Текст книги "Пираты Тагоры"

Главарь гоготнул в кулак.

– Когда нападает мезокрыл, – пояснил он, – от человека мало что остается… Родная мать не узнает сыночка, не то что лагерные вертухаи… Грех было не воспользоваться столь счастливым случаем…

– Понятно, – сказал Эспада. – Ты сбежал из лагеря. А мутоша горевал.

– Да-а, – протянул Облом. – Хороший он парень, хоть и с прибабахом.

Эспада усмехнулся.

– Парень? Поднимай выше, Облом. Его высочество герцог Вагга Хаззалгский, вот он кто!

– Кто? – поразился главарь. – Мутоша? Герцог? Ну и ну… А я с ним одну баланду хлебал. На раскорчевке вместе корячились. Вот уж судьба…

– Ладно, – отрезал Эспада. – О превратностях судьбы мы после поговорим. А сейчас я хочу кое-что предложить тебе, Облом. Ты не ошибся – я действительно офицер. И у меня ответственное задание. Поможешь мне его выполнить, я помогу тебе вернуться в Столицу. Персональный лимузин и особняк на Зеленом проспекте не обещаю, но полную реабилитацию, жилье и непыльную работу – получишь. Согласен?

– Служу Отечеству, – буркнул Облом.

Все отсеки Ц-613 заливал яркий дневной свет. Экипаж, порабощенный разумными насекомыми, проиграл схватку. Лишенные наездников, моряки бессмысленно таращили глаза, словно внезапно пробужденные и не понимающие, где они и кто они. Победители хозяйничали в отсеках. Береговые бандиты, верные своей мародерской натуре, хватали все, что плохо лежит. Эспаде было ясно, что вот-вот вспыхнет конфликт и на борту начнется бойня. Он сказал Облому:

– Подбери из своих ребят несколько самых крепких, только постарайся обойтись без уголовной шушеры. Возьмите припасы, чтобы хватило для дальнего перехода, и дуйте на берег. Только пусть кто-нибудь вернется на лодке и ждет меня у кормовых рулей. Понятно?

– Понятно, – буркнул Облом. – А как же остальная братва?

– Остальным скоро станет не до нас.

– Ты забыл, что хотел поймать У курка, – напомнил главарь.

– Не забыл, – отозвался Эспада. – Я догадываюсь, где он… Действуй господин Калу.

Агент кивнул Облому и соскользнул по крутым ступенькам на нижнюю палубу, где находилась «горячая» зона. Здесь было тихо. Даже мародеры, не получившие и начального образования, знали, что означает черный трилистник в желтом круге. Да и тревожно мигающие красные лампы не располагали к прогулкам в реакторных отсеках. Уровень радиации поднимался к критическому значению. Кожа Эспады нестерпимо зудела, но жить пока было можно.

Он распахнул дверь, над которой пылал транспарант, предупреждающий, что дальше можно проходить только в специальных костюмах. Сами спецкостюмы – неуклюжие освинцованные скафандры с круглыми прозрачными шлемами – висели в «предбаннике». Двух не хватало.

Эспада не стал тратить времени на надевание спецкостюма – каждая секунда была дорога. Он прошел в следующий отсек. И сразу же увидел их. Они сидели на железном полу, спиной к освинцованной переборке, за которой все быстрее разогревался неуправляемый реактор. Когда вошел Эспада, девочка-чучуни и уголовник по кличке У курок дружно уставились на него остекленевшими глазами.

Эспада просвистел приветствие, сопроводив оное соответствующими телодвижениями, исчерпав тем самым весь наличный запас насекомьего языка. Ответа он не получил.

– Не хотите со мной беседовать, из-су? – сказал он по-русски. – Ладно. Тогда буду говорить я. Уверен, вам понятен язык, на котором я сейчас говорю. Ведь контакт с моей расой вы поддерживали десятки лет и основные языки Земли вам известны. К тому же я был носителем одного из вас. Я даже чуть было не раздавил его. По этому поводу примите мои глубочайшие извинения. А теперь к делу…

У курок и девочка молчали, но не сводили с него глаз.

