Текст книги "Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной"

5. Результаты самоанализа

Когда в 1893 году я сблизился с друзьями-христианами, я все еще оставался неоперившимся птенцом в вопросах религиозного знания. Они приложили немалые усилия, чтобы донести до меня и заставить принять послание Иисуса, а я был смиренным и внимательным слушателем с открытым для любой доктрины умом. В то время я, естественно, старался как можно тщательнее изучить индуизм и в то же время пробовал разобраться и в других религиях.

К 1903 году ситуация переменилась. Друзья из числа теософов, конечно же, хотели ввести меня в свое общество, одновременно они хотели и получить от меня что-то как от индуса. Теософская литература находилась под заметным влиянием индуизма, а потому друзья ожидали пользы от общения со мной. Я же объяснил им, что мои познания в санскрите крайне ограниченны, что я не читал индуистских писаний в оригинале и даже мое знакомство с ними в переводах очень поверхностно. Однако они верили в самскару (тенденции, перенесенные из прошлой жизни) и пунарджанму (перерождение), а потому рассчитывали, что я смогу хотя бы немного помочь им. Я же чувствовал себя как великан среди пигмеев. Я начал читать «Раджайогу» свами Вивекананда с некоторыми из них и «Раджайогу» М. Н. Двиведи с другими. Мне пришлось читать «Сутры йоги» Патанджали с одним из друзей, а «Бхагавадгиту» сразу со многими. У нас образовалось нечто вроде клуба, где проходили регулярные чтения. Я уже уверовал в «Гиту», совершенно очаровавшую меня. Теперь я осознал необходимость погрузиться в нее еще глубже. У меня имелись один или два перевода, с помощью которых я пытался понять подлинник на санскрите. Кроме того, я решил заучивать наизусть по одному или по два стиха ежедневно. Для этого я использовал время утренних омовений. Они занимали у меня тридцать пять минут: пятнадцать на чистку зубов и двадцать на прием ванны. Зубы я чистил на западный манер, стоя, и к противоположной стене прикреплял листок с написанным на нем стихом из «Гиты», то и дело сверяясь с ним, чтобы облегчить запоминание. Этого времени оказалось достаточно для усвоения ежедневной порции и повторения стихов, заученных ранее. Помню, что выучил так тринадцать глав. Впрочем, заучиванию «Гиты» вскоре пришлось уступить место другой деятельности – созданию и развитию сатьяграхи, отнимавшим у меня все мое время.

Какое влияние чтение «Гиты» оказало на моих друзей, могут сказать только они сами, но для меня «Гита» стала настоящим учебником жизни. Она стала для меня чем-то вроде словаря, к которому я обращался ежедневно. Как я открывал словарь английского языка, если мне попадалось незнакомое слово, так я прибегал и к «Гите», чтобы найти в ней готовое решение всех своих проблем и затруднений. Такие слова, как апариграха (нестяжательство) или самабхава (равновесие), занимали меня. Но как развить в себе это равновесие – вот в чем заключался вопрос. Как можно одинаково относиться к наносящим тебе оскорбления, наглым и продажным чиновникам, к бывшим соратникам, бессмысленно спорящим с тобой, и к людям, которые настроены дружески по отношению к тебе? Как может человек отказаться от всего, чем владеет? Разве само по себе тело не является собственностью? А жена и дети? Значит ли это, что я должен избавиться от всех книжных шкафов в моем доме? Должен ли я бросить все, принадлежащее мне, и следовать за Ним? Ответ возник сразу: я не могу следовать за Ним, не отказавшись от всего, чем владею. На помощь неожиданно пришло знание английского права. Мне вспомнились рассматриваемые Снеллом максимы справедливости. Благодаря учению «Гиты» я стал более отчетливо понимать значение термина «попечитель», после чего я еще больше зауважал юриспруденцию, поскольку обнаружил в ней элементы религии. Я понял, что учение «Гиты» о нестяжательстве означает, что те, кто стремится к спасению, должны действовать как попечители, которые контролируют огромные суммы, но ни на секунду не считают их своими. Мне также стало ясно, что нестяжательство и равновесие предполагают и духовные перемены, и изменение подхода к своему существованию. Тогда я написал письмо Ревашанкарбхаю с просьбой аннулировать мой страховой полис и вернуть хоть какие-то деньги. В противном случае я мог отнести выплаченные страховые премии к безвозвратным потерям, поскольку убедился, что Бог, создавший меня, моих жену и детей, позаботится обо всех нас. Своему брату, заменявшему мне отца, я написал письмо, в котором объяснил, что отдаю ему все средства, сэкономленные к этому моменту, но в дальнейшем он не может ожидать от меня ничего, поскольку все деньги, какие я заработаю в будущем, пойдут на нужды общины.

