Текст книги "Неопалимая"

Восставший был бы зол, вернись он и обнаружь, что я не ела, но предпочел бросить меня, так что у него нет права возмущаться.

Засыпая, я слышала, как мужчина и женщина приглушенно разговаривают. Узнала, что первоначально они покинули свой город, чтобы посетить Бонсант на праздник святой Агнес. Во время путешествия на них напали, и к тому времени, когда семейство прибыло в Бонсант, разводной мост, который они называли «Призрачный Рубеж», уже был закрыт для всех, кроме тех, кто вез в город припасы.

Дома мы чествовали святую Агнес только один день, но для Бонсанта она являлась покровительницей. Она умерла, пытаясь сковать Восставшего, но вместо этого уничтожила его, сама при этом обратившись в пепел. За это ее причислили к лику святых, даже несмотря на то, что она не оставила после себя реликвии. Бонсант посвятил ее памяти несколько праздничных дней. Люди приезжали на праздник издалека, даже из-за пределов Ройшала.

Стоило бы иметь это в виду, ведь тот, кто практиковал Старую Магию в Бонсанте, мог использовать фестиваль для прикрытия своих действий. Нужные материалы можно провезти в город контрабандой под видом припасов для праздника; странные действия могут остаться незамеченными на фоне приготовлений. Я размышляла над этим, когда услышала, как мужчина снова упомянул о Призрачном Рубеже, и поняла: они говорят о том, что разводной мост наконец-то опустили, чтобы впустить беженцев внутрь.

– Зачем ждать до завтра? – сердито бубнил он. – Они видели, что произошло, и знают, в какой опасности мы находимся.

– Все в порядке, – успокоила женщина, протягивая мужу руку и сжимая его ладонь. – Артемизия Наймская присматривает за нами сегодня.

В ее глазах светилась вера. Я подумала, что это нелепость, но, справедливости ради, была не в том положении, чтобы спорить. В конце концов, я лежала на ее одеяле.

К сожалению, без Восставшего я была более чем бесполезна. Мне пришло в голову, какая катастрофа случилась бы, возникни необходимость кого-нибудь спасти, пока он отсутствует, демонстрируя норов. Когда бы он ни вернулся, мы должны обсудить это. Он не мог исчезать, когда ему вздумается, по крайней мере, не предупредив меня заранее.

Если только…

Эта мысль обрушилась словно поток холодной воды. Я перевернулась и нетвердыми руками вытащила реликварий, возясь с защелками. В груди все еще ощущалось его тепло, когда он раскалился в конце битвы. Я представила, как воздух внутри шкатулки кипит, хрупкая кость раскалывается, а Восставший уничтожается так же, как и тот, что был посмертно связан со святой Агнес.

Глупо, что это не пришло мне в голову раньше. Реликвия была старой; возможно, существует предел энергии, которую она может выпускать за один раз. Мне потребовалось мучительно много времени, чтобы открыть защелки, и я проклинала себя за каждую потраченную секунду.

Даже открыв шкатулку, я не сумела разглядеть достаточно, чтобы понять, повреждена реликвия или нет. Пришлось вынуть кость из бархатной выемки и положить на ладонь.

Восставший молнией вырвался из глубин сознания и с силой отхлынул назад, заставив меня отшатнуться.

– Прекрати это, – яростно прошипел он. – Спрячь!

– Значит, ты все еще здесь, – хрипло прошептала я.

Он остановился, его эмоции превратились в беспорядочную колючую мешанину. Он ожидал почувствовать во мне все что угодно, только не облегчение.

– Ты не собираешься уничтожить мою реликвию? – спросил он наконец с плохо затаенным недоверием.

– Я проверяла, не повреждена ли она. Думала, ты поэтому исчез. Где ты был?

Он поколебался. Потом огрызнулся.

– Имею я право на некоторое уединение? Не похоже, что здесь найдется много интересного. Если ты думаешь, что быть запертым внутри твоего тела – это величайшее удовольствие, то очень, ОЧЕНЬ глубоко заблуждаешься. О, прости, ты же монашка. Глупо с моей стороны предполагать, что тебе есть с чем сравнивать. Вряд ли за все время своего скучного, жалкого, ничтожного монашеского существования тебе удалось получить хоть один приятный опыт.

