Текст книги "Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной"

28. Храбрость Кастурбай

Трижды в своей жизни моя жена едва избежала смерти от серьезных заболеваний. Излечению способствовали домашние средства. Во время первой атаки ее болезни сатьяграха уже началась или вот-вот должна была начаться. У жены открылись частые и обильные кровотечения. Один из врачей, друживших с нашей семьей, предложил хирургическую операцию, на которую Кастурбай не без некоторого колебания согласилась. Поскольку жена была крайне истощена, доктору пришлось делать операцию без хлороформа. Операция прошла успешно, но жена сильно страдала, хотя и прошла через все с удивительным мужеством. Доктор и его супруга, выхаживавшая ее, уделили ей все свое внимание. Дело было в Дурбане. Врач дал мне разрешение отбыть в Йоханнесбург, сказав, что я могу не тревожиться за больную.

Однако уже через несколько дней я получил письмо, в котором сообщалось об ухудшении состояния Кастурбай. Она стала слишком слаба, чтобы даже просто сидеть в постели, а однажды потеряла сознание. Доктор знал, что не может без моего согласия давать ей вино или мясо, а потому позвонил мне в Йоханнесбург, испрашивая разрешения поить ее мясным бульоном. Я ответил, что не могу сам разрешить ему этого, но, если она способна здраво выразить свои желания, врач должен побеседовать с ней, а уже она вольна поступать по своему разумению. Доктор возразил:

– Я отказываюсь беседовать с пациенткой о ее желаниях в данном случае. Вы должны приехать сами. И если вы не позволите мне назначить ей необходимую, по моему мнению, диету, то я отказываюсь нести ответственность за жизнь вашей жены.

В тот же день я сел в поезд, следующий в Дурбан, и встретился с врачом, который спокойно сообщил мне такую новость:

– Прежде чем позвонить вам, я уже дал миссис Ганди мясного бульона.

– Но, доктор, я не могу назвать это иначе, как обманом, – сказал я.

– Ни о каком обмане не может быть и речи, когда назначаешь пациенту лекарство или диету. Более того, мы, медики, считаем порой правильным прибегать к такому невинному обману пациентов или их родственников, если на кону стоит жизнь, – решительно ответил мне врач.

Я был глубоко уязвлен, но сохранял хладнокровие. Доктор был хорошим человеком и моим другом. Я был в долгу перед ним и его женой, но не мог смириться с его врачебной этикой.

– Скажите мне, доктор, что вы предлагаете сделать сейчас? Я никогда не позволю жене есть мясо, пусть даже это приведет к ее смерти! Она станет делать это, только если сама пожелает.

– Можете продолжать философствовать, но я повторю, что, пока ваша жена лечится у меня, я должен иметь возможность давать ей все, что посчитаю нужным. Если вам это не нравится, я с сожалением попрошу вас перевезти ее в другое место. Я не смогу спокойно смотреть, как она умирает под крышей моего дома.

– Вы имеете в виду, что я должен забрать ее отсюда немедленно?

– Разве я так выразился? Мне только хотелось бы получить свободу и лечить ее по своему усмотрению. Имея такую свободу, мы с женой сделаем все, что от нас зависит, а вы сможете вернуться к делам, больше не тревожась. Но если вы не понимаете столь простых вещей, то мне придется просить вас увезти вашу жену из моего дома.

Насколько помню, со мной тогда был один из моих сыновей. Он полностью согласился со мной и тоже заявил, что его матери следует отказаться от бульона. Затем я поговорил с самой Кастурбай. Хотя она действительно оказалась слишком слаба, чтобы беседовать на эту тему, я посчитал своим печальным долгом спросить ее мнение. Я рассказал ей обо всех разногласиях между мной и доктором. Она дала мне решительный ответ:

– Я не стану есть мясной бульон. Это редкое счастье в нашем мире – родиться человеческим существом, и я скорее умру у тебя на руках, чем отравлю свое тело подобной мерзостью.

Мне пришлось даже умолять ее, сказать, что она не обязана во всем следовать моему примеру. Я рассказал ей о некоторых индусских друзьях и знакомых, не считавших зазорным употреблять вино и мясо в качестве лекарственных средств. Но она твердо стояла на своем.

– Нет, – сказала она, выслушав меня. – Пожалуйста, увези меня отсюда как можно скорее.

