Текст книги "Регулирование экономики и бюрократия"

Попытка государства принудительно установить ценность национальных кредитных или бумажных денег выше рыночной цены вызывает эффекты, которые описываются законом Грэшема. В результате возникает ситуация, которую обычно называют дефицитом иностранной валюты. Это выражение вводит в заблуждение. Тот, кто предлагает за любой товар цену ниже рыночной, не сможет его купить; это относится к иностранной валюте точно так же, как и ко всем остальным товарам.

Существенная характеристика экономического блага как раз и состоит в том, что его количества не так много, чтобы оно могло удовлетворить все желаемые варианты его использования. Благо, которое в этом смысле не является дефицитным, относится к категории бесплатных благ. Поскольку деньги по необходимости являются экономическим, а не бесплатным благом, деньги, которые не будут в дефиците, непредставимы. Правительства, которые проводят инфляционную политику, но в то же время делают вид, что она не приводит к снижению покупательной способности отечественных денег, при своих жалобах на дефицит иностранной валюты имеют в виду нечто иное. Если после того как при помощи инфляции правительство увеличит количество национальных денег, оно будет воздерживаться от любых дальнейших действий, ценность этих денег упадет относительно металлических денег и иностранной валюты и их покупательная способность снизится. Однако никакого «дефицита» металлических денег и иностранной валюты не возникнет. Те, кто готов платить рыночную цену, за свои национальные деньги получат любую желаемую сумму металлических денег или иностранной валюты. Те, кто покупает товары, должны платить рыночную цену с учетом обменного курса, действующего на рынке; им либо придется платить в металлических деньгах (или иностранной валюте), либо заплатить в национальной валюте сумму, которая определяется по рыночному курсу иностранной валюты.

Но власть не желает соглашаться с такими последствиями. Будучи суверенной, она считает себя всемогущей. Она может издавать уголовные законы; имеет в своем распоряжении суды и полицию, виселицы и тюрьмы и может справиться с любым, кто выступает против нее. Поэтому она приказывает ценам не расти. С одной стороны, правительство печатает дополнительные деньги и выходит с ними на рынок, создавая дополнительный спрос на товары. С другой – оно приказывает, что цены не должны расти, потому что власть полагает, что она может по своему желанию делать все, что ей заблагорассудится.

Мы уже анализировали попытки зафиксировать цены на товары и услуги. Теперь необходимо рассмотреть попытки, направленные на фиксирование курсов иностранных валют.

Вину за рост валютных курсов правительство обычно возлагает на неблагоприятный платежный баланс и действия спекулянтов. Не желая отказываться от фиксации цен на иностранную валюту, оно принимает меры по сокращению спроса на нее. Валюту могут покупать только те, кому она нужна для достижения целей, одобренных правительством. Товары, ввоз которых правительство считает излишеством, больше не должны импортироваться; выплаты иностранным кредиторам процентов и основной суммы кредитов должны быть прекращены; граждане не должны выезжать за границу. Правительство не понимает, что его усилия по «улучшению» платежного баланса тщетны. Если сокращается импорт, меньше становятся и возможности экспорта. Граждане, потратившие меньше во время поездок за границу на импортные товары, на выплату процентов и внешних займов, не направят неизрасходованные деньги на увеличение остатков наличности; эти средства будут потрачены внутри страны, отчего цены на внутреннем рынке повысятся. Вследствие роста цен и из-за того, что граждане покупают больше внутри страны, экспорт станет меньше. Цены растут не только потому, что импорт становится более дорогим в национальных деньгах; они повышаются и потому, что возросло количество денег, а также потому, что граждане предъявляют больший спрос на отечественные товары.

Власти считают, что могут достичь своей цели путем национализации операций с иностранной валютой. Те, кто получает иностранную валюту, например от экспортных контрактов, по закону должны отдавать ее государству, взамен получая сумму в национальных деньгах, которая соответствует цене валюты, установленной правительством на уровне ниже ее рыночной цены. Если бы этот принцип проводился последовательно, экспорт полностью сошел бы на нет. Но поскольку государство не хочет такого развития событий, ему в конце концов приходится идти на уступки. Для компенсации убытков, которые несут экспортеры, обязанные отдавать государству получаемую ими иностранную валюту по фиксированной цене, правительство начинает субсидировать экспортную торговлю.

