Текст книги "Поздравляю со смертью"

– Что? – Два удивленных серых глаза уставились на меня, забыв о столешнице. – Почему ты так говоришь? Я вовсе не имел в виду…

– А что ты имел в виду? Что баба ни на что больше не годится, кроме как чай-кофе тебе подавать?!

– Инесса, возьми себя в руки! Что с тобой? Ты же живой человек, ты могла ошибиться.

– Не могла! Поедем вместе – и ты сам убедишься в моих словах. Тот дом сгорел! Старик липовый!

– Нет, ты поезжай в отделение, а я…

– Нет! – опять перебила я, говоря еще громче, чтобы до него наконец достучаться. В мире, где правят мужчины, можно только орать, чтобы они хоть немного своего драгоценного внимания могли нам уделить. Если женщина ведет себя тише воды и ниже травы, то она вообще для них не человек. Казалось, что времена патриархата канули в Лету, но нет! Для некоторых ничего не изменилось. Женщины получили право голоса на выборах, но не право голоса в разговорах с мужчинами. – Нет, – повторила я, но уже тише, а то чую, я уже в двух шагах от получения ярлыка истерички. – Мы поедем в деревню вместе, а вот оттуда, если наш таинственный старичок обнаружится – разве что в подполе сгоревшего к чертям собачьим домика – поедем в отделение втроем, и мы с ним одновременно дадим показания о событиях в лесу. Так ведь логичнее, верно?

Я даже не заметила, как стала добавлять к репликам слово «верно», заразившись от Жана. Что ж, спасибо ему за лайфхак, потому что с «верно» даже Федор Алексеевич не мог поспорить.

– Хорошо, поехали.

* * *

– Ну что? Перепутала я, да?

– Прекрати ерничать, – сморщился Филиппов, застав ту же картину, что и я четыре дня назад – сгоревший дом под номером 33, что на улице Новой.

– А я говорила, но ты никогда меня не слушаешь! Это он убийца!

– Господи, Инесса, тебя послушать, то у тебя открытки убивают, то старик из усадьбы, то грибник из деревни. Да, он дал нам номер дома, который сгорел, но этому должно быть какое-то рациональное объяснение, и не факт, что оно связано со смертью Аллы.

Я обиженно замолчала, но когда Федор двинулся к соседям, я поспешила за ним. Все-таки разгадка была мне интересна так же, как и ему.

– Добрый день, – крикнул Федор через забор копающейся на грядке старушке. – Не подскажите, как найти Никиту Сергеевича?

– Ась? Никиту? Кого?

– Да, Никиту Сергеевича! Боже, – добавил он для меня, – она, похоже, глухая.

К счастью, в этот момент из дома вышел мужчина моложе нее, возможно, сын. Мой спутник теперь адресовал этот вопрос именно ему.

– Сергеича? Конечно, знаю. Его дом-то вон он, – показал он рукой, откуда мы пришли. – Сгорел две недели назад. Скитается по соседям и друзьям. Сейчас, насколько знаю, с Тимохой живет. Это двадцать пятый дом по этой улице.

– Спасибо. – Федор выразительно на меня посмотрел, дескать, говорил же я, что есть объяснение.

– А вдруг это не он? – прочитав его мысли, парировала я.

– Да, здесь полно Сергеичей, у которых дома горят.

– А тот вообще не Сергеич, просто им прикинулся!

– Вот признайся, ты из духа противоречия споришь. Ну зачем тому грибнику из леса притворяться другим человеком?

– Чтобы его не нашли, потому что именно он убил Аллу.

– Как именно? Не думаю, что у рандомного деревенского жителя есть знания о том, как вызвать у молодой здоровой девушки сердечный приступ.

– Может, он подпольный химик-биолог? – предположила я уже тише.

Федор лишь махнул рукой.

В итоге прав оказался он, а не я. Грибника мы застали по указанному адресу. Сперва к нам вышел двухметровый мужлан в растянутых трениках, тельняшке и накинутой на нее куртке со значком «ВДВ», по всей видимости Тимоша, он слега пошатывался, похоже, успел пригубить (хоть на календаре и не второе августа, но когда настоящего ВДВшника это останавливало?), однако сие не помешало ему понять, что от него требуется, он махнул нам рукой, подзывая, и проводил до нужной комнаты неожиданно длинного дома. Я специально считала двери, и Сергеич обнаружился аж за пятой.