– Массаракш! – выругался Эспада. – Какой же я осел…

Он не сообразил, что примитивные спецкостюмы не пропускают звуков.

Эспада огляделся и обнаружил грифельную доску, при помощи которой общались техники, когда были вынуждены посещать «горячую» зону.

Он схватил мел и написал по-русски: «Я Диего Эспада, Комиссия по Контактам, Земля. Прошу назвать себя!», протянул доску и мел «немым» собеседникам.

Немного помедлив, доску взял У курок. Кроша мел, коряво нацарапал: «Та-Су, координатор Миссии. Це-Су, инженер».

– Очень приятно, – пробормотал Эспада. – Интересно, кого из двоих мне выпала честь таскать на себе?

Он принял «переговорное устройство» из рук уголовника и написал: «В чем заключается Миссия?»

У курок прочитал, но доску не взял, лишь помотал головой.

– Секретность блюдете? – риторически спросил Эспада.

Стер рукавом написанное, застучал мелом. Как ни старался Эспада быть кратким, текст едва уместился на доске: «Скоро взорвется реактор. Миссия провалена. Враждебные действия против землян повредят вашему народу».

На этот раз доску взяла девочка. Писать она умела еще хуже уголовника, и Эспада с трудом разобрал ее каракули: «Цель Миссии – кладка. Координаты: 55°45 20.99 с.ш. 37°37 03.62 в.д.».

– Вот спасибо, – пробормотал Эспада.

На доске он написал: «Благодарю, из-су! Предлагаю помощь».

У курок опять помотал головой, а девочка накарябала: «Миссия провалена. Спасать плоть – позорно. Спасать честь – почетно».

– Ну и спасали бы свою тараканью честь! – в сердцах проговорил Эспада. – За что людей-то?..

Он хотел было схватить девчонку и уголовника за руки и тащить прочь из реакторного отсека, как вдруг за переборкой загудело, субмарину затрясло, будто припадочную, заискрили контрольные щиты, а сквозь уплотнители герметичной двери, что вела в «горячую» зону, начали пробиваться струи радиоактивного пара.

Эспада закрыл глаза и, стараясь не дышать, попятился. Он знал, что потом ему будет нестерпимо стыдно. Ведь он сейчас не Васку Саад, гражданин Отечества, воспитанник столичных трущоб, сейчас он – Диего Эспада, человек, землянин, эмиссар СГБ…

Вот именно, сейчас ты не человек, а эмиссар. И должен, массаракш, выяснить, что это за кладка такая? И почему ради нее негуманоиды затеяли дурацкую «миссию», пренебрегая этикой Контакта?

Он выбрался из реакторной. Захлопнул за собой массивную дверь. Плотно завернул штурвал. И только тогда позволил себе вздохнуть.

Белую субмарину трясло все сильнее. По-бабьи голосила сирена. Пылали аварийные лампы. Эспада взлетел на среднюю палубу. Здесь царила адская суматоха. Дикий ор перекрывал порой вопли сирены. Тесные вместилища Ц-613 были забиты ничего не понимающим экипажем вперемешку с мародерами. Эспада выхватил из-за пазухи «кобольд», рявкнул:

– А ну расступись!

Никто и не подумал. А скорее всего – не услышали.

Эспада повертел головой. Заметил провод, идущий к надрывающемуся динамику, рванул. Динамик заткнулся, и хотя сирена продолжала вопить в других отсеках, здесь, в узком коридорчике, стало заметно тише. Удивленный сброд тоже перестал орать. На Эспаду уставились десятки глаз.

– Да это наш Шкелетик! – возвестил кто-то.

– Тихо! – гаркнул Эспада. – Слушайте мою команду! Всем срочно покинуть лодку. Двигаться организованно, иначе подохнете. Кто не знает, куда идти, следуйте за мной!

Он двинулся вперед и перед ним расступились. Хотя, казалось, расступаться было некуда.

– Господин Саад, – кто-то горячо задышал ему в ухо. – Господин Саад…

Эспада покосился вправо.