Я был только рад этому. Не без волнения я принял решение забрать ее домой. Потом поставил в известность врача. Он в сердцах воскликнул:

– Какой же вы бессердечный человек! Вам нужно стыдиться того, что стали обсуждать с ней этот вопрос в ее нынешнем состоянии. Скажу больше: ваша жена сейчас слишком слаба, чтобы перевозить ее. Опасно даже малейшее движение. Не удивлюсь, если она умрет в дороге. Но если настаиваете, то будь по-вашему. Без возможности давать ей мясной бульон я не могу оставить ее у себя ни на один день.

Таким образом мы решили покинуть его дом сразу же. Шел мелкий дождь, а станция находилась достаточно далеко. Нам было необходимо доставить жену поездом из Дурбана на станцию «Феникс», откуда до поселения оставалось преодолеть по дороге еще две с половиной мили. Несомненно, я шел на очень большой риск, но доверился Богу и решил твердо держаться своего решения. Я отправил вперед посыльного в Феникс и попросил Уэста встретить нас на станции с гамаком, бутылкой горячего молока и горячей воды. Ему следовало привести с собой шестерых мужчин, дабы переносить Кастурбай в гамаке. Затем я нанял рикшу, чтобы он привез нас к ближайшему поезду, и положил жену в коляску, понимая, насколько хрупко ее состояние. Наконец, мы двинулись в путь.

Кастурбай не нуждалась в ободрении. Напротив, она сама пыталась успокоить меня и сказала:

– Со мной ничего плохого не случится. Не стоит так переживать.

От нее остались кожа да кости, поскольку она не получала нужного питания несколько дней. Платформа станции оказалась очень длинной. Рикша не мог попасть на нее, так что пришлось пройти какое-то расстояние пешком до поезда. Я перенес жену на руках и уложил ее в купе. От станции «Феникс» мы несли ее в гамаке, а в поселении она постепенно обрела силы благодаря сеансам гидропатического лечения.

Через два или три дня после нашего прибытия в Феникс к нам в гости зашел свами. Он услышал о том, как решительно мы отвергли советы врача, и посчитал своим долгом не просто выразить нам сочувствие, но и переубедить нас. Мои второй и третий сыновья, Манилал и Рамдас, насколько помню, были дома, когда появился свами. Он заявил, что религия не запрещает употреблять в пищу мясо, и принялся цитировать отрывки из «Ману». Мне совсем не понравились его речи, которые он произносил в присутствии моей жены, но из вежливости я терпеливо выслушал его. Я и сам хорошо знал стихи из «Манусмрити», однако они не могли повлиять на мое решение. Я также знал и о другом: некоторые религиозные школы полагают, что эти стихи были добавлены в текст «Манусмрити» позже, но даже если это было и не так, мои взгляды на вегетарианство сформировались независимо от религиозных писаний. Вера Кастурбай тоже оставалась непоколебимой. Священные тексты были ей недоступны, но она довольствовалась традиционной религией своих предков. Дети разделяли веру отца и не поверили свами. Но Кастурбай почти сразу положила конец дискуссии.

– Свамиджи, – сказала она, – что бы вы ни утверждали, я не желаю поправляться благодаря мясному бульону. Пожалуйста, прекратите беспокоить меня. Можете продолжать спорить с моим мужем и сыновьями, если вам угодно. Но я приняла окончательное решение.

29. Семейная сатьяграха

Впервые я угодил за решетку в 1908 году и заметил, что некоторые обязательные правила для заключенных оказались совсем такими же, как те, которые добровольно соблюдает брахмачари, то есть человек, желающий воздерживаться. Таким, например, было правило о том, что последний прием пищи должен заканчиваться до захода солнца. Ни индийским, ни африканским заключенным не давали чая или кофе. Они могли по желанию добавлять соль в еду, но больше не получали ничего, что могло бы заметно улучшить вкус блюда, – например, специй. Когда я попросил тюремного врача давать нам порошок карри, а соль добавлять в пищу, пока она еще готовится, он сказал:

– Вы здесь не для того, чтобы вкусно есть. С точки зрения здоровья в карри нет необходимости, и нет никакой разницы, добавляется ли соль во время или после приготовления еды.

В конечном счете эти ограничения претерпели существенные изменения, хотя и не без сложностей, но оба оказались полезными для воздержания. Запреты, наложенные кем-то со стороны, редко бьют точно в цель, но, если человек ограничивает себя самостоятельно и добровольно, такие запреты подействуют на него благотворно. А потому сразу после освобождения я отказался от чая и взял себе за правило есть строго до заката. Теперь это оказалось несложно.