– О! Это вы! – обрадовался он и легким движением руки непонятно откуда достал еще две рюмки, словно фокусник. Видать, из рукава.

– Нет, спасибо, – сдержанно ответил Федор Алексеевич и усиленно пытался не морщиться от брезгливости: алкашей Филиппов страсть как не любил. Я же успела выучить все его жесты, мимику и ужимки, поэтому могла с точностью определить, что значила вот эта конкретная складка на лбу или вот это конкретное мимолетное движение губ, словно он попытался их сжать, но передумал. – Вы не могли бы поехать с нами в отделение?

– Уже? – икнул Смоляков.

Детина уселся на слишком маленький для него табурет, оглядел накрытую «поляну» на столе, будто в первый раз видел, и отчетливо покачал головой.

– Нет, он сейчас не может! Давайте выпьем по одной, а затем…

– Затем может быть поздно. – Федор пристально разглядывал обоих и сделал справедливый вывод, что Никита Сергеевич гораздо трезвее хозяина, у которого он гостит. Но еще одна рюмка, и тот будет не в состоянии давать показания.

– Барышня, присядьте, – предложил мне давешний грибник, указывая глазами на заваленный каким-то тряпьем стул, я, разумеется, отказалась, а затем спросила:

– А почему вы дали адрес сгоревшего дома?

– Как почему? Я ведь там прописан. Это ведь официальный мой адрес, для протокола.

– Мы спрашивали для себя, а не для протокола, чтобы вас быстрее найти в случае чего…

– Так вы же нашли!

В логичности данному аргументу не откажешь, поэтому я прекратила полемику, тем самым признав свое поражение.

Вскоре мы сидели в отделении и практически под диктовку Федора писали где, когда и при каких обстоятельствах пропали улики и была найдена красная куртка.

– Филиппов, у нас и без твоих красных курток дел по горло, – фыркнул один мужик, но потом просто вздохнул и вышел из помещения. Другие относились к нам более лояльно, понимая, что их бывший сотрудник просто хочет справедливого отмщения за смерть дочерей. Однако было видно, что наши рассказы никого особо не впечатляют, да еще и подкладывать показания пришлось задним числом – якобы мы их дали в тот же день, когда приезжала бригада на поляну за деревней, что тоже многих не радовало. Уж не знаю, за какие ниточки дергал Федор и какие взятки давал.

– Что там с камерами, Вить? – спросил Федор у молодого парня, сидящего в углу.

– Камеры только на въезде в Товарищево, это следующая деревня за вашей. Объект проезжал в 22:23, как он и говорил. Можешь сам посмотреть.

– Он один был?

– На камере видно, что он едет один.

– Но он мог обогнуть деревню и вернуться в то же место, где высадил Аллу?

– В теории-то мог. – Парень открыл карту и предложил нам посмотреть. – Только зачем? Дорога там хреновая, я знаю, ездил с тестем как-то, он садовый участок себе присматривал. Мы там едва не застряли. На машине Сафронова точно не проедешь.

– В тот день не было дождей, дороги сухие.

– Да ты сам проверь! Колдобины, рытвины, между Товарищево и Лемешово вашим вообще лес, ему надо было ехать дальше, до станции, там разворачиваться и ехать обратно уже по другой дороге. К рынку он бы подъехал в лучшем случае через час. Где гарантия, что она бы его ждала там?

– Может, они созвонились? – предположила я. – Или списались?

– Звонков не было в это время, это мы проверили. Телефон мы вам возвращали…

– Я открывал мессендежры, – сообщил Федор, – там нет сообщений от Аллы после двух часов дня. Ее поздравляли с днем рождения, кому-то она отвечала, а потом перестала.

– Ну, в десять вечера она еще была жива, это говорит и Сафронов, и свидетель на рынке.

– Можешь дать его координаты?

– Черт, Федор, нет, не могу… Люди делают свою работу.

