Текст книги "Говорит Москва"

Осень

На Никитском бульваре в День Города продаются книжки. Поэт в микрофон читает стихи перед кучкой интеллигентных зрителей. Чуть дальше раздают газету, где напечатаны прекрасные тексты Линор Горалик и разные смешные истории о литературе. Один преподаватель, случайно встретив другого, радостно предлагает прочесть в рамках его курса лекцию: «Вы так замечательно читаете!»

У Кремля территория огорожена забором. На обильно украшенной рекламой сцене не в меру разговорчивый ведущий загадывает загадки человеку из толпы, поднявшемуся сюда, видимо, чтобы выиграть какой-нибудь приз. «„Если хочешь быть здоров…“? Ну-у-у… Что нужно делать, чтобы быть здоровым?». На сцене человек из толпы молчит. «Если хочешь быть здоров – брей письку», – орет в подсказку проходящий мимо парень, что называется, «с окраины». «Не, ты чо, надо в рифму, – поправляет его друг. – Если хочешь быть здоров/Отсоси у трех коров!». Мимо проходят два хипстера. Один из них оценивает происходящее: «Ну, что с них взять, свиньи».

Вечером на Болотной площади поет Джеймс Маккартни, сын Пола. В конце выступления он бросает в толпу розу. Цветок, не долетев, лежит в зоне для фотографов. Все спокойно ждут следующих артистов. Из толпы вырывается девушка и умоляет охранника пропустить ее за ограждение – забрать розу. Тот непреклонен. Тогда девушка просит принести ей цветок скучающую за сценой сотрудницу артистов. «Это для меня очень важно, понимаете?». Сотрудница понимающе приносит. Девушка счастлива. Охранник недоуменно пожимает плечами.

* * *

В троллейбусе, который неспешно едет по Ленинскому проспекту, у окошка сидят девочка и тетенька. У тетеньки на коленях большой школьный рюкзак и еще пакет. Она говорит строгим голосом:

– Лиза, мне такое поведение не нравится. Зачем ты маме сказала, что мы не составляли рассказ?

– Я забыла, – тихо отвечает Лиза.

– Ну как можно забыть. Теперь записывать будем? Наизусть учить?

– Не знаю. Давай не будем… А какой был рассказ?

– Мы же сочинили. Что в Москве есть Красная площадь – это, по-твоему, не рассказ? Большие дома. И много машин.

Лиза водит по стеклу пальцем, молчит.

– Подводишь ты меня, Лиза, – добавляет тетенька.

Девочка вздыхает. Смотрит в окно. А за ним как раз – большие дома. И много машин.

* * *

– Наконец мы с Ашотом вышли из отделения. Тигран нас на улице ждал. Состояние у меня – убитое. 10 утра. Я всю ночь не спал, сутки бухал, до этого двое суток работал. Ну все, закончили там, в милиции, пора ехать. И тут… Из отделения выходят… Ну, как сказать? Две фотомодели! Высокие, красивые, в вечерних платьях! И ничего на них нет. Ни сумок, ни телефонов. Оказалось, их таксист вез – и ограбил. Испугал, чтобы они выбежали из машины, и с сумками уехал. Это они рассказали. Тигран нашел машину – но мы впятером не помещаемся. А одной из девушек надо было на электричку. Я братьям говорю: «Вы садитесь, я ее провожу». Поехал с ней в метро до Ярославского вокзала. А она – стройная, на каблуках, и платье у нее с вырезом квадратным на спине. Все смотрят! Ну, я ничего, проводил, посадил на электричку. Э, брат, какая была девушка!

* * *

На эскалаторе станции метро «Тверская» мужчина и женщина обсуждают картину дня:

– Ты читала про стерхов? Ну да, все читали. Мы в офисе сначала думали, что это утка. Ржали. Пришел начальник и говорит: «Это не утка, это альфа-журавль!». Мы опять давай ржать. Так весь день. Комменты и фотожабы на всех сайтах жгут. «Путин ведет корюшку на нерест». «Я ничего не хочу решать, я вообще журавль». Еще зачитывали его цитату про групповой секс, в котором можно сачкануть… Нас троллит президент! В такой стране анекдоты не нужны.