Я почти скучала по разговорам с Восставшим. По крайней мере, теперь можно не беспокоиться о том, могу ли я заставить его плакать. Я оглянулась через плечо на ребятишек, но они, похоже, не заметили ничего неладного. Даже услышь они, как я бормочу себе под нос, скорее всего, решили бы, что это молитва. Дети выглядели спящими.

– Священник почти поймал меня, – прошептала я. – Мне бы пригодилась твоя помощь.

– Я тебя умоляю. Если бы я был тебе действительно нужен, то вмешался бы.

От удивления я чуть не выронила реликвию.

– Ты все это время наблюдал?

– Знаешь, заняться тут особо больше нечем, – снова огрызнулся Восставший. – В любом случае, если бы священник снова поймал тебя, как ты думаешь, что я мог бы с этим сделать? Раз уж ты так решительно настроена не причинять вреда людям, даже тем, кто этого заслуживает.

– Разве те люди, которых ты пытался убить на поле боя, заслужили это? – Мой голос стал холодным и тусклым, словно свинец.

Восставший не ответил. Казалось, он понял, что зашел слишком далеко. Я все еще держала реликвию на ладони, и она выглядела неожиданно жалкой – хрупкий кусочек древней, тонкой кости.

На мгновение я даже забеспокоилась о Восставшем – действительно забеспокоилась, что могла потерять его, и не только потому, что без его силы не способна помочь жителям Ройшала. Даже после того, как он едва не убил сотни людей, используя мое тело в качестве сосуда, включая эту женщину, что помогала мне, и ее семью. Я не понимала, как после этого могу сохранять в сердце хоть каплю заботы о нем.

– Что я ненавижу в тебе, так это то, что ты не какое-то бездумное существо, – произнесла я беззвучно. – Именно так я и думала, когда впервые открыла реликварий, – что ты окажешься более мощной версией Пепельного. Но ты можешь разговаривать. Ты можешь мыслить. Это означает, что, когда ты что-то совершаешь, ты делаешь свой выбор, словно человек. Я начала думать о тебе как о человеке, – с отвращением размышляла я вслух. – Наверное, это глупо с моей стороны.

– Да, полагаю, так и есть, – ответил Восставший, но в его голосе прозвучала нотка, которую я не смогла истолковать. Он выслушал всю речь в молчании. Вероятно, ждал, не раздавлю ли я реликвию.

Медленно, вдумчиво я поместила ее на место, заперла реликварий и спрятала его обратно под одежду. Затем натянула одеяло на голову и уставилась в темноту.

Глава десять

Сегодня мне предстояло пересечь Призрачный Рубеж. Его силуэт возвышался над лагерем в предрассветном сумраке, крепящийся к городским стенам сложной системой веревок и шкивов, подобно зверю, грозящему вырваться на свободу.

Я ушла от той семьи перед рассветом, оставив их спящими. Прежде чем уйти, вытащила из реликвария один из небольших, менее узнаваемых драгоценных камней и осторожно положила его перед лицом ничего не подозревающей женщины, не обращая внимания на шипящие возражения Восставшего. Я была уверена, что Госпожа захотела бы, чтобы эта семья получила благодарность.

Люди уже зашевелились, но над землей низко висел дым вчерашних костров, скрадывая любые движения. Никто не потревожил меня, когда я проходила мимо.

По мере приближения к границе лагеря рев Севра становился все громче. Шум нарастал, пока я пробиралась вверх по скалистому уступу, возвышающемуся над рекой, на обветренных валунах которого виднелись лужицы стоячей воды. Никто не разбил здесь стоянку, вероятно, потому что ветер постоянно гнал сюда брызги с реки. Я нашла выступающую скалу, за которой можно было укрыться от них, но оттуда по-прежнему открывался вид на разводной мост и город.