– Я нисколько не сомневаюсь в вашей компетентности, но у вас руки связаны, двадцать пять дел на одного, думаешь, я не помню? А я бы быстренько…

– Нет, Федор, – стыдливо пряча лицо, ответил молодой мужчина. – Прости, не могу.

– А где мой паспорт? – донеслось из другого угла.

– Ты этого еще пьяным привез, – шепотом возмутился парень.

– Ну что поделать, такой контингент…

Я помогла Никите Сергеевичу отыскать свой паспорт в бумагах, после чего мы уехали.

– Тебя куда? – спросил Федор по дороге. – Посидишь у меня, пока я этого, хм, отвезу обратно?

Я не сразу поняла, что он имеет в виду свой кабинет в магазине. Слава богу, а то я уже подумала невесть что. Встречаться с тетей Леной после всего жуть как не хотелось.

– Нет, отвези домой. А то твоя эта Дарья меня закормит до смерти.

Федор хмыкнул.

– Она не моя, это Альбина привела свою знакомую. То ли на йогу ходят вместе, то ли еще куда… Не помню.

– По-моему, она к тебе неравнодушна.

– Думаешь? – интонация была серьезной, но я понимала, что Федор дразнит меня.

– Ага. Судя по ее внешнему виду, она не особо увлекается выпечкой. Сразу видно, что печет конкретно для тебя.

– Внешний вид не показатель, у нее может быть прекрасный обмен веществ, лопает пирожки и не толстеет.

Смоляков смущенно молчал на заднем сидении, пока мы флиртовали.

– А тебя устраивает ее внешний вид?

– Нет, меня устраивает твой. – Не дожидаясь моего ответа на комплимент, он тут же уточнил: – Так тебя куда все-таки?

– Домой.

Федор вздохнул, но больше ничего не сказал.

Поднявшись к себе, я тут же набрала Жана.

– Я готова.

– К чему? – удивился он.

– Как к чему? К плану. Я была только что в полиции, и они совсем не заинтересованы расследованием. Они даже дело еще не возбудили, если я правильно поняла. Труп якобы не криминальный, но его тем не менее закопали.

– Отлично. А я уже местечко подыскал. Рядом с нашей дорогой усадьбой имеется промзона, в ней покинутая фабрика по изготовлению чего-то там, уже не помню. Ворота заперты на цепь, но внутрь нам не надо. Назначишь встречу возле входа. А я спрячусь за углом, там полно мусорных контейнеров…

Я перебила:

– Кому назначу встречу?

– Не знаю. Ты должна придумать кому. Иначе это все не имеет смысла.

– Но…

– Не переживай, я тебя прикрою.

Я думала до самого вечера. Наконец потянулась к телефону.

– Привет, Инька, как ты?

Я сморщилась. Наташка так и будет называть меня этим именем? В память об Изольде? Не лучший способ вспоминать о почившей подруге.

– Нормально.

– Идешь завтра на экзамен?

Посмотрев на часы, я сморщилась повторно. Выучить хоть что-то за оставшееся время нереально. Придется уповать на свою память. Предмет «Гносеология» мне нравился, я внимательно слушала преподавателя. Буду уповать на удачный билет.

– Придется. Слушай, у меня новости. Федор Алексеевич позвонил. Они прочесывали лес дальше и нашли Алкин телефон.

– А разве его не было в сумочке?

– Нет, – соврала я.

– Она звонила кому-то перед смертью? – воодушевилась подруга. – Вдруг она звонила убийце? Это при условии, что он был, конечно…

– Он был, конечно, – ответила я уверенно, повторяя частично ее реплику. – Иначе зачем ему труп прятать? Но по звонкам все установили раньше, сам аппарат для этого не нужен. Так вот, Федор Алексеевич переслал мне непонятные заметки, которые нашел в приложении «Блокнот». Помнишь, когда мы собирались вчетвером, она все время утыкалась в смартфон?

Здесь я не погрешила против истины, поэтому Живцова не могла не согласиться.

– Ну да.

– Оказалось, что она что-то записывала, но в зашифрованном виде. Алла как кантовская «вещь в себе», однако мне кажется, я ее успела немного изучить, потому что я уже смогла кое-что расшифровать.

– Да? Что же там? – Живцова, судя по голосу, заинтересовалась еще сильнее.