Я не надеялся, что брат поймет меня. В достаточно жестких выражениях он напомнил о моем долге перед ним. Мне не следует, настаивал он, пытаться быть мудрее нашего отца. Я должен содержать семью, как это делал он. Я в ответ указал ему, что поступаю в точности так, как поступал отец. Только смысл слова «семья» должен быть несколько расширен, а мудрость предпринятых мной шагов позже станет ясной.

Брат оставил всякие споры и практически перестал общаться со мной. Я был глубоко опечален этим, но гораздо сильнее меня опечалила бы необходимость отказаться от того, что я считал своим долгом. И я выбрал долг. Это нисколько не отразилось на моей привязанности к брату, которая по-прежнему оставалась сильной и чистой, какой была всегда. Причина его недовольства крылась в его столь же сильной любви ко мне. Он не столько нуждался в моих деньгах, сколько желал, чтобы я оставался справедливым по отношению к нашей семье. Однако ближе к концу своих дней он сумел понять и оценить мою точку зрения. Уже почти на смертном одре он осознал правильность моих поступков и написал мне трогательное письмо. Он извинился передо мной, как только подлинный отец мог извиниться перед сыном. Своих собственных сыновей он вверил мне, чтобы я вырастил их в соответствии со своими воззрениями, и выразил нетерпеливое желание скорее вновь встретиться со мной. Затем он прислал телеграмму, в которой сообщал, что хотел бы приехать в Южную Африку. В ответной телеграмме я охотно согласился встретиться. Однако его желанию не суждено было сбыться, как и его желанию относительно сыновей. Он умер прежде, чем смог приехать в Южную Африку, а его сыновей воспитали в атмосфере старых традиций, и они уже не могли изменить своих жизней. Я никак теперь не мог привлечь их к себе. И в том не было их вины. «Кто способен сказать приливной волне собственной натуры: донеси меня сюда, но не дальше?» Кто может стереть из памяти впечатления, с которыми он был рожден? Бесполезно ожидать от своих детей, что они пойдут тем же путем, каким идешь ты сам.

Этот пример в известной степени показывает, насколько громадная ответственность лежит на родителях.

6. Жертва вегетарианству

По мере того как я все сильнее проникался идеалами жертвенности и простоты, а религиозное сознание все больше оживало во мне, росло и мое увлечение вегетарианством как миссией. Я знал только один способ ведения миссионерской деятельности: личный пример и беседы с теми, кто жаждал познания.

В Йоханнесбурге был один вегетарианский ресторан, принадлежавший немцу, стороннику гидропатической терапии по методу Куне. Я сам часто посещал ресторан и старался помочь владельцу, приводя с собой английских друзей. Но я понимал, что долго заведение не протянет, потому что средств вечно не хватало. Я как мог поддерживал его и даже потратил некоторую сумму, но в конце концов оно все-таки закрылось.

Многие теософы в большей или меньшей степени были вегетарианцами, и одна предприимчивая дама из числа членов общества решила попробовать себя в роли владельца по-настоящему грандиозного вегетарианского ресторана. Она была любительницей искусства, вела себя экстравагантно и ничего не понимала в бухгалтерии. Зато имела немало друзей. Начала она скромно, но затем захотела расширить предприятие, арендовав несколько вместительных залов, и обратилась ко мне за помощью. Мне ничего не было известно о ее материальном положении на тот момент, но я полагал, что ее собственная оценка в достаточной степени верна. У меня была возможность удовлетворить ее просьбу. Мои клиенты давали мне в качестве депозитов крупные суммы. Заручившись согласием одного из них, я одолжил ей около тысячи фунтов из его средств. Этот человек был великодушным и доверчивым. В Южную Африку он прибыл сначала как законтрактованный рабочий. Мне он сказал:

– Выделите денег, если вам так угодно. Я ничего не смыслю в таких делах, но хорошо знаю вас.

