Текст книги "Бесы 3.0"

– Полно! Клубы у них вроде чистилищ. Типа, как у нас с вами вот эта забегаловка, – сказал Молох, повертев головой в поисках вывески кафе. – Всё время забываю, как она взаправду называется. Ну да шут с ней. Примерно в таком же чистилище я с женой своей познакомился. Она у меня, между прочим, из рода княжеского, из декабристов, из Трубецких. Махровая аристократка!

Слушатели чуть закаменели.

– Молох и аристократка, сюжет этой песни… – вдруг нараспев произнёс Молох. – Понимаю, верится с трудом. Мне самому иногда не верится.

Но что-то она во мне нашла. Сексуальный я, наверно…

Все улыбнулись. Молох внешне напоминал гориллу. Но кто ж их поймёт, этих аристократок.

– Кстати, вы знаете, что существуют четыре правила, которые отличают аристократов от всех остальных людей? – спросил вдруг Молох.

Слушатели покачали головами.

Тогда Молох поднял вверх указательный палец и с выражением продекламировал:

Первое: аристократы не торгуются.

Второе: аристократы верят.

Третье: аристократы уважают низшие сословия.

Четвёртое: аристократы достойно пьют.

Все вдруг перестали улыбаться, задумались.

Молох продолжил:

– Я подпадаю под третье правило: «уважают низшие сословия». Только вот за что меня уважать? Родился в самом бандитском районе Челябинска. Кем ещё мог вырасти, кроме бандита? Отслужил в армии в горячих точках, горячее которых не сыскать. Приехал искать лучшей доли в Москву. Сразу попал в Солнцевскую ОПГ. Однажды чуть не загремел на тюремные нары, но Маммон помог, отмазал. На работу в ночной клуб устроил. Там и встретил её – свою аристократку. Удивительно, но она и все её родственники как-то сразу меня приняли. И за то время, что живём вместе, ни разу не упрекнули, не постеснялись, не попытались переделать, не заставили испытать неловкость.

Молох тяжело вздохнул.

– Не скажу, что я счастлив от этого. Наоборот, иногда хоть вешайся. Постоянно кажется, что где-то тайно, за спиной они смеются надо мной, издеваются. Я даже прослушку несколько раз ставил. Ничего! Ни разу плохого слова не сказали! Будто чувствуют, что за ними следят. А знаете, как с ними больно на рынок ходить? Им же там всё втридорога продают, обманывают, просроченный товар втюхивают. А те в ответ улыбаются и благодарят. Я несколько раз скандал закатывал. Жизни пытался учить. А им что об стенку горох. «Надо верить», – говорят. Представляете: «Надо верить!»

Молох снова вздохнул.

– А я вот не понял насчёт «достойно пьют», – признался Оливий. – Не пьянеют, что ли?

– Я тоже в это правило не врубаюсь, – Молох пожал плечами. – Мои-то совсем не пьющие.

Он бросил унылый взор на опустевшую бутылку с лучшим эльзасским божоле и крикнул:

– Водки нам… пожалуйста!

Затем он присел за столик и, чуть наклонившись, заговорщицки прошептал:

– Не представляете, сколько раз хотелось их всех поколотить и даже замочить! Только работа и спасает. Приходишь в башни, а тут менеджеры, сжирающие друг друга заживо, заговоры, скандалы, банкротства, корпоративные разборки. Джунгли! Настоящая жизнь! Такая, как есть!

Молох нагнулся ниже и прошептал ещё тише:

– Я вообще человек воцерковленный, молитвы знаю, службы посещаю. Но мне всё равно иногда те жмурики, которых мы с башни сбросили, в снах являются. Ругаются, угрожают. Я уже столько денег отнёс в Храм Христа Спасителя, он тут неподалеку, а эффекта ноль. Вроде бы самый главный храм – должно помогать. Нет, не помогает! А у вас как? Видятся вам те жмурики?

