Текст книги "Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной"

23. Снова в Южную Африку

Здоровье вернулось к Манилалу, но я понял, что тот дом в Гиргауме непригоден для жилья: в нем было сыро и слишком мало света. А потому, посоветовавшись с Шри Ревашанкаром Джагдживаном, я решил снять хорошо проветриваемое бунгало в пригороде Бомбея. Я походил по Бандре и Санта Круз. Скотобойня в Бандре стала причиной того, что мы не пожелали остановить свой выбор на этом районе. Гхаткопар и соседние места находились слишком далеко от моря. Наконец я наткнулся на прекрасное бунгало в Санта Круз, которое мы и сняли, поскольку оно было лучше остальных с точки зрения санитарии.

Я купил сезонный билет первого класса от Санта Круз до Черчгейта и помню, как испытывал гордость, оказываясь единственным пассажиром первого класса в купе. Часто я ходил пешком до Бандры, а там садился на экспресс, следовавший прямиком в Черчгейт.

Моя карьера развивалась значительно лучше, чем я ожидал. Клиенты из Южной Африки часто доверяли мне дела, и этого хватало, чтобы вполне прилично зарабатывать.

Мне пока не удавалось получить какое-либо дело, рассматриваемое в Высоком суде, но я присутствовал на учебных судебных процессах, проводившихся в то время, хотя сам не осмеливался принимать в них участие. Помню, Джамиатрам Нанабхай играл в них заметную роль. Подобно другим новоиспеченным адвокатам, я посещал заседания Высокого суда больше для того, чтобы насладиться усыпляющим ласковым бризом, веявшим прямо с моря, нежели чтобы приобрести новые знания. Но я заметил, что далеко не один наслаждаюсь подобным образом: это стало модным, а потому и стыдиться было нечего.

Я стал захаживать в библиотеку Высокого суда, заводить новые знакомства и чувствовал, что уже совсем скоро начну работать в суде.

Пока я осваивался в своей профессии, Гокхале продолжал пристально наблюдать за мной: у него были собственные планы в отношении меня. Он заходил ко мне в контору два-три раза в неделю, нередко с друзьями, которых хотел познакомить со мной. Он стремился приобщить меня к своей общественной деятельности.

Однако можно смело утверждать, что Бог никогда не позволял моим планам осуществиться. Он распоряжался мной по своему усмотрению.

Как только я, казалось бы, обосновался на новом месте, к чему так горячо стремился, неожиданно пришла телеграмма из Южной Африки: «Ожидается визит Чемберлена. Пожалуйста, возвращайтесь незамедлительно». Я не забыл своего обещания и ответил, что буду готов отправиться, как только мне выделят средства. Когда ответ был получен, я отказался от своей конторы и отбыл в Южную Африку.

Я посчитал, что работа там займет по меньшей мере год, а потому сохранил за собой бунгало и оставил в нем жену и детей.

Я верил тогда, что энергичная молодежь, не находившая себе применения в Индии, должна эмигрировать в другие страны, поэтому взял с собой четверых или пятерых таких молодых людей, одним из которых был Маганлал Ганди.

Ганди были и остаются большой семьей. Я хотел собрать всех желающих сойти с протоптанной дорожки и попытать счастья за границей. Мой отец в свое время устраивал некоторых родственников на государственную службу. Мое же стремление заключалось в том, чтобы избавить их от этой зависимости. Я не мог и не хотел гарантировать им работу мне просто нужно было сделать их самостоятельными людьми.

Я старался убедить этих молодых людей привести собственные идеалы в соответствие с моими. Мне удалось добиться впечатляющих успехов, став наставником Маганлала Ганди. Об этом я еще подробно расскажу.

Разлука с женой и детьми, нарушение течения налаженного образа жизни, переход от уверенности к неизвестности – все это на некоторое время стало для меня мучительным, но я уже привык к изменчивости судьбы. Я считаю неправильным искать постоянства в мире, где все непостоянно, кроме Бога, который и есть истина. Все, что мы видим, все, что происходит внутри и вокруг нас, непостоянно и преходяще. Но есть некая Высшая Сущность, спрятанная где-то и именуемая постоянством. И благословен будет тот, кто узрит ее и сумеет связать с ней свою судьбу. Поиски этой истины есть summum bonum[88]88
  Высшее благо (лат.).


[Закрыть] человеческой жизни.