– Это ее дневник, – солгала я, не моргнув глазом. – Я знаю, что такие личные вещи читать нельзя, но она же мертва. И если на нее не сразу напали, она могла записать, с кем она встретилась после того, как вышла из машины Сафронова, понимаешь?

– Конечно! Инька, ты гений, – похвалили меня. – Давай я сейчас захвачу бутылку красного полусладкого, которая давно уже тебя дожидается, приеду к тебе, и мы вместе начнем расшифровывать!

Это рушило все мои планы…

– Нет-нет, я сейчас начну готовиться к экзамену. Но ты знаешь что… Ты встречаешься с Глебом в ближайшее время? Сегодня, может?

– Нет, собирались завтра, – смущенно ответила она, словно боясь, что я буду против.

– Хорошо, но, может, вы сегодня или завтра утром созвонитесь по поводу времени или еще чего? Короче, мне нужно, чтобы ты ему рассказала про записи Аллы, которые я начала расшифровывать.

– Но зачем?

Я вздохнула. Спокойно. Нужно подобрать правильные слова.

– Наташ, есть высокая вероятность, что я все-таки не расшифрую. А Глеб общается с Сафроновым. Так вот, скажи ему, что записи Аллы привели меня к заброшенной фабрике возле усадьбы «Царицыно». Оттуда я прослежу ее путь дальше. Я расшифровываю по дням, от записи к записи. И завтра вечером поеду туда, в царицынскую промзону.

Наташа слушала молча, затем решила выразить свое мнение:

– Это бред какой-то, Инесска. Ты думаешь, Сафронов поедет убивать тебя в промзону на заброшенную фабрику из-за каких-то мифических записей? Но ведь не факт, что в них вообще что-то есть! Самой-то не смешно?

Я чувствовала, что стремительно краснею. Живцова во всем права, но придумать что-то получше мне пока не удалось, а время идет.

– Слушай, спортсмены обычно не сильны интеллектом. Ты просто передай слово в слово. Медленно и по буквам, а то на Глеба тоже надеяться… – я запнулась, ведь все-таки говорила о ее парне. – Ну короче, передай ему и посмотрим, что будет. Скорее всего, ничего.

– Нет, скорее всего, тебя местные гопники хлопнут до башке и изнасилуют – вот что будет. А на истину ты таким путем не выйдешь.

– Ну, значит, такая судьба.

Живцова повздыхала немного прямо в трубку, затем категорично заявила:

– Вот что. Я поеду с тобой.

– Ты серьезно?

– Да. Не отправлять же тебя одну на суицидальную миссию! Я заныкаюсь где-нибудь неподалеку…

«За мусорными баками», – чуть не ляпнула я. Надеюсь, они с Жаном выберут разные и даже не заметят друг друга. Живцова спросит обязательно, на кой мне еще один «бэк-ап», и что мне ей отвечать? Что я и ее подозреваю? Только она-то уже знает, что это подстава, так что… Додумать свою мысль я не смогла, потому что тут же ей на смену пришла другая. Заброшенная фабрика – это подстава, и Алла там никогда не была, но вот про записи-то Наташка не знает, что они выдуманные! А заброшка – отличное место от меня избавиться. Так что ехать с ней вдвоем – вполне оправданное решение в пределах нашей с Жаном миссии.

«Ты серьезно думаешь, что Живцова способна тебя убить?!» – спросила меня моя совесть.

Я покачала головой. Я схожу с ума.

Наташка все это время что-то увлеченно говорила, спорила сама с собой и предлагала варианты. Наконец она спросила меня:

– Что скажешь?

– Отлично. Спасибо за помощь.

Не зная толком, на что согласилась, я отключилась и занялась наконец предстоящим экзаменом.

* * *

Экзамен по гносеологии прошел тяжело. В вузе не было кондиционеров и даже обычных вентиляторов, а окна в аудитории не открывались, при этом они выходили на восток, в них било яростное солнце своими жаркими лучами, и в итоге было очень душно. Одна девушка даже грохнулась в обморок (про нее, правда, судачили, что она на раннем сроке беременности, так что потеря сознания могла быть как-то с этим связана). Преподаватель был вынужден предложить всем поставить «удовлетворительно», кого это устроит, и отпустить без вытягивания билета и ответов. Но мало кого это устроило. Мы с Наташкой обливались потом, нас отправляли доучивать, потому что преподавателю ответ казался неполным, но все же за свою настойчивость и жертвенность мы были вознаграждены отличными отметками.

