Текст книги "Подарок для Александры"

– Ты боишься, что я буду против твоих встреч с сыном? Или тебе кажется, что слово твое станет для него более весомым, если мы будем состоять в официальном браке?

– Это не основные причины.

– Какие же тогда основные? – не отступала Александра.

– Ты как-то сказала, что в наших отношениях было что-то особенное. Вероятно, это особенное я и хочу вернуть.

– Это невозможно.

– Нет ничего невозможного, Александра.

– Не уверена, – коротко ответила Александра.

Она хотела выйти за него замуж, но опасалась за последствия, боялась, что сердце ее станет совсем беззащитным и не выдержит новых обид и разочарований. – Жизнь под личиной Ксандры Фочен была куда предпочтительней роли Александры Петронидис. – Она не могла понять причины, по которой осмелилась произнести эти слова. Чтобы отомстить ему за боль и ранить так же сильно? Чувство вины и сожаления за сказанное возникло раньше, чем последнее слово слетело с губ.

Челюсть его выступила вперед, глаза злобно заблестели.

– Подумай о ребенке. Жизнь законного наследника семьи Петронидис будет для него гораздо предпочтительней роли незаконнорожденного сына паршивой и никому не нужной овцы из семьи Дюпре. – Ее жестокие слова рикошетом вернулись к ней же.

Она съежилась от боли, пробудившейся от этих жестоких фраз.

– Не смей так говорить о нашем сыне!

На лице его появилось сожаление, быстро сменившееся очередной волной решимости.

– По отношению к нашему сыну я никогда больше не допущу подобных определений, не смотря на твое окончательное решение. Но остальные молчать не будут.

– Я знаю. – Она чувствовала, как слезы заволакивают глаза. Она моргнула, стараясь отогнать их или скрыть.

Он выругался по-гречески и нежно прижал ее к груди.

– Не плачь, любимая. Я этого не вынесу.

– Тогда тебе просто повезло, что ты не видел меня так долго. После отъезда из Парижа я только и делала, что плакала, – сказала Александра, заикаясь на каждом слове от обильно потекших слез.

Он обнял ее еще крепче, пока она не пискнула от боли. Димитрий мгновенно разжал руки.

– Я не хотел причинить тебе боли.

– Слушай, расскажи мне о своих родителях, – вдруг предложила она. – Ты никогда мне ничего не говорил о них.

Его чувствительные губы напряглись.

– Я никогда в глаза не видела ни твоего дедушки, ни брата.

– Я приглашу брата на свадьбу. К сожалению, деду не под силу столь длительные путешествия. Но я познакомлю тебя с ним сразу, как только мы окажемся в Греции.

– Что ты имеешь в виду? Когда это мы окажемся в Греции?

– Надеюсь, скоро. В Греции мы будем жить.

– Что, если я захочу жить в Америке?

– А ты захочешь? – тихо уточнил Димитрий.

Глаза их встретились, но Александра не выдержала столь пристального взгляда и отвернулась первой.

– Я не хочу воспитывать малыша в огромном городе, – согласилась она, зная, что своим откровением играет на руку партнеру.

– Вот и хорошо. – Он нежно повернул ее лицом к себе, и она попала в плен его искусительных синих глаз. – Наш дом расположен на небольшом островке, вблизи от Афин. Кроме поместья семьи Петронидис и крохотной рыбацкой деревни, там больше ничего нет. Для ребенка место просто замечательное. Проверено. Я сам там рос.

Звучало слишком заманчиво.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Если мы оформим наш брак юридически, то при разводе ребенка могут оставить и с тобой, – озвучила Александра свое самое большое опасение, давно не дававшее ей покоя.

– Ты думаешь, я способен на это?

– Не уверена. Я не могу больше полагаться только на чувства в том, что каким-то образом касается тебя.

– Брак заключается навсегда, а не на короткий период времени. – Эти вынужденные объяснения взбесили Димитрия. – У нашего ребенка и у всех, родившихся после него, будет полная семья. Их воспитанием займутся и мать, и отец.

