Текст книги "Поздравляю со смертью"

Забыв о Федоре, я стала переходить дорогу. Что-то не так… Интуиция сработала? Зеленый человечек – горит, манит, зовет. Все переходят. И я вместе с ними. Нет, все в порядке, я спокойно перешла дорогу, никто меня не раздавил и под колеса не бросил. Но откуда такое щемящее и немного болезненное ощущение в солнечном сплетении? Может, меня отравили в любимом заведении? Паста на вкус была нормальной, как и соус, но кто знает…

На парковке ощущение усилилось. Я внимательно смотрела по сторонам, тщетно пытаясь отыскать причину паники и возможную опасность, но и тут никто не хотел меня давить или похищать.

Двери бесшумно разъехались, зазывая меня внутрь. Какой-то ряженый паренек сунул буклет прямо в руку. Вот наглость, раньше они хотя бы спрашивали разрешения. «Хотите купон?» А теперь просто насильно пихают. Я также просто его выбросила. Да, прямо на пол. Почему я должна возвращаться на крылечко, где стоит урна, только из-за того, что мне сунули мусор? А потом на обратном пути мне опять подсунут какую-нибудь бумажку? Тут же имеются уборщицы, я надеюсь.

Я зашла в лифт. Куда я хотела? Ах да, вывеска любимого бренда располагалась на фасаде с указанием этажа. Вроде третий.

Другие пассажиры уставились на меня в немом ожидании. Ну да, я же не нажала ни на одну кнопку. Мы просто стоим и ждем, когда лифт закроет двери. Сами они прибыли с нулевого этажа, видимо, там супермаркет или еще одна парковка. Наконец какой-то парень сам нажал на кнопку закрытия дверей. А я почему-то стояла и не могла пошевелиться.

Двери плавно закрывались, выдавливая весь кислород наружу, оставляя в кабине лишь углекислый газ. Вы что, не видите? Почему все молчат? Почему никто не возмущается? Не боится? Не орет?

Я открыла рот сама в немом крике, чтобы подать им пример, вот так надо вести себя сейчас: орать, визжать и топать ногами – но у меня ничего этого не получилось. Я, как щука, вытащенная умелым спиннингистом из воды, открывала рот вновь и вновь, чтобы начать дышать, но дышать-то нечем!

Я схватилась рукой за стену, чтобы не упасть.

– Что с вами? – обратили-таки на меня внимание другие посетители торгового центра.

– Клаустрофобия, – предположил кто-то умный. Как будто с таким диагнозом я бы в лифт полезла.

Двери открылись. Двое вышли как ни в чем не бывало (ну у них же важные дела, надо лак для ногтей купить или заколку, отпустим их, право), и только двое других, парень с девушкой, остались возле меня.

Опершись на парня, я вышла из кабины на нужном этаже.

– Вы дойдете? Или вам скорую вызвать?

Его слова доносились до меня как через два плотных ватника и шапку-ушанку в придачу. Но это не его вина.

Я отпустила парня и кивнула ему, мол, иди. Легкие снова пришли в движение, все хорошо.

Я посмотрела по сторонам, выискивая нужную вывеску, но все эти надписи над бутиками слились в одну – очень длинную и нечитаемую, будто какое-то финское слово, кто же так свой бренд назовет? – а их стеклянные стены начали надвигаться на меня в попытке раздавить. Я вспомнила эпизод из какой-то части «Пилы», где персонажа раздавили в таком устройстве, и осознание, что я умру такой же чудовищной смертью прямо сейчас у всех на глазах, заставило мое сердце сделать какой-то акробатический кувырок в моей груди, все люди, предметы, стены и вывески запрыгнули в веселую карусель, да так и крутились очень долгое, как мне казалось, время, пока наконец я не умерла.

* * *

Нет, я не умерла, мне просто так показалось. Заботливая парочка, которая не оставила меня, выйдя со мной из лифта, вызвала мне скорую. Меня куда-то привезли, пару часов обследовали и заявили, что у меня была паническая атака. Узнав, что я несчастный голодный студент на сессии, врачи тут же потеряли ко мне интерес, мол, вас таких пруд пруди. Иди, студент, не нервничай и перед следующим экзаменом обязательно выпей валерьянки. Ага, а почему же в прошлые мои сессии этого не было? Да и не нервничала я особо, есть дела поважнее экзаменов и зачетов. Вот в чем дело… Вроде все закончилось, но эта история меня не отпускает.