– Ты веришь в это? – спускаясь по лестнице и обмахиваясь импровизированным веером, сделанным из двух тетрадок, изумлялась Наташка. – Когда нас отправили доучивать, я думала, что пятерки не видать!

– Я, честно говоря, тоже.

Только когда мы покинули стены вуза, Живцова заговорила о более важных вещах.

– Вчера общалась с Глебом, все ему передала, как ты и велела.

– Отлично. Вы сегодня встречаетесь?

– Должны были, – взгрустнула Наталья, – но он вспомнил про какие-то дела. – Я с интересом воззрилась на подружку, мимикой показывая, что это неспроста. – Да нет, – отмахнулась она, понимая, на что намекает выражение моего лица, – он последнее время постоянно отказывается от свиданок. Нашел себе, видимо, кого-то. А смелости мне это в лицо сказать ему не хватает.

– Ну если так, главное, чтобы он Сафронову сказал.

– Сказал! Точно сказал. Он пять раз у меня спросил, знает ли Сашка об этих записях. Сашка ему важнее меня!

– Ясно. Темнеет нынче поздно, предлагаю выдвигаться часов в восемь. Совсем ночью мне самой неохота гулять по заброшкам. А убить меня и днем никому ничего не помешает.

– Прекрати! Никто тебя не убьет. Во-первых, я не позволю. Во-вторых, если ему нужен зашифрованный дневник, он отберет у тебя телефон или заставит удалить присланное сообщение.

– Ну да, а что мешает Федору скинуть мне его опять?

– Федору?

Черт…

– Да, Федору Алексеевичу.

– Не знаю, сама говоришь, что спортсмены тупые. Не подумает об этом.

Да, это мне надо было подумать! А не выдавать первую придуманную ложь. Надо было сказать, что я тайком переслала сама себе файл с Алкиного телефона. И тогда убийце достаточно отобрать мой смартфон или удалить этот файл, как Наташка и сказала. Меньше риска для меня. А вот теперь… Если я единственный человек, который может расшифровать записи, то устранять надо не записи, а меня. Или тогда после кражи у меня телефона ехать к Филипповым и пытаться украсть телефон самой Аллы, что гораздо проблематичнее. Я ведь сама заявила, где буду – у черта на куличках, вот где. Без свидетелей, без случайных прохожих. Приходи и убивай.

Я вздрогнула. На стадии планирования это все не казалось таким ужасным и опасным, а теперь волны паники стали накрывать мое сердце, сантиметр за сантиметром, клетка за клеткой. Я представила себе, как стою у кромки воды в песочке во время прилива, и каждая новая волна океана сильнее и сильнее погружает меня в песок и все выше и выше омывает мои ноги. Скоро я по шею окажусь в ледяной воде, а затем уйду в нее с головой и навек перестану дышать.

* * *

Звонок в дверь меня удивил. Я только недавно вернулась из вуза, на часах – половина третьего, до встречи с Наташкой еще куча времени, кого ко мне занесло? Тем более без звонка по телефону вначале. Приходить без предупреждения и одобрения, что главное, в наш современный век – моветон. Я понимаю, что в советское время, когда знали соседей не то что справа и слева по площадке – во всем доме, и когда единственным средством общения, кроме личного (ну и эпистолярного, при помощи почтового отделения и конверта, но это мы опустим), был стационарный телефон, который и то далеко не у всех имелся в квартире, вот тогда еще уместно приходить в гости без предупреждения. А сейчас… Своих соседей я не знала. А из знакомых никого не ждала. Может, ну его?..

Но все-таки вежливость победила чувство страха перед неизвестным и элементарную лень, и я в итоге открыла дверь.

На пороге стоял Федор, не к добру упомянутый сегодня при разговоре с Наташкой. Как почувствовал…

– Извини, я, наверно, зря…

Таким неуверенным в себе и смущенным я его видела впервые. Глаза опускаются долу, все лицо словно расписано словом «виноват». Но в чем? Он ничего мне не сделал. Это я, в сущности, соблазнила женатого мужчину намного старше себя.