Я прибыл в Дурбан вовремя. Меня ожидала работа. День встречи депутации с мистером Чемберленом уже назначили. Мне было нужно составить петицию для предоставления ему и сопровождать депутацию.

Часть IV

1. «Напрасные усилия любви»[89]89
  Название знаменитой комедии Уильяма Шекспира.


[Закрыть]

Мистер Чемберлен прибыл, чтобы получить от Южной Африки в подарок тридцать пять миллионов фунтов и завоевать симпатии англичан и буров. А потому он весьма холодно отнесся к индийской депутации.

– Как вам известно, – сказал он, – правительство империи имеет слабую власть в самоуправляющихся колониях. Ваши проблемы довольно серьезны, и я сделаю все, что смогу, но вы должны сами постараться умиротворить европейцев, если желаете продолжать жить среди них.

Его слова огорчили членов депутации. Я тоже был расстроен. У всех нас словно открылись глаза, и я понял, что нам необходимо начать свою работу de novo[90]90
  Заново (лат.).


[Закрыть]. Я объяснил коллегам, как складывается наша ситуация.

Между прочим, в высказывании мистера Чемберлена не было ничего неправильного. И даже хорошо, что он не стал хитрить. Он довольно любезно напомнил нам, что владеющий мечом всегда прав.

А вот у нас меча не было. У нас едва хватало нервов и сил для того, чтобы залечивать раны, нанесенные мечом противников.

Мистер Чемберлен не мог уделить Южной Африке много времени. Если от Шринагара до мыса Коморин[91]91
  Самая южная точка Индийского субконтинента.


[Закрыть] тысяча девятьсот миль, а от Дурбана до Кейптауна по меньшей мере тысяча сто, то ему приходилось перемещаться со скоростью ветра.

Из Наталя он поспешил в Трансвааль. Мне нужно было подготовить документ с описанием положения проживающих там индийцев и подать ему. Но как же добраться до Претории? Наши представители там не пользовались достаточным влиянием, чтобы получить для меня разрешение на въезд. Война превратила Трансвааль в унылые руины. Не хватало ни продуктов, ни одежды. Магазины стояли либо пустые, либо вообще закрытые в ожидании поступления товаров, на что, конечно, требовалось время. Даже беженцам не позволяли возвращаться, пока магазины не могли обеспечить их всем необходимым. Поэтому каждый житель Трансвааля должен был получить специальное разрешение на въезд. У европейцев с этим проблем не возникало, а вот индийцы столкнулись с большими трудностями.

Во время войны многие солдаты и офицеры приехали в Южную Африку из Индии и с Цейлона, и считалось, что британское правительство обязано позаботиться о тех, кто решил поселиться здесь. Нужно было назначить новых чиновников, и эти опытные люди пришлись весьма кстати. Сообразительность некоторых из них помогла в короткие сроки создать особый департамент. Ведь существовал же отдельный департамент по делам негров. Почему не мог существовать такой же по делам азиатов? Этот аргумент оказался достаточно убедительным. Когда я добрался до Трансвааля, департамент уже работал, постепенно становясь все более влиятельным. Чиновники, выдававшие беженцам разрешения на возвращение, могли бы снабжать ими всех, но как можно было выдавать подобные разрешения азиатам без вмешательства нового ведомства? А если бы разрешения выдавались по его рекомендациям, чиновникам было бы проще работать и не приходилось бы нести дополнительную ответственность. Такой довод приводили сами чиновники, однако в действительности это новый департамент подобным образом пытался оправдать свое существование, а своих сотрудников обеспечить средствами. Если бы работы не было, в департаменте не было бы нужды и его бы просто упразднили.

Индийцам приходилось подавать прошения в этот департамент. Ответ приходил только много дней спустя. А поскольку число желающих вернуться в Трансвааль оказалось очень велико, тут же объявилась целая армия всевозможных посредников и прочих «жучков», которые совместно с чиновниками принялись вымогать у бедных индийцев немалые суммы. Мне сказали, что разрешение невозможно получить без полезных связей, а в отдельных случаях не помогали и знакомства: приходилось давать взятки, доходившие до ста фунтов. Положение складывалось безвыходное, и я отправился к своему старому другу, начальнику полиции в Дурбане, и попросил его:

– Пожалуйста, познакомьте меня с чиновником, выдающим разрешения, и помогите добыть документ. Вы же знаете, что одно время я был жителем Трансвааля.

