Текст книги "Поэма новогодняя моя"

14

 
Сплошной, непрекращающийся мат
на мой вопрос формальный был ответом…
 
 
Так разошлась в момент Лена-Николь,
что показалось – прорвало плотину!
Во множестве своих глагольных форм,
во всем многообразии словесном
тяжелая, разнузданная брань,
переполняя вянущие уши,
потоком мне проникла прямо в мозг.
 
 
По перепонкам били матюки,
и, отражаясь в черепной коробке,
прямая речь в предложном падеже
пластами оседала меж извилин
и вызывала головную боль.
 
 
Я сам отнюдь не скромник, не ханжа…
и даже, если честно, то поклонник…
чуть не сказал, отчаянный любитель…
Чего уж там: я – ПРОФЕССИОНАЛ
по примененью лексики обсценной!
(По мере сил – и в прозе, и в стихах…)
За что в Союз писателей и был,
как волк в овечье стадо, недопущен,
был критикуем, изгнан, притеснен!
Как говорится, мне ли возмущаться?!
И, если вспомнить «Горе от ума»,
как возопил хрестоматийный Чацкий:
«карету мне…» —
ах, нет! —
«а судьи кто?»
 
 
И так и есть! И правильно! И точно!
Нам только Бог единый судия!
Она мне кто? Любовница за деньги.
А я ей кто? Очередной клиент…
Но все равно, подумав так, не легче
мне было слушать проститутки мат…
в нем было что-то дикое, больное;
употребленье злобных инвектив
имеет под собой подчас обиду,
имеет – и другим передает…
 

 
Я попытался вытеснить по Фрейду
обиду в подсознание свое,
но у меня тогда не получилось.
Там можно было, только матерясь,
Елену постараться переплюнуть
и, трехэтажным девушку покрыв,
ей показать и класс, и превосходство,
что нам порой дарует интеллект
на фоне виртуозного владенья
ненормативным жестким языком.
 
 
Но мне в тот вечер как-то не хотелось
девицу понапрасну обижать.
 
 
Я вдруг подумал: Высшие Задачи
у творчества писательского есть!
Я, правда, не на шутку сомневаюсь,
что все они при помощи внушенья
на светлой просветительской стезе
когда-нибудь успешно разрешатся,
как Председатель мне втирал в СП
(как Вий, тяжелых век не поднимая);
писатель – он отнюдь не педагог,
но иногда, усилья прилагая,
он лошадь к водопою подвести
вполне, конечно, может, но навряд ли
он лошадь ту заставит воду пить…
И отношенье к нам у власть имущих
не просто так давно уже не то:
на роль пророков или же трибунов
в писательской разрозненной среде
теперь не обнаружить кандидатов.
Неважно, будь прозаик ты, поэт, —
как в письменах своих ни изгаляйся,
по сути, не изменишь ничего.
 
 
Нам несть числа. Народ нас не читает,
хоть матом, хоть без мата пишем мы.
 
 
Меж тем, обматерив своих подруг,
секс-индустрии преданных работниц,
Елена, накатив еще сто грамм,
привычно возмутилась москвичами
и на клиентов резво перешла.
 
 
И москвичи, когда они клиенты,
и даже не клиенты москвичи —
все были поголовно виноваты
во всех житейских горестях ее.
Наверное, всё бросить в Конотопе
(она призналась, что из этих мест)
и к нам приехать для торговли телом
ее подбили тоже москвичи.
А также здесь – как пленницу содержат,
насилуют, штрафуют, поят, бьют
одни сплошные жители столицы,
причем, из стопроцентных, коренных…
 
 
Но я отвлекся. Это всё – не суть.
А суть в другом: наращивая градус
громокипящей ругани своей,
она сумела так его повысить,
что я – без приставаний к ней! – вспотел
и умудрился начисто утратить
важнейшее из прирожденных чувств
(нет-нет, не то, о коем, вероятно,
с ухмылкой вы подумали сейчас).
То было ЧУВСТВО ВРЕМЕНИ – утрату
которого я сходу осознал,
когда в оркестре раненное море
запело во второй по счету раз
(скорей всего, мой музыкальный центр,
сработал так, повторно запуская
с «Тристаном и Изольдой» компакт-диск).
 