– Проходи, что ты стоишь, как неродной… – повторила я почти в точности его фразу, которую он произнес полторы недели назад, когда я впервые появилась у них дома после смерти Изольды.

Он на меня как-то странно посмотрел, возможно, вспомнил сам, и зашел.

– Кофе? – спросила я, потому что он продолжал молчать, стоя в прихожей и даже не делая попыток разуться.

– Послушай… Но только не перебивай. Я не мог… то есть мы не могли раньше, потому что у меня Лена и… и были Изольда и Алла. Но сейчас… Это ужасно, что произошло, но я чувствую… как бы это сказать, как избавление, что ли.

Какой-то холодок прошелся по моей спине. Я понимала, что то, что я услышу дальше, мне не понравится.

– Избавление? – сглотнув, переспросила я. Может, я неверно его поняла?

– Да. – Он перевел на меня глаза, и в них я увидела нездоровый блеск. Что происходит? – Мне очень больно. Очень жалко моих девочек, ты не представляешь как…

– Почему же, я понимаю…

– Стой! Я просил не перебивать. Но потом я понял, что все, что случилось… – он покачал головой, словно пребывая в неуверенности. – Так даже лучше.

– Лучше?!

– Пойми, дети сдерживали меня, но теперь я могу развестись… Сначала я думал, что не смогу ее бросить после всего. Горе и так ее сломило. Она мне сегодня говорила, что не может до матери дозвониться, а ты прекрасно знаешь, что ее мать умерла. Мне придется выждать какое-то время, чтобы она пришла в себя, потому что сразу столько ударов судьбы – это ее окончательно сломает, и нам придется ее сдать в дурдом. Но через какое-то время, ближайшее время, я смогу от нее уйти. Нас теперь ничто не держит. И ты! Ты всегда говорила, что дружба тебе дороже наших отношений и ты не сможешь смотреть в глаза Изольде, ты боялась, что она узнает, но теперь ее нет… – И вот прозвучало роковое: – Она стояла между нами.

– Федор… – прошептала я. – Что ты наде…

Он снова перебил:

– Стой, я не договорил. Потом ты и с Аллой стала общаться, и я тоже не мог тебе ничего предложить, ты бы сказала, что тебе бы было стыдно уже перед ней.

– А как же тетя Лена? – Я хотела добавить: «Ты и ее убьешь?», но прикусила язык.

Федор проигнорировал мой вопрос (или просто решил, что уже достаточно сказал про свою жену, то есть ответил мне заранее) и сделал шаг вперед – я же отступила.

– Куда ты, Инесса? Мы теперь можем быть вместе и ни на кого не оглядываться. Слышишь? Я разведусь и женюсь на тебе, все официально, никто нам ничего не скажет…

Он делал шаги, а я отступала, пока не уперлась в закрытую дверь второй спальни.

Он прижал меня к ней и начал целовать.

– Федор, погоди…

– Что? Что не так?

В коридоре висели большие настенные часы, посмотрев на них, я поняла, как могу отмазаться.

– У меня встреча. Скоро. Давай перенесем это обсуждение на другой день.

– Встреча? С кем? – ревниво спросил он.

– С Наташкой.

Он заметно успокоился и даже отстранился.

– Опять расследуете? – хмыкнул.

– Да. Придумали кое-что по разоблачению убийцы. Если он, конечно, был, – быстро добавила я, чтобы он не посчитал меня параноиком, ведь ничего еще не доказано.

– Обязательно сообщи мне, где ты, когда уйдешь и когда вернешься домой, чтобы я был спокоен. А то наворотите дел со своей Наташкой.

– Хорошо, – ответила я, только чтобы он отвязался.

Он посмотрел мне в глаза, словно проверяя меня на искренность, а затем ушел. Я же прошла на кухню, поставила чайник и, стоя прямо над ним, будто не понимая, что он от этого быстрее не закипит, стала раздумывать.

