Текст книги "Как все начиналось"

Глава 8

Данийя Солнечная – сладкое слово, перекатывающееся на языке, на вкус похожее на апельсиновое варенье, – такое же светлое и ароматное, с нежным деликатным запахом.

Фатия – самая большая провинция – находилась практически в центре Данийи. Ее Властители фактически управляли всем государством, негласно без их одобрения ни в одной из провинций не принималось важных решений.

Сначала я отнеслась к Фатии двояко: удивленно и настороженно, а потом влюбилась в нее без памяти, наконец-то почувствовав себя дома. Не было здесь шума переполненного, трещащего по швам Стольного града. Маленькая провинциальная страна с гостеприимными, улыбающимися жителями, кустарным производством и спокойным, как на мелководной реке, течением жизни. Если здесь и происходили великие потрясения, то обыватели этого, скорее всего, не замечали.

Город в центре Фатии, где располагалась резиденция Властителей, был тихим и бесподобно уютным. Небольшие, словно игрушечные, особнячки из белого камня с маленькими балкончиками, увитыми плющом и диким виноградом, черепичными крышами и аккуратными палисадниками с яркими цветами. Как мне рассказали, палисадники были особой гордостью фатийцев. Каждый год весной там проходил конкурс на самый красивый и изящный из них, а на дом победителя вешалась памятная табличка.

На изогнутых улочках прятались лавки-мастерские – гончарные, ткацкие. На окраине города расположилась огромная кузница, рядом с ней – казармы данийского конного отряда, подчиняющегося непосредственно Арвилю Фатиа.

И во всем царила какая-то непередаваемая атмосфера тепла. При встрече фатийцы кланялись друг другу в пояс, улыбались и делились последними новостями. И только вокруг Дома Властителя – большого здания со старинными витражами, широким балконом, огромным парадным входом и парком вокруг царил чопорный порядок. Только здесь высился забор из кованых железных прутьев и был охранник в маленькой будочке.

Мы с Ваней находились здесь уже две недели и ожидали прибытия словенской делегации во главе с Советником Леонидом. Теоретик лежал со сломанной ногой, на лице его красовался свеженький фиолетовый синяк, а приезд дорогого начальства он воспринимал как запланированную катастрофу.

Наверное, вы удивитесь и спросите, как Петушков сломал себе ногу?

Отвечу: он упал с дерева, когда полез на него за цветами. Откуда цветы на дереве, усомнитесь вы? Это длинная история, но обо всем по порядку.

После того как мы приземлились, подняв огромное облако пыли на площади перед воротами Совета, мы застыли в нерешительности, не зная, как поступить. Судя по сонной обстановке и отсутствию встречающих – нас уже не ждали. Дремлющий на посту страж моментально очнулся и кинулся в Дом, оглашая площадь радостным воплем. Вокруг нас начала собираться толпа, с интересом наблюдая за происходящим на их глазах возвращением потерянного Наследника.

Али почувствовал, что запахло жареным, пожелал нам удачи и, пообещав как-нибудь залететь на огонек, быстро ретировался. Мы боязливо оглядывались, замечая лишь умиленные и растроганные лица фатийцев.

Я задрала голову: на балконе появился высокий молодой человек с жидкой бородкой и в белом балахоне с вышитым золотом гербом Фатии.

«Так вот ты какой, Арвиль Фатиа!» – подумала я, удивляясь, почему белобрысого считают самым завидным данийским женихом (хотя с такими запасами золотых, как у него, будь он хромой, косой и горбатый, его все равно бы мечтали сосватать все мамаши Данийи).

Анук, явно не привыкший к тому открытому проявлению всеобщей любви, намертво вцепился в мою грязную штанину и уткнулся лицом мне в бок. Пока я пыталась отодрать его маленькую ручку, сжимающую ткань, и уговаривала его успокоиться, перед Домом происходило бурное движение. Я подняла голову, скользнула мимолетным взглядом по фигуре выскочившего из дверей Дома очень знакомого мужчины. Отметила про себя, что он сегодня побрился и очки-стеклышки ему, несомненно, идут, хотя глаза у него все же заспанные…

Я разжала пальчики мальчика и тут поняла: это – он! Я резко вскинула голову и со страхом, смешанным с желанием немедленно дать деру, уставилась на моего покупателя на невольничьем рынке.

Петушков между тем плюхнулся перед ним в пыль на одно колено, вытащил из ножен меч и протянул его к чернявому.

– Приветствую тебя, Властитель провинции Фатии, Бертлау и Перекрестка Семи Путей, – загудел Петушков так, словно пел псалом.

– Петушков, ты чего? – удивилась я, тыча пальцем в Дом. – Властитель на балконе.

– Аська, идиотка, на колени! – едва слышно пробормотал Ваня. – Властитель стоит перед тобой как последний холуй.