Вблизи Бонсант утратил часть своего величия. Вид в основном состоял из стен. Знамена висели, пропитанные росой, высокие серые крепостные стены, что выступали из скал берега, были покрыты лишайником. Солдаты, патрулировавшие крепостные стены, были так высоко, что походили на игрушечные фигурки, а их местонахождение выдавал случайный блеск стали. Отсюда я могла бы изучить оборону Круга, прежде чем пересечь мост.

По берегу разносились жуткие стоны и скрипы, напоминающие песни китов, что временами доносились до нас из морских глубин на побережье Наймса. Они исходили от Призрачного Рубежа, как объяснил мне Восставший, когда огромные деревянные балки расширялись и сжимались в сырости, упираясь в металлические элементы разводного моста.

– Металл, конечно, освящен, но это не самое неприятное. Я не пересекал Севр с тех пор, как меня сковали, и мне не очень хочется делать это снова.

– Разве переход по мосту не изменит ситуацию? Мы будем высоко над водой.

– Безусловно. Находясь на мосту, ты не утонешь. Однако ты можешь страстно возжелать смерти, пока тебя тошнит через перила. Я смогу подавить свою силу, чтобы уменьшить воздействие на твое тело, но ты все равно будешь чувствовать себя плохо, пока мы будем переходить его, и тебе придется скрывать это от других людей. Ваш Круг будет искать признаки одержимости.

Никто из нас не упомянул, что проблемы удалось бы полностью избежать, если бы я была способна вернуть Восставшего обратно в его реликвию хотя бы на несколько минут.

– Наклонись и посмотри в эту лужу, – внезапно сказал он.

– Что?

– Твое отражение, – нетерпеливо ответил он. – Я хочу увидеть, как ты выглядишь.

Вскоре он должен был пожалеть об этом.

– Только не кричи.

– Почему я должен кричать?

Я пожала плечами. Именно так отреагировала Маргарита, когда впервые приехала в монастырь и обнаружила, что я наблюдаю за ней из-под кровати в нашей общей комнате. Но, возможно, именно эти прятки сыграли решающую роль.

Я склонилась над лужей, наблюдая, как мое отражение появляется в воде. Серые глаза, выделяющиеся на фоне чумазого лица, покрытого грязью и засохшей кровью. Кожа под ними выглядела жуткой в своей бледности, окруженная спутанным занавесом длинных черных волос, утыканных, подобно птичьему гнезду, колючками и листьями. В целом, это был не самый худший вариант того, как я выглядела по утрам.

Я ощутила, как Восставший отшатнулся.

– Если мы наткнемся на священника, он меня не узнает, – заметила я.

– Если Круг увидит тебя в таком виде, они решат, что ты порабощена!

– У меня глаза не светятся.

– Это не всегда достоверный признак, – напыщенно бросил Восставший. – Опытные духи знают, как это предотвратить. В любом случае, – торопливо продолжил он, возможно, понимая, что раскрыл слишком многое, – мы не хотим давать им повода обращать на тебя особое внимание, а ты выглядишь словно раб, который провел две недели, бродя по диким местам и пытаясь питаться ветками и мхом, потому что понятия не имеешь, как заботиться о своем человеческом сосуде. И пахнешь ты так же, если уж на то пошло.

Справедливое замечание. Я намочила в луже уголок своего плаща и оттерла лицо, что Восставший вытерпел в колючем молчании. У меня было ощущение, что он хотел пожаловаться на холод, но не мог, поскольку я действовала согласно его совету.

– Промой заодно порез на руке. Я сочту за личное оскорбление, если ты доберешься так далеко только для того, чтобы умереть от заражения.

Я уже и забыла о своей руке. Тонкий, неглубокий разрез выглядел так, будто кожу прямо через перчатку рассекло оперением болта. Я больше жалела о том, что испортила добротную вещь. Из-за шрамов не было возможности взять в руки иголку и нитку, чтобы ее заштопать.

После того как почистила рану, к удовлетворению Восставшего, я засунула мокрую ткань плаща под свою накидку и оттерла подмышки и другие части тела, до которых сумела дотянуться. Восставший, казалось, совершенно не интересовался происходящим, как и в тех случаях, когда я облегчалась в лесу или в горшке повозки.