«Массаракш, – подумал он. – А я о них и думать забыл…»

– Вуул, Маар, держитесь рядом, – процедил он. – Не отставать!

Работая локтями, колотя не слишком понятливых рукояткой «кобольда», Эспада продрался к люку, фосфоресцирующий кружок которого казался отсюда таким далеким. Контр-адмирал и мичман лезли за агентом Садом, не отставая, прихватывая его за каблуки и штанины. А следом плотным, воняющим потом и кровью червем пробивались все остальные.

На верхней палубе гулял морской ветер. Он трепал матросские робы и комбинезоны столпившихся на решетчатом настиле имперцев. Трещали под каблуками хитиновые панцири мертвых «братьев по разуму». Трюмные люки были отворены. Морпехи под командованием сержанта Доррла вытаскивали лебедкой вельбот.

Эспада знаком велел Вуулу и Маару не отставать от него ни на шаг и начал пробиваться к корме. Надежда, что присланная Обломом резиновая шлюпка все еще дожидается у кормовых рулей, таяла с каждой секундой.

В ледяной забортной каше действительно что-то плавало. Эспада ухватился за леер ограждения, наклонился над водой, всмотрелся.

Шлюпка была на месте. Полузатопленная, она удерживалась наплаву двумя уцелевшими камерами. Рядом со шлюпкой покачивался труп неизвестного. Но Эспада уставился не на него.

– Массаракш! – потрясенно прошептал М-агент, разобрав на гладком покатом боку плавающего рядом с трупом ящика изображение семигранной гайки, эмблему Следопытов, и четкую надпись на русском языке: «ТАСМАНИЯ».

Глава двенадцатая

Птицелов курил, выпуская дым в открытую форточку. За окном клубился туман, насыщенный миазмами большого нечистоплотного города. Мировой Свет едва-едва теплился над силуэтами панельных домов, порывы ветра хлестали, точно ладонями по стеклу, и сеяли серую морось. Гудели в отдалении заводские сирены, перекликались на кольцевой клаксонами автомобили. Рабочий день жителей Столицы подходил к концу. Птицелов же знал, что ему не удастся вернуться домой до тех пор, пока кризис, вызванный вторжением иномирян, не будет преодолен. А в Отделе «М» классифицировали события в «Южном парке» именно как вторжение, даже осторожный Поррумоварруи не стал возражать и подписал все бумаги: в Департамент Специальных Исследований, в Департамент Обороны, в Департамент Госбезопасности, в Комитет Спасения Свободного Отечества…

Над джунглями в эти минуты сиял горячий, точно раскаленный добела металл, свет. Птицелов невольно прищурился, вспоминая. Он провел на юге сутки, чуть больше… А впечатлений столько, словно еще один год довелось отмотать на раскорчевке.

Вертолеты «Гнев» патрулируют границы кризис-зоны. К береговой линии «Южного парка» приблизился крейсер-вертолетоносец «Герой революции Мак Сим», способный накрыть весь сектор ракетным ударом. Командование округом получило задание не выпускать из кризис-зоны ничего живого, что по размерам было бы сопоставимо с человеком. Если ситуация продолжит обостряться, то… что ж, на борту «Героя революции» имеются и ракеты с ядерными боеголовками – пусть незваным гостям будет хуже!

Может быть, так и стоило поступить? Выжечь «Южный парк» и уже потом, без спешки и нервов, изучать иномирян по их обугленным тушкам. Строить предположения о том, с какой целью они вторглись в Мир, и реконструировать историю их собственного М-мира, как это делается в отношении грязевиков. Но никто не мог однозначно предсказать, чем ответит коварная кризис-зона на ядерный удар. Говорят, что и в войну «Южный парк» старались не задевать, дабы не будить лихо.

Впрочем, один живой иномирянин оказался в распоряжении Отдела «М». Впервые в истории! Птицелову даже из Комитета звонили, чтобы поздравить. Он, правда, так и не понял, кто именно…

В другом конце широченного, словно железнодорожный тоннель, коридора скрипнула дверь. Послышалась чеканная поступь.