С другой стороны, правительство продает иностранную валюту тем, кто хочет использовать ее в целях, получивших его одобрение. Если власти придерживаются придуманной ими фикции и требуют уплаты только официально установленной цены за приобретаемую иностранную валюту, это равносильно субсидированию импортеров (но не импортной торговли). Так как это не входит в замыслы правительства, оно стремится компенсировать <продажу валюты по официальному курсу>, например, пропорционально повышая импортные пошлины или вводя специальные налоги на прибыль и сделки импортеров.

Регулирование операций с валютой означает национализацию внешней торговли и всего бизнеса с зарубежными странами. Это не меняет курсы иностранных валют. И неважно, допускает ли правительство публикацию данных о действительных курсах иностранных валют, которые отражают рыночные условия. Во внешнеторговых сделках применяются только те курсы, которые отражают фактическую покупательную способность отечественных денег.

Чем меньше страна и чем большее значение для нее имеют международные экономические отношения, тем сильнее влияет такая национализация всех экономических отношений с зарубежными странами на жизнь отдельного гражданина. Выезд за рубеж, посещение иностранных университетов, чтение книг и газет, издаваемых за рубежом, возможны только в том случае, если правительство предоставит гражданину необходимую иностранную валюту. Как средство снижения цены иностранной валюты валютный контроль полностью бесполезен. Но это эффективное средство установления диктатуры.

Порой утверждают, что валютный контроль необходим для предотвращения бегства капитала.

Если капиталист опасается полной или частичной конфискации своей собственности государством, он стремится сохранить то, что может. Однако без больших убытков вывести капитал из предприятий и переслать его в другую страну невозможно. Если опасения конфискации государством разделяются населением в целом, цена, которую готовы предложить покупатели за действующие предприятия, падает до уровня, который отражает вероятность негативного развития событий. В октябре 1917 г. предприятия в России, инвестиции в которые составляли миллионы золотых рублей, предлагались за гроши, а через некоторое время их стало вообще невозможно продать.

Термин «бегство капитала» вводит в заблуждение. Капитал, вложенный в предприятия, здания и поместья, никуда убежать не может; он может только перейти из рук в руки. Государство, которое намерено прибегнуть к конфискации, от «бегства капитала» ничего не теряет. Вместо предыдущего владельца проданного предприятия жертвой конфискации станет его новый собственник.

Избежать опасных для себя убытков, воспользовавшись для этого средствами, не связанными с продажей всего своего бизнеса, сможет лишь тот предприниматель, который заранее почувствовал опасность конфискации. Например, он может воздержаться от обновления части износившегося оборудования и перевести сэкономленные средства в другие страны. Он может оставлять за рубежом валюту, полученную в результате экспортных операций. Если такой предприниматель прибегает к первому из указанных вариантов, рано или поздно его предприятие перестанет работать с необходимой производительностью или по крайней мере потеряет конкурентоспособность. Если он выбирает последний вариант, ему придется ограничить или даже закрыть свое производство из-за отсутствия оборотных средств, если он не может занять дополнительные средства.

За этим исключением государство, которое намерено прибегнуть к полной или частичной конфискации предприятий, расположенных на его территории, не рискует потерять часть своих трофеев из-за бегства капитала.

В более выгодном положении по сравнению с владельцами предприятий и недвижимого имущества находятся владельцы денег, векселей, депозитов и других требований. Однако им угрожает не только конфискация; всей или части своего богатства они могут лишиться в результате инфляции. Но они относятся к той категории людей, которые могут купить иностранную валюту и перевести свои капиталы за границу, потому что их собственность состоит из наличных денег.

Государство не любит этого признавать. Оно считает, что долг каждого гражданина – спокойно страдать от мер конфискации, к которым прибегают власти, и вести себя таким образом даже в том случае, когда, как при инфляции, принимаемые меры приносят пользу не государству, а лишь некоторым отдельным гражданам. Одна из задач валютного контроля – предотвращение такого бегства капитала.

Давайте рассмотрим один исторический пример. В течение первых лет после перемирия 1918 года[191]191
  [Имеется в виду соглашение о прекращении военных действий в Первой мировой войне, заключенное 11 ноября 1918 г. между Антантой и Германией. Окончательные итоги войны подвел Версальский мирный договор. – Прим, ред.]