Случилось так, что мне пришлось сознательно отказаться от соли сразу на десять лет. В одной из книг по вегетарианству я прочитал, что соль не является необходимой частью еды и, напротив, бессолевая диета гораздо полезнее для здоровья. Я подумал, что на брахмачари она влияет положительно. Кроме того, я прочитал и понял, что те, кто слаб телом, должны избегать бобовых. А мне они очень нравились.

Затем у Кастурбай, здоровье которой едва начало улучшаться после операции, снова начались кровотечения, и недуг упорно не хотел отступать. Одна только гидропатия не помогала. Жена не слишком-то верила в мое лечение, хотя и не противилась ему. Впрочем, она не просила и помощи со стороны. А потому, когда все мои методы оказались бесполезными, я стал уговаривать ее отказаться от соли и бобов. Она не соглашалась, как я ни умолял ее, ссылаясь на авторитетных людей. В конце концов жена прямо заявила, что я и сам не отказался бы от этих продуктов, если бы кто-то посоветовал. Я был и уязвлен, и обрадован – обрадован потому, что мог показать ей всю силу своей любви. Я сказал ей:

– Ты ошибаешься. Если бы я постепенно слабел от болезни и врач посоветовал мне отказаться от этих или каких-либо других продуктов, я бы с пониманием подчинился. Но послушай! Без всяких рекомендаций медиков я прекращаю употреблять в пищу соль и бобы на год, и неважно, последуешь ты моему примеру или нет.

Она была заметно удивлена моими словами и воскликнула с глубоким сожалением:

– Пожалуйста, прости! Зная твой характер, я не должна была провоцировать тебя. Обещаю отказаться от этих продуктов, но и ты, ради всего святого, откажись от своего нового обета. Это слишком тяжело для меня.

– Тебе необходимо перестать есть соль и бобы. Уверен, что без них ты почувствуешь себя гораздо лучше. Что касается меня, то я не могу отказаться от принятого обета. Он наверняка будет полезен для меня, поскольку всякое ограничение, какой бы ни была его причина, приносит человеку пользу. Поэтому не проси ни о чем. Для меня это станет испытанием, а для тебя – моральной поддержкой.

И она перестала уговаривать меня.

– Ты слишком упрям. Никого не станешь даже слушать, – сказала она и нашла утешение в слезах.

Мне бы хотелось трактовать произошедшее как проявление сатьяграхи. Этот случай стал для меня одним из самых приятных воспоминаний.

После этого Кастурбай начала быстро поправляться. Стало ли ее выздоровление возможным благодаря бессолевой диете, отказу от бобов и другим последовательным изменениям в ее питании, или плоды принесло мое неустанное наблюдение за точным выполнением прочих жизненных правил, или, может, все дело было в духовном пробуждении, вызванном происшедшим (и если так, то до какой степени) – не знаю. Но она поправилась, кровотечения полностью прекратились, а я лишь закрепил свою репутацию хорошего знахаря.

Мне новые ограничения тоже принесли определенную пользу. Я никогда не жалел об отказе от соли и бобов. Стремительно пролетел год, и я обнаружил, что мои чувственные желания значительно притупились. Эксперимент помог развить склонность к самоограничению, и я продолжал воздерживаться от употребления в пищу соли и бобов еще долгое время после возвращения в Индию. Только однажды случилось так, что я отступил. Это произошло в Лондоне в 1914 году. Но об этом и о том, как я вернулся к указанным продуктам, я расскажу в одной из последующих глав.

В Южной Африке я испробовал бессолевую диету и диету без бобов на многих своих товарищах, и это принесло хорошие результаты. С медицинской точки зрения есть два мнения относительно ценности такой диеты, но, если говорить о морали, я не сомневаюсь, что любое самоограничение полезно для души. Питание человека, ограничивающего себя, должно отличаться от питания того, кто стремится получать удовольствие от еды. Точно так же разными должны быть образы жизни этих двух людей. Человек, который хочет соблюдать брахмачарью, часто не достигает своей цели именно потому, что сбивается и выбирает путь, ведущий к наслаждению.

30. Стремление к самоограничению

В предыдущей главе речь шла о том, как я внес некоторые изменения в мое питание из-за болезни Кастурбай. Позже я снова стал менять свой рацион с тем, чтобы поддержать обет брахмачарьи.