Он тут же надел шляпу, вышел и вернулся с разрешением для меня. Оставался буквально час до отхода поезда. Мой багаж был со мной. Я поблагодарил начальника полиции Александера и отправился в Преторию.

Я отчетливо понимал, что впереди меня ждут еще бо́льшие трудности. По прибытии в Преторию я написал записку. Насколько помню, в Дурбане от индийцев не требовали заранее предоставлять список членов депутации, но здесь новый департамент выдвинул такое требование. Индийцы в Претории уже выяснили, что чиновники хотели исключить из этого списка меня.

Впрочем, рассказать об этих неприятных, но в то же время занятных событиях необходимо в другой главе.

2. Автократы из Азии

Чиновники, возглавлявшие новый департамент, сначала растерялись, а потом пожелали узнать, каким образом я проник на территорию Трансвааля. Они расспрашивали приходивших к ним индийцев, но те не могли сообщить им ничего определенного. Чиновники предположили тогда, что я смог въехать без соответствующего разрешения, воспользовавшись давними связями. В таком случае я подлежал аресту!

По окончании любой большой войны различные органы власти нередко наделаются особыми полномочиями. Так произошло и в Южной Африке. Правительство издало «Указ о сохранении мира», в соответствии с которым должен был быть арестован и заключен под стражу каждый, кто прибыл в Трансвааль без официального разрешения. Обсуждался вопрос и о моем аресте, но ни у кого не хватало смелости потребовать у меня разрешение.

Чиновники, разумеется, отправили запрос в Дурбан, а когда они узнали, что я действительно получил разрешение, их разочарованию не было предела. Но это были не те люди, которые так просто сдаются. Хотя я въехал в Трансвааль, они все еще могли помешать мне встретиться с мистером Чемберленом.

Итак, в общину поступило требование предоставить список представителей, которые должны были войти в состав депутации. Расовая нетерпимость распространилась по всей Южной Африке, но я оказался не готов столкнуться еще и с хорошо знакомыми мне по Индии грязными делишками чиновников. В Южной Африке государственные департаменты существовали, чтобы приносить пользу людям, и несли ответственность перед мнением общественности. Соответственно, чиновники, служившие в них, держались вежливо и скромно, что в большей или меньшей степени относилось и к цветному населению. Однако вместе с чиновниками из Азии сюда явилась и азиатская автократия со всеми свойственными автократам высокомерными замашками. Южной Африкой правило своего рода демократическое правительство, ответственное за свои действия перед народом. Привезенная из Азии автократия была грубой и простой, поскольку азиаты не имели ответственного за свою власть правительства и находились под управлением иностранных держав. В Южной Африке европейцы были обосновавшимися там эмигрантами. Они стали гражданами Южной Африки и могли контролировать чиновников всех ведомств. Но теперь на сцене появились автократы из Азии, и в результате индийцы оказались между двух огней.

Мне довелось отведать плодов этой автократии. Прежде всего, я был вызван к начальнику департамента, чиновнику с Цейлона. Чтобы никому не показалось преувеличением слово «вызван», необходимо кое-что прояснить: мне не прислали письменной повестки. Лидерам индийской общины нередко приходилось наносить визиты азиатским чиновникам. Среди этих лидеров был ныне покойный шет Тайиб Хаджи Хан Мухаммад. Начальник департамента спросил его, кто я такой и почему приехал сюда.

– Это наш консультант по юридическим вопросам, – сказал шет Тайиб. – Мы просили его приехать сюда.

– Тогда для чего здесь мы? Разве не нам поручили защищать вас? Что может знать Ганди о местных условиях? – задал вопрос чиновник.

Шет Тайиб ответил на это, как мог, ясно:

– Конечно, вы здесь для этого. Но Ганди – один из нас. Он знает наш язык и понимает наши нужды. Вы же, в конце концов, только чиновники.

Тогда-то сагиб и распорядился, чтобы шет Тайиб привел меня к нему. Я явился к сагибу вместе с шетом Тайибом и еще несколькими индийцами. Сесть нам не предложили.

– Что привело вас сюда? – спросил сагиб, обращаясь ко мне.

– Я приехал сюда по просьбе соотечественников, чтобы помогать им советами, – ответил я.