– Это правда, что духи ничего не помнят о своей человеческой жизни?

– Да, – терпеливо ответил он.

До этого момента я никогда не задумывалась о том, что кому-то пришлось поговорить с духом, дабы узнать эту информацию. Я всегда просто воспринимала это как одно из знаний Круга.

– Значит, ты не знаешь, кем ты был при жизни – мужчиной или женщиной.

– Нет, и я не понимаю, почему это имеет значение. Люди так утомительны. О, у тебя есть болтающиеся гениталии. Поздравляю, ты наденешь доспехи и будешь махать мечом. О, ты попала в другой тип. Тоже плохо – выбирай, либо рожаешь детей, либо становишься монашкой.

Все не так уж просто, но я решила, что не хочу спорить об иерархии Круга с духом Пятого Порядка.

– Было бы полезно, если бы ты действительно что-то вспомнил. Мы до сих пор не знаем, почему твоя душа превратилась в Восставшего.

– Несомненно, потому что я был ужасно мерзким и злым, – выплюнул он.

Вполне вероятно, но у меня сложилось впечатление, что я расстрою его, если соглашусь. Вместо этого я ничего не сказала, почистив как сумела грязные ногти напоследок, прежде чем снова натянуть перчатки.

– Как тебе? – спросила я, снова склонившись над теперь мутноватой лужей.

Он неохотно осмотрел меня.

– Лучше, – признал дух, а затем мрачно добавил: – Но тебе придется что-то сделать с этими волосами.

Остаток утра мы провели, изучая различные препятствия, которые могли встретиться нам на мосту, и то, что я должна буду сказать, если меня остановят. К тому времени, когда солнце поднялось над городскими крепостными стенами, мне почти удалось выковырять большинство колючек из своих волос. Мы обсуждали, нужно ли утверждать, что я из Ройшала или из Монтрпрестра, когда на берегу раздался грохот, и я подняла голову, чтобы увидеть возвышающийся пролет Призрачного Рубежа. Медленными, тягучими рывками мост отклонился от городских стен и начал опускаться над рекой, издавая мучительный, протяжный стон, словно живое существо в агонии.

Я напружинилась за выступом скалы, затылок покалывало. Мне никогда раньше не приходилось видеть ничего подобного. Казалось невозможным, чтобы что-то настолько большое могло двигаться, тем более по воле людей. Вдоль стены я мельком заметила бешеное вращение лебедок и шкивов, пока рабочие спускали канаты. Внизу на порогах реки стояли закрепленные массивные сваи, чтобы принять на себя вес моста. Призрачный Рубеж накрывал их глубокой тенью, пока, наконец, с хрустом и скрежетом камня не уперся в противоположный берег.

Толпа уже собралась, но ни один человек не подошел к краю моста. Я решила, что, скорее всего, некоторые из них еще помнят о вчерашнем воздействии реликвии Леандра. К счастью, хотя я и находилась слишком далеко, чтобы разобрать детали, но не заметила никаких признаков его черной рясы среди рыцарей и священнослужителей, собравшихся на другой стороне.

– Те священники будут использовать свои реликвии, – предупредил Восставший.

– Они смогут почувствовать тебя?

– Нет, пока я подавляю себя. Но, монашка, я не смогу оставаться скрытым и одновременно одалживать тебе свою силу. Пока мы над рекой, я вообще не смогу использовать свою силу. Ты будешь сама по себе.

Пришлось сдержать несколько возможных ответов насчет его вчерашнего поведения, по поводу которого он, казалось, изо всех сил старался сделать вид, что ничего не произошло. В молчании я спустилась вниз, выскользнула из-за валуна и слилась с толпой.

Я выбрала место подальше от входа, не желая оказаться в первых рядах. И пожалела об этом, когда море человеческих тел сомкнулось вокруг меня, чужие плечи толкали мои, тела прижимались теснее, а десятки голосов, казалось, боролись за первенство в моих ушах. Плакали дети, ссорились пары. Кто-то поблизости утешал старика на телеге, умоляя его выпить немного воды. У меня закружилась голова. Захотелось натянуть капюшон, но мы с Восставшим договорились, что скрывать лицо будет слишком подозрительно.