Звали его Бадри. Позже он принял активное участие в сатьяграхе и угодил за решетку. Я дал деньги в долг, считая, что простого согласия Бадри будет вполне достаточно.

Через два или три месяца я выяснил, что долг не будет возвращен. Я не мог позволить себе столь крупных потерь: существовало множество других целей, на которые я мог бы потратить эти деньги. И действительно, одолженных денег я больше не увидел. Но как я мог предать доверчивого Бадри? Он ведь знал только меня, соглашаясь на ссуду. Пришлось выплатить потерю из собственного кармана.

Один из друзей-клиентов, с которым я обсудил эту злосчастную сделку, упрекнул меня в беспечности.

– Бхай, – сказал он (к счастью, я еще не стал «махатмой» или даже «бапу», отцом, и близкие друзья, обращаясь ко мне, ласково называли меня «бхаем», то есть братом). – Вы не должны были ввязываться в подобные авантюры. Мы ведь зависим от вас во многих других вопросах. Одолженных денег, естественно, не вернешь, но я знаю, что вы не позволите интересам Бадри пострадать и обязательно выплатите ему долг из собственных средств. Если вы продолжите поддерживать свои реформы деньгами клиентов, они разорятся, а вы сами скоро станете нищим. Но ведь вы – наше доверенное лицо и должны понимать: если вы превратитесь в нищего, вся наша общественная работа прекратится.

Этот мой друг, должен с радостью отметить, еще жив. И мне пока не встречался более честный и открытый человек, чем он, ни в Южной Африке, ни где-либо еще. Я знаю, например, что он неизменно извиняется перед людьми, чтобы очистить свою совесть, если подозревает их в чем-либо, а потом узнает, что эти подозрения были беспочвенны.

Я понял всю справедливость его предостережения, потому что, хотя я и возместил Бадри убытки, еще одной такой потери мне было уже не вынести. Пришлось бы влезть в долги, чего я не делал никогда в жизни и чего с отвращением избегал. Осознал я и другое: даже самое благородное рвение реформатора не должно нарушать установленные границы. Я увидел, что, воспользовавшись доверенными мне деньгами, нарушил важнейший аспект учения «Гиты»: обязанность уравновешенного человека состоит в том, чтобы действовать, не желая плодов своего труда. Совершенная ошибка предостерегла меня.

Жертва, брошенная на алтарь вегетарианства, не была преднамеренной или предвиденной. Она свершилась в силу необходимости.

7. Эксперименты с лечением землей и водой

По мере того как неуклонно упрощался мой образ жизни, постепенно усиливалась и моя неприязнь к лекарствам. Практикуя в Дурбане, я некоторое время страдал от слабости и ревматизма. Доктор П. Дж. Мехта обследовал меня, назначил лечение, и я поправился. Не помню, чтобы после этого и до самого моего возвращения в Индию я серьезно болел.

Вот только в Йоханнесбурге у меня начались запоры и частые головные боли, но я поддерживал себя в форме, принимая слабительное и соблюдая строгую диету. Впрочем, лишь с натяжкой я мог назвать себя здоровым человеком и постоянно думал о том, как перестать зависеть от надоевших слабительных пилюль.

Примерно в это время я прочитал о созданнной в Манчестере ассоциации «Долой завтраки!». Ее руководители утверждали, что англичане едят чересчур часто и много. Счета от врачей, которые они получают, очень велики, поскольку люди едят чуть ли не до полуночи, и им следует отказаться по крайней мере от завтраков, если они хотят укрепить здоровье. И хотя по большей части все это не имело никакого отношения лично ко мне, я почувствовал, что кое-что здесь справедливо. Я привык полноценно есть три раза в день, а также пить чай в пять часов. Я никогда не отказывал себе в пище и наслаждался всеми деликатесами, какие позволяла вегетарианская диета без специй. Я почти никогда не вставал раньше шести или семи часов утра, а потому посчитал, что если откажусь от завтраков, то, быть может, избавлюсь от головных болей. И я начал экспериментировать. Поначалу это оказалось достаточно трудно, но головные боли совершенно исчезли. Это натолкнуло меня на мысль, что я действительно ем больше, чем требуется.