– Ты хочешь, чтобы у нас было много детей?

– Да. А ты?

– Я хочу не меньше двух. Но счастлива буду, если детей будет четверо.

– Не лучше ли тогда сначала выйти за меня замуж?

– Опять ради детей? – спросила она с надеждой в голосе, рассчитывая, что ответ будет отрицательным.

– Что касается этого ребенка, то да. Ради него. Но и ради тебя самой.

– Ты имеешь в виду, что брак освободит меня от обязанности работать и содержать семью, если я стану твоей женой?

– Работать тебе будет совсем не обязательно в любом случае. С этого момента и на всю оставшуюся жизнь все, что связано с тобой и моим сыном, становится моей обязанностью.

– Спасибо. – В области финансов его слова никогда не расходились с делом.

– Ты будешь счастлива со мной. В значительно большей степени, чем в роли матери-одиночки, – самодовольно заключил он.

– Ты так думаешь?

– Чего бы тебе ни хватало для счастья, я в состоянии предоставить тебе это.

Купить можно все, кроме любви, печально подумала Александра. Но страсть достанется ей в качестве компенсации. Что еще раз подтвердила предыдущая ночь.

– Это наконец-то успокоит мою мать.

Глаза его стали лукавыми.

– Если ты станешь моей женой, я выкуплю поместье, некогда принадлежавшее семье Дюпре, и найму прислугу, помощью которой твоя мать сможет пользоваться до конца своих дней.

Такое великодушное предложение не могло не поразить Александру. Желание взять на содержание ее и сына было понятным, но чувствовать свою ответственность перед Сесилией было сродни благородству и чертовски подкупало.

– Ты навсегда станешь материным любимчиком.

– Я знаю. – Он нахмурил брови. – Она категорически возражает против большого торжества, полагая, что тебя это может смутить. Она права?

– Смутить? Каким образом меня может смутить церемония бракосочетания с тобой? – недоверчиво спросила Александра, явно не понимая сути вопроса.

– Она будет проходить открыто, в присутствии многочисленных гостей. Большой срок беременности станет очевидным для всех.

– А я нисколько не стыжусь ребенка. – Счастливой, что зачала его вне брака, она, конечно, не была. Но ребенок был ей дорог.

Лицо Димитрия просветлело.

– Я горжусь, что именно ты носишь под сердцем моего сына.

Александра представила себе традиционную картину свадьбы. Они с Димитрием облачены в строгие, белого цвета наряды. Голова ее увенчана фатой, шлейф от которой тянется по меньшей мере на три фута.

– Глазки твои стали добрыми. О чем задумалась, малышка?

Она почувствовала, как от смущения щеки ее заливает румянец, но решилась все-таки ему сказать:

– Я знаю, что рискую выглядеть несовременной, но я всегда мечтала о традиционном белом подвенечном платье и пышной фате. – Она печально вздохнула и погладила себя по животу. – Но думаю, что в моем теперешнем состоянии в девственно белом я буду выглядеть глуповато.

Димитрий снова подошел к дивану, занял свое прежнее место и взял ее за руку.

– Белый – это цвет непорочного сердца. В моих глазах ты никогда не будешь выглядеть глупо.

Ей стало вдруг трудно дышать.

– Не буду?

Он склонил голову, и она прикрыла глаза, приготовившись к его поцелуям. Почему ей всегда изменяло самообладание, если рядом был Димитрий? Ее веки, щеки, а затем и губы ощутили нежные прикосновения. Такие легкие, словно пушинки ласкали ей лицо.

– Так ты думаешь, мне следует надеть белое?

– Да. Определенно. Означает ли это, что ты согласна выйти за меня замуж?

Неужели в этом кто-то сомневался? Но, чтобы гордость ее снова не изваляли в пыли, она ответила рассудительно:

– Так будет лучше для ребенка.

Лицо его посерьезнело.

– Надо все спланировать. Я хочу, чтобы свадьба состоялась через неделю.