– Да что с тобой творится? – Его голос звучал приглушенно. Подавляет себя, догадалась я. – Ты уже чувствуешь, что тебя сейчас вырвет.

– Это из-за людей, – пробормотала я себе под нос.

– А что с ними?

– Их очень много.

– Ты могла бы и раньше упомянуть, что это может стать проблемой, – прошипел Восставший.

Кто же знал, что так случится… Я делала размеренные вдохи через нос, сосредоточившись на земле под ногами. Толпа, загроможденная телегами и повозками, медленно продвигалась вперед, периодически останавливаясь из-за упирающихся мулов, что отказывались переходить реку.

А потом я достигла моста. Стоило мне ступить на доски, как мне показалось, что вся кровь вытекла из моего тела через ступни. Я чувствовала, как подо мной бушует мощь течения, вытягивая все силы и унося их прочь, а затем швыряя их вниз по реке и превращая в ничто. Следующего своего шага я не почувствовала. Ноги онемели.

Для Восставшего последствия, казалось, были еще хуже. Он свернулся в тугой узел, чтобы спрятаться, и теперь я ощущала, как он пытается не развязаться, источая слабые страдальческие импульсы. Я сомневалась, что он смог бы заговорить в таком состоянии, даже если бы попытался.

Сквозь волны головокружения и тошноты я смутно осознавала, что рыцари, расположившиеся вдоль моста, обращают особое внимание на темноволосых девушек. Некоторых они отводили в сторону, чтобы их внимательно осмотрел траурного вида старик в малиновом с серебром одеянии, которое я распознала благодаря монастырским книгам как рясу ризничего. Когда мы приблизились, стал отчетливо заметен красный блеск рубина на его пальце. В обязанности ризничего входило возжигание свечей и ладана в соборе, как это делала сестра Люсинда для нашей часовни в Наймсе.

Но Пепельный был не единственной его реликвией. На груди у старика поблескивал кулон из лунного камня овальной формы, слишком большой, чтобы носить в кольце. Я отметила, что он ожидал на дальней стороне моста, где мог осматривать девушек в тени балок, пока все стояли над Севром. Хуже того, на плече священника сидел ворон, который, казалось, пристально уставился на меня своими глазами-бусинками, когда я сгорбилась, надеясь пройти незамеченной.

Это оказалось бесполезно. Из толпы вынырнул рыцарь, преградивший мне путь, его бесстрастное лицо было безучастно, когда он жестом велел мне подождать. Не в силах придумать, как сбежать, я присоединилась к группе девушек, толпившихся у перил. Некоторые из них смотрели поверх перил на кипящий хаос Севра, от одной мысли о котором у меня к горлу подступала желчь.

Ближайшая девушка повернулась и одарила меня неуверенной улыбкой, которая быстро сменилась тревогой, как только она уловила выражение моего лица.

– У меня дизентерия, – прохрипела я, и она с отрадной поспешностью засеменила прочь.

Одну за другой рыцари пропускали нас вперед. Реликварий свинцовым грузом висел под моей накидкой, а внимание ворона, казалось, было полностью сосредоточено только на мне, пока другие девушки проходили мимо. Наконец подошла моя очередь. Рука в перчатке остановила меня в двух шагах от суши.

Зрение затуманилось. Я смутно ощущала, что слезящиеся глаза вглядываются в меня из-под нахмуренных посеребренных бровей, а глубокий, звучный голос задает мне вопрос.

– Анна, – ответила я, надеясь, что священник спросил мое имя. – Я из Монтрпрестра. Приехала в гости к тете на праздник, но потом по дороге…

И не смогла вспомнить остальное. История, которую я репетировала с Восставшим, вылетела из головы, когда священник наклонился ближе, и его тонкие, как паучьи лапки, пальцы коснулись кулона с лунным камнем.