Федор! Федор с новостями.

Я не стала рисковать и вызвала такси, чтобы от больницы добраться с комфортом и не падать больше в общественных местах и транспорте. Будний день, час пик, как представлю себе эту духоту в стоячем положении, зажатая и пинаемая всеми… Короче, из такси, которое неминуемо встало в пробку, я написала Жану, что плохо себя чувствую, и отменила свидание. Затем позвонила Федору.

– Можешь приехать в магазин? – с места в карьер спросил он.

– Нет, я очень плохо себя чувствую, еду из больницы.

– Да? Что случилось?

– Паническая атака.

– Что? Почему?

– Давай ты лучше расскажешь, какие у тебя новости, – решила я сэкономить время. Тем более о причинах своей напасти я и сама толком не знала. – Или приезжай ко мне. Через сколько примерно мы будем? – закрыв трубку рукой, спросила я уже у водителя.

– Не знаю, как пробка… – ожидаемо ответил мужчина.

– Нет, я не смогу, – донесся до меня голос из трубки, – работы много, я тебе так расскажу, пока есть время.

Итак, на обуви и одежде Глеба нашли почву из ямы, в которой он хоронил Аллу (там какой-то особый состав почвы, соотношение каких-то растений, я не стала запоминать), а его бабушка признала свою флисовую куртку и жаловалась полиции, что уже неделю ей не в чем дома ходить (мне вот нормально дома в одной футболке, но пожилые всегда мерзнут), да он и так во всем сознался. Вопрос в другом. Федор, оказывается, заказал экспертизу по Алле в другом центре СМЭ, где у него есть связи, и вот там-то обнаружили, что Аллу отравили. А наркотиков в ее крови было так мало, что они никак не могли спровоцировать смерть (потому-то местные судебные медики, куда доставили Аллу первоначально, следов наркоты вообще не обнаружили). Аллергии на компоненты «Икса-Игрека» у нее тоже не наблюдалось, хотя, возможно, один из них и вызвал обострение уже имевшегося отравления, из-за чего деструктивные процессы в ее организме пошли быстрее.

Глеба спрашивали вновь и вновь, что он помнит о поведении Аллы и симптоматике. Снова вызвали Сафронова, поскольку он провел с ней больше времени в тот день (опять будет бегать за нами с Наташкой с топором, решив, что это наших рук дело). Теперь Федор ждет решения по эксгумации тела Изольды, потому что выходит так, что Алла… уже была отравлена, когда села в машину к Глебу.

– Но как? Чем?

– Над этим сейчас работают эксперты. – А дальше Федор сказал такое, что меня безумно взволновало, а так нельзя поступать с человеком, который только что и без того пережил паническую атаку: – Будь предельно осторожна!

– Федор, я не понимаю… Ты думаешь, что кто-то охотится на нас всех? Почему я должна быть осторожна?

Водитель стал на меня недобро коситься, я видела его взгляд через зеркало, но мне было все равно.

– Не знаю, что и думать. Соберитесь с Наташкой и вспомните, кому вы что сделали, чтобы желать вам смерти. Кого обидели.

Мне и напрягаться не пришлось, вопрос был очень легкий:

– Никого!

– Тогда, может, мои девочки что-то напортачили?

– Если так, то я об этом ничего не знаю!

– Тогда спроси свою Наташку, может, она знает! Инесса, дело серьезное. Думайте. Я потом приеду и спрошу с вас обеих, что надумали. Все. Отбой. Ах, и это… – быстро добавил он, пока я еще не успела скинуть звонок. – С этим своим парнем… поаккуратнее.

– В смысле?

– В смысле, что он появился недавно, когда все это началось. Так ведь? – Я подтвердила, что недавно, однако напомнила, что Изольда была уже мертва на момент нашего с ним знакомства. – Не важно, когда именно, главное, что недавно. Это очень подозрительно! Не общайся с новыми людьми пока. Нужно подождать, когда расследование завершится.