Деревня. Поляна. Лес. Вот Федор уходит в гущу деревьев, я его не вижу. Проходит время – и появляется силуэт в красном. И труп в кустах. На холме я его так ни разу и не увидела. Он же мог, сделав небольшой крюк, углубившись в лес, чтобы его не было видно с поляны, выйти с другой стороны. Но зачем? Попугать меня? Проверить, что я точно стою на месте и не пошла за ним? А откуда куртка? Он что, ее там держал на случай, если придется срочно стать инкогнито? Да ну, бред… Это ведь он инициировал расследование. Он вызвал опергруппу на поляну, заставил их взять куртку на экспертизу, рассказал про сумку. Если бы не он, мы бы эту сумку вообще не нашли! И открытку тоже. Может, у него диссоциативное расстройство идентичности? Вторая его личность так сильно хотела быть со мной, что решилась на устранение тех, кто, по мнению этой личности, нам мешал воссоединиться.

Чайник еще не успел закипеть, а я накрутила себя уже до такого, что пришлось вставать в душ под струю холодной воды. Контраст температуры воды с моей кожей меня немного взбодрил, я сделала воду погорячее, и, хоть сумасшедшие мысли о том, что отец смог убить своих дочерей ради мимолетной интрижки, меня временно покинули, я взяла с себя обещание не допускать с ним близости, пока этот навороченный клубок данной истории не распутается до конца.

* * *

«Я на месте».

– С кем ты переписываешься? – с подозрением спросила Наташка, встречавшая меня на платформе.

– Ни с кем, – хмуро ответила я.

По плану, я не должна была ей рассказывать, что меня кто-то еще страхует. Однако сообщение Жана меня успокоило. Вместе с Наташкой они точно не могут быть. Один из них явно за меня и приехал, чтобы мне помочь. Но на всякий случай я еще попыталась дозвониться Федору перед тем, как сесть в электричку, но он не ответил. Тогда я просто оставила ему сообщение в мессенджере, куда поехала, с кем и почему (про Жана не говорила, зная, как он на него реагирует, только про Живцову). Прочитает, когда включит интернет. Сама же отключила звук в телефоне. Если Федор начнет перезванивать в ответ на сообщение, то этот звук может спугнуть убийцу.

Чем дальше мы удалялись от усадьбы, тем меньше людей было вокруг. Днем было довольно жарко, а вот к вечеру сильно похолодало. Откуда ни возьмись подул пронизывающий северный ветер, навевая какую-то неясную тревогу и поселяя сумрак в душе. Я застегнула кожаную косуху и затянула шарф потуже, чтобы чуть меньше чувствовать его ледяные порывы, однако тревога никуда не делась.

– Ты уверена, что мы хотим это сделать? – вдруг струсила Наталья.

– Ты сама предложила меня охранять, даже настояла! – напомнила я.

– Да, но зачем именно здесь? Пойдем в другое место!

– А затем ты позвонишь Глебу и скажешь, что я передумала и решила отправиться гулять вдоль шоссе целый вечер? И попросишь его передать это Сашке? Нет, – покачала я головой, – отступать поздно. По моей легенде, мои изыскания привели меня именно к этой фабрике и именно поздним вечером, потому что Алла якобы накануне смерти сюда приходила.

– Если она не приходила, значит, ни с кем здесь не виделась, и убийца знает это, ибо это и есть он, и он с ней здесь не виделся, следовательно, ему нет смысла останавливать нас от расследования!

Невзирая на то, что Наташка говорила уверенно и логично, она не учла некоторые моменты, на которые я решила надавить:

– Но для преступника это все равно наиболее удачный момент от меня избавиться или хотя бы похитить телефон с записями. Ведь он не знает, что в них. Да, след с фабрикой никуда меня не приведет, понимает он, однако я не отступлюсь и выясню правду, и это он тоже понимает. В том случае, если у Аллы это записано, конечно. Да еще и можно будет подставить того, с кем Алла здесь встречалась. То есть преступник может понадеяться, что я не ошиблась и она реально тут с кем-то пересеклась вечером накануне своей гибели.

– А что на самом деле?

– В смысле?

Я отвлеклась от асфальта под ногами, кое-где ломаного, с отвалившимися кусками, а где-то покрытого какой-то липкой жижей – издержки прогулки по промзоне, – чтобы посмотреть на подругу.