[Закрыть] можно было продать в другие страны немецкие, австрийские и венгерские банкноты, государственные облигации и векселя компаний и получить за них оплату в валютах этих стран. Однако правительства прямо или косвенно препятствовали таким продажам, заставляя своих подданных отказываться от иностранной валюты, которую можно было бы получить от таких сделок. Богаче или беднее стали немецкая, австрийская или венгерская экономики от такого вмешательства? Предположим, что в 1920 г. австрийцам удалось продать иностранцам австрийские ипотечные облигации по цене 10 долл, за облигацию номиналом 1000 крон. Благодаря этому австрийский кредитор спас бы около 5 % номинальной стоимости своих требований. На австрийского должника эта продажа вообще никак не повлияла бы. Однако, когда австрийский должник должен погасить свой долг по номиналу, равному 1000 крон, который в 1914 г. составил около 200 долл., то 1000 крон, выплачиваемых им в 1922 г., равнялись бы всего 1,4 цента. Убыток, составляющий около 9,98 долл., понес бы в этом случае иностранный владелец такой облигации, а не австрийский. Соответственно, можно ли утверждать, что политика, препятствующая осуществлению таких сделок, оправдана с точки зрения интересов австрийцев?

Владельцы наличных денег пытаются по возможности избежать опасности девальвации, угроза которой сегодня существует в каждой стране. Они держат большие остатки на счетах в банках тех стран, в которых вероятность девальвации в ближайшем будущем будет наименьшей. Если условия меняются и если владельцы счетов опасаются за свои деньги, они переводят эти остатки в другие страны, которые на данный момент, как им кажется, предлагают более высокий уровень безопасности. Эти остатки, которые всегда готовы «бежать», так называемые «горячие деньги», существенным образом влияют на данные международного денежного рынка и его функционирование. Для современной банковской системы такие деньги представляют серьезную проблему.

За последние сто лет все страны перешли на систему единого резерва. Чтобы облегчить центральному банку проведение политики внутренней кредитной экспансии, другие банки поощрались большую часть своих резервов хранить в центральном банке. Затем банки снизили запасы наличных денег в своих хранилищах до количества, необходимого им для ведения своей повседневной обычной деятельности. Они больше не считают необходимым координировать размеры своей дебиторской и кредиторской задолженности по срокам погашения, чтобы быть в состоянии в любой момент полностью и безотлагательно выполнить свои обязательства. Чтобы иметь возможность ежедневно удовлетворять требования вкладчиков, по которым наступает срок, банки считают достаточным иметь те активы, которые центральный банк считает удовлетворительным обеспечением для предоставления кредита.

Когда начинается приток «горячих денег», банки не видят никакой опасности в увеличении спроса на краткосрочные депозиты. Рассчитывая на центральный банк, они принимают вклады и используют их в качестве основы для расширения кредитования. Они не отдают себе отчета, в какую опасную ситуацию их втягивают. В этот момент они не задумываются над тем, что для выплаты депозитов, которые очевидно в любой момент готовы сорваться с места, им через какое-то время потребуются средства.

Иногда можно услышать утверждение, что потребность в валютном контроле объясняется именно существованием таких «горячих денег». Давайте рассмотрим ситуацию в США. Если бы 5 июня 1933 г. США не запретили частным лицам владеть золотом, банки могли бы продолжать принимать депозиты в золоте в качестве самостоятельного вида деятельности, обособленного от других их операций. Они покупали бы золото для этого направления своей деятельности, которое хранили бы либо у себя, либо в федеральных резервных банках. Тем самым с точки зрения американской валюты и банковской системы США это золото было бы стерилизовано. И лишь из-за вмешательства правительства, которое запретило населению владеть золотом, возникает проблема «горячих денег». Тот факт, что нежелательный эффект одного вмешательства приводит к необходимости последующих раундов государственного вмешательства, никак не оправдывает политику интервенционизма.

Конечно, сегодня эта проблема уже не так важна. «Беглые» средства достигли своего последнего пристанища, Америки. Не осталось ни одного безопасного места, в котором они могли бы укрыться, если нынешнее убежище окажется ненадежным.