Выбранная тема слегка обескуражила. Никто уже давно не задавал друг другу подобных вопросов. Все свыклись с мыслью, что те чиновники заслужили подобную участь. Взяточники и коррупционеры стояли на пути проекта «Вертикаль», мешали преднамеренно, а значит, приговорили себя сами. Сбрасывание с «крыши мира» превратилось в культ, обряд, ритуал, священное жертвоприношение. И если первый случай произошёл почти случайно, то второй и третий были отрепетированы и осуществлены с особым расчётом и цинизмом. То были клятвы кровью…

– Я даже не помню их лиц и фамилий, – признался Ронове.

– Я помню, но сплю спокойно, они заслужили, – сказал Оливий.

– А я помню только, что у последнего изо рта воняло, словно из преисподней, – произнесла Махаллат. – Он всё время пытался засунуть мне в рот свой противный язык. Иногда аж тошнило…

Оливий автоматически схватил нож.

– Вы целовались?..

Глаза Махаллат сузились то ли как у кошки, то ли как у змеи.

– Прекрати, – приказала она тихо-тихо. Оливий тут же положил нож и прекратил.

– Хорошенькая у нас подобралась компания! – резюмировал результаты копаний в совести Молох. – А вообще я сюда шёл не за тем, чтобы душу изливать. Психоанализ как-то случайно врубился. Я пришёл узнать, что мы будем делать дальше? Проглотим плюху от Ариэля и его райской банды или предпримем что-то в ответ?

– А что с их оружием? – спросил Ронове. – Они ж явились в башни вооружённые! Это что, сойдёт им с рук?

Молох грустно улыбнулся и ответил:

– Мы, конечно же, вызвали полицию. Те приехали прямо в разгар их долбаного семинара. Всё обыскали. Но никакого оружия не нашли. При них имелись только муляжи нагана и двух маузеров, сделанные из папье-маше.

– Они из того папье-маше стреляли! – возмутился Ронове. – Какого чёрта?

– Я в оружии хорошо разбираюсь. Точно знаю: к нам они пришли с боевыми пистолетами. Но по пути на сорок третий этаж успели подменить их на муляжи.

– А как они проникли с оружием в здание? – спросил Ронове.

– Пока неясно.

– Здорово! – усмехнулся Ронове. – Ну а камеры? У нас же камеры повсюду, в том числе и в переговорной, где они размахивали этим своим «оружием революции»?

– Камеры не работали…

Все переглянулись и хотели высказать очевидную мысль о предательстве, но их опередили.

– Похоже, в наших рядах предатель! – раздались два голоса одновременно.

Это к столику подошли Фурфур с Пихтионом.

– Вы так тихо шепчетесь – на весь «Мордор» слышно, – улыбаясь, сказал Пихтион. – Что пьёте?

– Вино, которое кончилось, и водку, которую всё никак не принесут…

– Тогда мы, как обычно, всех спасём, – заявил Фурфур, доставая из своего фирменного портфеля фирменный же коньяк.

– Аристократы достойно пьют! – усмехнулся Оливий.

– Что?

– Да так… Только что спорили про аристократию. Про четыре правила, которые отличают аристократов от остальных людей.

– Про предательство что-нибудь было? – поинтересовался Пихтион.

– Ни слова…

– А зря! Предательство – верный спутник правящих классов, конкуренции и прогресса, – Фурфур разлил коньяк по имеющейся таре. – Чем выше забираешься, тем выше уровень предательства. В башнях с этим и так нормально, но та зловонная субстанция, в которую нас макнул носом Ариэль, просто высший сорт! Враг знал о нас буквально всё. Вплоть до спрятанных дробовиков и гитары в шкафу. Мы же про врага не знаем ничего. Три ряженых клоуна назвались посланцами Рая, покуражились и безнаказанно ушли. Причём не спрятались в страхе, не залегли на дно. Они просто спустились на несколько этажей вниз и сидели там на долбаном семинаре, ничего и никого не боясь. Что вообще происходит?

– Уверен, Маммон знает больше нас, – заявил Ронове. – Видели, как он разговаривал с Ариэлем насчёт того, кто возомнил себя Богом? Кажется, речь шла о конкретном человеке? Кто-нибудь знает, о ком?

Команда обменялась вопросительными взглядами.

– Мы надеялись, вы нам расскажете, – от лица старожилов стола сказал Молох. – Вы же у нас по части всяких там юрлиц, договоров и бенефициаров.