* * *

Над Яузой берега реки скрепляет аркой пешеходный мостик. Сразу над ним – радуга, тоже аркой. Полноцветная, сильная. Красиво. Рядом в пробке стоит машина скорой помощи. Я неспешно иду вдоль реки, любуясь пейзажем. «Скорая» двигается в том же темпе – для кого-то убийственно медленном. Жаль.

* * *

На Винзаводе девушка лет семнадцати ждет на скамейке. Чтобы скоротать время, звонит то подруге, то маме. Очередь доходит до бабушки:

– Алло, бабушка Эля! Это я! Я сегодня еще на работе. Жду журналистов, чтобы отдать им билеты на спектакль. Они посмотрят, а я их потом буду сопровождать в гостиницу. Так что я у Юли останусь опять. На метро не успеваю. Что? Да, теплые вещи поищу там. Хорошо. Бабушка Эля, ну ты чего там разволновалась? Ну чего ты орешь, что у тебя деньги капают?! Это же я позвонила. Бабушка Эля, алло! Ох… Ну пока – так пока.

* * *

– У меня в Химках живут родственники. Пара – ей 26, ему 28, и оба не работают. Она не работает, потому что растит ребенка (ему, вообще-то, уже 4 года). А муж – просто не работает. Ходит к друзьям в гости, выпивает «на раёне», тем и занимается. Их содержат родители – ее мама работает нянечкой в Италии, – присылает деньги, и его родители помогают постоянно. Я недавно приехала к ним в гости. Она, во-первых, сразу взяла у меня 500 рублей на сигареты и пиво, а еще посмотрела на мою сумку, говорит: «Какая красивая! Сколько она стоит?». Я ее давно покупала. Посмотрели сейчас в интернет-магазине – такая сумка стоит 13 тысяч. Что ты думаешь – она позвонила маме в Италию и говорит: «Мама, хочу!». И мама ей пообещала купить.

* * *

В метро на Сокольнической ветке удмуртская бабушка сидит у края лавки. На «Библиотеке имени Ленина» заходит парочка – становятся у дверей. Девушка, увлекшись впечатлением, которое она производит на парня, слишком наклоняет голову назад, и ее собранные в хвост волосы попадают бабушке по макушке. Та делает замечание. Девушка в ответ что-то бурчит. Хвост демонстративно не убирает. Ее парень оказывается более воспитанным – собирает волосы в руку и всю дорогу придерживает хвост, положив руку девушке на плечо. Добавлю, что бабушка изначально сидела на другом месте – напротив, посередине лавки. Но когда освободилось место ближе к выходу – зачем-то переметнулась сюда.

Подхожу к своему подъезду, достаю ключи. В это время на крыльцо выходит соседка. Смотрит на меня в плаще, на мои резиновые сапоги, на усилившийся дождь. Открывается зонт и говорит: «Ну все, зима началась!».

Интересно, что она говорит, когда видит снег?

* * *

Субботним вечером на входе в супермаркет Billa у метро «Спортивная» стоят четверо парней. Обсуждают предстоящую вечеринку и количество алкоголя, которое на нее нужно купить. Один из них, подсчитав, предупреждает:

– Наташу больше поить не надо.

* * *

У «МакДональдса», который на выходе из метро «Третьяковская», парень рассказывает другу:

– Да зачем это вообще нужно – свадьбы эти ваши? Вот у меня родители 20 лет живут в гражданском браке. Отец в 90-е сантехникой торговал, его одно время хотели «убрать». У отца крыша была солнцевская – пока там их главного не положили. И поэтому они с матерью не расписывались, а потом так и оставили. И ничего, нормально живут, двое детей у них – я и сестра.

Друг равнодушно молчит.

– А прадед у меня по материной линии похоронен в Кремле, кстати, – гордо добавляет парень.

Друг, наконец, бросает восхищенный взгляд.

