Текст книги "Без дураков"

Мумия

Смертью в квартире совсем не пахло, только пыльным воздухом давно оставленного жилища. Немолодой уже следователь, прислонившись к дверному косяку, находился одновременно в двух мирах: полного слухов растревоженного подъезда и случайно вспоротого кокона квартиры, в котором теперь двигались эксперты, что-то разглядывая и фотографируя.

– Мы с женой утром проснулись, пошли умываться, а в ванной потоп, – рассказывал следователю жирноватый мужчина, одно ухо которого было красным, как кусок свежего мяса.

«Как странно человек волнуется, – думал следователь, кивая красноухому мужчине. – Ведет себя совершенно спокойно, даже уверенно… А ухо предательски греется».

С верхних этажей слышались голоса жильцов, у которых наконец-то появился повод пообщаться между собой. А на площадке между третьим и вторым этажом усатый сержант незлобно пугал подкрадывавшихся снизу детей. Когда любопытные мордочки выглядывали из-за поворота лестницы, скучавший на подступах к квартире полицейский делал в их сторону грозное лицо. Дети с визгом скатывались по ступенькам на первый этаж, чтобы через несколько минут снова проверить бдительность строгого дядьки.

Следователь видел сержанта, слышал голоса жильцов сверху, кивал пережившему наводнение мужчине, не терял из виду коллег, шевелившихся в квартире. Это была многолетняя привычка, которая срабатывала уже на уровне инстинкта.

Утром взбешенные водопадом супруги из восьмой квартиры бросились вверх по лестнице на третий этаж и двадцать минут дубасили мясистыми мужскими и женскими руками в дверь соседей. Но ни удары, ни матерные крики, ни угрозы утопить всех в унитазе не помогли, и тогда были вызваны участковый, сантехник и слесарь. Убедившись, что вода течет с третьего этажа, а дверь не открывают, участковый разрешил:

– Вскрывайте!

А когда все заполнили собой скромную однокомнатную квартиру, которая двумя окнами выглядывала в квадратный двор на окраине большого города, пришлось вызывать следственную группу.

– Артем Михайлович! – следователя позвали из глубины квартиры. Человек, все время вытягивавший вперед свою костистую немолодую голову, что делало его похожим на въедливую черепаху, снимал резиновые перчатки. – В принципе все понятно, первое впечатление подтверждается. Умер одинокий, никому не нужный человек. Следов насилия нет. Умер несколько лет назад, истлел, превратился, по существу, в мумию. По документам все сходится: прописка есть, и прожил он в этой квартире всю свою недолгую жизнь. Запаха не было, поэтому соседи не встрепенулись. Немного формальностей, и дело можно закрывать.

На пороге квартиры показались синие комбинезоны и пустые лица санитаров:

– Выносить можно уже?

– Забирайте, – кивнул Артем Михайлович.

«Как же он похож на черепаху, – следователь представлял океанское побережье и влажный песок, в который черепахи зарывают свои яйца, – и движения такие же медленные».

– Артем Михалыч, ты меня слышишь? – Черепаха трогала следователя за рукав своей когтистой лапой.

– А-а?! – Артем Михайлович вернулся в квартиру.

– С нами поедешь, говорю?

– Нет, я останусь еще.

– Смотри, в отдел пешком пойдешь.

Санитары завернули бывшего человека в тот же плед, на котором он тихо превратился в мумию, взялись за концы самодельных носилок и потащили к дверям.

– Легкий какой, – сказал один из них.

– Смотри, чтоб не рассыпался, а то потом обвинят еще в утрате вещдока, – хохотнул другой.

Утром, направляя Артема Михайловича по этому адресу, начальник просил:

– Понимаю, сегодня у тебя последний рабочий день. Все документы подписаны, можешь и отказаться. Но я тебя прошу, Артем Михалыч, подключись на пару часов. Пусть это будет твое последнее дело.

Вчера Артему Михайловичу подписали документы о выходе на пенсию. Он даже успел проставиться: водка, недорогое шампанское для женщин, скромные закуски на своем бывшем рабочем столе.