– Знаем не больше Гугла, – ответили Фурфур и Пихтион.

Фурфур вытащил из кармана какую-то бумажку и прочёл:

– РАЙ, Российская Ассоциация Инвесторов, создана тридцать лет назад. Основная деятельность: кредитование, финансы, биржи. Управляет крупными портфелями нефтяных и газовых компаний. Последние годы крен в сторону строительного бизнеса. Владеют несколькими архитектурными бюро, которыми спроектировано в общей сложности более ста объектов. Когда-то намеревались вкладывать деньги в строительство одной из башен «Москва-Сити», но посчитали инвестиции долго окупаемыми и отказалась. Бенефициары неизвестны.

– Статья из википедии. Ни о чём, – резюмировал Молох.

– А так оно и есть, – согласился Фурфур. – В их Ассоциации масса юрлиц, но истинных бенефициаров выявить не удалось. Слухи ходят самые разные, но вскрыть райские офшоры пока ни у кого не получалось. В своё время это пытались сделать Минфин, Центробанк, МВД и даже Международная Комиссия по ценным бумагам за сомнительные сделки на биржах. Но у всех случился облом.

– Бога не увидеть, в него нужно верить, – усмехнулся Оливий.

– Не богохульствуй! – то ли в шутку, то ли всерьёз произнёс Молох.

– А если подойти логистически? – предложила Махаллат. – Где-то же у них есть головной офис?

– Нигде, – усмехнулся Пихтион. – Есть сотни офисов ассоциативных членов, разбросанных по стране. Основная часть, конечно же, в Москве. Их около двухсот. Ещё сотня рассредоточена по России. И двадцать два офиса в крупных городах мира, где есть биржи. Председателя Ассоциации меняют каждый год. Ещё ни разу им не был один и тот же человек.

– А проследить финансовый след?

– Кто это сделает? Силовики? – спросил Пихтион. – Отец Лилит уволен. Ещё неизвестно, кто придёт ему на смену.

– А если наш следак? – предположил Молох.

– Какой следак?

– Ну тот, что ведёт расследование по делу о прыгунах? Он же вроде в большом авторитете…

– Таких, как он, не назначают, – твёрдо сказал Пихтион. – А если вдруг назначат, то нам крышка. Ясно ж, кем инициированы все эти отставки и новые назначения…

– Лес пойдём валить. Если что, я умею пилить дрова, – грустно пошутил Молох.

На шутку даже не среагировали.

– Так от кого же всё-таки прилетел Ариэль? – спросил Оливий. – От кого он всё узнал? Про отставку правительства, про увольнение отца Лилит, даже про наши будущие проблемы с банками. Кто он, этот Бог? Как его имя?

– Плотников Павел Львович, – раздался вдруг за спинами голос Маммона.

От неожиданности кто-то опрокинул фужер.

– Да что ж вы все сегодня так подкрадываетесь, – вытирая салфеткой коньяк со стола, произнёс Ронове.

– А вы чего разорались на весь «Мордор»? – смеясь произнёс Маммон. – Тоже мне конспираторы. Нашли, вообще, где собраться на тайную вечерю. В самом эпицентре слухов и сплетен. А еще потом удивляемся, откуда враги обо всём знают.

– Про это место как раз никто и не подумает, – заявил Ронове. Именно он был инициатором встречи в «Чистилище».

– Так кто же такой этот Плотников? – спросил Оливий, копаясь в смартфоне. – Интернет выдаёт то актёров, то программистов, то архитекторов…

Из-за спины Маммона вдруг вынырнула Лилит: – Ищи среди архитекторов.

Лилит осмотрела стол:

– Что пьёте?

– Водку и коньяк…

– Мне сами знаете, что… – сказала она, вмиг увидев перед собой фужер с коньяком.

– Звонил отец. Его вышвырнули в отставку, – произнесла она, осушив содержимое. – Но вы, так поняла, уже в курсе.

Фурфур налил ещё, но Лилит поставила фужер на стол:

– Достаточно… Впереди важная встреча… Она обвела взглядом аудиторию и сказала:

– Хорошо, что все в сборе. Надо решить, покоримся ли мы «Судьбе»?