Оллу Фешт подошел к Птицелову. Вынул из портсигара длинную и тонкую цигарку, закурил.

– Сейчас не лучшее время для перекуров… – проворчал он. – Говори, зачем позвал, и вернемся в лабораторию.

В лабораторию…

Лежит на прозекторском столе брюхом вверх плененная мокрица. Лапок у нее шесть, как у насекомого, а не как у ракообразного, и каждая отдельным ремешком к столу притянута. Головогрудь снизу покрыта мягкими хитиновыми пластинами, имеется рыжеватая щетина на стыках пластин и в углублениях, образующих что-то вроде рельефа. Брюшко полупрозрачно, отчетливо видны крупные сосуды. Брюшко то сжимается, то разжимается, точно извлеченное из груди, но еще живое сердце.

Мокрица приподнимает над столом голову – насколько может это сделать. Шевелит длиннющими усами, смотрит бессмысленно черными, похожими на обработанные агаты глазами. Иногда на ее беспокойных жвалах выступает пенящийся секрет. Что это за ерунда – пока доподлинно не известно. Химики говорят, что этим выделениям свойственна слабая кислотная реакция и что в них содержатся некоторые знакомые им пищеварительные ферменты.

Птицелову не хотелось возвращаться в лабораторию. Он устал, он пропитался до тошноты запахами препаратов и клоповой вонью, которую источала проклятая мокрица.

– Как моя семья, господин Фешт?

Этот вопрос беспокоил Птицелова куда сильнее, чем вторжение из Массаракша. В конце концов, свою задачу он выполнил и даже перевыполнил, он – не Оллу Фешт, не человек из нержавеющей стали.

– Твоя семья? Лучше некуда! Спасибо, что спросил! – Фешт выпустил дым через нос, как обычно делал, когда был чем-то раздражен.

Птицелов выронил цигарку, быстро подхватил ее с пола, пока на линолеуме не появилась свежая дырка, отправил окурок в форточку. После чего спросил:

– Как это понимать?

Оллу Фешт поморщился:

– Ты ради этого оторвал меня от дел?

– Да, – кивнул Птицелов.

Фешт отхватил зубами фильтр своей тонкой цигарки.

– Массаракш, не могу накуриться… – Он сделал глубокую затяжку, выпустил в Птицелова облако дыма. – Твоя роскошная женщина устроила в доме пожар. Уж не знаю, что она там делала – дичь на костре жарила, как это у вас в поселке было принято, или чем-то другим занималась… Весь этаж пришлось отселить.

У Птицелова сжалось сердце. Он так и думал! Нельзя было оставлять Лию и малыша Киту наедине со Столицей! Злые люди! Ничего не понимают и не хотят понять!

– У нас проводка была худая, господин Фешт! – принялся оправдываться Птицелов. – Когда включаешь сразу кипятильник и утюг, искрит возле счетчика…

– Да! – Фешт отмахнулся. – Примерно то же самое написал и я в муниципалитет, чтобы объяснить безобразие, которое учудила твоя жена.

– Что же теперь делать, господин Фешт? – Птицелов присел на подоконник, обхватил голову руками.

– Да ничего, – бросил шеф «Массаракш-2». – Спешить тебе все равно некуда, занимайся работой. Если ты еще не понял, нас хотят поработить гигантские мокрицы. И пока у них все получается!

– Так где же сейчас Лия и Киту? – Птицелов спрыгнул с подоконника, кинулся к своему бывшему шефу. – Господин Фешт, почему вы не говорите? С ними все в порядке?

– Экий ты, высочество, волнительный… – пожурил Птицелова Фешт. – Да все в порядке с твоими выродками домашними. Мой помощник отвез их за город на профсоюзную дачу. Знаешь, наверное, где это.

Птицелов помотал головой.

– Ну, за городской АЭС, – принялся пояснять Фешт. – Недалеко от разрушенной Маком Симом Башни. Там мемориал теперь строят. На карте посмотри, если достопримечательностей загородных до сих пор не знаешь!