 
Я на часы стенные покосился.
Николь, перехватив мой беглый взгляд,
туда же быстро глазками стрельнула
и тут же заявила: «Мне пора!»
 
 
Действительно, отмеренное время
приведшим проститутку Кузьминым,
вернее, на него похожим парнем,
без двух минут по факту истекло.
 
 
Я попытался было возмутиться:
– Ну как же так? – я девушку спросил,
на посошок ей водки наливая, —
Как вышло, что из перечня услуг,
что мне по телефону обещали,
я ни одной за час не получил?
 
 
Лицо индифферентное скроив,
Елена мне небрежно отвечала,
что это дело больше не ее,
она свое сегодня отпахала!
 
 
И собралась, шатаясь, уходить…
 
 
«О, женщины, вам имя вероломство»! —
подумал я и встал, чтоб до прихожей
девицу по-хозяйски довести.
 
 
Елена, рефлекторно матерясь,
при входе чуть у двери не упала…
«Зачем позвал? Выслушивал? Платил?» —
в башке моей досадно промелькнуло.
Я подал ей колпак и кардиган
и, дверь во тьму подъезда отворяя,
удачи и успехов пожелал.
 
 
Чуть позже, посмотрев в свое окно,
я «Кузьмина» на улице заметил.
Он из машины де́вицу встречать,
по-молодецки улыбаясь, вышел.
Увидел. Встретил. Сзади посадил.
 
 
Приметы и пословицы таят
в себе великий сонм несоответствий.
Когда вам, мягко скажем, не везет
с простым и незатейливым вливаньем
в плохой, но крайне нужный вам Союз,
то это, если вспомнить поговорку
про карты, невезенье и любовь,
еще не гарантирует успеха —
ни в картах, ни в карьере, ни в любви.
 
 
Так я подумал, подойдя к дивану,
и на него, как перст один, прилег.
 

15

 
Я, лежа на поверхности пружинной,
глазами упирался в потолок
и слушал, как форель меланхолично
в воде вилась и била о стекло,
причудливые блики рассыпая
по темному напольному ковру.
 
 
Я сам и не заметил, как уснул.
 
 
Во сне моем на льду стоял крестьянин,
под ним форель разбить пыталась лед.
 
 
Но и во сне, как будто наяву,
подледным соответствуя ударам,
во мне, как колокольный звон, лилось
и через подсознанье доносилось,
что – скоро!
скоро!
скоро! – Новый год!
 
 
Я спал, пока не загремел в двери
и произвел трехкратное вращенье
в замочном механизме звонкий ключ.
 
 
Знакомые послышались шаги,
жена вошла и, топая ногами,
стремясь узнать, я дома или нет,
шутливо из прихожей прокричала:
Я дома, милый! Слышишь?! Ты живой?..
 
 
Я ей ответил, кое-как проснувшись,
цитируя поэта одного:
– На самом деле то, что именуют мной, —
Не я один. Нас много. Я – живой.
Чтоб кровь моя остынуть не успела,
Я умирал не раз. О, сколько мертвых тел
Я отделил от собственного тела!
И если б только разум мой прозрел
И в землю устремил пронзительное око,
Он увидал бы там, среди могил, глубоко
Лежащего меня.
 
 
Так я, с дивана встав,
ответствовал жене… а сам подумал:
наверно, я в рубашке был рожден —
она же в Будапеште собиралась
в командировке встретить Новый год…
 

 
Какой-то час иль может даже меньше —
помыслить страшно: прямо вот – чуть-чуть,
меня бы благоверная застала
с девицей, чьё присутствие в квартире
мне было б крайне трудно объяснить.
 
 
Как хрупок наш покой внутрисемейный!
А рыба бьет, и бьет, и бьет, и бьет.
 