– Я попробую держать его на дистанции.

– Умница.

Мы распрощались, но я, однако, не считала, что от Жана мне может грозить какая-то опасность. Зачем ему ехать с нами на фабрику и ловить Глеба?

«Затем, что Глеб-то не виноват!» – ответил кто-то в моей голове, чем жутко меня взбесил.

Так или иначе, от свидания я все равно уже отказалась. Я могу сказаться больной и завтра, и послезавтра. А вот что потом? Будем надеться, что причину отравления и отравителя, если это сделал человек с конкретной целью, найдут очень быстро. Одно дело, когда смерти были якобы некриминальными, но сейчас выяснилась правда. Полиция должна бросить все усилия на то, чтобы установить истину и поймать тех, кого надо.

Я расплатилась и вышла из машины. Однако не спешила заходить в подъезд. Хотелось прогуляться. Сначала я подумала, что неплохо бы зайти в магазин и купить хотя бы хлеба, а еще желательно готовый ужин в отделе кулинарии – дома шаром покати, – но тут же вспомнила, как плохо мне было в закрытом пространстве, и решила просто пройтись вокруг дома. Итак, наворачивая круги и любуясь давно не крашенными облезло-желтыми стенами, я стала думать, как девочки могли отравиться до смерти. Многие в своей жизни испытывали пищевое отравление, но это совсем не то, что произошло с ними. Не было тошноты, рвоты и диареи, иначе близкие бы это заметили. И Изольда, и Алла жаловались на плохое самочувствие и слабость – вот и все. А перед этим получили злополучную открытку… Вероятно, интуиция меня не подвела с самого начала, и все дело в ней. Но я тут уже ничего не могу сделать, это работа экспертов. Я лишь написала Федору, нет ли новостей по открытке, и он довольно быстро ответил, что результаты будут завтра, во всяком случае, ему так обещали. Удовлетворившись, я вернулась домой, приняла душ и легла спать пораньше, даже не поужинав. Аппетита не было совсем.

Сон не шел. Я смотрела на стену, на которой плясали странные тени искривленных веток деревьев, рожденные моей рассеянностью: я снова забыла занавесить окна. Каждый проезжающий мимо моего дома автомобиль своими зажженными фарами временно смещал их положение, затем, уехав, передавал бразды правления статичным фонарям. В какой-то момент на меня стало что-то давить. Я лежала на боку, говорят, что сонный паралич настигает людей лишь тогда, когда они спят на спине. Что ж, у меня все не как у обычных людей, пора уже к этому привыкнуть. Я попыталась пошевелиться и с удивлением поняла, что могу. Значит, не паралич. Однако, нечто на моем боку стало давить сильнее, практически прижимая меня животом к матрасу. Так, спокойно. Это просто странные, неприятные ощущения, вызванные неудобным положением тела. Что-то где-то пережало, что-то где-то затекло, и в результате практически осязательная галлюцинация и кажется, что кто-то на меня улегся сверху.

Усилием я приподняла правое плечо, чтобы из положения на животе вернуться к исходному – на боку, но нечто не хотело сползать с меня. Что же это такое? Против воли, я снова начала поддаваться панике. Сердце забилось так, что я слышала его оглушающие сокращения прямо в барабанных перепонках. С трудом я все же пошевелилась еще, поднимаясь выше, и посмотрела через плечо. Рядом со мной на краю кровати лежал какой-то мужик. Старомодный твидовый коричневый костюм (не спрашивайте, как почти в полной темноте я четко видела цвет, для меня самой это загадка), волосы с проседью. Именно он давил на меня, мы лежали спина к спине, иначе бы он просто не вместился: кровать не очень широкая. Но как он забрался сюда? Что ему надо? Вор, который прилег отдохнуть? Причем на ту же кровать, где лежит хозяин квартиры? Но наглость домушника вызвала не смех или раздражение, она вызывала жгучий страх. Хуже всего те вещи, которые ты не можешь объяснить. Мужчина тем временем тоже пошевелился и обратил ко мне свое лицо, повернув для этого голову почти на сто восемьдесят градусов. Вместо глаз были пустые темные впадины, от носа осталась короткая белая кость, изо рта лезли черви, мухи и навозные жуки. Это был мертвец. Труп, который шевелился в моей постели.