– Черта с два!..

– Ни за что!..

– Пошли они!..

– Не в таких передрягах бывали!..

– Вломим врагу по самые…

Лилит загадочно улыбнулась:

– Тогда, думаю, всем пора узнать про «Судьбу».

Судьба

Небоскрёб «Судьба» изначально должен был стать самым высоким и самым необычным сооружением комплекса «Москва-Сити», но не сложилось.

Спроектированная группой молодых архитекторов во главе с Павлом Плотниковым «Судьба» не выдержала банальной конкуренции с башнями «Федерация», «Эволюция», «Империя», «Меркурий», «Евразия», «Город столиц» и другими.

Градостроительный совет Москвы совершенно обоснованно признал проектные решения «Судьбы» ненадёжными и зарубил проект ещё на стадии предварительного отбора.

В открытом доступе не осталось даже упоминаний о «Судьбе», точно так же, как и о доброй сотне подобных проектов. Конкурс тогда был огромен. Участвовали архитектурные ателье со всего света. До амбиционной московской молодёжи никому не было дела.

Но молодёжь выросла. Крошечное архитектурное бюро Плотникова разрослось до масштабов многопрофильного холдинга.

Сильно помогла нефть. Углеводородный бум требовал от инженеров-конструкторов быстрых и нестандартных решений.

Когда промышленности понадобились легковозводимые буровые вышки, Плотников обратился к наследию прошлого. Изучив опыт предшественников, он скопировал и усовершенствовал знаменитые когда-то «Шуховские башни» и в целом взял на вооружение знаменитый гиперболоидный Шуховский стиль.

Гениальный русский инженер Владимир Григорьевич Шухов еще в 1890 году изобрёл первые в мире гиперболоидные конструкции и металлические сетчатые оболочки. Эту идею он подсмотрел у своей бабушки, которая плела корзины. Шухов подумал, почему б точно так не сплетать между собой железо. Когда он воплотил свои мысли в жизнь, это стало настоящим инженерным прорывом.

Первая сетчатая башня была построена Шуховым для Всероссийской промышленной и художественной выставки в Нижнем Новгороде в 1896 году. Затем по проектам Шухова стали возводить водонапорные и нефтяные вышки, корабельные мачты, маяки, линии электропередач.

На основе гиперболоидных конструкций Шухова возведён шестисотметровый небоскреб Canton Tower в Гуанчжоу, известные башни в Цюрихе, Сиднее и многих других городах мира. Говорят даже, что свой роман «Гиперболоид инженера Гарина» писатель Алексей Толстой придумал под впечатлением от гиперболоидной Шуховской башни.

Мастерская Павла Плотникова стала истинным продолжателем дела Шухова. Поначалу проектировали простенькие буровые установки для нефтяников и газовщиков. В девяностые, когда не было денег, заказчики часто расплачивались не живыми деньгами, а векселями и акциями своих предприятий. Так постепенно Плотников стал совладельцем нескольких нефтегазодобывающих компаний. Со временем инженерные конструкции усложнялись, вместе с тем усложнялась и структура бизнеса Павла Плотникова.

Говорят, что гениальный человек гениален во всём. Гений Плотникова однажды коснулся финансовой сферы. Приобретя по случаю какой-то разорившийся банк, Плотников понял, что самый эффективный способ зарабатывания денег – это генерация и продажа самих денег. Он забросил архитектуру. Отдав своё бюро в доверительное управление, Плотников начал строить финансовую империю. И это ему удалось.

Венцом творения стал полностью виртуальный банковский сервис, принципом которого было следующее: не важно, в каком именно банке ты взял кредит, значительную часть денег ты должен именно ему – Павлу Львовичу Плотникову. Осуществить такой замысел удалось благодаря вложениям в первую сотню банков страны. В каждом из этих банков имелся либо контрольный, либо блокирующий пакет акций инвестиционных фондов, созданных юридическими лицами «Российской Ассоциации Инвесторов» Павла Плотникова.

Так в стране наступил финансовый РАЙ. Причём без всяких подводных камней и мелкого шрифта в конце договора. Настоящий РАЙ, ибо у финансового Бога имелись идеалы и принципы.