* * *

В магазине парфюмерии и косметики «Иль дэ ботэ» у метро «Фрунзенская» на входе стоит взрослый мужчина, одетый в неплохой костюм. Портфель он поставил на пол, потому что заняты руки – мужчина бережно держит маленькую собачку – собственность, очевидно, жены, которая где-то в зале. Я прохожу вглубь магазина, долго выбираю, что мне нужно, иду к кассе. Там расплачиваюсь, получаю дисконтную карту, заполняю на нее анкету, иду к выходу. А мужчина все там же, бедненький.

* * *

Чтобы перейти дорогу через Крымский вал у метро «Октябрьская», нужно сначала постоять 70 секунд у одного светофора, потом 70 секунд у другого – и все это под холодным мелким дождем, который сегодня моросит с утра. Зато на той стороне – большой обувной магазин, где помимо сапог, сумок и женщин неожиданно в уголке оказывается столик, где клиентов угощают шампанским в бокалах. Народ весь довольный, обувь покупает с энтузиазмом. В соседнем обувном пусто.

На тротуаре вдоль Дмитровского шоссе у метро «Тимирязевская» написано желтой краской и одним почерком:

«?»

«Рио»

«Californ»

«Это шипр»

«Новокосино» (и стрелочка)

«Выбиваю порчу навсегда» (и номер телефона).

А на неделе видела в вестибюле метро «Кропоткинская» парня с гладкими загорелыми ногами в шортах и в куртке, который из одного кармана в другой как раз перекладывал таблетки от горла и спрей от насморка. И потом такую же девушку в туфлях на шпильках, вышагивающую по Берсеневской набережной и кашляющую на весь Красный Октябрь.

* * *

– Мне настолько плохо физически, я просто не знаю, как быть дальше. Не могу вылезти из болезней уже полгода. Мне кажется, это какая-то порча. Это, наверное, бред, но я удалила свои страницы в «Одноклассниках» и «Вконтакте». Ко мне каждый день заходят какие-то люди, мне не знакомые, прямо пачками, смотрят мои фото. Может, меня глазят? Я уже не знаю, что и думать. Вчера заходила жена моего бывшего, вот что ей надо? Это и стало последней каплей.

* * *

Видела в метро парня с обильно татуированными руками – по моде времени. Ну, там, надписи всякие, как обычно, витиеватым шрифтом, кинжал какой-то, звезды, как у меня. Но одна из татуировок изображает – поверите ли – пачку сигарет Lucky Strike.

Моя подруга Полина говорит, что нельзя осуждать чужие тату, какими бы они ни были. «Для тебя реклама, для него, может, последнее, что дал отец перед трагической гибелью», – предполагает Полина. Моя подруга Вика из сигаретной компании Philip Morris спрашивает, не хочет ли он перебить на Marlboro. А мой приятель Максим по этому поводу рассказал, что бывают такие капроновые рукава с татуировками: надеваешь – и ты нормальный хипстер, как все.

* * *

В центре йоги «Прана», куда я хожу на танцы, одна инструктор объясняет другой:

– Ты совершенно неправильно одета. Нам на детской йоге говорили, что нельзя ничего обтягивающего. А на тебе вон какая майка. Ничего не «просто майка», а обтягивает всю фигуру, грудь. Инструктор должен выглядеть так, чтобы не было понятно, женщина это или мужчина. И особенно это важно для детской йоги, потому что взрослые могут думать, что хотят, – это их дело, а дети – особенно после 11-ти лет – у них гормон играет. Поэтому нужно скрывать свои половые принадлежности!

* * *

В кафе «Продукты» трое мужчин обсуждают производство какого-то, собственно, продукта, потом один из них изрекает:

– Ты еще голову в попу засунь, и скажи, что, блин, неэкологично!

Двое других смеются.