Впрочем, от запоров это меня не спасло. Я попробовал терапевтические сидячие ванны по методу Куне, что принесло некоторое облегчение, но не излечило меня окончательно. Затем то ли тот немец, который владел вегетарианским рестораном, то ли кто-то другой (уже запамятовал) принес мне книгу Джаста под названием «Возвращение к Природе». Эта книга познакомила меня с лечением землей. Автор, кроме того, предлагал фрукты и орехи в качестве естественной для человека пищи. Я не сразу перешел на фруктовую диету, но немедленно принялся экспериментировать с лечением землей и добился прекрасных результатов. Лечение состояло в следующем: на живот накладывалась повязка с чистой землей, увлажненной холодной водой и равномерно распределенной по тонкой ткани. Я накладывал этот своеобразный компресс перед сном, снимая его либо ночью, либо утром. Вот что оказалось по-настоящему радикальным лечением. С тех пор я испробовал такое лечение не только на себе, но и на своих друзьях, ни разу не пожалев об этом. В Индии мне не удалось настолько же успешно использовать компресс, поскольку там я никак не мог устроиться на одном месте, чтобы проводить свои эксперименты. Но моя вера в лечение землей и водой до сих пор остается практически неизменной. Даже теперь я нередко прибегаю к нему и рекомендую его товарищам по работе, когда представляется удобный случай.

Хотя я перенес в своей жизни два серьезных заболевания, я считаю, что человеку не стоит травить себя лекарствами. В девяноста девяти случаях из ста от болезни можно избавиться с помощью правильной диеты, лечения землей и водой и других народных средств. Тот, кто бежит к доктору, вайдье или хакиму с любой самой мелкой болячкой, а потом глотает всевозможные растительные или минеральные лекарства, не только укорачивает свою жизнь, но и становится рабом своего тела, вместо того чтобы быть его хозяином, теряет самоконтроль и перестает быть человеком в полном смысле этого слова.

И пусть читатель не удивляется, что я пишу об этом, лежа в постели с заболеванием. Я знаю, почему болею. Знаю, что исключительно я сам навлек на себя эти недуги, и потому не теряю терпения. Более того, я всегда благодарил Бога за болезни, которые стали для меня уроками жизни, помогли мне побороть искушение и не отравлять себя лекарствами. Знаю, мое упрямство доставляет много неудобств врачам, но они достаточно добры ко мне, чтобы считаться с моими желаниями и не оставлять меня.

Впрочем, я отвлекся. Прежде чем продолжать, я должен предостеречь читателя. Те, кто купит вышеупомянутую книгу Джаста, вдохновившись моим хвалебным отзывом, не должны воспринимать ее как истину в последней инстанции. Ее автор почти всегда рассматривает только один аспект заболевания, хотя каждый случай следует изучить по меньшей мере с семи точек зрения. Причем любая точка зрения может оказаться правильной сама по себе, но неверной в определенное время и при определенных обстоятельствах. Не будем также забывать, сколь многие книги написаны в коммерческих целях, ради громкого имени и в погоне за славой. А потому читать подобную литературу нужно вдумчиво, необходимо также посоветоваться с опытными людьми, прежде чем приступать к экспериментам. Следует читать эти книги терпеливо, вникать в содержание и только потом действовать в соответствии с приведенными в них рекомендациями.

8. Предостережение

Боюсь, мне все-таки предстоит отклониться от темы и в данной главе. Я проводил не только опыты с лечением землей, но и опыты с диетой. Здесь уместно будет поделиться некоторыми наблюдениями, хотя у меня еще будет возможность вернуться к ним ниже.

Я, вероятно, не смогу подробно рассказать об экспериментах с диетой, поскольку уже сделал это в серии статей на гуджарати, опубликованных много лет назад в газете «Индиан опиньон» и вышедших затем отдельным изданием, известным под названием «Путеводитель к здоровью». Из всех моих малых трудов именно эта книжка стала особенно популярной и на Востоке, и на Западе – феномен, который мне до сих пор непонятен. Она была написана специально для читателей «Индиан опиньон», но затем, насколько мне известно, повлияла на жизни многих людей на Востоке и на Западе, которые никогда даже не слышали о такой газете. Некоторые из них писали мне потом. Теперь мне кажется необходимым упомянуть здесь о той брошюре, поскольку я, хотя и не вижу причин пересматривать ее содержание, все же внес в мою практику некоторые важные изменения, о которых читатели брошюры не знают и о которых мне следует им рассказать.