Плотников выступал за то, чтобы процентные ставки были максимально низкими. И они стали самыми низкими в истории новейшей России. Он выступал за доступность кредитных продуктов любым категориям граждан и юридических лиц. И взять кредит стало возможно, кликнув клавишу в смартфоне.

Много чего «доброго и светлого» произошло в банковской сфере с приходом туда Павла Плотникова. Однако в погоне за всеобщим финансовым благом Плотников совершенно забыл про собственное здоровье. Однажды он почувствовал себя плохо, а после медицинского обследования вдруг услышал какие-то смешные названия: нейтрофилы, базофилы и моноциты. Он даже не сразу понял, что все вместе эти названия означали приговор – лейкоз.

Всё вдруг потеряло смысл, перестало иметь хоть какое-то значение. А больше всего расстраивал тот факт, что его божественный финансовый дар людям оказался не нужен. О Павле Плотникове даже не было записи в Википедии. Зато много иных записей. Людей, проклинающих банки, людей, завязших в кредитах, людей, кончающих с жизнью из-за огромных долгов.

Доступность кредитов с низкими процентными ставками вместо блага превратились в непосильную ношу, которая повергала в депрессию и простых людей, и промышленность. Кредитование приобрело катастрофический характер. Банкам был должен едва ли не каждый житель страны.

Иногда Плотникову казалось, что из-за этих вот людских проклятий с ним и приключилась беда. Это угнетало и сжигало. Но однажды пришло спасение…

Изучая отчётность нескольких банков, он вдруг увидел запросы на крупную кредитную линию от «Ассоциации Девелоперов». Те явно собирались строить нечто грандиозное. Наведя справки, он понял, что речь идёт о строительстве новой башни «Вертикаль» в «Москва-Сити». И тут он вспомнил про то, чем грезил в молодости, про то, что точно оставит его в памяти людей не проклятым ростовщиком, а истинным творцом и создателем.

И он обратился к брату…

Брату, с которым не виделся и не разговаривал уже лет десять, а может, и больше. Так часто бывает у братьев. Они с детства конкурируют друг с другом, почти никогда не ведая ни причин, ни возможных последствий той конкуренции. Сколько психологических трудов написано, сколько диссертаций защищено, но со времен Адама, Евы и их сыновей никто толком не знает, почему подобное происходит.

Брат Павла Плотникова к тому времени дослужился до генеральского чина, став главным полицейским страны. Генерал-полковник Михаил Львович Плотников был старше на семь лет и, конечно же, слышал о финансовом гении младшего брата, но слышал по долгу службы. А это означало, что и он, и его подчинённые считали того преступником. Всеобщее финансовое благо воспринималось ими не как дар, а как удавка на шее граждан и бизнеса, что рано или поздно должно было привести к открытой конфронтации.

Уголовные дела, отзывы банковских лицензий, неожиданные банкротства, взлёты и падения биржевых индексов, выемки документов, задержания, аресты – таков шорт-лист непростых взаимоотношений братьев Плотниковых.

Но даже несмотря на всё это, младший брат унизился до просьбы, лично пришёл к старшему, попросив того об одолжении. Он мечтал вернуться к архитектуре, к строительству, к своей мечте – к «Судьбе».

Старший, конечно же, отказал, ведь дать осуществить мечту брату означало поставить крест на мечте своей любимой дочери.

И брат пошел на брата…

Рай объявил войну Аду…

Вертикаль

– Вертикаль власти никогда не бывает прямой, правда, полковник?

Панфилов молча сидел в кресле и не спорил. Главного предмета спора более не существовало. Он теперь действительно был полковник. Приказ вышел пару часов назад и застал его в башнях как раз в тот момент, когда в расследование должен был упасть последний пазл. Странно, что первым известие он услышал не от нового министра внутренних дел и даже не от секретариата, который всё знает наперёд, а от дьяволицы Лилит. Она позвонила, поздравила и попросила о встрече здесь, на девяносто седьмом этаже.

– А знаете, почему мы назвали свою башню «Вертикаль»? – спросила Лилит.

Полковник молчал.