* * *

– Я недавно купила сапоги за 17 тысяч рублей. Дешевле ничего не нашла. Носила их всего неделю – и сзади оторвался хлястик. Я пошла обратно в магазин, показала сапоги. Они их взяли и говорят: «Будем проводить независимую экспертизу. Не желаете ли присутствовать?». Соберется комиссия из сотрудников – и они будут решать: действительно ли этот хлястик сам оторвался. Посмотрят, как пришит второй, не гнилые ли нитки. Экспертизу они могут только в будние дни проводить – поэтому я не смогу приехать (представляю, что бы мне на работе сказали, если бы я начала отпрашиваться на экспертизу сапог!). Но, самое смешное: если комиссия установит, что во всем виновата я сама, то мне не только денег не вернут, но и оплачивать экспертизу должна буду я из своего кармана! Вот так: заплатишь 17 тысяч, а тебе ни хлястика, ни сапог, и ты еще и виновата.

* * *

Выходя из подземного перехода у метро «Фрунзенская», женщина рассказывает в телефон:

– Я ей говорю: «Береги парня. Уже троих сгубила». А она шутит: «Хоть бы кто сказал ему, что я такая». Я ее сразу осадила, говорю: «Я скажу». Она испугалась, сразу замахала руками: «Не надо». Тоже мне: «Не надо». А я скажу.

И, главное, сразу понятно: скажет.

* * *

Вчера в метро видела девушку с планшетом, рисующую люстру под сводчатым потолком. Девушка была молодая и тоненькая, рисунок – карандашный, люстра – между двумя лестницами, ведущими от станции метро «Театральная» на «Охотный ряд». Мимо девушки потоком шли люди и даже толкались, но она невозмутимо рисовала. Но некоторые из них обращали внимание на эту сцену и видели, что своды потолка и перила лестницы образуют красивую композицию, а раньше ведь не замечали.

А потом видела парня, лежащего внизу эскалатора на балюстраде и читающего тетрадку с конспектом. Изображая сосредоточенность, он косил глазом на прохожих, чтобы все оценили его комфорт. Парня вскоре согнала работница метрополитена.

У Храма Христа Спасителя установили недавно два экрана, с которых Патриарх Кирилл рассказывает о воцерковлении идущим мимо по пути на Красный Октябрь хипстерам. На втором экране трансляция вчера шла с опозданием примерно на одну фразу. На первом экране Патриарх Кирилл сообщал свою мысль, а на втором – повторял. Потому что повторение – мать воцерковления.

* * *

Парень из музыкального училища рассказывает о своей жизни в районе Марьино:

– Соседи мои по субботам и воскресеньям начинают в 7 утра сверлить стены, пол, – спать невозможно. Так у них заведено, постоянно сверлят. Ну а я им по вечерам отвечаю: достаю жалейку и отвечаю. Жалейка – это труба такая, сама маленькая, но может стадион переорать. В одной народной песне есть такая фраза: «плачет жалейка», – я всегда так удивляюсь! Жалейка не может плакать. Она – «рыдает», «ревет», «орет», – а не «плачет». В общем, я еще на гармони могу, но на жалейке вернее, чтоб они наверняка услышали.

Потом слово берет его друг из соседней Капотни:

– Я к врачу недавно ходил. Он говорит: «Парень, а чего у тебя уровень радиации такой высокий? Работаешь, наверное, на вредном производстве?». А я ему: «Какое производство, вы что? Просто я живу у Капотни». Он сразу все понял. Капотня постоянно же в новостях мелькает – то выброс какой-то у них, то задымление. Я особо не знаю, что там. Вроде раньше были воздухоочистительные заводы. Но сейчас точно воздухозагрязнительные.

* * *

– У меня жена придумала делать видео-няню из двух айфонов. Один оставляешь в комнате, где ребенок, чтобы камера была на него направлена, – включаешь скайп. Второй айфон несешь на кухню: там тоже включаешь скайп. И можно так смотреть за ребенком – что он делает, куда полез. Будет слышно, если он заплачет. Вообще-то и с двумя компьютерами такое можно организовать, не только с айфонами, даже, наверное, удобней будет.