– Но разве вы не знаете, что не имели права приезжать сюда? Разрешение было выдано вам по ошибке. Вас нельзя отнести к осевшим здесь индийцам. Вам следует вернуться домой. И не пытайтесь дожидаться мистера Чемберлена. Азиатский департамент был специально создан для защиты интересов индийцев. Теперь можете идти.

На этом он со мной распрощался, не дав возможности ответить ему.

Однако моих спутников он попросил задержаться. Он осы́пал их бранью и порекомендовал выдворить меня из страны.

Они вышли от него заметно огорченными. Мы оказались в очень затруднительном положении.

3. Проглотив оскорбления

Оскорбление причинило мне душевную боль, но я пережил их так много в прошлом, что приобрел к ним определенный иммунитет, а потому решил забыть и о самом последнем, поступив так, как подсказывал здравый смысл.

Нам прислали письмо от начальника Азиатского департамента, сообщавшее, что, поскольку я уже встречался с мистером Чемберленом в Дурбане, необходимо вычеркнуть мое имя из списка членов депутации, добивающейся с ним новой встречи.

Письма оказалось достаточно, чтобы выбить из колеи моих друзей. Они предложили полностью отказаться от нашей идеи. Мне пришлось напомнить им о проблемах, стоявших перед общиной.

– Если вы не будете настойчиво привлекать к ним внимание мистера Чемберлена, – сказал я, – все решат, что у вас нет вообще никаких поводов для жалоб. В конце концов, все изложено для него в письменном виде, и документ уже готов. Не имеет значения, зачитаю ли его я сам или кто-то другой. Мистер Чемберлен все равно не станет ничего обсуждать с нами. Боюсь, нам придется проглотить оскорбление.

Едва я закончил говорить, шет Тайиб воскликнул:

– Но разве оскорбление, нанесенное вам, не является оскорблением всей общины? Как можем мы забыть, что вы наш представитель?

– Верно, – сказал я, – но даже общинам порой приходится оставлять без ответа подобные оскорбления. Разве у нас есть выбор?

– Пусть будет то, что будет, но почему мы должны мириться с новыми обидами? Хуже нам уже ни от чего не станет. Разве много прав мы еще можем потерять? – спросил шет Тайиб.

Это был смелый ответ, но мог ли он помочь нам добиться своей цели? Я слишком хорошо осознавал ограниченность возможностей общины. Пришлось успокоить друзей и посоветовать, чтобы мое место в депутации занял адвокат из Индии мистер Джордж Годфри.

Итак, мистер Годфри возглавил депутацию. Мистер Чемберлен так отреагировал на мое отсутствие:

– Чем выслушивать снова и снова одного и того же представителя, не лучше ли видеть каждый раз кого-то нового?

Вот так он постарался смягчить обиду.

Но все это не исчерпало проблемы, а лишь добавило работы и общине, и мне самому. Нам приходилось все начинать заново.

– Это по вашему настоянию община приняла участие в войне, и теперь вы можете видеть, к чему это привело, – подшучивали надо мной некоторые, но их подначки я воспринимал совершенно спокойно.

– Я ничуть не жалею, что дал тот совет, – говорил я. – С моей точки зрения, мы поступили правильно, приняв участие в войне. Таким образом мы просто исполнили свой долг. И нам не стоит ожидать какого-то вознаграждения за нашу работу, но я твердо убежден, что любые добрые дела рано или поздно приносят плоды. Давайте забудем о прошлом и подумаем о задачах, которые стоят перед нами сейчас.

Остальные руководители общины были в этом со мной согласны.

Потом я добавил:

– Сказать по правде, работа, ради которой вы меня вызвали, практически завершена. Но я считаю, что по возможности не должен уезжать, даже если вы разрешите мне вернуться домой. Вместо того, чтобы продолжать свою работу в Натале, как прежде, я должен остаться здесь. Я не должен думать о возвращении в Индию в течение года, мне нужно попытаться добиться разрешения практиковать в Верховном суде Трансвааля. У меня достаточно уверенности в себе, чтобы бороться с этим новым департаментом. Если мы не сделаем этого, община будет вытеснена из страны и подвергнется настоящему разорению. Каждый день на вас будут сыпаться оскорбления. Тот факт, что мистер Чемберлен предпочел не встречаться со мной, а чиновник нанес мне оскорбление – ничто по сравнению с унижением общины в целом. В один прекрасный день мы не сможем больше играть роль прирученных собак, в которых нас хотят превратить.