– Так скоро? А как же подвенечное платье? А церковная служба?

– Об этом я позабочусь.

Спорить она не стала. У миллиардеров свои причуды. Им под силу устроить любую свадьбу в любые сроки. Деньги творят чудеса.

– Я хочу выбрать себе платье сама.

Он пожал плечами.

– Как хочешь.

Димитрий направился к телефону. Все признаки, отдаленно напоминающие проявления любви, мгновенно исчезли и с его лица, и из поведения.

– Димитрий…

Он оглянулся.

– Да?

– Это все, чего ты хотел?

Он рассмеялся, снова подошел к ней, взял ее за руки, поднял с дивана и крепко обнял.

– Все в порядке, дорогая. Я просто решил поскорей заняться делами, за неделю надо успеть многое.

Объяснение было принято и сомнений не вызывало, пока он крепко обнимал ее своими жаркими руками. Она томно зевнула.

– Ладно.

Он ласково развернул ее в сторону спальни и нежно хлопнул по попе.

– Поспи немного. Беременным женщинам рекомендован дневной сон.

Она отправилась в спальню умиротворенной. Причем в его спальню, в сторону которой он ее и развернул.

Димитрий крепко сжимал в руке телефонную трубку, не набирая номера. А чего он, собственно говоря, ждал? Что Александра скажет, что выходит за него замуж по зову сердца?

Со временем он надеялся вернуть ее доверие. Они могли снова обрести все то, что было между ними в Париже. Привязанность, радость, согласие, близость. И когда она поймет, что он больше никогда ее не бросит, не обойдется с ней жестоко, глаза ее снова заблестят огнем любви.

По крайней мере ему удалось выполнить обещание, данное деду.

– Ты волнуешься, дорогая? Почему?

Александра отодвинула ярды ткани, которые пошли на юбку ее подвенечного платья, аккуратно разложив их на сиденье лимузина.

– На приеме будет так много народу.

– Ты демонстрировала коллекции купальных костюмов перед толпами зрителей.

Правильно. Но среди них не было ни брата Димитрия, ни тем более его бывшей невесты.

– У Спироса не создалось мнения, что я легкомысленная женщина?

– Почему ты вдруг об этом подумала?

– Просто я уверена, что вину за унижение и весь позор, вылившийся на голову Фебы, он возлагает на меня.

Димитрий обнял ее, захватывая руками и бесчисленные ярды белого атласа, неотделимые от его невесты. Он нежно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе, чтобы взглянуть в ее глаза.

– Мой брат никого не винит. Он знает, что ты даже не подозревала о существовании Фебы. Ему известен корень зла. Я навлек на себя неприятности сам и причинил страдания окружающим.

– Но он твой брат. Тебя-то он простит. – Сколько раз она прощала матери? – А вот меня вряд ли.

Димитрий от души рассмеялся.

– Спирос и дед знают, что виноват только я. Не волнуйся, пожалуйста. Спирос счастлив в браке и с нетерпением ждет появления на свет племянника.

Александра еще долго продолжала бы свои горестные стенания, если бы лимузин не затормозил и не въехал плавно на стоянку, а секундами позже не открылась бы дверца. Димитрий взял ее на руки и вынес из машины.

Александра яростно запротестовала:

– На руках ты должен перенести меня через порог нашего дома, а не вносить на торжественный прием!

Димитрий рассмеялся, и это был заразительный, искренний смех, который она в последний раз слышала еще в Париже до их расставания.

– Я в состоянии сделать и то, и другое.

Ей не хотелось огорчать его, улыбка красила его лицо. Она не стала возражать, и он нес ее на руках до парадного входа в гостиницу, а затем до огромного зала, отведенного для торжественного приема в честь новобрачных. Громкими возгласами встретили гости виновников торжества. И в течение последующего часа молодые принимали поздравления от собравшихся.

Александра села в огромное кресло и улыбнулась сестре, усаживавшейся рядом с ней.