Я завизжала и проснулась. Ну конечно. Просто сон. Почему во сне ты никогда не понимаешь, что это сон, каким бы ирреальным он ни был, пока не очнешься, пока не выберешься из его тяжелого плена?..

Я повертела головой. В комнате темнее, чем было во сне, я вообще ничего не вижу. А все потому, что я в действительности вспомнила задвинуть шторы на окне, перед тем как лечь спать. И никаких пугающих, пустившихся в пляс теней на стене нет, как и нет никакого покойника в моей постели.

Я была уверена, что после этого кошмара, который был еще хуже и страшнее всех предыдущих, не смогу заснуть, но ошиблась.

Разбудил меня звонок. Открыв глаза, я сперва решила порадоваться яркому доброму солнышку, чьи горячие лучи прорывались сквозь узкую щель между двух занавесок, как ловкий каторжник, умудрившийся сбежать от двух стражников, просто просочившись меж ними, и падали неровной золотистой полосой на стену у изголовья моей кровати, а затем уже, поняв, что я жива и здорова (по крайней мере физически), потянулась к телефону.

Это была сокурсница Люба, староста группы.

– Инесска, поздравляю тебя с днюхой!

– Что? – на секунду повисла я. – Ах, ну да… Спасибо.

Есть у вас такие бесящие знакомые, которые ставят липовую дату в соцсетях, говоря при этом с невыносимым пафосом: «Настоящие друзья должны помнить мою реальную дату рождения и не пользоваться подсказками соцсетей, а на ненастоящих мне плевать! Вот так я и узнаю, кого в какую категорию записывать!»? Ну вот, я такая и есть. Число стоит верное, а месяц другой. На самом деле у меня в начале июля день рождения, а не июня. Но Любе это знать необязательно. Не стану же я признаваться в том, что всех обманула? Наташка знает верную дату, как и Федор, как и родители, естественно, а на остальных, как я выше уже заметила, мне начхать.

Пока я терла лицо, пытаясь понять, который час, она взволнованно что-то мне желала. Господи, откуда в людях столько позитива и наивности? Можно подумать, если она мне этого всего не нажелает, то у меня этого никогда не будет. И напротив, если произнесла, то обязательно появится. Ага-ага, то-то все здоровые как быки и богатые как Крез. И у всех огромная, как океан, взаимная любовь до гроба. Ведь именно это обычно люди без фантазии и желают всем подряд.

Наконец я от нее отвязалась и включила функцию фильтра. Теперь до меня дозвонятся только люди из моего списка контактов, а он невелик. Да, Люба, как староста группы, там присутствует – просто на всякий случай, мне не приходилось ей звонить или писать, хотя пару раз она делала какие-то рассылки в мессенджере, – но ей, надеюсь, не придет в голову поздравлять меня с липовым праздником еще раз.

Когда я поняла, что довела себя и свой холодильник до того, что мне даже завтракать нечем, то разразилась злобной тирадой в свой адрес. Ни хлеба, ни яиц, ни молока. Даже печенье – и то засохло. Выпив пустой кофе, я заставила себя одеться и выйти в магазин.

На обратном пути решила достать почту из ящика. Должна уже прийти квитанция за квартиру. Я остановилась, ища ключи в кармане, но тут из сумки зазвонил телефон. Боже, опять поздравления… Надо перенести дату с июня на 31 декабря. Все празднуют Новый год, им будет не до меня.

Но ключей в кармане не было, а значит, они тоже в сумке, все равно нужно туда лезть. И вот, достав телефон, на экране которого высветилось «Федор Алексеевич», нажав на зеленую трубку и прижав к уху, я полезла дальше в недра сумки в поисках ключей.

– Уж от кого не ожидала… – пожурила я вместо приветствия.

– Что?

– У меня не сегодня день рождения, я думала, ты хотя бы не поведешься на соцсети.

– О чем ты говоришь? У тебя разве не в июле?