Так я положил начало очередному этапу своей деятельности и обсудил текущие задачи с индийцами в Претории и Йоханнесбурге, после чего решил открыть контору в Йоханнесбурге.

Я сомневался, что мне позволят работать в Верховном суде Трансвааля, но Юридическое общество не возражало, и Верховный суд выдал мне необходимое разрешение. Для индийца оказалось весьма трудно снять комнаты для конторы в подходящем районе города, но у меня установились дружеские отношения с мистером Ритчем, одним из местных торговцев. Через его знакомого агента мне удалось найти хорошее помещение в юридическом квартале, и я смог приступить к выполнению своих профессиональных обязанностей.

4. Воскресший дух самопожертвования

Прежде чем рассказать о моей борьбе за права индийских поселенцев в Трансваале и их конфликтах с Азиатским департаментом, мне следует упомянуть и о некоторых других аспектах моей жизни.

Какое-то время меня одолевали противоречивые желания. Дух самопожертвования во мне умерялся стремлением оставить что-то на будущее.

Однажды в период работы в Бомбее меня посетил американский страховой агент – человек с приятной внешностью и очень сладкоречивый. Словно мы с ним были давними друзьями, он завел разговор о моем будущем благополучии.

– Все люди вашего положения в Америке обязательно страхуют свои жизни. Почему бы и вам не застраховаться? Жизнь ведь очень переменчива. В Америке мы воспринимаем страхование как почти что свой религиозный долг. Могу ли я предложить вам полис на небольшую сумму?

До той поры я весьма холодно относился ко всем страховым агентам, с которыми встречался в Южной Африке и Индии, поскольку считал, что страхование своей жизни подразумевает страх человека и подрывает веру в промысел Божий. Но теперь я поддался искушению и стал обдумывать предложение американца. Пока он приводил всё новые аргументы, я мысленно увидел жену и детей. «Ты продал практически все украшения жены, – говорил я сам себе. – И если с тобой что-то случится, бремя заботы о ней и детях ляжет на плечи твоего бедного брата, который так благородно заменил тебе отца. Как тебе такая перспектива? Нравится?» Подобными и другими мыслями я убедил себя застраховаться на десять тысяч рупий.

Однако когда в Южной Африке мой образ жизни изменился, мои взгляды тоже претерпели изменения. Все мои действия в то время испытаний я совершал во имя Бога и ради служения Ему. Я не знал, как долго мне предстоит оставаться в Южной Африке. Я опасался, что, быть может, уже больше не смогу вернуться в Индию, а потому принял решение взять жену и детей с собой и постараться заработать достаточно на содержание семьи. Этот план заставил меня пожалеть о приобретенном страховом полисе и устыдиться того, что я попался в сети ловкого агента. Если брат действительно мог заменять тебе отца все это время, говорил я себе, наверняка он не сочтет слишком тяжелым бремя заботы о твоей вдове, коли уж дойдет до этого. И какие у меня есть причины думать, что смерть постигнет меня раньше остальных? Ведь нашим подлинным защитником и опекуном были не я и не брат, а Всемогущий Бог. Застраховавшись, я лишил жену и детей уверенности в своих собственных силах. Почему я считал их неспособными самим позаботиться о себе? А как же семьи бесчисленных бедняков в этом мире? Почему я не мог считать себя всего лишь одним из них?

Множество подобных мыслей возникало у меня, но сразу я ничего не предпринял. Помню, что выплатил по меньшей мере одну страховую премию в Южной Африке.

Внешние обстоятельства также способствовали появлению подобных мыслей. Во время моего первого пребывания в Южной Африке влияние христиан поддерживало во мне живое религиозное чувство. Теперь к христианскому влиянию добавилось теософское. Мистер Ритч был теософом и ввел меня в круг членов общества в Йоханнесбурге. Сам я так и не стал его членом, поскольку имел с обществом серьезные разногласия, но познакомился лично почти с каждым теософом. Ежедневно я вступал с ними в религиозные дискуссии, участвовал в чтениях книг по теософии, а иногда даже выступал на собраниях. Главная цель теософии состоит в том, чтобы культивировать и распространять идею всеобщего братства. Мы уделяли много времени обсуждению этого вопроса, и я порой критиковал членов общества за поведение, которое, как мне казалось, противоречит их идеалам. Такая критика влияла и на меня самого. Заставляла заглянуть в себя.