– Зря уходишь, – говорил начальник, наливая водку, – мог бы еще работать лет пятнадцать. Что ты будешь делать на пенсии в сорок семь лет? У тебя ни семьи, ни дачи…

Оставшись один, Артем Михайлович открыл окно. По мнению экспертов, которое совпадало с опросом соседей, выходило, что мужчина, не доживший и до тридцати пяти лет, умер года три назад. Умер, а никто этого и не заметил… Что он успел в своей жизни?

Артем Михайлович в своей успел немало. Были резонансные дела, правительственные награды, семья и даже дача, которую быстро продали, когда двенадцать лет назад жена забрала детей и уехала в Грецию. «Там всегда тепло и мужики нормальные. А здесь я старею от вечного холода». Через пару лет, правда, выяснилось, что от бесконечной жары стареют еще быстрее, а мужики в Греции ленивые и хуже наших, но Артем Михайлович не простил и остался наедине с собой.

Следователь прошелся по квартире. А может быть, его все-таки убили? Следы газа, например, за это время могли бесследно улетучиться, отравив попутно еще молодой мужской организм. Он неторопливо осмотрелся на кухне, покрутил рукоятки электрической плиты. Кому это теперь нужно.

Рапортом об отставке Артем Михайлович разрывал в клочья свои же многолетние привычки, которые крепко удерживали его в понятных координатах. Но жить заложником надоевшего маршрута на работу, никак не кончающихся преступников, одновкусных салатов из магазина он уже не мог. Похожие друг на друга и крутящиеся внутри одного омута дни не давали его жизни выплыть на свободное течение. И договориться с ними было уже невозможно: они или утопят в своем тягучем суетном водовороте, или из них нужно выплывать на спортивном катере.

Похожие мысли крутились в седеющих головах многих его сослуживцев-ровесников. Но те хотели оставить службу ради бизнеса, легкого рабочего графика или тихой деревеньки… Артем Михайлович не понимал, что хочет обрести взамен.

Следователь внимательно осмотрел ванну и туалет, изучил тесную прихожую, вернулся в комнату и вдруг разглядел на своем темно-синем кителе серую пыльную полосу от давно не мытого подоконника. Грязь проникла в тканевые поры, когда он открывал присохшую оконную раму, и теперь не хотела вылезать из мягких уютных гнезд. Поднял голову, поискал какую-нибудь тряпку. Открыл шкаф. Там висели на плечиках рубашки, лежало аккуратно сложенное нижнее белье, полотенца, носовые платки. Он достал маленькое кремовое полотенце и попробовал победить грязь.

Не понимал и понять не пытался. Надоело все просчитывать, вглядываться в каждую деталь, угадывать мотивы. Хотелось просто выйти из квартиры с небольшой сумкой на плече, доехать до аэропорта и взять последний билет на какой-нибудь случайный рейс… И пусть все решится уже как-нибудь само. Это мальчишеское настроение все нарастало в нем последние месяцы, и отправить его в игнор не получалось.

Квартира «мумии» тайну смерти выдавать не хотела. Порыться в интеллектуальной начинке из прошлого? Артем Михайлович подошел к стоявшему у стены столу, включил компьютер, который, недовольно урча, начал разгонять внутри своих микросхем электрические импульсы. Пока грелись механические мозги, он пододвинул стул, застелил его кремовым полотенцем, сел и открыл ящик стола: толстый ежедневник, коробочка с ручками и карандашами, какие-то лекарства, колода карт, милая меховая игрушка. Он достал ежедневник, перелистнул несколько страниц, отвлекся на оживший светом монитор и увидел прямо перед собой на стене кривую строчку, проступавшую на обоях. Приблизил лицо и разобрал слова:

«Если он уйдет, значит, пришло и мое время…»

Артем Михайлович зачем-то потер пальцем запылившиеся буквы, как будто на тактильном уровне собирался проникнуть в содержание написанного. Кто должен был уйти? И почему так трагично? Может быть, это самоубийство?

Несколько приятелей по работе отговаривали Артема Михайловича от пенсионного рапорта. «Артем, ты сам себя закопаешь! Ты или сопьешься в одиночестве, или сойдешь с ума от скуки!»

«Я никогда не скучаю», – усмехался Артем Михайлович и переводил тему разговора.