– Да. – Я нашла-таки ключи, и тут меня осенило: – А почему ты звонишь тогда? Я думала, чтобы поздравить.

– Нет, я звоню, потому что я сейчас в экспертизе. Инесса, ты была права все это время! Яд на открытке!

– Что? – Я машинально вставила в замочек на почтовом ящичке самый маленький ключ, хотя интерес к квитанциям и бесплатным газетам уже потеряла. – Как понять, на открытке? Ее намазали ядом? – Я вспомнила, как Изольда дала мне свою открытку, и меня передернуло. – Погоди, – он что-то попытался сказать, но я перебила, – мы с Наташкой изучали открытку Изольды, долго держали в руках, и мы обе живы, значит, на той ничего не было! – А сама вдруг подумала: мое плохое самочувствие, панические атаки и ночные кошмары… А я точно не отравлена? Может, на меня яд действует медленнее?

– Боюсь, что было и на той… – подтвердил мои опасения Федор. – Инесса, яд не на самой открытке, а на иголке. Точнее, на заточенном конце скобы от степлера, которой проткнули картон. На открытке маленькое бурое пятнышко. Это капля крови Аллы.

Услышанное показалось мне бредом, но в следующее мгновение я вспомнила, что нижняя часть открытки, подаренной Изе, та, что с рунами и глифами, реально была покрыта кровью. В воспоминаниях возник голос Изольды. «Я поранилась, когда открывала». Боже, на этой скобе был яд! И он сразу попал в кровь! Вот от чего они обе умерли! А если бы мы с Наташкой…

– Это редкий яд, завезенный из Африки, – продолжал тем временем просвещать меня Филиппов, – получен из растения Acocanthera Schumperi из рода акокантера, при попадании в кровь довольно быстро вызывает паралич сердца.

На автопилоте я потянула на себя серую с цветастыми статьями-объявлениями бумагу, за ней обнаружилась долгожданная квитанция, сложенная в три раза и оттого не замеченная сразу, а уже за ней… Ярко-красные цветы на белом фоне. Знакомая, приятная глазу картинка вызвала у меня очередную паническую атаку. Стены стали сужаться, потолок завертелся, а сердце забилось так быстро, словно шло на мировой рекорд. В ушах зашумело. Я перестала слышать Федора, но говорить-то пока еще могла!

– Федя… У меня открытка в ящике! – завизжала я, после чего стала медленно оседать на пол.

Перед тем как потерять сознание, я все-таки сумела кое-что услышать.

– Не трогай открытку!!! – орала трубка голосом Федора. – Инесса, ты слышишь?! Ни в коем случая не трогай открытку!!!

* * *

Меня привел в чувство молодой мужчина в форме. Возле него стоял Федор. Почему-то я уже лежала дома на кровати.

– Что произошло?

Оказалось, что Федор нашел меня в подъезде, взял у меня ключи и перенес мое бренное тело в более комфортные условия. Сразу же прибыла полиция, которую он вызвал еще по дороге ко мне. В скорую он позвонил, только когда я оказалась в своей квартире, она еще даже не приехала.

– Думаю, вызов можно отменять.

– Инесса…

– Я хорошо себя чувствую! – заверила я Филиппова. – Правда.

– Расскажите тогда, что произошло, – тут же включился в беседу полицейский и достал какие-то формы. Видимо, протокол.

– Скажите лучше: вы вынули открытку из ящика?

– Да, ее везут в лабораторию. Возможно, на ней будет найден тот же самый яд. Тогда можете себя поздравить – родились в рубашке. Яд медленного, но верного действия. В наших широтах с таким не привыкли работать, вряд ли бы вам поставили верный диагноз и подобрали правильное лечение до того, как… – Парень показал глазами на потолок. Добрый мальчик…

– Поняла.

– У вас камер нет на подъезде, как я понял? – с грустью спросил он. Даже не спросил, а уточнил.

– Отродясь не было.

– Плохо, очень плохо. Весь центр Москвы в камерах. Нужно будет опрашивать жильцов. Может, кто-то что-то видел. Может, в навигатор кому-то что-то попалось…

– Что попалось? Как я в подъезде грохнулась?