– Привет, Мэдди! Ну не сказка ли все это? – Она обвела рукой огромное пространство, где танцевали, веселились, беседовали элегантно одетые гости.

Мэделейн улыбнулась.

– Конечно! Кареты, запряженные лошадьми, выглядели просто потрясающе. А внутреннее убранство церкви было таким изысканным!

– Димитрий сделал все от него зависящее, чтобы этот день стал особенным. Всю неделю он только и спрашивал меня, не упустил ли какую-нибудь деталь, стараясь чтобы мои фантастические представления о собственной свадьбе стали реальностью.

– Им суждено было исполниться! – послышался голос Димитрия. Он подошел сзади и опустил руку на плечо Александры. – В брак вступают один раз в жизни. И свадьба должна стать воплощением мечты.

Она повернула голову, чтобы улыбнуться ему в ответ:

– Она стала именно такой.

Димитрий наклонился и нежно поцеловал Александру в губы.

– Я очень рад, любимая. Это было моим заветным желанием.

– Снова строите глазки друг другу? – Подошедший к ним мужчина, которого можно было принять за близнеца Димитрия, если бы не темно-карие глаза и юный вид, по-приятельски похлопал ее мужа по спине. – Времени у вас для этого будет предостаточно, только чуть позже.

Рука Димитрия на секунду чуть сильнее сдавила ей плечо, словно успокаивая, как будто он почувствовал ее смущение и некоторую неловкость.

Феба, очаровательная молодая женщина с классическими греческими чертами лица, одухотворенными юношеской невинностью, весело рассмеялась.

– Не стоит дразнить брата в день свадьбы. Жениху полагается смотреть на свою невесту влюбленными, полными счастья глазами.

Феба разрумянилась, когда Спирос обнял ее за плечи с довольным видом собственника.

– Это чистая правда, – произнес он.

Александра улыбнулась. Как хорошо, что ее беременность не разрушила жизни влюбленных. Было совершенно очевидно, что эти двое купались в счастье, став мужем и женой.

Димитрий наклонился к жене и тихо спросил:

– Ты готова поехать домой?

– Мы же еще не танцевали. – А ей так этого хотелось!

Он благосклонно улыбнулся.

– А нам придется это сделать, чтобы соблюсти традиции?

Она радостно закивала головой. Снисходительный блеск его глаз ей понравился. Она чувствовала себя любимицей, избалованным ребенком.

Он подал ей руку и повел в центр зала. Появление на сцене виновников торжества послужило сигналом оркестру к началу медленного проигрыша, за которым последовала знакомая мелодия вальса.

Они приготовились, заняв исходную позицию: длинный шлейф подвенечного платья был закреплен у запястья, словно невеста была дебютанткой, а ее свадьба – первым в жизни балом после достижения совершеннолетия. Димитрий был превосходным партнером, и Александра с упоением двигалась в ритме музыки в крепких и надежных объятиях супруга.

Постепенно к ним присоединились и другие пары. Мэделейн и Хантер. Феба и Спирос. И конечно, другие приглашенные, которых по именам она, к сожалению, не знала.

Александра вскинула голову, чтобы посмотреть суженому в глаза.

– Спасибо тебе.

– За этот танец? – спросил Димитрий, кокетливая улыбка заиграла в уголках его губ.

– За все. За такую роскошную свадьбу. За спокойствие матери, с каким она пережила прошедшую неделю. За укрощение Мэделейн, чтобы она не думала, что замуж я выхожу за людоеда. За возвращение нашей семье родового поместья Дюпре. Я не думала, что твои намерения были серьезными, однако тебе в рекордные сроки, меньше чем за неделю, удалось совершить непростую сделку. Я просто ошеломлена.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, дорогая. Но об этом я тебе уже, кажется, говорил.

Спустя три часа они сидели на борту персонального самолета Димитрия. Александра переоделась в более удобный и свободный наряд: шикарный, золотисто-желтый, цвета липового меда, вязаный свитер, на размер больше обычного, чтобы прикрыть изменения фигуры, и эластичные брюки цвета миндального ореха. Расположившись на небольшом диванчике, она медленно потягивала фруктовый сок, заботливо предложенный ей стюардом.