Во-первых, я отказался от молока. От Райчандбхая я узнал, что молоко стимулирует животные страсти. Книги по вегетарианству подтверждали это, но, пока я не принял обет брахмачарьи, я не мог решиться перестать пить молоко. Я давно убедился, что оно не является необходимым продуктом для поддержания сил, и все же отказаться от него было сложно. Пока я только начинал осознавать необходимость такого отказа ради самоограничения, мне попались в руки книги из Калькутты, в которых описывалось, как пытали коров и буйволиц их хозяева. Я был поражен и решил обсудить эту тему с мистером Калленбахом.

Хотя я уже рассказал читателям о мистере Калленбахе в книге по истории сатьяграхи в Южной Африке и ссылался на него в предыдущих главах автобиографии, я считаю необходимым сказать кое-что еще. Познакомились мы совершенно случайно. Он был другом мистера Хана, а поскольку последний считал его очень необычным человеком, он решил представить Калленбаха мне.

Когда я встретил его, я был поражен его любовью к роскоши и экстравагантностью. Уже во время нашей самой первой встречи он с любопытством начал задавать мне вопросы о религии. Мы поговорили и о самоотречении Будды Гаутамы. Знакомство скоро переросло в близкую дружбу. Причем оказалось, что мы мыслим почти одинаково. Он осознал необходимость внести в свою жизнь те же изменения, какие и я внес в мою.

В то время он еще оставался холостяком и тратил на себя тысячу двести рупий в месяц, не считая платы за аренду дома. Теперь он значительно упростил свой быт, и его расходы сократились до ста двадцати рупий в месяц. После того как я отказался от своего хозяйства и освободился из тюрьмы, мы поселились вместе. Мы вели достаточно суровый образ жизни.

Именно в это время мы побеседовали о молоке. Мистер Калленбах сказал:

– Мы часто говорим о вреде молока, но почему же тогда не отказываемся от него? В нем совершенно точно нет никакой необходимости.

Его мысль приятно удивила меня, и я охотно с ней согласился, после чего мы оба дали обет впредь не пить молока. Это произошло на ферме Толстого[99]99
  Ферму Толстого купил и назвал так под глубоким впечатлением от личности и творчества великого русского писателя Герман Калленбах в 1910 году. Ферма находилась недалеко от Йоханнесбурга и просуществовала до 1913 года.


[Закрыть] в 1912 году.

Но даже такого ограничения оказалось недостаточно, чтобы удовлетворить меня. Вскоре после этого я принял решение питаться исключительно фруктами, причем моя новая диета состояла из самых дешевых фруктов, которые можно было найти на рынке. Мы хотели вести такой образ жизни, какой ведут самые бедные люди.

Фруктовая диета оказалась еще и очень удобной. Можно было больше не готовить. В наш рацион входили арахис, бананы, финики, лимоны и оливковое масло.

Здесь я просто обязан предостеречь всех, кто стремится к соблюдению брахмачарьи. Хотя я и проследил связь между питанием и брахмачарьей, я также понял, что важнейшую роль здесь играет человеческий ум. Грязные мысли нельзя искоренить никакими постами, и изменения в диете не окажут на отравленное подобными мыслями сознание существенного влияния. От мысленных страстей можно избавиться только с помощью тщательного самоанализа, покорившись Богу и, конечно же, творя молитву. Существует тесная связь между умом и телом: приземленный ум будет всегда хотеть деликатесов и роскоши. Чтобы преодолеть эту тягу, нужно ограничить свой рацион и соблюдать пост. Чувственный ум вместо того, чтобы контролировать желания, становится их рабом, а потому человеческое тело нуждается в чистой, не возбуждающей страстей пище и периодических постах.

Те, кто легкомысленно относится к ограничениям в еде и постам, совершают столь же большую ошибку, как и те, кто делает ставку исключительно на них. Опыт научил меня, что для человека, чьи мысли направлены исключительно на воздержание, строгое соблюдение диеты и постов будет очень полезным. Более того, без них невозможно полностью избавиться от похоти.

31. Посты

Примерно в то же время, когда я отказался от молока и круп и начал придерживаться фруктовой диеты, я стал поститься, считая это еще одним средством самоограничения. Ко мне присоединился мистер Калленбах. Прежде я уже держал пост, но главным образом ради укрепления здоровья. О том, что посты полезны для воздержания, я узнал от одного своего друга.

Рожденный в семье вишнуитов матерью, постоянно соблюдавшей самые тяжелые обеты, я постился в Индии в день экадаши и прибегал к некоторым другим постам, но таким образом лишь подражал матери и хотел порадовать родителей.