Мне стало щекотно от ощущения, словно что-то ползет по коже, будто на волю выпустили крошечных насекомых, заметавшихся по мне в попытках отыскать путь внутрь. Я изо всех сил старалась не реагировать. Только человек со Зрением смог бы ощутить воздействие реликвии. Но Восставший достиг своего предела – я чувствовала, что его узел начинает трещать. Ризничий мог что-то почуять в любой момент. А краем глаза я увидела, как ворон взъерошил перья, готовясь к произнесению речи.

Чары разрушило громкое резкое карканье. Оно донеслось не от ворона на плече священника, а откуда-то позади меня. Я мельком заметила вспышку белых перьев, отразившихся в огромном лунном камне священника.

Ризничий поднял голову, нахмурившись. В это же самое время раздался решительный голос.

– Это не она.

Конское копыто стукнуло по мосту. Мой взгляд метнулся к капитану Энгерранду, который в свою очередь смотрел на меня, не выказывая ни малейшего признака узнавания.

– Иди дальше, – скомандовал он, уже глядя мимо, словно я представляла для него не больший интерес, чем десятки других прохожих, столпившихся на мосту.

Я пригнула голову и повиновалась, протискиваясь мимо людей в отчаянном стремлении достичь твердой земли и едва обращая внимание на их протесты. И наконец вошла под прохладную сень городских стен и устремилась в отдающийся эхом проход.

Первое впечатление о Бонсанте не было приятным. Как только я покинула темноту ворот, цвета и звуки закружились вокруг меня, словно волчок. Живот скрутило, и я вслепую добежала до сточной канавы, где меня и вырвало. Потом еще долго сидела с зажмуренными глазами.

Я ощущала запах мочи, кислую вонь пролитого эля и еды, поджаривающейся в жиру. Рядом со мной лаяли собаки. Дети хохотали и пронзительно вопили, пробегая мимо. Продавцы расхваливали горячие пирожки и свежие холодные мидии прямиком из Севра.

Вторая половина доносящихся голосов звучала совершенно бессмысленно для моих ушей. На мгновение я запаниковала, прежде чем поняла, что слышу другие языки. Сарантийский и, возможно, готландский. Готланд пал от последствий Скорби и теперь представлял собой необитаемую пустошь к северо-востоку от нас, кишащую духами. Готландцы, что пережили катастрофу, теперь процветали в городах Лораэля, под их поселения и торговлю были переданы целые районы.

Сарантия же избежала наихудших последствий Скорби, обрушив горный перевал, соединявший ее с Лораэлем. Некогда наш ближайший союзник, теперь она торговала с нами лишь по морю, страшась опасностей сухопутного пути. Тем не менее общая история двух народов была такова, что многие в Лораэле в той или иной степени имели сарантийское происхождение, что проявлялось в смуглом цвете кожи и темных волнистых волосах.

Теперь, прислушавшись как следует, я смогла безошибочно различить оживленный ритм сарантийского языка. Я умела читать на нем, поскольку некоторые тексты нашего монастыря были написаны на сарантийском. Однако здесь говорили слишком быстро, чтобы возможно было проследить мысль.

С опаской я заслонила лицо от солнца и открыла глаза.

Вокруг простиралась площадь, куда большая, чем территория моего монастыря. Лавки торговцев, что теснились по бокам, были той же высоты, что и часовня – вытянутые, узкие здания из камня и белой штукатурки, чьи черепичные крыши и дымовые трубы тянулись еще выше к небу, настолько, что, следуя за ними взглядом вверх, я была вынуждена попятиться и чуть было не упала, зацепившись за водосточный желоб. Шпили зданий вдалеке вздымались еще выше, и вокруг них порхали стаи воронов, крошечные, словно мошки.

Осматривать оживленную обстановку вокруг было ничуть не безопаснее. Я сосредоточилась на статуе святой Агнес, что стояла в центре площади, у ее ног были рассыпаны подношения из увядших цветов. Вокруг постамента сгрудились нищие, протягивая чаши для подаяния. На кладбище в Наймсе стояла статуя святой Агнес поменьше, установленная над могилой паломника. Знакомый мраморный лик фигуры казался самым дружелюбным из всего, что я видела в Бонсанте.