– Вертикаль – базовое понятие в строительстве и архитектуре. Священная геометрическая мантра. Направление вектора силы тяжести, перпендикулярное к горизонтальной плоскости. Линия отвеса…

Панфилов продолжал молчать.

– Слово «вертикаль» настолько фундаментально, что со временем обросло различными смыслами, в том числе понятием «вертикаль власти», что, кстати, дало стране управляемость, надёжность, порядок. Критики постоянно твердят о противоречии «вертикали власти» принципам федеративного устройства и разделения властей, но как только сами становятся властью, сразу же принимаются вертикаль укреплять.

Панфилов молчал, но слушал уже более внимательно. Он понимал: вектор вертикали власти, похоже, клонился в его сторону.

– Вы, наверное, удивились, полковник, когда я первой сообщила вам о присвоении звания. Да, мой отец освобождён от должности и от принятия кадровых решений. Однако «вертикаль», как я уже говорила, понятие фундаментальное. Какими-то там подвижками в правительстве и в аппарате силовиков её не разрушить. Новый министр внутренних дел ищет замену моему отцу, и такой заменой имеет право стать человек в погонах не ниже полковничьих. Теперь, став полковником, вы идеально подходите.

Лилит протянула Панфилову чашку фирменного зверобойно-дягилевого чая.

– Вы готовы стать главным полицейским страны?

Панфилов продолжал молчать. Чего-то подобного он и боялся, идя на встречу. Ожидал всякого, но только не такой вот нелепейшей коронации.

– Я так понимаю, новый министр ваш друг? – отпивая чай, спросил Панфилов.

– Больше, чем друг. Компания его сына – генеральный подрядчик одного нашего проекта в Сибири…

– Попахивает коррупцией, – сделал вывод полковник.

– Современный мир настолько тесен, что любой более-менее известный предприниматель чей-то сын, брат, подрядчик или заказчик, – улыбнувшись ответила Лилит. – Тот факт, что новый министр хранит деньги в банках брата моего отца, тоже делает его коррупционером?

Панфилов не знал, что ответить, и на всякий случай промолчал.

– Перестаньте, полковник. В вашем назначении никакой коррупции нет и в помине. В эпоху клановых войн стране необходимы стабильность и строгое соблюдение закона. Нужны честные служаки, не принадлежащие ни к одной из групп влияния, чтобы в случае чего у кланов имелся третейский судья. Такие динозавры, как вы, наконец получили реальный шанс.

Лилит мило улыбнулась и спросила:

– Кстати, полковник, вы ведь слышали про войну между Адом и Раем?

Панфилов молча кивнул.

– Как думаете, чья возьмёт?

Панфилов дважды показал пятерню.

– Я тоже думаю: шансы пятьдесят на пятьдесят, – согласилась Лилит. – Большинство, конечно, ставит на Рай. Но думаю, Ад ещё рано списывать со счетов…

– Вынужден предупредить, – начал было Панфилов, но Лилит прервала:

– Да всё я знаю, полковник! И про честность вашу, и про неподкупность! И про то, что ни Аду, ни Раю, ни самой Преисподней помогать не станете. Это как раз и нужно. Необходимо соблюдение закона по «гамбургскому счету», без двойных смыслов, без двойных стандартов. За это вас ценит отец. Я тоже уважаю и люблю!

Панфилов насупился. Он строго относился к использованию такого термина, как «любовь».

Лилит не обращала внимания. Её озаряла улыбка.

– Представляете, полковник, настало время, когда «вертикали власти» потребовались не лизоблюды, а государственники. Вся та утопия, о которой годами твердили фантасты-либералы, только-что реализовалась на практике…

– Я ещё не дал согласия, – тихо произнёс Панфилов.

Улыбка чуть слетела с лица Лилит.

– Полковник, вы что, боитесь?

Панфилов молчал. Как и все вокруг, он не знал, как именно необходимо себя вести, когда наивысшая карьерная вершина практически перед тобой, но на вершине греется ядовитая змея.

Словно в подтверждение опасности ситуации, змея совершила странный маневр. Она вдруг оказалась на подлокотнике кресла, в котором сидел полковник. Ловко переместив чашку чая на журнальный столик, Лилит повернулась к полковнику спиной, сбросила верхнюю часть платья и обнажила спину.