– Мы поднимемся в воздух через полчаса, даже чуть меньше, – сообщил ей Димитрий, выходя из кабины пилота.

Он тоже сменил свадебную экипировку на сшитые на заказ черные слаксы и серый свитер от Армани. Могучее тело разлеглось на диване рядом с ней, и сладкая дрожь побежала по ее коже.

– Как долго нам придется добираться до Афин? – поинтересовалась Александра, пытаясь угомонить воображение и ослабить желание запустить руки ему под свитер. Он пожал плечами.

– Может, управимся часов за восемь.

Подушечки его пальцев нежно ласкали ей щеки.

– Я договорился с лучшим в Афинах акушером, он согласился наблюдать тебя. И рекомендовал на последнем месяце беременности перебраться в городскую квартиру, поближе к клинике.

– Все будет хорошо. Я тебя уверяю. – Она положила поверх его руки свою. – Димитрий, ты будешь присутствовать во время родов?

– Мне бы хотелось, но окончательное решение можешь принять только ты.

Это ее очень удивило. Во-первых, он изъявил желание быть вместе с ней в такой трудный момент, что было на него совсем не похоже. Димитрия нельзя было назвать человеком современных взглядов. И, во-вторых, он добровольно оставил ей право выбора.

– Я хочу, чтобы ты был рядом.

– Тогда решено. Наверняка в клиниках проводят занятия для супругов, ожидающих прибавления. Можем научиться, как облегчить тебе роды.

Она молча смотрела на него, не в силах произнести ни слова от радостного волнения.

– Больше всего на свете я хочу, чтобы моим помощником и инструктором был ты, – произнесла она наконец и разрыдалась.

Выражение лица Димитрия было таким, словно он попал под колеса грузовика. Можно было бы рассмеяться, если бы она уже не плакала.

– Александра, милая, что с тобой?

Она замотала головой, пытаясь остановить слезы.

– Ты не должна так волноваться.

– А я и не волнуюсь, – всхлипывала Александра.

– Иди сюда. – Он взял из ее рук стакан с недопитым соком и, осторожно поставив на стол, бережно обнял ее и усадил к себе на колени. – Скажи мне, почему ты плачешь? – Чувствовалось, что он был на грани отчаяния.

– Я так долго об этом мечтала. Я просыпалась по ночам, вытягивала руки, думала, что ты рядом. Но постель была пустой и холодной. В первый раз, когда малыш повернулся и я отчетливо почувствовала его движения, я побежала к телефону, чтобы позвонить тебе. Но для меня ты был уже женат. Мне так не хватало тебя все это время…

Объятия его стали крепче, и он прошептал ей что-то на ухо по-гречески. Шепот был еле слышным, и говорил он так быстро, что разобрать слова было почти невозможно. Но нежность и теплота его голоса запомнятся ей навсегда. Она удобно устроилась у него на руках и еще пуще расплакалась, освобождаясь от разочарования, неуверенности, боли и страдания, которые были ее верными спутниками в последние три месяца.

Он нежно утирал ей лицо, словно она была маленьким, несмышленым ребенком. Она улыбнулась сквозь слезы.

– Из тебя получится отличный отец.

Он не ответил на шутку. Глаза его стали совсем темными, бездонными, словно именно в них и помещались его чувства.

– Мы никогда больше не расстанемся.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Димитрий крепче сжал Александру в своих объятиях. Она так удобно прижалась к нему, вписавшись в его формы, а их малыш согревался между телами родителей. Ручьи слез мелели, но не исчезали с ее щек окончательно. Ему был ведом лишь один-единственный метод, способный быстро и окончательно взбодрить супругу.

– Когда самолет наберет высоту, мы сможем уединиться в спальне. Там относительно спокойно, – сказал он, поглаживая Александре шею.

