревность укутала..
Душе твоей снова в тумане неможется,
И ей остается тоска и страдания,
И в лютую стужу тревоги умножатся,
Там ветра унылые слышу рыдания…
 
 
Там песня внезапно во мгле обрывается,
А в темной аллее все призраки мечутся,
Над нами Метелица тихо склоняется,
И кто-то чужой к нам спешит опрометчиво.
Но что же тебе, мой любимый, недужится,
Какая тебя обнимает Метелица,
Душа, обессилив, над бедами кружится,
Пусть все успокоится и переменится…
 

Глава 18 Невстреча

В то самое время Олег торжествовал, он, кажется, наконец-то смог договориться о встрече с Алиной. Так долго, почти все лето тянулось время, и как-то все срывалось, не получалось, не случилось. Он уже и надеяться перестал, хотя отступать и сдаваться не привык, и вдруг она согласилась. Но как же долго пришлось ждать этого часа. Она исчезала и возвращалась, вот и не смогла ему отказать. Хотя чувствовала наверное, что делать этого не стоит, все не так просто, как казалось ей сначала.

В ту ночь ему снился отец. Он еще совсем маленький пацан, поймал и принес на ладони птичку с красивым разноцветным длинным хвостом. Она была так хороша, так мила. Отец посмотрел на нее и улыбнулся:

– Может тебе повезет чуть больше моего, ты поймал птицу счастья, – услышал Олег его голос.

Вот в таком приподнятом и окрыленном состоянии он и решил, что теперь, наконец, у него все получится, птичка на ладони, и они будут вместе, не может быть по-другому. Говорят, что некоторые сны сбываются вовсе не сразу, вот и на этот раз в последний момент Алину что-то снова остановило. Она даже не говорила о том, что занята, что куда-то должна отправиться – обычные отговорки, ничего такого она не сказала.

Но свидание в очередной раз сорвалось. И какую надо было иметь выдержку, чтобы не вспылить и терпеливо ждать дальше. Наверное, так умеют ждать только капитаны дальнего плаванья, ну или моряки, которые на полгода уходят в море.

№№№№№№№№

– Я не должна с ним встречаться, – размышляла в тот момент я, – я не ведаю почему, но не должна, потому что мне еще не надоело жить спокойно. А эта встреча перевернет всю жизнь и ничего хорошего из этого не получится. И в следующий момент я куда-то безотчетно рванулась, словно можно было убежать от своей судьбы, от себя самой.

Птичка на ладони, потом Олег рассказал мне про тот свой сон, и все сошлось, тогда я знала, что не хочу быть птичкой на его ладони, той самой синицей, да еще на окольцованной ладони, мне значительно больше нравилось оставаться журавлем в небе. Вот парила бы над землей, и летела бы, летела куда-то, и чтобы никаких ладоней и никаких колец

 
Ты знаешь, наверное, можно прожить без любви.
В забытом саду листопадом ночным любоваться,
И строить воздушные замки в пустыне свои,
И в вальсе кружиться, и верной себе лишь остаться.
Наверное, можно страданья забыть и грехи,
А может быть даже казаться веселой, безгрешной.
Шаги берегини по скомканным листьям легки,
И смотрит мой брат в эту пропасть надежды небрежно…
 
 
И так проживем? Почему бы, мой друг, не прожить?
Метаться, страдать, это как-то темно и нелепо,
Последний листок на ладони устало дрожит,
И в полночь уходит без нас запоздавший троллейбус.
Жизнь вроде полна вдохновенья, концертов, и встреч.
Заняться любовью? Зачем? Даже ветер стихает,
Рванулся, ослаб, как тиха и походка, и речь,
Когда тебя страсть и разлука все меньше терзает…
 
 
И в старом саду, на окраине города ночь,
Назначить свиданье, и волноваться до срока?
И знать, что придешь, и ничто мне не сможет помочь?
И слышать мелодию флейты, сквозь бешеный рокот?
Наверное, это не стоит, мой друг, затевать…
Солидные люди, к чему нам мечты и печали?
Все верно, и только любовь, воскресая опять,
Хохочет над нами осенними злыми ночами….
 
 
Мы строим воздушные замки в порыве страстей,
И танго терзает, как было в начале когда-то….
Прожить без люби и без страсти, скажи мне, зачем?
Душа вдохновенна, легка и нежна, и крылата…
 

Я кружилась, и пыталась даже спеть этот огромный монолог, в котором, как часто случалось, не было места для диалога. Да и какой может быть диалог, если решать мне самой, а потом и отвечать придется самой, у нас и свободные парни никогда ни за что не отвечают, а уж про остальных и говорить нечего. А если рассуждать здраво, то у меня все есть, кроме проблем, которые все-таки как-то закончились с уходом Евгения, это надо было признать, хотя он не сильно врывался в мою жизнь, но оставался той каплей, которая точит камень. Мне надоело объяснить ему, что предатели томятся в 9 кругу ада, и это его, а не моя проблема, а я не служба спасения, и не психолог, чтобы слушать и утешать его снова и снова. И вот теперь она точить их перестала, и можно было за последние тридцать лет передохнуть и пожить спокойно.

– Зачем тебе снова туда же, только с той разницей, что теперь ты будешь у кого-то уводить мужа, она была до тебя, вот и пусть с ним остается. И песня « А я люблю женатого» не для меня. Она никогда моей не будет. Он найдет кого-то еще, но ведь это уже не моя забота. В его жизни будет жена, мать, любовница, но не будет меня, и эта девица не прибежит к бабушке, они все бегут именно к бабушке, с воплями: «Мой муж подлец, верните мне мужа». И снова я буду в ее глазах несчастной и ничтожной, покусившейся на чужое, воровкой, которых и стоит только презирать. А уж это моя бабуля умеет, как никто другой в этом мире. Нет, я не могу и не хочу, чтобы все случилось именно так.