– Посмотрите, как она прекрасна, полковник! – произнесла Лилит.

Тот был полностью согласен. Спина Лилит была прекрасна. Загорелая, стройная, волнующая. Сыщик испытал лёгкое головокружение, которое на всякий случай приписал высоте и зверобойно-дягилевому отвару.

– Разве с ней сравнится какая-то там «Судьба»? – спросила Лилит.

Тут Панфилов обратил внимание на наколку во всю спину. В столь пикантный момент он считал неудобным доставать очки, отчего наколку на загорелом теле распознал не сразу. То была башня «Вертикаль», которая выглядела под стать спине – прекрасно.

Собравшись с мыслями, сыщик попытался идентифицировать статус происходящего. Что это? Соблазнение? Шутка? Демонический ритуал?

Лилит же не дала много времени на размышления-созерцания. Она спорхнула с подлокотника кресла, водрузила платье на все прежние места и, усевшись напротив, как ни в чем не бывало принялась пить чай.

«Всё-таки хорошо, что не соблазнение!» – обрадовался Панфилов. Красивая женская спина и прочие едва мелькнувшие, но не ускользнувшие от мужского взгляда части тела взволновали. Панфилов точно не знал, посмел бы оказать сопротивление, если б…

– Простите за натиск, – улыбнулась Лилит.

Панфилов молча взял в руку чашку чая и сделал несколько глотков. В горле пересохло.

Лилит чувствовала мужское смятение, и это её веселило.

– Вы, наверно, думаете: зачем этот спектакль? Но это не совсем спектакль, это важный тест. Что-то вроде системы распознавания «свой – чужой».

«И как?» – почти уже спросил гость, но хозяйка опередила:

– Свой! Конечно же, свой!..

Панфилов продолжал пить чай и восстанавливаться от потрясения.

– Редко кто из мужчин выдерживает, – сказала Лилит. – Почти все воспринимают подобное поведение как сигнал к действию. Тем и отличаются друг от друга…

Глаза Лилит озорно поблескивали.

– Вы слышали когда-нибудь о четырёх правилах аристократии?

Панфилов покачал головой.

– Недавно подслушала в «Чистилище»… Оказывается, есть четыре правила, которые отличают аристократов от всех остальных.

Первое: аристократы не торгуются.

Второе: аристократы верят.

Третье: аристократы уважают низшие сословия.

Четвёртое: аристократы достойно пьют.

Панфилов задумался, к какому же правилу относится то, что сейчас произошло.

– Достойно пьют, – словно подслушав мысли, ответила Лилит.

Панфилов состроил гримасу удивления.

– Я тоже поначалу думала, что правило «достойно пьют» про вино. Но это в корне не так.

Лилит приняла нечто вроде театральной позы и произнесла:

– «Нектар любви кто пьет до дна без остановки, тот род свой потерять грозит и честь». Фраза из шекспировского сонета. Во времена Шекспира как раз зарождались и крепли основные аристократические традиции. Так что четвёртое правило касается отношения человека к вопросам любви и чести. «Достойно пьют нектар любви» – такова полная версия.

Панфилов был удивлён. Не ожидал он сонетов Шекспира от…

– От блудницы, – в унисон произнесла Лилит.

Панфилов заглянул в свою чашу. Не подсыпано ли туда что-то, позволяющее читать мысли.

– Полковник, прекратите, – усмехнулась хозяйка. – Вы, конечно же, профессионал экстра-класса, но вот в вещах бытовых читаетесь, словно открытая книга. Вы что думаете, я вас опоила, собираюсь соблазнить, отравить или, чего доброго, скомпрометировать? Мы же вроде определились с фундаментом и несущими конструкциями наших отношений. Ведём себя, как аристократы: не торгуемся, верим, достойно пьём.

Панфилов обрадовался. Он искренне боялся, что Лилит заявит, что аристократка, и начнёт в это играть. Подобных людей он недолюбливал. Нет ничего ужасней мещанина во дворянстве. К счастью, Лилит с лёгким стебом адаптировала аристократические принципы под собственные нужды. Понятная, хоть и преступная, мораль.