Это вызвало улыбку на ее лице. Очень женственную, кокетливую, очаровательную.

– Хочешь сказать, что мне удастся вздремнуть? Беременным ведь необходим частый и продолжительный отдых.

– Можешь не сомневаться, времени отдохнуть у тебя будет предостаточно.

– До или после? – уточнила она, пожирая его глазами, искрящимися лукавым, задиристым огнем, которого он совсем недавно рисковал больше никогда не увидеть.

Все будет хорошо. Он сделает все, чтобы жизнь их сложилась счастливо.

– После. Заявляю со всей определенностью, что после.

Она тяжело вздохнула, проделав это в театральной, гротескной манере, и сложила руки на груди, быстро затрепетав ресницами, как кинозвезда двадцатых годов.

– Жду с нетерпением.

Кокетка!

– Ожидания будут оправданы и вознаграждены с лихвой, – пообещал ей Димитрий.

Она стояла перед Димитрием обнаженной. Тело все еще трепетало от удовольствия, на которое ее супруг не скупился. Она стонала от блаженства, когда он только начал раздевать ее.

Глаза его казались почти черными в неярком освещении бортовой спальни.

– Ты такая красивая.

Она упивалась его комплиментами, дыхание учащалось, ноги подкашивались.

– Я понимаю, что красива, а не уродлива, только когда ты смотришь на меня такими восторженными глазами. В другие же минуты мне становится грустно, что мой живот раздулся до размеров футбольного мяча.

– Уродлива? – возмутился он. – Ты носишь моего ребенка. Очертания твоего тела творят со мной чудеса. Ты вызываешь возбуждение, стоит тебе только повернуться ко мне боком. И я вижу, как мой сын меняет контуры твоей фигуры, преображая их, совершенствуя.

Она тут же развернулась в профиль, провоцируя его и соблазняя подтвердить слова делом.

Он принял приглашение без промедлений, не раздумывая. Как ни высока была ее готовность к любовным играм, внезапность и скорость нападения Димитрия были выше, и она взвизгнула от неожиданности, когда он вмиг схватил ее на руки и уложил в постель.

Две половины единого целого соединились снова, и она упивалась блаженством этого единения. Она открыла глаза, чтобы посмотреть, каковы его ощущения.

Глаза Димитрия были прищурены, он так крепко держал ее за бедра, что на теле могли остаться синяки. Но она не жаловалась. Ей было важно раскрепостить его. Это давало надежду, что чувства, которые он к ней испытывал, были выше заурядной похоти.

Что касалось лично ее, то рядом с ним она теряла чувство времени и пространства. А тело ее восторженно трепетало, ритмично покачиваясь на волнах неземного удовольствия.

Когда все было позади, он притянул ее ближе к себе, успокаивая ее дрожащее от возбуждения тело.

– Тсс… Все хорошо.

Так они лежали в полной тишине в течение нескольких минут, после чего Димитрий встал с кровати, взял Александру на руки и понес в небольшую душевую кабину, а затем снова отнес ее на постель, и она мирно уснула, стоило ему удобно прижаться к ней всем телом.

Она не знала, как долго длился ее сон. Но когда открыла глаза, то освещение было уже ярким, а Димитрий по-прежнему лежал рядом с ней, внимательно за ней наблюдая.

Она улыбнулась ему.

– Привет! Ты подсматриваешь!

– Ты такая красивая, когда спишь.

Она быстро приподнялась, удобно усаживаясь на постели.

– Я есть хочу.

Он спрыгнул с кровати.

– Сиди здесь. Я закажу чего-нибудь.

Натянув на себя висевший во встроенном шкафчике халат, Димитрий вышел в салон.

Минут через пятнадцать он вернулся в спальню, держа в руках поднос, обильно сервированный разнообразной едой. Поставив его на кровать перед ней, он сбросил с плеч халат и шмыгнул под одеяло. Канадский рис, грибной суп, хрустящая булочка и шоколадно-овсяное пирожное были съедены, и только после этого, полностью насытившись, Александра прижалась к Димитрию.