№№№№№

Когда Олег пришел домой, матушка оказалась там совершенно случайно. По-другому она у них с Викторией не появлялась, только как гром среди ясного неба или как снег на голову. Она торжествовала, но старалась не подавать вида – ведьма и ее внучка оставили его в покое, а для этого пришлось пойти к самой сильной бабке и щедро ей за все заплатить, да она бы дала значительно больше, только бы они исчезли раз и навсегда, и никогда больше не возникают на ее пути, не морочат голову ее сыну. Он все забудет и все у него наладится, обязательно наладится, только если их не окажется рядом.

Но она уже успела высказать Виктории все, что думает о ней.

– Ты бы тоже позаботилась о том, чтобы он не бегал по чужим хатам, меня же на всех не хватит. Он твой муж, тебе с ним жить дальше.

– А не ваш ли это сын, вот и бегайте, раз таким уродился – усмехнулась та как ни в чем не бывало.

Они никак не могли договориться, сколько не старались, и что за чертовщина такая, но главное, его там не будет… А эта курица еще спасибо ей скажет, если она вообще умеет быть благодарной, в чем Зоя стала сильно сомневаться в последнее время.

Глава 19 Смерть героя

Только на девятый день я смогла собраться с духом и вечером отправиться на кладбище, на то самое, где был похоронен почти тридцать лет назад папа. И куда я вместе с ним ходила с самого детства. Там была могила его старшей дочери, и моей сестры, умершей в младенчестве. Ее похоронили рядом с прабабушкой, которую он очень любил и ею был воспитан, а после ее ухода часто навещал родные могилы. Потом, когда я подросла, мы ходили туда вместе. Так внезапно кладбище оказалось тем самым местом, где мы теплыми летними вечерами могли побыть без бабушки и деда и поговорить обо всем на свете. Мир мертвых стал уголком нашим тайным, и папа знал, что его похоронят тут, и я буду сюда к нему приходить вот так же точно – почти семейный склеп.

Когда внезапно очень молодым, ему не было пятидесяти, умер папа, не возникло сомнений в том, где он должен быть похоронен. Я готова была воевать со всем миром и с дедом тоже, если бы он нашел для него другое место.

И вот однажды, когда надо было поставить новую оградку и солидный памятник, а работник кладбища оказался только один, остальных забрали на похороны какого-то вора в законе, я позвонила Евгению, чтобы он помог этому парнишке, одному никак не управиться. Я знала, что хотя он жил на другом конце города, но тут же приедет. Так мы в первый раз оказались около могилы моего любимого папы. Тогда он показался мне мужем, и я понимала, что все могло быть иначе. По-моему папа тоже это понимал, и он не был бы так категоричен, как дед. Он вообще никогда не ломал чужие судьбы, не подминал людей и не прогибал под себя, наверное, поэтому так рано ушел в мир иной, не в силах все время противиться этому, и резкой критике самых близких людей. Может быть, в чем – то она и была справедливой, но в порыве гнева я все время говорила деду о том, что он виноват в смерти отца. Нет, конечно, он его не убивал физически, и даже морально взрывался очень редко. Но уж когда выходил из себя, то никому мало не покажется, а у папы было высокое давление и больное сердце, дедов гнев и резкая критика и крутые методы воспитания были губительны и для более сильного человека, чем мой отец.

И вот теперь я шла к Евгению, который тоже по воле его женушки оказался тут. Конечно, она ни о чем не ведала, иначе бы разбилась в лепешку, но похоронила его совсем в другом месте. Откуда ей было знать про нашу тайную жизнь.

Он был похоронен в самом начале кладбища, и оставалось надеяться только на то, что я там никого не встречу.

А до этого состоялся разговор с бабушкой.

– Почему ты мне ничего не сказала?

– Ты никогда не была женой, у которой уводят мужа, тебе этого не понять, – сухо, словно разговаривала с уборщицей, – заявила она.

– А ты была? – невольно вырвалось у меня, я не могла позволить, чтобы она со мной так разговаривала.

Тогда бабушка рассказала о Зое, о том, что было у них с дедом, и как все это закончилось. Я до той поры не знала этой истории.

– Зачем ты его вернула? – невольно вырвалось у меня

– Да черта два я бы его возвращала, слишком много чести, он сам вернулся, как только нагулялся и понял, что теряет.

– И ты его спокойно приняла? Не он ли загубил твой талант? Ты бы Айрис Мердок или Джейн Остен стала, а осталась только его тенью. Даже не соавтором, хотя волк тамбовский ему соавтор. А ты слишком хорошо писала, он бы этого тебе никогда не простил, куда там, с его гонором, и убежденностью, что писатели могут быть только мужики, а ведь я ему сто раз говорила, что бог с мужчиной разговаривает через женщину, а не напрямую, но разве он мог это понять и принять? Да никогда.

Как странно завел меня дедуля, наверное, он никогда не оставит нас в покое, это было настоящее наказание

– Он твой дед, и я была ему нужна. Но тебе этого не понять. Ведь то, что было у тебя замужеством не назовешь. Но это все безнадежно, такая уж ты у нас уродилась, – махнула она рукой.

Вот этот разговор я и вспомнила, когда остановилась перед темным крестом и портретом того, кто мог бы мне показать, что такое на самом деле замужество, но теперь уже никогда не покажет.

Мне кажется, что Евгений надеялся, что рано или поздно это случится – мы будем вместе, только для этого должны были помереть многие люди. Надеялся, судя по всему напрасно.