– На дачу? – удивился Птицелов. – Лия ведь не состоит в профсоюзе! Так ведь нельзя, наверное…

– Конечно!

Фешт огляделся. Никого, кроме них, в коридоре не было. Он положил руку на плечо Птицелову и заговорил вполголоса:

– Пришлось ради тебя нарушить пару законов. Нельзя было оставлять твое семейство в городе. Ты ради нашего дела себя не жалеешь, а я вот стараюсь для тебя. Не хотел говорить, но Лию соседи собирались повесить на фонаре, что напротив вашего парадного. Вот так, коллега!

– Лию? На фонаре?!

Птицелов почувствовал, что у него немеет лицо: от запоздалого страха за свою семью, которой он чуть было не лишился, от обиды и гнева. Он в джунглях жизнью рисковал, чтобы уберечь граждан Отечества от угрозы из Массаракша, а в это время те самые граждане… Те самые сволочи…

– Спасибо вам! Спасибо, господин Фешт! – только и смог пробормотать Птицелов.

– Ничего-ничего, коллега, не стоит благодарности. – Фешт отмахнулся. – Отдохнут твои, подлечатся. Там природа, грибы вот такущие. – шеф Отдела «Массаракш-2» развел руками, показывая диаметр шляпок. – Употреблять их в пищу, само собой, нельзя, но собирать – одно удовольствие! Когда все закончится, сам приедешь за семейством.

Птицелов закивал.

– Хорошо. Я все понимаю. Все правильно, господин Фешт. Спасибо вам еще раз. Я только позвоню им, сообщу, что жив-здоров… Можно ведь, да?

– Конечно, можно. Только телефона на даче нет. Номер забрали в связи с государственной необходимостью.

– А-а-а… – протянул Птицелов разочарованно.

Фешт усмехнулся.

– Не беспокойся! А то, смотрю, глазами задергал. Вернемся в лабораторию. Быстрее разговорим эту заразу, быстрее вернемся к семьям.

– Оно не имеет голосовых связок, – сообщил ведущий специалист по М-биологии Мику Воокс. – Некоторые звуки оно способно издавать, набирая воздух в желудок и резонируя брюшком.

Профессор Поррумоварруи сидел на табурете: массивный, темнокожий, в темном костюме-тройке. Огромное черное пятно на фоне обшитых белоснежным пластиком стен лаборатории. Профессор нервничал – качал ногой без остановки. Блик от бестеневой лампы над прозекторским столом метался по лакированному штиблету.

Мику Воокс стоял перед ним, точно школьник. Да, немолодой лысоватый школьник. Биолог был облачен в прорезиненный халат светло-зеленого цвета, на шее болтался респиратор.

Оллу Фешт околачивался возле столика с хирургическим инвентарем. Время от времени он брался нестерильными руками то за один инструмент, то за другой. Поднимал к глазам, рассматривал, любовался, как играет свет на лезвиях скальпелей и изгибах зажимов.

– Скажи сразу, Мику, сможет ли оно отвечать на наши вопросы? – поинтересовался Фешт, поигрывая реберным распатором. – Хотя бы своим желудком. Меня не смутит место, откуда будет исходить звук.

Птицелов, который стоял в дверях, привалившись спиной к косяку, увидел, как Мику Воокс поморщился и сглотнул.

– Оно не сможет разговаривать желудком, господин Фешт, – ответил биолог.

– Жалко. – Фешт примерил к своей руке костные кусачки. Проговорил с нарочитой неспешностью: – Я так надеюсь, что эта тварь – не бездумное биологическое оружие грязевиков, сброшенное нам на головы. Я надеюсь, что в этом существе теплится искра разума и что этот разум боится боли… и смерти!

– Профессор! – Мику Воокс указал на распятое насекомое. – А вот я боюсь, что оно не проживет долго в таком состоянии! – Биолог посмотрел на Птицелова, на Фешта и снова повернулся к Поррумоварруи. – Я предлагаю провести вивисекцию прямо сейчас, пока его органы живы и функционируют. Так мы сможем собрать больше сведений, чем при работе с мертвым существом.