Тогда я не понимал и не верил, что посты могут быть столь эффективны. Но, заметив, что вышеупомянутый друг соблюдает их с пользой для себя, я последовал его примеру и начал держать пост на экадаши в надежде облегчить соблюдение обета брахмачарьи. Как правило, индусы позволяют себе в постный день молоко и фрукты, но такой пост я уже и так держал ежедневно. И потому теперь, постясь, позволял себе лишь пить воду.

Когда я приступил к эксперименту, индусский месяц шраван и исламский рамадан совпали по времени. Семья Ганди давала не только вишнуитские, но и шиваитские обеты, а также посещала шиваитские храмы, кроме собственно вишнуитских. Некоторые члены семьи соблюдали прадоша[100]100
  Прадоша – пост, длящийся до наступления вечера.


[Закрыть] в течение всего месяца шраван. Я решил поступать точно так же.

Эти важные эксперименты проводились на ферме Толстого, где мистер Калленбах и я жили вместе с несколькими семьями сатьяграхов, участников сатьяграхи. Были там и молодые люди, и дети. Для детей мы открыли школу. Среди подростков было четверо или пятеро мусульман. Я постоянно помогал им соблюдать все религиозные обряды, следил за тем, чтобы у них была возможность совершать ежедневный намаз. Молодежь из числа христиан и парсов я тоже считал своим долгом побуждать к соблюдению всех религиозных обрядов.

Я убедил молодых мусульман держать пост в течение всего рамадана. Разумеется, я и сам держал прадоша, но теперь предложил молодым индусам, парсам и христианам присоединиться ко мне. Я объяснил им, насколько это хорошо – стремиться к самоотречению вместе с другими людьми. Многие обитатели фермы поддержали мое предложение. Юные индусы и парсы не подражали мусульманам во всем, поскольку это было и не нужно. Мусульманам приходилось ждать своего завтрака до захода солнца, а остальным не требовалось поступать так, и потому у них освобождалось время, чтобы приготовить вкусную еду для своих мусульманских друзей. Точно так же индусы не обязаны были составлять мусульманам компанию, когда те принимали пищу после захода солнца, и, конечно, все, за исключением мусульман, позволяли себе пить воду.

В результате подобных экспериментов наша молодежь сумела осознать всю пользу постов. В этих молодых людях выработался превосходный esprit de corps[101]101
  Боевой дух (фр.).


[Закрыть].

На ферме Толстого все без исключения придерживались вегетарианской диеты, уважая, как я должен с признательностью отметить, мои убеждения. Мусульманские молодые люди, должно быть, скучали по мясу во время рамадана, но ни один из них ни разу не намекнул мне на это. Они довольствовались вегетарианскими блюдами, а молодые индусы часто готовили для них вегетарианские кушанья, которые соответствовали нашей простой жизни на ферме.

Я намеренно отклонился здесь от основной темы главы, ведь нигде больше не смог бы поделиться столь приятными для меня воспоминаниями. Кроме того, я вскользь упомянул одну из присущих мне особенностей: я всегда любил привлекать соратников ко всему, что казалось мне полезным. В данном случае пост стал для них чем-то новым. Благодаря постам прадоша и рамадан я смог легко убедить их в том, что пост необходим, поскольку является эффективным средством самоограничения.

Атмосфера самоограничения естественным образом установилась на ферме. Все ее обитатели теперь начали присоединяться к нам и держать частичный или полный пост, что, как я уверен, пошло им только на пользу. Не могу точно сказать, насколько глубоко самоограничение затронуло их сердца и помогло ли им в стремлении побороть свои чувственные желания. Как бы то ни было, я сам получил большую пользу, как физическую, так и духовную. Впрочем, я знаю также и то, что посты и другие подобные средства самоограничения не могут оказывать одинаковое влияние на всех.

Пост поможет усмирить животные страсти, только если он соблюдается ради самоограничения. Некоторые из моих друзей, например, обнаружили, что посты, напротив, стимулировали их низменные страсти и аппетит. Пост бессмыслен, если не сопровождается непрерывным умственным стремлением к самоограничению. В связи с этим уместно вспомнить знаменитые строки из второй главы «Бхагавадгиты»:

 
Коль человек постом одолевает свои желания,
То внешние чувственные предметы исчезают,
Оставляя лишь смутную тоску.
Но если он узрел Всевышнего,
То исчезает даже прежняя тоска.
 

Посты и подобные им средства нацелены, таким образом, на самоограничение, но это далеко не все, и если физический пост не сопровождается постом духовным, то он может считаться лишь притворством и непременно закончится катастрофой.