– Что в этих записях? Ты реально думаешь, что сможешь узнать, что с ней случилось?

Я похолодела от этого вопроса. Чтобы подруга не заметила испуг в моих глазах, я снова перевела их на свои ноги.

– Думаю, да, – с трудом выдавила из себя я. Нужно идти до конца.

«Я на месте», – вспомнила я сообщение Жана и немного расслабилась. Приятно знать, что у меня имеется поддержка.

«А вдруг это он?» – внезапно вспыхнула в моей голове странная мысль. Ведь это была его идея – поздний вечер, промзона, заброшенная фабрика, ловля на живца. Как удобно! И я поддалась на это, как дура.

Так, спокойно. Пока нет никаких доказательств того, что Жан в принципе знал хотя бы одну из сестер. Да, мы часто собирались в усадьбе, и он живет неподалеку, но он уже доказал, что в этом чудесном дворцово-парковом ансамбле он не частый гость. И потом, даже если это и так, чтобы избавляться от меня, ему нужна очень веская причина. Ведь он единственный, кроме меня, кто знает, что нет никаких записей. А у меня у самой никаких зацепок. Для убийцы я безопасна. И если убийца – Жан, то он меня не тронет. Хотя его желание помогать мне в расследовании немного, если честно, настораживает.

Наконец мы были на месте.

– Тебе лучше спрятаться, – напомнила я, вертя головой во все стороны. Откуда придет опасность?

– О, дыра в заборе! – обрадовалась подружка, показывая на порванную сетку-рабицу в двух шагах от ворот, на которых красовалась мощная цепь с амбарным замком. – Вот тут-то я и спрячусь!

Прежде чем я успела ее предупредить, она уже прокралась на территорию заброшенной фабрики. Блин, отлично…

– Наташка, – шепотом позвала я ее через дыру, оставшись с внешней стороны забора. – Ответь! – Тишина. – Черт…

Я снова огляделась, на этот раз рассеянно, особо не стараясь что-то высмотреть. Все мои мысли занимала моя бесстрашная подруга. Ну зачем она полезла в дыру забора? Сторож со злыми голодными собаками – меньшее, чего она должна бояться сейчас. Ведь если кто-то и собирался прийти сюда за мной, он вполне мог явиться гораздо раньше нас и проделать тот же финт с забором, чтобы оказаться на территории и наблюдать оттуда за мной. Вдоль дороги стоят фонари, которые как раз в этот момент зажглись, и я оказалась как на ладони. Преступник мог это предугадать и затаиться за каким-нибудь деревом внутри. Забор, как я уже сказала, представлял собой сетку, и проблем со слежкой у него не будет. Только теперь на его пути встала Наташка.

Ладно, буду надеяться, что мы трое – я, Жан и Живцова – просто идиоты, которые в детстве не наигрались в шпионов и теперь решили это компенсировать. Максимум неприятностей, которые нас ждут, это потеря времени и, возможно, переохлаждение, особенно, если ветер не утихнет.

Итак, я продолжала стоять, но ничего не происходило. Чтобы вконец не замерзнуть, я начала прохаживаться вдоль дороги туда-сюда, потом поняла, что это глупо. Допустим, враг пришел. Чего он от меня ожидает? Я ведь должна что-то искать, вынюхивать, а не тупо стоять. В то же время у меня может быть назначена здесь встреча. Допустим, я вычислила человека, с которым встречалась Алла, и жду его, чтобы побеседовать. Но в таком случае преступник себя никак не проявит. Кто же на меня станет нападать, зная, что сейчас придет ненужный свидетель сего злодеяния?

Короче, я убедила саму себя изменить тактику поведения, подошла к амбарному замку на воротах и стала тщательно его изучать. Эта дорога являлась ответвлением от главного шоссе, и здесь автомобили ездили редко. Если в начале девятого, когда мы только подошли, они еще и ездили (наверно, уезжали с работы те, кто где-то здесь трудится в окрестностях), то сейчас дорога совсем затихла. Я же специально повернулась затылком к тому, кто мог меня атаковать, чтобы его спровоцировать. Только вот на безлюдном тротуаре я бы точно услышала приближающиеся шаги, но он оставался тихим и пустым.