Мокрица сложила и развернула усы, громко скрипнув.

– Отставить, Мику. – Фешт поправил инструменты, так чтобы они лежали ровненькими рядами. – Это плохая идея. Нет в ней творческого начала. Так мы ничего, кроме длины кишечника нашего гостя, не узнаем.

– А что вы предлагаете? – осторожно спросил биолог.

– Подарим нашему гостю легкие и голосовые связки. – Фешт положил пятерню на грудь. – На время, само собой.

– Ваши легкие? – выпучил глаза Воокс.

– Нет, конечно. – Фешт поджал губы. – Найдутся в наших учреждениях добровольцы рангом пониже.

Птицелов не сразу понял, куда клонит его бывший начальник. А потом его проняло. Он вспомнил, как тогда, в кризис-зоне, неожиданно пробудился в нем дремучий страх, вытесняя личность, как что-то заставило его побежать очертя голову, – и кто знает, где он был бы сейчас, если бы Роод не кинулся ему под ноги и не скрутил, как мальчишку. Это походило на внезапную белую горячку, кошмарный сон наяву, когда ты сам не свой, когда тебя переполняют сильные эмоции, а действиями управляют некие «демоны». Врагу не пожелаешь испытать такое – о каких же добровольцах говорит Фешт?..

Мику Воокс снял с шеи респиратор, помял его пальцами.

– Решение должен принять господин профессор, – пробурчал он, опустив глаза.

– Держи карман шире! – бесцеремонно заявил Фешт, повышая голос. – В поимке и доставке этого существа принимали непосредственное участие мои люди! Операция проводилась двумя ведомствами, и поэтому мое слово значит в этих стенах не меньше, чем слово профессора.

Поррумоварруи поглядел из-под бровей на биолога, потом на Фешта. Поправил лацканы пиджака и ничего не сказал.

«Сдал профессор. – Птицелов видел это теперь как никогда четко. – Опустил руки. А ведь война только началась!»

– Что же вы, господин Поррумоварруи? – с ухмылкой спросил Фешт, который наверняка тоже почувствовал, что титан неоправданно долго не берет инициативу в свои руки. – Согласитесь со мной или станем подбрасывать монетку? – В раскрытой ладони шефа Отдела «Массаракш-2» блеснул полтинник свежей чеканки.

– Птицелов… – Профессор вынул платок и утер губы. – Птицелов, не найдется ли доброволец в твоем секторе?

– Большинство моих людей откомандировано в южные джунгли, остальные находятся в Столице, – ответил Птицелов. – Каждый выполняет свое задание, господин профессор.

– Да-а, – протянул Поррумоварруи. – Вы видите, Фешт? Не станем же мы вешать эту заразу на первого попавшегося лаборанта?

– Младший ротмистр Озул Душту!

Молодой офицер щелкнул бы каблуками, да только был он бос и раздет до трусов.

Оллу Фешт и Мику Воокс принялись придирчиво разглядывать добровольца.

– Тараканов, случайно, не боишься? – полюбопытствовал Фешт.

– Никак нет, господин… господин… – Младший ротмистр не знал, какое звание у Фешта, но нутром чуял, что это звание непременно должно быть.

– Господин Фешт, – подсказал негромко начальник Отдела «Массаракш-2».

Он повернулся к Вооксу и кивнул. Биолог еще раз заглянул в медицинскую карту офицера, посмотрел молодому человеку в глаза и тоже кивнул.

Мокрица заскрежетала жвалами, завозилась, пытаясь в очередной раз освободить лапы из ременных петель. Поняла, что и сейчас ей не справиться, обмякла. Новая обильная порция секрета выделилась из пасти, заструилась по столу, потекла на кафельный пол.

– Господин Фешт, – ввязался Птицелов, искоса поглядывая на младшего ротмистра. – Нельзя же так, в самом деле! Жалко парня! Кто знает, что с ним станет. Пусть нам лучше преступника из тюрьмы привезут. Осужденного на смерть преступника! Над ним и будем ставить эксперименты.