Он отстранился, предусмотрительно убирая поднос с кровати, а затем, вернувшись в исходную позицию, положил руку Александре на живот. Их сын вовсю орудовал руками и ногами, заставляя родителей смеяться от удовольствия.

– Он ведет себя чрезвычайно активно. Будет футболистом и обязательно чемпионом.

– Похоже, что своими шалостями он лишит родителей покоя.

– Если пойдет в мать, то точно заставит меня стоять по стойке смирно до самой старости.

Александра улыбнулась и положила свою руку поверх руки Димитрия.

– Ты мне так и не объяснил, что заставило тебя поверить в мою верность и признать свое отцовство.

– Я же говорил тебе о своем приятеле-враче.

– Врач? Ах да, вспомнила. Но это объясняет только то, как ты мог стать отцом. А что заставило тебя поверить, что ребенок – твой?

Она чувствовала, как тело его напряглось, и подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. По ним невозможно было ничего прочесть.

– Мои родители погибли, когда мне было десять лет. Их жизни унесла сошедшая с гор снежная лавина.

– Это я знаю. – Это было единственным, что она знала о его родителях.

– Мой отец поехал на лыжную базу, чтобы вернуть мать, которая развлекалась там со своим очередным любовником.

– Очередным любовником?

Димитрий коротко кивнул головой.

– Она влюблялась с пугающей регулярностью.

Рука Александры легла ему на грудь, прямо на сердце, и стала ласково поглаживать, успокаивая.

– Димитрий…

Он нахмурился, словно ее сочувствие его унижало или делало слабее.

– Она изменяла отцу и раньше. У него были большие сомнения в том, что Спирос был его ребенком и мог по праву называть себя Петронидисом по крови. Как рассказывал мне дед, отец настоял на проведении медицинского исследования крови. Но не потому, что не любил младшего сына, просто хотел пресечь сплетни. Я уверен, что, окажись результаты отрицательными, он бы заплатил врачам, чтобы они их сфальсифицировали. Но этого делать не пришлось.

– Если мать была столь ветреной женщиной, почему отец с ней не развелся? – Александра никак не могла поверить, что гордый отпрыск семейства Петронидисов мог терпеть бесконечные измены жены.

Димитрий помрачнел еще больше.

– Он был от нее без ума. И называл свое чувство любовью. Их супружество было зыбким, воссоединения после расставаний драматичными. И в конце концов ее непостоянство в любви и его болезненная одержимость одной-единственной женщиной свели в могилу обоих.

– И ты, помня историю своих родителей, думал, что у меня есть еще один любовник, помимо тебя?

Напряжение, в котором находился Димитрий, было очевидным, оно буквально ощущалось в воздухе.

– Мне стыдно, но это именно так. Однако ты спрашивала, почему я все же поверил тебе.

– Поведение твоей матери все объясняет. У тебя были веские основания не доверять женщинам вообще. Но что заставило тебя изменить свое мнение?

– Я понял, что ты на нее не похожа.

– Да, я на нее не похожа, – повторила она на всякий случай для закрепления. – Когда ты это понял?

– Когда вернулся в нашу парижскую квартиру и увидел тест на беременность на кипе твоего белья. Ты специально оставила его там, где мы занимались любовью, потому что связывала с этим свою беременность.

Он понял, как работало ее сознание в тот день. Он распутал ход ее мыслей и прочитал ее послание.

– Это заставило тебя вспомнить те прекрасные минуты, которые мы провели вместе? – На это и было рассчитано ее послание.

– Да. Я понял, что, кроме меня, у тебя никого нет.

В Афинах они провели ровно неделю. Это было отдыхом, на котором настоял Димитрий, и одновременно свадебным путешествием перед поездкой к нему домой и знакомством с его дедом. Незабываемые семь дней, посвященные в основном осмотру достопримечательностей и занятиям любовью, причем второму отводилось гораздо больше времени.