Постепенно мое сердце успокоилось. Я пыталась восстановить равновесие, чтобы встать, ощущая себя моряком, которого недавно выбросило на берег, когда надо мной раздался голос.

– Ты в порядке?

Вопрос, несомненно, был адресован мне. Я с тоской вспомнила свою жизнь в Наймсе, где единственными новыми людьми, с которыми мне приходилось встречаться, были трупы. Сплюнула, чтобы прочистить рот, и встретилась взглядом с парой любопытных карих глаз.

Я их узнала. Они принадлежали молодому солдату, который шлепнул Погибель по боку и велел мне бежать. Сейчас он держал шлем под мышкой, обнажив красивое смуглое лицо и взъерошенные черные волосы.

Желудок ухнул куда-то вниз. Я приготовилась к тому, что меня вот-вот узнают, но ни один мускул воина не дрогнул. Он не знал, кто я. Должно быть, не разглядел моего лица под капюшоном.

– Капитан послал меня, – продолжил он, заговорив немного медленнее, словно мне могло быть трудно воспринимать быструю речь. Видимо, то, как я смотрела на него, не добавляло ему уверенности. – Капитан Энгерранд, то есть капитан городской стражи. Нам полагается отводить всех, кто болен или ранен, в монастырь, чтобы матушка Долорес смогла их осмотреть. – Он огляделся вокруг, затем опустился на колено рядом со мной в доверительной позе, его согнутая рука небрежно покоилась на колене. – Капитан велел упомянуть, что в монастыре действует право убежища, а это значит, что пока ты там, то находишься под защитой настоятельницы. Он подумал, что это может тебе пригодиться.

Я знала о праве убежища; оно действовало во всех монастырях в Лораэле. Известно, что когда-то, пользуясь этим правом, спасалась от сожжения на костре ученая-еретичка Жозефина Биссалартская. Я уставилась на солдата, пытаясь сообразить, что ответил бы нормальный человек. Но в конце концов согнулась, и меня вырвало еще раз, что показалось мне куда лучшей альтернативой разговору.

– Ох, – произнес он и склонился надо мной, чтобы взглянуть. – По крайней мере, тебя стошнило ничем. Ты, должно быть, не ела лет сто.

– Хватит пялиться, – выдавила я из себя.

Солдат усмехнулся без малейшего раскаяния.

– Ну, ты определенно больна, – сказал он чересчур бодро. Затем нахлобучил шлем и выпрямился во весь рост. И авторитетным тоном объявил, видимо, для прохожих: – Мадам, у меня нет другого выбора, кроме как сопроводить вас в монастырь.

Идти с ним не казалось мне хорошей идеей. Некоторые из Сестер носили реликвии. Хотелось бы, чтобы у меня была возможность посоветоваться с Восставшим, но в данный момент он тошнотворно копошился в моей голове, словно оглушенная рыба в ведре, время от времени переворачиваясь брюхом кверху. Еще какое-то время он вряд ли будет способен дать полезные рекомендации.

Капитан Энгерранд уже дважды спас меня. Оба раза ему помогал Беда. Может быть, глупо надеяться, что это Госпожа послала Беду, чтобы выручить меня, но это все, что оставалось. Если капитан Энгерранд считает, что мне следует поступить именно так, значит, так и будет.

Я нетвердо поднялась на ноги и покачала головой, отказываясь от предложенной солдатом руки. Но все же уцепилась за нее, совершив ошибку – взглянув вверх. Буйство движения и цветов на площади не утратило своей ошеломляющей силы с тех пор, как я наблюдала эту картину в последний раз. Тошнота снова подкатила к горлу.

Он бросил на меня понимающий взгляд.

– Впервые в городе, не так ли? Я уже сталкивался с подобной реакцией. Откуда ты?

– Монтрпрестр, – пробормотала я, выпуская его руку.