* * *

На 4-й Сыромятнической – по пути к Винзаводу – есть дом, на котором трафаретом были нарисованы портреты шести несчастных женщин. Подписи к портретам выглядели так: «Мария Спиридонова, 36 лет каторги, расстреляна»; «Ирина Каховская, 9 лет каторги, 35 лет лагерей»; «Вера Фигнер, 20 лет одиночной камеры»; «Софья Перовская, повешена». Я это переписала как-то, чтобы сообщить друзьям, но вскоре все портреты закрасили. Надо было вовремя сообщать.

* * *

– Наш препод любит из себя строить. В своем кабинете набьет трубку табаком, включит джаз, сидит, покуривает. Стучишься к нему, он так вальяжно: «Да-да», будто в салоне. Еще у него есть бар. Ему студенты надарили всего: коньяк, виски, ром. Ром он, вроде, уже допил с ассистентом своим, но все равно выглядит впечатляюще.

* * *

– У меня тетка живет на Щелковской – я у нее иногда бываю. Как ни выйду из метро – обязательно драка. На Пасху там человек десять сразу дрались. Потом как-то иду – около «Пятерочки» – два мужика друг друга валят. На прошлой неделе там был, – парень с девушкой сначала орали друг на друга, потом она его молча лупить начала, он ей в ответ тоже как даст по голове, – она опять давай орать… Люди мимо проходят, стараясь не смотреть. Главное, на одном и том же пятачке у супермаркета все происходит. Представляю, каково сотрудникам и людям, которые там живут. Хотя моя тетка, кажется, вообще всего этого не замечает, говорит: «У нас хороший район, зеленый».

* * *

На третьем транспортном кольце немолодой таксист делится со мною опытом:

– Я всегда знаю, кто едет рядом на дороге – женщина или мужчина. Вот впереди – точно баба: смотри, как медленно едет. Ровненько, тихо. Вот как можно всю дорогу ехать на одной и той же скорости? Мужчина всегда: то быстрее, то медленнее – это единственный нормальный стиль вождения.

* * *

В «Кулинариуме» на Ленинградском проспекте сидят два мужика. Место это довольно уютное, хоть и недорогое. А мужики как будто из 90-х, разве что, без малиновых пиджаков. Один звонит по мобильному, произносит следующее:

– Алло, Ваня? Мы тут кино снимаем. За деньги. Нужно одного мужика в жопу выебать. В ночном клубе. (Пауза). Ладно, всё. Серьезно. (Пауза). 50 тысяч евро. Давай только между нами. Между нами, понял? Это твой пока что номер? Хорошо, я так и записываю: «Ваня, музыкант».

О чем шла речь, я не поняла до сих пор, хотя моментально записала все это в блокнот – слово в слово.

* * *

– Я недавно с парнем познакомилась «Вконтакте». Ну, ничего такой, симпатичный. Попереписывались с ним какое-то время. Я пишу: «Ну что, может, встретимся где-нибудь в центре?». Он отвечает: «Давай встретимся в пятницу вечером в Одинцово. Там я знаю много хороших мест, а мое любимое место – бильярд. Я часто играю, и мне там нравится стол». С ума сойти – ему там нравится стол! Я должна сесть в электричку и срочно ехать. Не знаю, вообще, мужики даже из своего района куда-нибудь выбраться не хотят, что говорить дальше.

* * *

Вечером в вагон метро, едущий по Кольцевой линии, вошла тетка лет сорока пяти в новеньком пальто с расшитым цветами подолом. Неудобно села на краешек лавки, выпрямилась, прикрыла глаза, и лицо ее приняло какое-то странное выражение. Она то улыбалась, то как будто мечтала о чем-то, потом открывала глаза, вздыхала, снова закрывала. Я подумала, что тетка немного не в себе, но тут она встала и пересела напротив, к дядечке, с которым, оказывается, вместе вошла. Он был слегка перепуганный. «Мало того, что ты алкаш, так тебя еще и на „Одноклассниках“ нет», – сказала тетка. Дядечка втянул голову в плечи. Далее она велела ему передать какому-то общему знакомому привет, посмотреть все-таки ее фотки на «Одноклассниках» и чему-то громко засмеялась. Дядечка часто кивал. Объявили остановку «Киевская» – тетка в пальто с цветами хлопнула своего спутника по коленке, поднялась и сказала: «Ну, будете у нас на Колыме, милости просим!». Сверкнула глазами и вышла. А дядечка откинулся на спинку сидения и протяжно выдохнул.