– Ага. Преступников нам только здесь не хватало. В секретной лаборатории! – пробрюзжал Фешт. Видя, что Птицелов не может угомониться, объяснил: – Высочество, мы – не органы правосудия. Мы не имеем права осужденного на смерть подвергать еще каким-нибудь наказаниям или пыткам. Ему вынесли приговор, его повесят или расстреляют, на этом – все! А вот он, – Фешт звучно похлопал офицера по плечу, – согласен сотрудничать добровольно, из чувства долга и своего искреннего патриотизма. Я прав, младший ротмистр Душту?

– Так точно, господин Фешт! – Офицер вздернул подбородок.

– Молодец, одобряю! – Фешт оскалился; улыбаться он не умел.

– Служу Отечеству! – выпалил младший ротмистр.

– Тише вы! – Мику Воокс пододвинул к прозекторскому столу кресло. – Орать будете, когда я привяжу вас к креслу и освобожу существо. А сейчас, прошу садиться сюда!

Озул Душту подошел к креслу, потрогал ременные петли, свисающие с подлокотников, прикоснулся к холодному металлическому сиденью. Затем бросил взгляд на мокрицу. Птицелову показалось, что сейчас офицер одумается, оденется и уйдет служить себе дальше. Но парень взял себя в руки, уселся в кресло, позволил ассистенту Воокса зафиксировать ему руки и ноги, а дальше – прикрепить к телу уйму датчиков, соединенных с медицинским оборудованием.

– Камеры работают? Запись ведется? – Фешт замотал головой, высматривая под потолком объективы.

– Ведется, господин Фешт, – ответили ему из аппаратной по громкой связи.

– Биометрия? – спросил Воокс.

– Биометрию получаем, – отозвалась аппаратная.

– Ну что ж, пошли отсюда, Птицелов, – шеф Отдела «Массаракш-2» кивнул на дверь.

Птицелова не нужно было просить дважды. Воокс и его ассистент тоже вышли.

Они собрались у окна высотой от потолка до пола. Профессор Поррумоварруи тоже был здесь – сидел на табурете у стеночки и тер широкую переносицу, золотые очки лежали у него на коленях. Лаборанты возились у пульта, мониторы на стене перед ними показывали лабораторию под всевозможными ракурсами.

Младший ротмистр сидел лицом к окну. Он невозмутимо озирался, сжимал и разжимал пальцы на ногах. Мокрица на столе не шевелилась, только брюшко вздымалось и опадало, точно существо страдало отдышкой.

– Профессор… – выжидающе протянул Фешт.

Поррумоварруи водрузил на нос очки. Поднял руку, блеснув светлой ладошкой.

– Начинайте!

Воокс повернулся к людям у пульта.

– Разблокировать замки!

Кто-то щелкнул тумблером. Ремни, которыми лапы мокрицы были притянуты к столу, ослабли. Оллу Фешт и Птицелов закурили. Доброволец не оборачивался – очевидно, боялся показаться трусом, – только взгляд его метался безостановочно и торс заблестел от выступившего пота. Но мокрица лишь шевелила усами и хлюпала жвалами.

Минуты шли, в лаборатории ничего не происходило. Даже младший ротмистр смог расслабиться, насколько это было возможно в его положении.

– Ну-ка, Мику, пошевели его! – распорядился Фешт.

Из закрепленных под прозекторским столом баллонов ударили струи сжатого азота. Мокрица скрылась в белесом облаке. Лабораторию огласил скрежет, заметались в клубах газа похожие на сухие ветви лапы.

– Еще раз! – вновь приказал Фешт.

Но существо не стало ждать второго раза. Свалилось со стола, на миг свернулось, превратившись в кожистый мяч, затем развернулось – на сей раз оно уже стояло на лапах. Кинулось к дверям. Фешт отшатнулся от стекла, настолько поразила его эта тараканья прыть.

– Оно прекрасно ориентируется в лаборатории! – прокомментировал начальник Отдела «Массаракш-2», повернувшись к Поррумоварруи. – Не прячется под шкаф, а ищет выход!