IV. Конфискация и субсидии

Полная конфискация всей частной собственности равносильна введению социализма. Поэтому при анализе проблем интервенционизма нам нет нужды заниматься этим вариантом. В нашем случае речь идет лишь о частичной конфискации собственности. В настоящее время такую конфискацию власти пытаются провести в первую очередь при помощи налогообложения.

Идеологические мотивы таких действий значения не имеют. Единственный вопрос, который представляет для нас интерес, формулируется просто: с какой целью предпринимаются подобные меры и к чему они приводят в действительности?

Рассмотрим вначале налоги, которые прямо или косвенно влияют только на доходы. Во всех странах сегодня наблюдается тенденция к обложению высоких доходов по более высоким ставкам по сравнению с небольшими доходами. Если говорить о доходах, которые превышают определенную величину, в большинстве стран ставка налога на них достигает, даже номинально, 90 %. Методы, предусмотренные законодательством для определения величины доходов, а также толкование соответствующих законов отвечающими за их применение исполнительными органами ведут к тому, что доход получается более высоким, чем при использовании здравых принципов бухгалтерского учета. Если бы благодаря лазейкам, имеющимся в законах, налогоплательщики не имели возможности уклониться от уплаты некоторых налогов, фактически начисленные налоги нередко значительно превышали бы их фактические доходы. Но законодатели все время пытаются эти лазейки закрыть.

Обычно многие люди склонны полагать, что изъятие с помощью налогообложения огромных доходов никак не сказывается на представителях менее состоятельных классов. Это заблуждение. Получатели более высоких доходов, как правило, потребляют меньшую долю своих доходов, а сберегают и инвестируют более высокую, чем менее богатые люди. А ведь только посредством сбережений и создается капитал. Только та часть дохода, которая не потребляется, может быть накоплена в виде капитала. Заставляя получателей более высоких доходов оплачивать более высокую долю государственных расходов, чем получателей более низких доходов, власти препятствуют функционированию капитала и устраняют тенденцию – действующую в обществе с возрастающим объемом капитала – к росту предельной производительности труда и, следовательно, к росту заработной платы.

То же самое, конечно, верно, и даже в большей степени, и в отношении всех методов изъятия посредством налогообложения части капитала. Использование капитала для оплаты государственных расходов посредством введения налога, например, на наследство или на капитал, ведет к непосредственному проеданию капитала.

Демагог говорит избирателям: «Государству приходится нести очень большие расходы. Но получение средств для покрытия этих расходов не ваша забота. Их должны оплатить богатые». Честный политик должен сказать: «К сожалению, государству для покрытия расходов потребуется больше средств. В любом случае, поскольку вы получаете и потребляете наибольшую долю общего национального дохода, нести основное бремя придется вам. Вам придется выбрать один из двух методов: вы либо сразу же ограничите свое потребление, либо сначала проедите капитал богатых, а затем, чуть позже, будете страдать от снижения заработной платы».

Представители наихудшего типа демагогов идут еще дальше, заявляя: «Нам приходится вооружаться и даже, возможно, придется вступить в войну, но это не только не снизит ваш уровень жизни, а приведет к его повышению. Прямо сейчас мы собираемся реализовывать широкомасштабную программу жилищного строительства и повышать реальную заработную плату». В ответ на это следует отметить, что при ограниченном количестве материалов и рабочей силы невозможно одновременно производить и оружие, и жилье. В этом отношении герр Геринг[192]192
  [Герман Геринг (1893–1946) основал и до 1936 г. возглавлял гестапо, тайную полицию нацистской Германии. Несет ответственность за перевооружение Германии перед Второй мировой войной. Был командующим немецкими ВВС. В 1946 г. предстал перед судом союзников в Нюрнберге, осужден за военные преступления и приговорен к смертной казни через повешение. Но за два часа до запланированной казни проглотил яд, тем самым избежав виселицы. – Прим. ред. амер, изд.]


[Закрыть] вел себя честнее. Он заявил народу своей страны: «пушки или масло», а не «пушки и (поэтому) еще больше масла». Правда, перед судом истории эта честность станет единственным положительным доводом в его пользу, на который герр Геринг сможет уповать.