* * *

Вечером по Берсеневской набережной шел нетрезвый и порядком потрепанный жизнью дядечка и разговаривал вслух. Что-то о смене нравов и о каком-то поэте XVII века, который отказался от титула пэра ради, что ли, высоких идеалов, я не разобрала.

Когда я с ним поравнялась, и он заметил, что я прислушиваюсь, то начал рассказывать не в пространство, а мне лично, и мы какое-то время шли рядом.

В это время мимо проходил мой знакомый. Посмотрел на меня, узнал, и молча пошел дальше.

* * *

Из Смоленского пассажа выходит девушка. Возмущается в телефон:

– Ничего себе, очередь! Когда это здесь были такие очереди? Я сейчас зашла в бутик Max Mara, там толпа! Спрашиваю у продавщицы: «Что у вас, скидки?». «Да, – говорит, – выбирайте». Я стала смотреть платья. Они там по 100 тысяч стоят. А скидка, знаешь, какая? 6 %! Так мало. Со скидкой платье за 105 тысяч будет, ну, где-то 99. И что – есть разница? Нужно еще целый час в очереди отстоять, чтобы его примерить. Там еще была одна армянская семья – все в золоте и всем блестящем, – жена то одно пальто наденет, то второе. Говорит мужу: «Милый, мне лучше в сиреневом или в бежевом?». Он – ей: «Бери оба, я уже курить хочу». Откуда у людей столько денег? Бери, говорит, оба. Это больше 200 тысяч получается. Кошмар.

* * *

На Сокольнической ветке в вагоне метро едут две школьницы. Обеим лет по пятнадцать, серебряные кольца на пальцах, книжки в пакетике Zara. Одна говорит тихо, вторая возмущается:

– Расстались? Неудивительно. Сколько они уже встречались? Год? Больше года? Конечно, он уже не хочет «просто так». Тут любой бы не выдержал! Как она этого не понимает!

* * *

История, рассказанная одной моей приятельницей в кафе на Новом Арбате. Я поменяла имена, потому что это слишком мерзко:

– Звонит мне Таня, уже довольно поздно, я собиралась спать лечь. И начинает: «Вика, как дела? Что у тебя нового?» – весь этот неискренний бред. Я же знаю, что она хочет на что-нибудь пожаловаться – она мне просто так не звонит. Наверняка, опять поссорилась с мужем. Я ей так и говорю: «Таня, давай ближе к делу, что с Андреем?». А она: «Вика, мне так одиноко. Андрей разбил мне лицо – мне наложили швы, сделали две пластические операции, я сижу дома, потому что в таком виде никуда не могу выйти, уволилась с работы. Может, ты меня навестишь?». У меня шок. Я спрашиваю: «Таня, как это произошло? Написала ли ты заявление в милицию? Ты подаешь на развод?». Она так удивилась: «Какое заявление? Мы же близкие люди, Вика, ты что!». И рассказала, что они праздновали чей-то день рождения, – а они же все время ссорятся, – и вот у них «случился конфликт». Он ей врезал несколько раз, она потеряла сознание, – он сам ее отвез в больницу. Врачу они сказали, что Таня упала с лестницы. А врач же не дурак – у него таких «упавших с лестницы» по двадцать человек каждую ночь – и все мужей своих не хотят подставлять, никто не признается, что на самом деле случилось. Таня еще добавила: «У нас после этого случая так хорошо – тишина, покой, он мне апельсины покупает». Нет, я не поеду ее навещать, я не понимаю, как так можно жить. Андрей мне казался приличным человеком, я теперь с ним общаться не смогу.