Что?! Я почувствовала, как у меня отвисла челюсть, посмотрела на вытянувшееся изумленное лицо Арвиля Фатиа и захлопала ресницами.

– Ваня, – горячо зашептала я, дергая Петушкова за рубаху, – пойдем из этого змеиного логова, пока нас не покусали! Ваня, этому парню мы дали по черепушке камнем! Я удивляюсь, как он вообще живой остался!

Петушков повернул голову в мою сторону, в его осоловелом взгляде читалось большими буквами: «Заткнись!»

– Ася, – сквозь зубы пробормотал он, поднимая брови, – на колени!

Я перевела взгляд на Арвиля, тот стоял уже подбоченясь, все больше наслаждаясь устроенным мной спектаклем. Петушков дернул меня за рукав, пытаясь заставить упасть на колени. Подумав с секунду, я осознанно совершила очередной дурацкий поступок – развернулась и, не выпуская ручки Анука, направилась к маленькой улочке, ведущей к выезду из города. Толпа, до сих пор сохранявшая в присутствии Властителя уважительное молчание, ахнула и загудела.

– Извините! – раздался напряженный голос Ивана. Через пару секунд он резко схватил меня за плечи, развернул и хорошенько встряхнул, так что в воздухе мелькнули все мои кудряшки. Анук испугался и расплакался. Я моргнула и в недоумении посмотрела в нервное, с дергающимся глазом лицо приятеля.

– Ты чокнулась? – зашипел он, брызжа слюной. – Нас сгноят по тюрьмам и каторгам!

В словах Петушкова, конечно, имелся некоторый резон. Я схватила малыша на руки и поплелась обратно.

– Ваня, – шептала я, – это он купил меня. К тому же Пан своровал его кошель! Ты понимаешь, мы с гномом обчистили Властителя Фатии!

– Улыбайся, Вехрова, всеми зубами улыбайся! – проскрипел Ваня.

И я растянула губы в притворной улыбке, за что была вознаграждена ехидной ухмылкой Фатиа. Ну что ж, теперь в Данийе у меня есть свой личный враг – темноглазый очкарик!

– Этот позор мы смоем только кровью! – шипел Ваня, снова падая на колени. Я топталась рядом, прижимая к себе ребенка. От обиды на глаза навернулись слезы.

Фатиа подошел к нам вальяжной походочкой, кивнул Ване и принял его протянутый меч. Словно по взмаху волшебной палочки рядом с ним появился Советник, тот самый белобрысый с балкона. Арвиль отдал Ванин меч ему, а Петушкову вернул новый, очевидно, очень дорогой, данийский. Потом Властитель вопросительно посмотрел на меня, ожидая моего подношения.

«Фурбулентус не отдам ни за какие коврижки, не для того я рисковала собственной шкурой, чтобы подарить его какому-то высокопоставленному чванливому барану», – решила я. Фатиа ждал, буравил меня вопросительным взглядом, я молчала, покрываясь испариной и заливаясь румянцем.

– Фурбулентус не получишь! – заявила я едва слышно, когда пауза затянулась и стала просто неприличной.

С лица Фатиа моментально сошла подленькая улыбочка. Он резко побелел как полотно и, едва шевеля губами, прошептал:

– У тебя что?

– У меня Фурбулентус, – еле слышно повторила я, – а прилетели мы сюда на Али.

– Что?

– На драконе! – рявкнула я.

Фатиа долго рассматривал меня удивленным взглядом, потом развернулся к столпившимся на пороге Советникам и спокойно произнес:

– Господа, кажется, мы влипли – у нее Фурбулентус с голубым камнем!

Толпа охнула, я спокойно оглядела напряженные лица фатийцев и ничего, кроме страха, в них не увидела. Иван уже рвал на себе жидкие волосы и едва не катался в пыли, проклиная тот день, когда познакомился со мной.

Анука у меня забрали, и ребенок теперь заливался слезами и громко кричал, вырываясь из рук няньки.

Площадь наполнилась шумом и рокотом толпы. Властитель что-то обсуждал с Советниками прямо там же, и посреди всего этого хаоса стояла я. Вокруг меня крутился калейдоскоп из быстро меняющихся картинок, и я уже перестала понимать, где небо, где земля, где Дом Властителя, – звуки то отдалялись, то приближались, от пыли свербело в носу.

Все резко закончилось, когда белобрысый Советник громогласно заявил на всю площадь:

– Пожалуйте в Дом!

Мы поплелись к ступеням, Ваня зло бормотал:

– Аська, ты дура! Нас теперь Совет на такие курорты сошлет! Ну наплевать на себя, обо мне бы подумала!

Я с тоской представила на запястьях железные браслеты, а в руках кирку, и сердце жалобно заныло. Нет, ну кто меня за язык тянул да морщиться заставлял? Помолчала, может быть, сошла бы за умную!