Ему очень хотелось побыть наедине с собой. Не у зеркала, когда чистил зубы или брил лицо, не в кабинете между допросами, не на диване перед телевизором. Все это было не то. Ему нужно было одиночество, которое бы расчистило сознание, позволило зародиться новым мыслям. Они, свежие и неподдельные, должны были сами прийти в эту осознанную пустоту и переродить все его существо, открыть другие двери.

Артем Михайлович встал, отодвинул стол к окну и перешагнул через компьютерные провода. Теперь буквы оказались совсем близко. Полоса обоев, на краю которой были написаны слова, отошла от стены. Артем Михайлович отогнул жесткий сухой край, аккуратно надорвал его, чтобы не повредить надпись, и обнаружил под ним еще один слой обоев. И на нем тоже виднелись буквы…

Следователь достал маленький ножик, вытащил лезвие. Соблазн посмотреть, есть ли что-нибудь и под вторым слоем, пересилил любопытство сразу расшифровать вторую строчку. Он аккуратно вырезал первый лист и взялся за второй: подцепив лезвием настенную кожу, он стал выкраивать ее, как ценный холст из рамы, и улыбнулся, когда на зеленоватой в вертикальную полоску поверхности проступили блеклые буквы. Это была уже не случайность, а целая летопись на временных срезах старых обоев.

Артем Михайлович скинул форменный пиджак, бросил его на спинку стула и даже не заметил, как тот, словно вялый пьяница, медленно сполз на давно не мытый пол.

Всего четыре текста. Самый ранний оставлен карандашом на газетном листе: заботливые хозяева пытались хоть немного выровнять шершавые стены. Артем Михайлович попробовал оторвать и газету, но та, прямо под пальцами, рвалась на мелкие пожелтевшие лоскуты.

Тогда следователь в хронологическом порядке разложил на столе обойные послания – от самых ранних в зеленую полоску до последних грязно-розовых – и вгляделся в газету из прошлой эпохи.

«Он появился совершенно неожиданно. Мне девять лет».

Кто мог неожиданно появиться у девятилетнего ребенка? Брат, отчим? Это наверняка не имело никакого отношения к смерти.

На первом из обойных лоскутков был след от шариковой ручки:

«Как странно… Я уже давно не один. И что мне с этим делать?»

Между надписями на газете и на первых обоях прошли годы. Это было заметно и по изменившемуся почерку повзрослевшего человека. Но неужели девятилетнему ребенку понадобилось столько времени, чтобы осознать появление новых людей в его жизни? Ерунда какая-то. Тогда кто появился в этом еще не созревшем сознании и кого оно не смогло позабыть?

Артем Михайлович поднес к глазам следующий кусок старой бумаги. Чтобы разобрать почерк, пришлось читать по словам, которые через некоторое время все-таки сложились в понятную фразу:

«Он не только друг. Он вечный провокатор».

Конечно, никакие смыслы к Артему Михайловичу могли и не прийти. И тогда его призрачное одиночество, ради которого он резал привычную жизнь, останется совершенно пустым и бессмысленным, как дырявое ведро. Он это понимал. Но и оставаться в многоугольнике похожих, надоевших событий уже не мог. Каждый день он терял себя самого. По чуть-чуть, но безвозвратно.

Он разгладил последний, грязно-розовый кусок жесткой бумаги:

«Если он уйдет, значит, пришло и мое время».

– Если уйдет, – повторил вслух Артем Михайлович, – если уйдет…

Следователь выключил компьютер, поднял упавший на пол пиджак.

– Значит, он все-таки ушел. – Артем Михайлович закрыл окно и пошел к двери. – Если он захочет уйти, никто не сможет этого остановить. И я тоже, – закрыл дверь на ключ, поставил служебную печать на бумажную полоску.

Артем Михайлович стоял на лестничной площадке и смотрел на опечатанную дверь, навсегда захлопнувшуюся за чужой жизнью.

Дверь соседней квартиры медленно приоткрылась. Из нее выглянула старуха с хитрым морщинистым лицом:

– Что, все уехали? – Она все больше высовывалась из двери. – Один остался?

Артем Михайлович посмотрел в глаза старой женщины и выпал из оцепенения:

– Нет, – улыбнулся странной улыбкой, от которой неожиданная бабка поморщилась и стала прятаться за дверь, – еще не один!

Артем Михайлович закинул испорченный китель на плечо и застучал ботинками по лестнице.