Тем временем существо ощупало двери усами. Просто так из лаборатории было не выбраться. Дверь – из стали, запиралась герметично. Мокрица поставила на нее передние лапы, задрала голову, уставилась на притолоку, над которой горел огонек с надписью «Заблокировано».

– Ну давай, соображай скорее!.. – подбадривал ее вполголоса Фешт.

– Господа! – неожиданно заговорил доброволец. – Господа, я передумал! Заберите меня отсюда!

Птицелов рванулся к двери. Фешт поймал его за рукав.

– Стоять… – прошипел он. – Дернись еще раз – пристрелю!

Существо оставило дверь в покое, обвело взглядом лабораторию. Похожие на агаты глаза отыскали привязанного к креслу человека. Шурша лапами и чешуйками по кафельному полу, мокрица стала приближаться к Озулу Душту.

– Я прошу вас! – младший ротмистр замотал головой. – Выпустите меня отсюда!

Мокрица обошла кресло по кругу, как будто пыталась высмотреть подвох. Потом подошла к окну, за которым стояли наблюдатели. Поставила на стекло передние лапы, как и на дверь до того, посмотрела с насекомьей апатией на Оллу Фешта, Птицелова и профессора Поррумоварруи. Потом выгнулась дугой, отведя голову назад, и в тот же миг ударила ей, точно молотком. Стекло дрогнуло, но выдержало: чтобы его расколоть, нужно было стрелять бронебойными патронами.

Оллу Фешт погрозил мокрице пальцем.

Существо перебежало к добровольцу. Тот что-то запричитал, но почти сразу замолк. Мокрица вскарабкалась по ноге младшего ротмистра, запустила когти ему в грудь и в живот, расположившись вертикально вдоль линии позвоночника. Озул Душту дышал часто и неглубоко, он продолжал смотреть на наблюдателей, склонив голову вбок; с его губ свесилась нить слюны.

– Оно уже внедрилось? – спросил Фешт Птицелова.

– Я откуда знаю? – проворчал тот.

О том, что он сам побывал в позорном плену у мокрицы, Птицелов не упомянул ни в одном рапорте. Его рабство продолжалось всего несколько минут, но попробуй объясни это Оллу Фешту, который даже в собственной тени видел замаскированного иномирянина. К тому же Роод и Хаан, которые могли бы донести на Птицелова в «Массаракш-2», погибли. Жаль, конечно, парней, но обстоятельства сложились для Птицелова не самым худшим образом.

Оллу Фешт поднес к губам микрофон.

– Младший ротмистр Душту! Ты слышишь меня?

Доброволец не ответил.

– Что с жизненными показателями? – спросил Фешт Воокса.

– Все в пределах допустимого. Похоже, доброволец потерял сознание.

– Птицелов, а ты что думаешь?

Что он мог думать? Отпустить надо было бы младшего ротмистра, не то его жертва может стать напрасной.

– Оно не желает сотрудничать, – высказался Птицелов.

Фешт поджал губы, кивнул и снова поднял микрофон.

– Если ты не желаешь сотрудничать, я прикажу убить тебя, а твоих сородичей накрыть атомным ударом. Ты же умная букашка и все понимаешь, да?

Поррумоварруи вздохнул, снял очки, почесал затылок.

– Ты меня слышишь? – продолжал настырный Фешт. – Зачем ты прибыл в Мир? Какое твое задание?

– Быть может, – вмешался Воокс, – когда численность их колонии достигает определенного уровня, просыпается коллективное сознание…

– Чушь! – перебил биолога Фешт. – У нас в руках – одно существо, так будем же исходить из предположения, что оно разумно! – И снова заговорил в микрофон: – Какова цель твоего прибытия? Как называется ваш мир?

Птицелов прочистил горло. Его посетила неожиданная мысль.

– Господин Фешт, спросите то же самое, но на языке грязевиков.

Фешт притопнул ногой.

– Массаракш! Молодец, высочество!.. Одобряю… – Потом поднял микрофон и проговорил когда-то заученное: – Как называется ваша планета?

Губы Озула Душту дрогнули.