Та брошюра, как и все остальные мои труды, была написана с религиозной целью, вдохновлявшей каждый мой шаг, а потому меня глубоко разочаровывает тот факт, что сегодня я не могу осуществить на практике некоторые из теорий, изложенных в той книжке.

Я твердо убежден, что человек не должен пить молоко вообще, за исключением материнского молока в младенчестве. Его диета должна состоять только из высушенных на солнце фруктов и орехов. Он может получить достаточно питательных веществ и для тканей, и для нервов из таких фруктов, как виноград, и таких орехов, как миндаль. Эти продукты помогут подавить сексуальные и прочие страсти. Мои товарищи и я сам могли убедиться в справедливости индийской поговорки: чем человек питается, тем он и станет[92]92
  Изложенное иначе знаменитое высказывание «Мы есть то, что мы едим», приписываемое Гиппократу.


[Закрыть]. Все это отражено в моей брошюре.

К несчастью, в Индии мне пришлось отказаться от практического применения некоторых моих теорий. Во время вербовочной кампании в Кхеде я совершил ошибку в диете, которая подорвала мое здоровье, и оказался буквально при смерти. Я безуспешно пытался восстановить быстро угасавшие силы, продолжая отказываться от молока. Я обратился за помощью к знакомым докторам, вайдьям и ученым с просьбой порекомендовать заменитель молока. Одни предлагали сок бобов мунг, другие – масло мадуки, третьи – миндальное молочко. Я довел себя до истощения, экспериментируя с этими продуктами, но все было тщетно. Вайдьи читали мне стихи Чараки[93]93
  Чарака – выдающийся врач Древней Индии.


[Закрыть], дабы показать, что ограничения в пище по религиозным соображениям неуместны в терапии, и они, стало быть, бессильны. Да и как люди, которые без колебаний прописывали своим пациентам говяжий бульон и бренди, могли укрепить меня в моем стремлении воздерживаться от молока?

Я не мог пить молоко коров или буйволиц, поскольку это запрещал принятый мной обет. Он, конечно же, запрещал любое молоко, но, поскольку, принимая обет, я думал только о молоке коров и буйволиц и мне очень хотелось жить, я убедил себя в возможности чуть «подправить» свою клятву и стал пить козье молоко. Разумеется, при этом я отчетливо осознавал, что отныне сам дух моего обета был уничтожен.

Стремление возглавить кампанию против закона Роулетта[94]94
  Закон Роулетта был разработан комиссией, возглавляемой английским судьей Сидни Роулеттом. Принятый 18 марта 1919 г. закон предусматривал ряд жестких мер, направленных на подавление индийского народного движения, и вызвал бурные протесты по всей стране, тем самым способствовав усилению борьбы за независимость.


[Закрыть] поддержало меня; я хотел выжить во что бы то ни стало. Вот так мне пришлось положить конец одному из величайших экспериментов в моей жизни.

Многие думают, что душа не имеет ничего общего с питанием человека, поскольку сама душа не нуждается ни в еде, ни в напитках, а значит, важно не то, что ты принимаешь внутрь извне, а лишь то, что идет из глубины твоей души наружу. Несомненно, в этих рассуждениях есть доля правды. Однако вместо того, чтобы рассматривать здесь подобную точку зрения, я хочу заявить следующее: для человека, живущего в страхе перед Богом, жаждущего встретиться с Ним лицом к лицу, умеренность в питании важна точно так же, как сдержанность в мыслях и словах.

Теперь я вынужден не только сказать о том, что моя теория не оправдала себя, но и выступить с серьезным предостережением. Я обязан попросить тех, кто последует моему примеру и перестанет пить молоко, не упорствовать в проводимом эксперименте, если только он не окажется полезным во всех отношениях или если так не посоветуют поступить сведущие медики. Опыт показал, что для людей с проблемами пищеварения и для тех, кто прикован болезнью к постели, не существует более легкого и питательного продукта, чем молоко.

Я буду крайне благодарен тому, кто, прочитав эту главу и поэкспериментировав в данном направлении, сообщит мне о том, что обнаружил на практике, а не в теории какой-либо растительный заменитель молока – такой же питательный и легко усвояемый организмом.