Нас провели в Дом. Я запомнила лишь длинный полутемный коридор с множеством дверей и огромную мраморную лестницу с красной дорожкой. Здесь пахло жасмином, аромат был настолько сильный, что у меня заболела голова, а к горлу подступила тошнота. Перед глазами все плыло, как после долгого мучительного сна.

Очнулась я уже в огромном пустом зале с высокими витражами и старинными фресками на стенах. Голоса эхом разносились по помещению, а резкий стук каблуков по начищенному мраморному полу отдавался в голове тупой болью.

Мы остановились в лучах заходящего солнца, и вокруг нас плавали крохотные серебристые точечки-пылинки. Фатиа расположился на высоком троне, рядом с ним стоял белобрысый. Он нагнулся к Властителю и с огромным вниманием вслушивался в его инструкции. Потом в его руках появился длинный свиток, как оказалось, некое письмо от Совета магов Словении, которое пришло в тот день, когда нас ждали. Его содержание Советник читал с особым удовольствием:

– «…За проявленную отвагу, самоотверженность и готовность к трудностям мага-теоретика Ивана Питримовича Петушкова наградить ступенью практикуса и прибавкой к жалованью в размере сорока золотых…»

– Не густо, – усмехнулась я.

Петушков, стоявший по стойке «смирно», одарил меня предупреждающим взглядом и с напряжением ждал продолжения манифеста, словно в нем уже было написано: «А за встречу с дорогим нашему сердцу Властителем отправить на каторгу в Бурые рудники».

– «…Гнома Пантелеймона Аушвидского, – продолжал белобрысый, – наградить к его жалованью эльфийским жеребцом и гражданством в государстве Московии….»

– Больно ему нужно ваше гражданство! – хмыкнула я.

Советник откашлялся и замолчал, потом посмотрел на меня извиняющимся взглядом и прочитал:

– «…Неопечатанной ведьме Асии Прохоровне Вехровой дождаться прибытия Совета до выяснения обстоятельств».

– Что? – изумилась я и громко зашептала Петушкову: – Они мне не заплатили обещанные семьсот пятьдесят золотых, так еще и ничем не наградили?

Ваня хмыкнул и заложил руки за спину.

– Где справедливость в этом мире?

Они даже не посчитали нужным меня наградить! Ладно, я согласна – не надо почестей, но отдайте, по крайней мере, причитающиеся мне деньги!

Внезапно меня охватил приступ запоздалого раскаяния. Боже, там, на площади, на меня напало помешательство! Батюшки, ну если умом не вышла, так не демонстрируй этого! – ругала я сама себя, сгорая от стыда и боясь оторвать взгляд от мозаики на мраморном полу этого холодного склепа.

Нас определили в симпатичный постоялый дворик. Располагался он в живописном месте на краю города, рядом с рекой и очень далеко от Дома Властителя.

Скорее всего, Арвиль обезопасил себя от неожиданных встреч с «долгожданными» гостями. Одноэтажный домик утопал в зелени великолепного сада. За домом красовался ровными грядками помидоров и огурцов ухоженный огород.

Само здание с большой открытой верандой, увитой плющом и ведущей на хозяйскую кухню, казалось воздушным. Посреди двора был глубокий колодец. Конюшни и свинарник высились в самом углу двора. Зато рядом с воротами мучился на цепи огромный лохматый пес Трезорка – ужаснейшая зверюга, ненавидящая гостей всей своей собачьей душой. Он встретил нас с Ваней оглушительным лаем. Нам навстречу вышли улыбающиеся хозяева Гарий и Мария. Гарий – высокий, седой, с шикарными густыми усами. Мария – маленькая, быстрая, с длинной косой до пояса, гораздо моложе мужа. Они улыбались нам радостно и одновременно сочувственно. Так смотрят на милую, но слегка придурковатую девчушку. Мне стало не по себе. Даю руку на отсечение, оба стали свидетелями моего триумфального выступления на площади.

Нам выделили две небольшие чистые светлые комнатки, располагающиеся напротив друг друга.

Так мы зажили в ожидании приезда Совета на землю данийскую.

Прошло несколько дней, Фатиа нас не вызывал и сам торжественным визитом осчастливить не спешил, вероятно решив, что подобные нам гости великолепно проведут время и без его присутствия. Он был прав.

Лично я чувствовала себя как на изысканном курорте: ела фрукты, принимала солнечные ванны и читала пятую в своей жизни книгу «Приключения ведьмы», найденную на полке у себя в комнате. Свободный перевод данийского романа на словенский язык оказался настолько «свободным», что я начала подозревать, будто автор специально измывался над несчастной придурковатой девицей, нашедшей данийского ребенка, запутавшейся в ситуации и не разглядевшей в себе огромную колдовскую силу. Я хохотала до слез и до смерти пугала своими всхлипами гостеприимных хозяев. Мне так и представлялось, как Мария и Гарий застывают на месте и многозначительно переглядываются, слыша гомерические раскаты моего смеха, оглашающие сад.