– Труднее всего с третьим правилом про низшие сословия, – продолжала Лилит. – Трудно выглядеть аристократом, когда плебеи осаждают любимую крепость. Невыносимо, когда какие-то одноклеточные хотят поменять «Вертикаль» на «Судьбу»!

Лилит пристально взглянула на полковника.

– А вы видели ту самую «Судьбу»?

Панфилов покачал головой.

– Сегодня с утра по всем телеканалам, в соцсетях, в наружной рекламе, даже в спаме…

Лилит схватила пульт, включила телевизор, недолго попереключала каналы.

– Вот, полюбуйтесь…

Панфилов полюбовался. Шёл новостной выпуск, где представлялась трехмерная копия нового творения. Ажурные металлические конструкции, узор, похожий то ли на «Хохлому», то ли на «Финифть».

«В целом неплохо», – чуть не произнёс Панфилов, но остановился. Лилит прибавила звук телеприёмника.

«Сегодня общественности был представлен новый вариант главной башни комплекса «Москва-Сити», – заговорил диктор с экрана. – Шестисотметровая «Судьба» должна была стать главным украшением столицы ещё много лет назад. Однако из-за лоббизма тех, кто возомнил себя главными и единственными архитекторами столицы, данный проект был отклонён. Обновленный градостроительный совет Москвы намерен собраться на внеочередное заседание, чтобы исправить ошибки прошлого. Времена меняются, и новое поколение управленцев говорит коррупционному наследию твёрдое – нет».

«Наша страна! Наша Москва! Наша «Судьба»! – понеслось вдруг с экрана, словно пионерский марш.

– Эти сукины дети уже и гимн сочинили, – фыркнула Лилит. – Новое поколение управленцев ни черта не смыслящее ни в архитектуре, ни в культуре. Все эти гиперболические конструкции «Судьбы» и есть наследие прошлого – каменный век! Кто-то из них подумал о пути развития страны? Хоть бы словарь прочли, узнали, что означает слово судьба? Неразумная, непостижимая предопределённость событий и поступков человека. Понимаете? Неразумная и непостижимая предопределённость!

Панфилов кивнул. Он понимал.

– Как там у Достоевского? «Твари ли мы дрожащие или право имеем?» Выходит, мы твари. Никакого права не имеем. Всё предопределено. Всё зависит от какой-то там судьбы! Это они хотят сделать главным символом и лозунгом России? Это?!

Панфилов задумался. В негодовании Лилит имелась своя правда, но что-то не позволяло верить ей до конца. «Аристократы верят», – вспомнилось вдруг. Видимо, он тоже не относился к высшим сословиям.

Мысль развеселила, и Панфилов впервые улыбнулся.

Тем временем на экране телевизора начали поочерёдно показывать главных антигероев последних дней – чёрных ангелов Ада, как их называла пресса. «Независимые» журналисты наперебой расследовали «тёмные дела» Ассоциации Девелоперов: сомнительные строительные контракты, низкое качество жилых домов, незаконно отчуждённые земли, реки, озёра, среди которых даже питомник по разведению уникальных подмосковных пескарей.

И тут Панфилов вспомнил, зачем же он сегодня явился в башни.

Он достал из кармана флешку и, протянув её Лилит, попросил:

– Вы не могли бы включить…

Лилит отключила телевизор, подключила флешку.

– Похоже, вы нашли того «человека-паука» в гидрокостюме? – попыталась предугадать Лилит.

– Круг сузился, – ответил полковник. – Но сейчас не это главное. В принципе, я прояснил для себя всю картину преступления, всю цепь событий как с похищением документов, так и со смертью чиновника. Но мне нужно уточнить одну важную деталь…

На экране возникло то самое помещение, где в данный момент находились Панфилов и Лилит. Только сейчас на «крыше мира» светило солнце, на экране же царила звёздная ночь. Остекление крыши было открыто и тогда, и сейчас.

На экране целовались Махаллат и свалившийся вниз чиновник «Ростехнадзора». Ракурс только был новый – не тот, что на записи, которую Лилит передала следователю во время их прошлой встречи.