По всей видимости, падая, я ударилась головой, ибо очень плохо соображала.

– Да нет же, – встрял Федор, – кто-то ведь принес эту открытку! Нужно узнать кто.

– Может быть, вы знаете? Кто-то вам желает вреда? Есть такие люди?

Я смотрела в небольшие внимательные глаза полицейского и медленно покачала головой. Единственный человек, пришедший на ум, который может желать мне смерти, это жена Федора, но здесь лишь простая логика, а сердцем представить себе тетю Лену в такой роли я не могу. Да и потом, обычно рассерженные жены прибегают морду бить и за волосы таскать, но они не оставляют отравленных открыток в почтовом ящике.

«Да, морду бить, за волосы таскать, но еще у них распространенным методом борьбы с любовницами являются именно порчи», – подсказала мне память. Когда Наташка предлагала мне сходить на кладбище ради какого-то стремного ритуала, мы сидели пару вечеров на одном интересном сайте, где самопровозглашенные ведьмы предлагали свои услуги, а другие посетители жаловались, описывая симптомы, по которым они были уверены, что испробовали действия этих «услуг» на себе. Так или иначе, но заказчицами чаще были бывшие жены или нынешние половинки, которые почувствовали угрозу извне, а жалобщиками на странную симптоматику и проблемы в жизни были именно любовницы. Мы тогда с Живцовой посмеялись, что никогда не будем разлучницами, а то все волосы выпадут (как жаловалась одна), или и работу потеряем, и здоровье (как другие). И вот я, однако ж, перешла эту черту… Могла ли добрая, чуткая, страдающая тетя Лена, будучи не способной на открытую конфронтацию, заказать меня одной из этих разряженных, напомаженных ведуний в пятом поколении? Может, и могла, только вот ее дочки при этом бы не пострадали. Если бы это были другие люди, можно было предположить, что они это сделали для отвода глаз или для проверки, работает ли яд так, как нужно. Разумеется, о яде никто из этих мошенниц бы не сказал. Заказали порчу на смерть? Получите, распишитесь. Жертва подохла, как скотина? Подохла. Все, как вы и хотели. И да, это была именно моя порча, ведь я ведьма в шестом – или в каком там – поколении. У меня вот и черная книженция с пентаграммами имеется, и череп забитого до смерти барана.

Но нет, нет, не тетя Лена… Тогда кто? Тетя Альбина? Но она вроде тоже была привязана к девочкам. Зато ей при этом было удобнее наблюдать, что с ними станет при контакте с ядом, а убедившись, уже присылать открытку мне… Боже, какая глупость лезет в голову.

Так или иначе, хоть я и смеялась над собственными больными фантазиями, как только дверь за полицейскими закрылась, я спросила у Федора:

– Твоя жена знает, когда у меня день рождения? Или тетя Альбина?

– Что? – удивился он моему вопросу. – Не знаю. Наверное. Изольда наверняка говорила. Советовалась о подарках, возможно.

Я покачала головой. Изольда не тот человек, чтобы советоваться. Тем более что именно дарить ее подругам, которых она знает гораздо лучше, нежели ее мать. Но что-то, конечно, всплывало. «Иду завтра к Иньке, у нее днюха» – типа того. Только вот запомнит ли мать число? Она запомнит, что это было летом, и все. Да и зачем запоминать, когда есть соцсети? Наша незаменимая палочка-выручалочка.

– Ты же не думаешь, что это они тебе открытку послали? – тем временем допытывался Федор. Все эти мысли пронеслись в моей голове за секунду, и мне даже не пришлось брать долгую паузу перед ответом.

– Нет, конечно. Но они могли сказать кому-то. Может, у твоей жены есть какая-то консультирующая ведьма-экстрасенс, или как там они себя называют. Или гадалка. Она не ходит ни к кому из них?

– Была у гадалки, – неожиданно услышала я, – говорила мне, но давно. Много лет назад.

«Что ж эта гадалка не предупредила беречь своих детей», – зло подумала я, а сама поинтересовалась:

– Могла она продолжать с ней общаться?