Налоговая система, которая служила бы реальным интересам наемных работников, облагала бы налогом только ту часть дохода, которая потребляется, но не ту, которая идет на сбережения и инвестиции. Высокие налоги на расходы богатых не сказываются негативно на интересах народных масс, чего не скажешь о мерах, препятствующих формированию капитала или приводящих к его проеданию: каждая из них в конечном счете делает положение людей хуже.

Конечно, бывают обстоятельства, когда проедание капитала становится неизбежным. Без таких разрушительных мер невозможно профинансировать ведение дорогостоящей войны. Но те, кто знают о последствиях проедания капитала, будут пытаться ограничивать его потребление в пределах необходимости, потому что это в интересах труда, а не потому что это в интересах капитала. Возможны ситуации, когда неизбежно придется сжечь дом, чтобы спастись от замерзания, но те, кто это делает, должны понимать сопутствующие издержки и то, как они позже будут обходиться без этого дома. Это необходимо подчеркнуть, особенно сейчас, для опровержения текущих ошибок, относящихся к природе наращивания вооружений и экономического бума, вызванного войной.

Чрезвычайные военные расходы могут быть оплачены за счет инфляции, займов или налогов, что препятствует формированию капитала или даже приводит к его проеданию. Каким образом инфляция ведет к возникновению бума, не требует дополнительных пояснений. Когда источником средства становятся займы, это лишь перемещает инвестиции и производство из одной области в другую; рост производства и потребления в одном секторе экономики компенсируется снижением производства и потребления в другой ее части. Средства, которые отвлекаются от формирования капитала и изымаются из уже накопленного капитала, могут привести к увеличению текущего потребления. Поэтому потребление для военных целей может быть увеличено без пропорционального снижения потребления где-то в другом месте. Для бизнеса этот вариант можно было бы назвать «стимулом». Но не следует упускать из виду тот факт, что за все эффекты такого бума, к которым в настоящее время относятся одобрительно, в будущем придется заплатить депрессией и снижением потребления.

Голод можно удовлетворить только тем хлебом, который уже имеется в наличии; сегодня завтрашний хлеб никого не удовлетворит. Казалось бы, вряд ли стоит в который раз повторять столь самоочевидные утверждения, однако вновь приходится опровергать заблуждения по поводу получения средств для покрытия государственных расходов.

Часто говорят, что война ведется не только в наших интересах, но и в интересах наших детей и внуков. Поэтому считается справедливым, что часть расходов, связанных с войной, должны нести и они. Соответственно, из налоговых поступлений следует оплачивать только часть расходов на войну, остальное должно покрываться за счет займов, процентные платежи по которым и выплата основного долга должны стать заботой будущих поколений.

Подобные заявления просто чепуха. Война может вестись только оружием, которое уже сегодня имеется в наличии. Поэтому для производства вооружений используются материалы и труд, изымаемые из запаса, имеющегося в данный момент, что приводит к уменьшению предложения других товаров, которые требуются людям, живущим в настоящее время. Они забираются из текущего дохода и из наличного имущества. Внуков это касается лишь постольку, поскольку они меньше унаследуют. Никакой метод финансирования не в силах изменить этот факт.

Даже если часть военных расходов покрывается за счет заемных средств, это означает, что ресурсы, которые в противном случае были бы направлены на производство других товаров, сейчас используются для военных целей. Такое заимствование означает отсрочку платежа только для человека, занимающего должность министра финансов. Для граждан заимствование означает, что они оплачивают счет немедленно путем снижения своего текущего потребления. То, что заемщик берет взаймы, на время кредита становится недоступным для кредитора.

Человек может в рассрочку купить холодильник, если кто-то предоставит ему необходимый для этого кредит. Однако в совокупности граждане всего мира или жители отдельно взятой закрытой экономики купить что-нибудь в кредит не могут. Точно так же те, кто еще не родился, не могут предоставить нам кредит. В данном случае из рассмотрения можно исключить и иностранные кредиты; сегодня [1940 г.] для Соединенных Штатов это не актуально.