 
– Я мертвых тел пока не замечаю
у нас в квартире, кроме одного,
которое по дому ходит-бродит
и, вроде как, со мною говорит, —
жена мне укоризненно сказала
и в комнату коробку занесла.
– Вот посмотри, по случаю купила,
когда отправки рейса ожидала
и в «Дьюти-фри» парфюм себе брала, —
продолжила супруга, распечатав
коробку, и, как фокусник, легко
достала из нее еще коробку
с игрушками и разной мишурой.
Помимо новогодних украшений,
в коробочной картонной глубине
угадывалась сложенная елка
в прозрачной упаковке заводской.
 
 
– У нас же есть искусственная ель, —
заметил я, сарказма не скрывая, —
она уже который Новый год
без дела возлежит на антресолях!
Во имя поддержания традиций
хозяйке, видно, лень ее достать
да нарядить, как принято в приличных
глубокоуважаемых домах.
 
 
– У елки, между прочим, есть хозяин —
он тоже не охотник наряжать, —
сарказм мой игнорируя, сказала
сурово, но незлобиво жена.
 
 
– Потом, я, наконец-таки, решила
сменить наш новогодний антураж,
а то ведь от тебя и не дождешься,
чтоб ты хоть что-то к празднику купил.
 
 
Не собираясь спорить, я признался,
что покупатель из меня плохой,
и сразу же спросил, меняя тему:
– Когда сегодня говорили мы
с тобой о том да сем по телефону,
ты мне сказала, что, скорей всего,
тебе придется праздник нынче встретить
в компании партнеров и коллег
в рабочей – ты сказала – обстановке, —
и даже если Главный договор —
ты говорила – все-таки подпишут, —
тебе от фирмы не перепадет
на перелет из Буда до Москау
ни одного – ни цента, ни рубля?
 
 
Жена достала елку, распушила
пластмассовую хвою на ветвях
и, в середину комнаты поставив,
неспешно приступила наряжать.
 
 
– Они навряд ли перелет оплатят,
– но мне их «Хилтон» так поднадоел,
– что я, с тобой немного пообщавшись,
в соседний «люкс» к начальнику зашла
и очень популярно объяснила,
что у меня в Москве ревнивый муж,
что он сейчас звонил по телефону
и дома быть мне в праздник наказал.
– И что начальник твой, не возмущался?
– Похныкал, побурчал да отпустил.
Я собралась буквально в три минуты:
такси, аэропорт, ближайший рейс…
 
 
«Как хорошо, что Венгрия не близко», —
я про себя подумал и спросил:
– Ты их не слишком сильно обманула?
– Ой-ой-ой-ой! да в бизнесе у нас
все врут, как раньше врали в комсомоле.
Ты лучше что тут делал расскажи,
пока меня венгерские пытали
на берегах Дуная упыри.
 
 
Я на жену смотрел и, хмурясь, думал:
по Фрейду секс главнее, чем любовь.
Так помышляло много поколений
за рубежом, а после и у нас…
Но если к этой теме присмотреться,
то можно будет ясно разглядеть,
что доктор, что-то, видимо, напутал:
сведи к необходимости всю жизнь —
и человек сравняется с животным.
Я вам могу ответственно сказать
(на базе многократных наблюдений):
секс без любви – неполноценный секс!
Хоть я и написал, признаюсь, выше —
«прожив с женой бок о бок лет пятнадцать
с женою редко, собственно, живешь», —
я без любви и жить-то с ней не стал бы.
А тут любовь и секс – пятнадцать лет!
 