Федор тщательно обследовал глазами мое лицо, а затем принялся ощупывать мой лоб и затылок.

– Что ты делаешь? Я здорова!

– Инесса, ты, наверно, сильно ударилась. Послушай меня, пожалуйста, в сотый раз. Нет никаких порч. Нет никакой магии. Нет ничего мистического. – Он говорил спокойно, основательно, впрочем, как и всегда. У таких людей все всегда по полочкам, в их жизни нет места экстраординарному. А если и есть, то они сами усиленно ничего экстраординарного в нее не пускают. Закрываются от этого, как от назойливых рекламных рассылок и спам-звонков. Просто ставят фильтр.

Мне явно нужен другой человек для общения на эту тему…

– Федор, ты не обижайся, но мне нужно побыть одной. Прилечь, отдохнуть и так далее…

Он взял меня за плечи.

– Инесса, нет времени отдыхать! На тебя покушались, ты хоть понимаешь это? Господи, девушка тронулась умом, – сказал он, адресуясь шкафу. – Нам нужно установить, кто желает тебе смерти! Понимаешь?

– Да господи, – вырвалась я, сморщившись, – отстань! Ты же слышал, что я не знаю, кому я перебежала дорогу! Думаешь, я бы обманывала полицию?

– Звони Наташке своей.

– Что? Зачем?

– Звони, – прозвучало как приказ.

– Заче-ем??? – Он молчал. Нет, он серьезно думает, что я буду делать то, что он скажет, просто потому что я глупая женщина, а он серьезный умный мужик? Да еще и старше меня. – Как ты себе это представляешь? Я звоню, она берет трубку – и что? Я молчу в трубку? Или так и говорю, мол, мне велели тебе позвонить, а вот что сказать, я не знаю, тут никаких команд не поступало!

– Инесса! – вспылил он и поднялся. – Иногда ты невыносима! Ну оставь ты свой феминизм хоть на один день! Ты понимаешь, что на тебя сегодня покушались?! Эксперты нашли что-то на острой скобе, в лаборатории скажут точнее, но я уверен, что это тот же яд! Иначе зачем там вообще скоба на открытке? Зачем ее чем-то мазать? Ну подумай ты хоть раз!

– Ты так говоришь, будто я дебилка какая-то, но я учусь практически на одни пятерки!

– Засунь свои… – Он вздохнул глубоко-глубоко и наконец догадался понизить голос. Слава богу, а то я начала его бояться. Никогда не слышала раньше, чтобы он разговаривал так. – Пятерки по философии не означают, что ты хорошо разбираешься в жизни, тебя там учат только спорить и убалтывать.

– В споре рождается истина, – процитировала я Сократа.

– Не всегда. Говоря «позвони Наташке», я имел в виду, скажи ей, чтобы она приехала сюда, мне нужно с вами обеими поговорить.

Я еще не готова была посвящать новых людей в сегодняшнее событие, но так или иначе говорить ей придется, ее это тоже касается. В итоге я позвонила, попыталась обрисовать в двух словах, что произошло, но с Живцовой это редко удается, и я потратила на разговор почти полчаса. Филиппов ходил возле меня, сидящей на стуле на кухне, кругами, морщился как от зубной боли и злился. Наконец, пообещав, что все прочие подробности она услышит от меня только лично, с глазу на глаз, в моей квартире, я смогла ее заманить. Мы ждали еще час, когда она приедет. Пытались беседовать – толком не получалось. Пытались пообедать – кусок в горло не лез.

Наконец-то появилась подруга. С порога полезла меня обнимать.

– Инька, боже мой! Как я рада, что ты жива!

Мы обе прослезились, так как, не могу поклясться за других, а вот я реально была рада этому и сдержать эмоции, требующие выхода прямо сейчас через оболочку моих глаз, уже не могла.

Но охать и ахать и дальше Федор нам не дал: привел на кухню из прихожей, усадил каждую на стул и, как какой-то средневековый инквизитор, начал пытать вопросами. Но все было впустую. Мы и на самом деле не знали, кому мы все четверо понадобились.

– Трое, – напомнил Филиппов строгим тоном экзаменатора. – Пока только трое из вас получили смертельные открытки.