Как сказал классик: «Разобьёш мне сердце Я разобью тебе ебало».

* * *

В диспансере на улице Металлургов, куда я хожу за справками для УФМС, возмущенная врач рассказывает мне вполголоса:

– Приходит ко мне в кабинет главврач, и такая – руки в боки – давай меня отчитывать! «Татьяна Александровна, вы какой ручкой заполняли эту карту? Гелевой? Как, – говорит, – теперь это вытирать? Я же вам сказала, чтобы вы купили такую ручку, которая потом стирается, сходите завтра же». Дело в том, что у нас в поликлинике должны стоять компьютеры. Но их нет. Мы заполняем все документы вручную, и, конечно, делаем ошибки. Чтобы ее исправить, надо всю карту переписывать. Пойду завтра за ручкой. А куда деваться?

* * *

– У меня была однокомнатная квартира на Нагорной. Я продала ее, бабушкин дом загородный, взяла еще хороший такой кредит – и купила свою квартиру на Ленинском. У меня классная квартира: 4 комнаты, потолки высокие. Как вспомню ту, однокомнатную, сразу понимаю, что сделала правильно, хоть и кредит приходится выплачивать. Осталось еще лет десять, но я надеюсь выплатить быстрее. И еще, знаешь что? У меня же рядом, стенка в стенку, на Нагорной жила мама. Мы с ней как будто одним домом жили, мне уже так надоело это. Но если бы я просто сказала: «Мама, я хочу поменять однокомнатную квартиру на Нагорной на однокомнатную на Ленинском», – она бы меня не поняла вообще. Поэтому пришлось придумать эту хитрую комбинацию с домом, еще и кредитом.

* * *

В пятницу вечером в хипстерском торговом центре Tsvetnoy Central Market играл диджей, и молодые люди выбирали себе одежду модных марок. Среди прочих по залу прогуливалась женщина лет пятидесяти в потрепанном пальто, стоптанных кроссовках и с тележкой из супермаркета. Хотя супермаркета в Цветном, кажется, нет – только гастрономические ряды с горками фермерских продуктов.

В любом случае, у женщины в тележке продуктов не было. Там лежала ее вместительная сумка. И очень смирно сидела старенькая такая собачка. Сначала со всем этим добром пошла в туалет, в большую кабинку – чтобы тележка поместилась. Через 15 минут вышла и повезла ее между рядами кронштейнов, осматривая платья и блузы.

Остановившись в отделе марки дизайнерской одежды WoodWood, она вдруг сказала девушке-консультанту:

– Нельзя сказать, что эта вещь очень стильная.

Показывала на черное пальто. Девушка вежливо ответила:

– Некоторым очень идет.

Дама с собачкой взяла висящее рядом платье:

– А вот такое платье будет модным еще через много лет.

– Да, скорее всего. – Девушка улыбнулась этим комментариям.

Затем они очень тепло попрощались. «Заходите еще!» – сказала консультант.

Дама погладила свою старую собачку и покатила тележку к выходу.

* * *

Шла вечером по Лубянскому проезду. У обочины стоял автозак, рядом – пятеро полицейских. Один закуривал, начал что-то рассказывать – и изо рта у него выпала сигарета. А среди полицейских была дама – в этой их форме, колготках и с густым макияжем. Она как давай смеяться, так заливисто, на весь проезд. Я уже ушла сильно вперед, и все слышала, как она смеется этой выпавшей сигарете. Видимо, нервное.

У нас в «Лужниках» недавно опять был футбол. На эскалаторе едут вниз болельщики. Им кричит мужичок с противоположного эскалатора:

– Какой счет?!

– Два-два!

– Что, наши выиграли?

В понедельник подхожу к подъезду: открывается дверь, на порог выходит соседка с первого этажа. На ней – ночная сорочка, поверх – осенняя куртка, на голых ногах – тапочки. Ничуть не смутившись, соседка здоровается, пропускает меня в подъезд и кричит мужу, навстречу которому она вышла: «Ты пирожные купил?».