 
Я рассказал ей, как в Союз пытался
вступить и как позорно не вступил,
как книжку демонстрировал и послан
с ехидством был с той книжкою в ПЕН-центр,
или в другой Союз на Комсомольском
проспекте… иль в Союз на Поварской…
 
 
Жена казалась тихой, отстраненной,
но, выслушав, в ответ произнесла:
 
 
– А у меня знакомая недавно
– вступила в тот Писательский Союз,
– хотя она по жизни графоманка
(я пару текстов у нее прочла…),
но это ей отнюдь не помешало
в Союз без всяких трудностей вступить.
Ей обошлось вступление по курсу
в размере баксов около двухсот…
 
 
Жена в сторонку елку наклонила
и посмотрела с грустью на меня:
 
 
– Им нужно было просто ДЕНЕГ ДАТЬ
– в карман или на лапу прямо сунуть,
– а ты, как лох, не въехал, не просек!
Они ведь, словно уличные девки
в союзах этих членство продают.
 
 
Я лоб нахмурил и мгновенно понял:
недаром их оклад мой занимал
гораздо больше места публикаций
и взглядов политических моих…
 
 
Ну что здесь скажешь? Я, конечно, лох!
Но хорошо, что сразу не врубился.
Слаб человек! Ведь сдуру мог же дать!
Да ну их всех, как говорится, к ляду!
Иль, как на сайтах пишут, – НУИХНАХ!
 
 
Жена еще раз с грустью посмотрела
и часть ветвей гирляндой оплела.
 
 
Затем рукой пошарила в коробке
и, вынув голубой стеклянный шар,
его на нижней ветке прикрепила;
вздохнула, чуть правее отошла…
 
 
Я, глядя на нее, с тоскою вспомнил,
как год назад наметился разрыв
у нашей устаканившейся пары.
Все распадалось, рушилось тогда.
Мы так зашли далёко в отношеньях,
что показалось: шаг еще – и льды,
которые форель уже не сможет,
хвостом манипулируя, разбить.
Как это получилось?
Кто же знает.
Что поминать давнишние дела?
 
 
МИНЗДРАВ СССР ПРЕДУПРЕЖДАЕТ:
Все миновалось, молодость прошла.
 
 
Мы это – слава Богу! – осознали
и быстро компромисс тогда нашли.
 
 
С тех пор живем под сенью компромисса,
а чем он плох – семейный компромисс?
Как говорил один советский классик:
«Везде есть жизнь, и тут была своя».
 
 
Жена на ель снежинку нацепила
и мне вопрос серьезный задала:
– Ты, вообще, зачем туда поперся?!
Ведь ты же сам недавно утверждал,
что не снискать читательской любви
при помощи сомнительного членства
в любом из существующих СП.
 
 
Я тяжело вздохнул и ей ответил:
– Да утверждал. Да не снискать. Все так!
– И, помолчав, расстроено добавил
– (заимствуя сентенцию одну):
– Художника обидеть может каждый!
 
 
– А ты не обижайся и – пиши!
И делай то, что всяко делать должно,
а там уж – будь что будет, полюбэ…
 
 
Я умиротворенно улыбнулся
и молча в знак согласия кивнул.
 
 
Жена, осыпав золотым дождем
густую синтетическую хвою,
надела на верхушку тонкий шпиль
и, обойдя наряженную елку,
устало посмотрела на меня.
 
 
Мы подошли друг к другу, обнялись
и замерли на краткое мгновенье.
И то не плохо. И потом, я верю,
что лед разбить возможно для форели,
когда она упорна. Вот и всё.
 

23.02.2009

Примечания

Список авторов, прямо или косвенно процитированных в данном произведении:

Александр Блок (1880 – 1921)

Иосиф Бродский (l940 – 1996)

Евгений Бунимович (1954 – …)

Александр Грибоедов (1795 – 1829)

Евгений Евтушенко (1933 – …)

Николай Заболоцкий (1903 – 1958)

Илья Ильф (1897–1937)

Евгений Петров (1903–1942)

Нина Искренко (1951 – 1995)

Лев Котюков (1947 – …)

Александр Кочетков (1900 – 1953)

Дмитрий Кузьмин (1968 – …)

Михаил Кузмин (1872 – 1936)

Осип Мандельштам (1891–1938)

Александр Пушкин (1799 – 1837)

Зигмунд Фрейд (1856 – 1939)

Виктор Цой (1962 – 1990)

Вильям Шекспир (1564 – 1616)