– Но у меня же в декабре… – смущенно ответила Наташка, просвещая его.

– Да, это удобно.

– Удобно? – вскочила она. – Федор Алексеевич, как вы можете?

– Сядь.

– Нет, не сяду! Мне хватило ментов еще в среду с их дурацкими бестолковыми вопросами. «А откуда вы узнали, что он появится здесь в это время?» – передразнила она. – Черт, вам люди на блюдечке предоставили преступника! А теперь еще и вы! Я не потерплю! Мою подругу убили, как выяснилось! А на другую покушались!

– Подругу… – побагровел Федор и приблизился к ней вплотную, будто угрожая. – А у меня дочерей убили, тебе как?! Двух милых дочек, которых я воспитывал с младенчества, взращивал, надеялся, что они будут счастливы! Видел каждый день их лица! Когда улыбающиеся – я радовался сам! Когда печальные или раздраженные – я переживал тоже! А теперь я ни хрена не вижу, понимаешь? Я вижу их могилы! И я выясню, кто это с ними сделал! И ни ты, ни кто другой не встанут у меня на пути!

Я решила, что пора вмешаться в их конфликт.

– Федор…

– Сядь, Инесса!

– Нет, не сяду! Я все понимаю, но… ты перегибаешь палку. Наташка ни при чем!

– Нет, ты не понимаешь. Ты не поймешь, пока у тебя своих детей не будет.

Сказав это, он развернулся и вышел из квартиры, хлопнув напоследок дверью – такое было впервые. Мы с подругой переглянулись.

– Шиза, – протянула она.

– Не будь такой. Постарайся его понять.

– А что понимать? Он решил поиграть в следователя. Но если бы я знала, кто все это делает, неужели сама бы к ментам не побежала? Мне же самой выгодно, чтобы его поймали!

Мы немного помолчали. Когда я полезла в холодильник, чтобы проверить, есть ли у меня что-то для гостьи, она спросила:

– С тобой остаться?

– Я выпила успокоительное, которое мне прописали еще после первой панической атаки. Так что, возможно, мне понадобится помощь. Вдруг я поставлю чайник на плиту и вырублюсь?

– Поняла. Сегодня ночую у тебя. Только нужно сделать один звоночек, окей? – И она побежала в комнату с телефоном. Что за тайны мадридского двора? Только и слышу от ее последнее время: «у меня дела», «срочные дела», «дела…». А что за дела, не рассказывает. Если бы было связано с работой, то она бы не рискнула пить коньяк перед этим. Но я слишком опустошена морально и физически, чтобы проявлять свое любопытство вербально. Захочет – сама признается.

Спать на этот раз мы легли в разные постели и разные комнаты.

* * *

– То есть это сделал тот, кто не знает настоящую дату твоего рождения? – спросил Жан полуутвердительно.

– Угу.

Наташка уехала еще утром, а я воспользовалась случаем, что осталась наконец без соглядатаев, и позвонила Жану. Да, мне запретили на время с ним общаться, но запретный плод сладок, а кто так не считает, пусть бросит в Еву камень.

Мы встретились в кафе возле моего дома: мне очень хотелось погулять, стены собственной квартиры давно уже не служили мне крепостью и только давили на меня, но ехать куда-то далеко было лень, да и общая слабость не позволяла.

– Но есть еще вариант, – добавила я, – он так торопится со мной разделаться, что ему наплевать на реальную дату, он просто воспользовался фальшивой из соцсети.

– В таком случае зачем ему или ей вообще придерживаться каких-то дней? Взял да и послал открытку.

– С сестрами он соблюдал дни. Открытки они нашли в день рождения.

– А у них в соцсетях стоят верные даты? – задал он правильный вопрос. Сообразительный парень. Я вот тоже вчера перед сном решила это проверить. Просто на всякий случай.

– Да.

– Хм… Отлично, это значит, что убийца не среди вашего близкого окружения. Уже что-то.

– Что-то? Проснись и пой: на планете семь с половиной миллиардов человек. Ближе к восьми даже, насколько я помню. Это нам ничего не дает! Мы исключаем десятерых человек максимум из этого астрономического числа.