Я выделялась бы меньше, если бы заявила, что прибыла из Ройшала, но моя история быстро раскрылась бы, начни кто-нибудь задавать вопросы. Между тем, ложь, вероятно, сойдет с рук, даже если мне не посчастливится встретить другого человека из Монтрпрестра. В основном, эта провинция известна тем, что в ней много коз.

– Это все объясняет, – сочувственно заметил он. – Ну, со временем ты привыкнешь к Бонсанту. А пока не отрывай глаз от земли, это должно помочь. Меня зовут Чарльз, кстати.

– Анна, – ответила я, упорно следуя за ним, пока он шел через площадь.

Может, он сказал что-то еще, но я этого не расслышала. И не была готова к тому, как больно будет снова использовать свое старое имя. Его звук жестоким эхом отдавался в моей голове, вызывая воспоминания о веревках на запястьях, затхлой вони сарая. Мне следовало выбрать что-нибудь другое. Франсин, или даже Маргарита.

К моему облегчению, Чарльз, казалось, не заметил, что я веду себя странно. Он вновь сунул шлем под мышку. Несколько раз я ловила его беглый взгляд на моем отражении, когда он мельком посматривал в витрины и изящно поправлял взъерошенные волосы. На мой взгляд, особо ничего не менялось, но тем не менее девушка, несущая корзину цветов, покраснела и заулыбалась ему, когда он проходил мимо.

Солдат вывел нас на узкую извилистую аллею, где на вымощенной брусчаткой дороге теснились лавки. Из будки по соседству донеслось шипение пара, за которым последовал ритмичный стук молотка. Когда мужчина достал из горна раскаленный кусок металла, по улице волнами разлился жар.

– Освященные стальные амулеты! – кричал продавец. – Защитите себя от невидимого! Эффективен против тварей и гадов любого Порядка!

Я нахмурилась, присмотревшись к его прилавку повнимательнее. С навеса свисали дюжины подвесок. Я догадалась, что он плавил их из подков лошадей Круга, и почти пожелала, чтобы Восставший был в состоянии комментировать происходящее, просто для того чтобы услышать его презрительную реакцию. Такие маленькие кусочки освященной стали едва ли отпугнут Тень.

Мое внимание привлек голос другого продавца.

– Арбалетный болт, поразивший Артемизию Наймскую, чудесным образом обнаруженный на поля боя! Достаточно одной медной монеты, чтобы прикоснуться к нему и получить ее благословение! Гарантированно исцеляет раны, защищает от скверны, поднимает настроение!

На мгновение я едва не поверила в то, что услышала. Но затем раздался другой голос.

– Щепки от святой стрелы с пятнами крови самой святой Артемизии! Подлинная вещь! Купите кусочек всего за пять монет! – Торговец взглянул на своего конкурента через дорогу.

Я в недоумении взирала на длинные очереди, толпившиеся у каждого из этих лотков. Затем в груди закипел гнев, заставив меня остановиться прямо посреди улицы. Чарльз ушел на несколько шагов вперед, прежде чем заметил, что я отстала, и поспешил вернуться.

– Что-то не так? – Он перехватил направление моего взгляда и насмешливо улыбнулся. – Невероятно, а? Я слышал, что они обмакивают столько деревянных щепок в свиную кровь, что мясники уже не справляются. Так уж сложились обстоятельства, думаю. Ты знаешь, что они уже называют сражение «Битвой за Бонсант»? Подобно чему-то из Войны Мучеников. О, – добавил он вдруг, поднимаясь на носки, чтобы охватить взглядом дальнюю часть улицы, – пойдем, нам нужно убраться с дороги.

По узкой улочке шествовала какая-то процессия. Это все, что я успела понять, прежде чем Чарльз увлек меня в сторону, под каменную арку дверного проема. Остальные прохожие делали то же самое, втискиваясь между лавками или в переулки. Солдат бросил быстрый взгляд вверх, подвинувшись, чтобы освободить место, и я почти последовала его примеру, прежде чем поймала себя на ошибке. Подобно старой паутине, верхнюю часть арки облепили тени, их цепкие руки и искаженные лица то появлялись, то исчезали из виду. Тени, которых Анна Монтрпрестрская не должна была видеть.