Столь же ошибочным является и мнение о том, что государственные займы выгодны богатым. Если бы мы облагали налогами богатых по еще более высокой ставке, чем та, которая применяется сейчас, нам пришлось бы забрать их бизнес, т. е. мы были бы вынуждены перейти к социализму. Поскольку мы не хотим заходить так далеко и при этом не желаем устанавливать более высокие налоги для широких масс населения, мы выбираем, казалось бы, безболезненный способ решения стоящей перед нами проблемы – прибегаем к заимствованию.

«В том-то и дело, – говорит социалист. – Вы не хотите переходить к социализму. Однако Германия на практике доказывает превосходство социализма в производстве вооружения. Немецкая армия оснащена лучше всех в мире. Суть нынешней мировой проблемы заключается в том, что наилучшим вооружением в настоящее время располагают нацисты».

Этот аргумент также бьет мимо цели. Германия хорошо оснащена, потому что на протяжении по меньшей мере восьми лет она ограничивала потребление всего населения и поставила всю свою производственную систему на службу перевооружения. Проявив невероятную близорукость, Англия, Франция и небольшие демократические государства не вооружились должным образом для своей защиты. Даже после начала войны они не приняли ее всерьез. Борьба с наживой на военных заказах казалась им более важным делом, чем борьба против нацистов.

Для военной промышленности верен тот же принцип, что и для всех остальных сфер производства: частное предприятие действует более эффективно, чем государственное. Сто лет назад пушки и винтовки в основном изготовлялись в государственных арсеналах и мелкими ремесленниками. Частные предприниматели считали производство оружия непривлекательным бизнесом. И лишь после того, как они поняли, что страны заинтересованы в истреблении друг друга, они взялись за производство вооружения. Их успех в этой области оказался ошеломляющим. Вооружения, производившиеся крупной частной промышленностью, в реальных боевых действиях показывали себя намного лучше, чем продукция государственных арсеналов. Все улучшения и усовершенствования орудий войны вначале происходили на частных предприятиях. Государственные арсеналы всегда отставали в переходе на новые технологии, а военные эксперты всегда с неохотой соглашались признавать те улучшения, которые первыми реализовывали предприниматели.

Вопреки распространенному мнению, страны ведут войны не для того, чтобы помочь оружейным заводам заработать деньги. Наоборот, такие предприятия существуют из-за того, что страны воюют друг с другом. Если спрос на оружие будет не таким высоким, как на другие продукты, занимающиеся производством вооружений предприниматели и капиталисты будут изготавливать другие товары. Немецкая военная промышленность также развивалась как частное предприятие. В национализированном виде она, возможно, могла в течение некоторого времени сохранять преимущества, свойственные частному сектору.

В Англии сегодня часто говорят: если уж английские рабочие несут тяжелое бремя, наложенное на них войной, они имеют право требовать, чтобы их достойное поведение в тяжелых условиях было вознаграждено упразднением капитализма и переходом после войны к социализму. Вряд ли существует более путаный аргумент, чем этот.

Если рабочие Англии защищают свою страну, свою свободу и свою культуру от натиска нацистов и фашистов и от коммунистов, которые с точки зрения всех практических целей являются союзниками нацистов[193]193
  [Напомним, что в то время, когда Мизес писал эти строки, Германия и СССР, заключив договор о ненападении в 1939 г., были союзниками. – Прим. ред. амер, изд.]


[Закрыть], они это делают для себя и для своих детей, а не в интересах каких-то других людей, от которых позже они могут потребовать вознаграждение. Единственной наградой, к которой могут привести их огромные жертвы, будет победа, а с ней гарантия того, что они не попадут в такое же положение, в котором находятся трудящиеся массы в Германии и России. Если бы английские рабочие считали, что при всех тех тяготах, которые на них взвалила война, потенциальный успех не гарантирован, они бы не боролись, а просто капитулировали.

Если мы считаем, что социализм лучше как система и по сравнению с капитализмом обеспечивает лучшее существование для подавляющего большинства населения, нам следовало бы принять социализм, независимо от войны или мира и независимо от того, насколько храбро ведут себя рабочие на войне. Однако, если мы считаем, что в условиях экономической системы, которую господа Гитлер, Сталин и Муссолини называют «плутократией», народным массам живется лучше, чем при социализме, нам не придет в голову «вознаграждать» рабочих снижением их уровня жизни до уровня немцев, итальянцев и русских.