Пока я убивала время, Ваня сильно переживал. Он чувствовал себя партизаном, случайно забредшим на вражескую территорию, а потому ходил все время оглядываясь или же вдруг резко оборачивался, ожидая прямо за своей спиной заметить слежку.

Потом на постоялый двор началось целое паломничество: близкие друзья хозяев, приятели, соседи и откровенно посторонние люди приходили под всевозможными предлогами с ярым желанием увидеть своими глазами «ту ведьму, спасшую Наследника и нашедшую Фурбулентус». Меня такие посещения коробили, я как можно дальше пряталась в саду и не вылезала, пока «дорогие гости» не убирались восвояси.

Через несколько дней поток поиссяк, и я облегченно перевела дух.

Анука спешно увезли в Бертлау, решив, что новоприобретенная «мамаша» сможет повлиять на ребенка не лучшим образом. Я очень сильно по нему скучала и мечтала себя чем-нибудь занять, чтобы отвлечься от горестных мыслей.

* * *

История с Ваниной сломанной ногой полна трагических подробностей и неожиданных поворотов. Именно немощь Петушкова определила дальнейшие события и явилась причиной некоторых весьма неприятных происшествий. Случилось это так.

– Мария, может, мне чем-нибудь помочь тебе? – Я стояла посреди светленькой чистой кухоньки и отчаянно мешала хозяйке готовить обед.

Женщина испуганно посмотрела в мою сторону:

– Ты лучше отдыхай, милая. После дороги, поди, устала.

Я уселась на табурет, обтянутый светло-голубой ситцевой тканью, и стала рассматривать бьющуюся о стекло муху. Несчастная отчаянно жужжала, пыталась вылететь, но не могла.

– Я тебя очень прошу, – тихо сказала я таким тоном, что от жалости к самой себе на глаза навернулись слезы. – Я не испорчу ничего, честно!

Мария призадумалась.

– Ну хорошо, – кивнула она, – возьми корзину на террасе, собери помидоры.

Получив это особо важное задание, я, радостная, выскочила из кухни, подхватила корзину и бросилась бегом в сад. Ваня лежал в гамаке, натянутом между двух старых яблонь, и с интересом разглядывал меня.

– Петушков, – крикнула я, – пойдем в огород трудиться, а то у тебя уже пузо растет.

Ваня поморщился, закинул руки за голову и уставился в синее небо, виднеющееся через густую зеленую листву.

– Как говорят умные люди, Аська, к коим ты не относишься: «Лучше пузо от пива, чем горб от работы».

– Я не поняла? – Я уронила корзину и уперла руки в бока. Ваня моментально вскочил на ноги и широко улыбнулся:

– Уговорила, Вехрова!

Мы подошли к грядкам. Они оказались «чистенькими»: без единого сорняка… и кустов с помидорами. Кто-то обобрал огород, поломав все побеги, оставив лишь убогие корешки, сиротливо торчащие из земли.

Ваня откашлялся:

– Ася, не хочу тебя огорчать, но, кажется, это и были помидоры.

Я в растерянности уставилась на голые палки, некогда поддерживающие кусты, и яростно начала чесать затылок. С огурцами произошла такая же катастрофа – из земли торчали маленькие сломанные черенки, валялись веревки, которыми были подвязаны растения, и больше ничего.

Потерпев полное фиаско на ниве сбора урожая, я вернулась на кухню. Гарий стоял посреди меленькой комнатки и пил холодное молоко прямо из крынки. Оно текло по усам и капало на темную от пота рубаху.

– Помидоры выдрали вместе с кустами! – с порога заявила я.

Хозяин подавился, его мощное богатырское тело сотрясалось от приступа кашля, на глазах выступили слезы, а Мария хлопала по его широкой спине, бросая в мою сторону «страшные» взгляды. Когда Гарий пришел в себя, то прохрипел:

– Как выдрали?

– Просто, – пожала я плечами, не обращая внимания на жестикулирующую за спиной мужа хозяйку, – и огурцы тоже.

Мария обреченно покачала головой и постучала себя по лбу, демонстрируя уровень моего ума.

– И огурцы? – Гарий закатил глаза, упал на табуретку и схватился за сердце. – Они у меня крупные были, сладкие, а помидоры красные с желтыми крапинками, десять лет скрещивал, впервые получилось, – шептал он посиневшими губами.

Хозяйка быстро оценила обстановку, вытолкала меня на террасу, достала из кармана фартука завернутые в платок золотые.

– Кто ж тебя за язык тянул? – забранилась она. – У нас помидоры третий раз обрывают, если бы Гарий знал про каждый, у меня бы уже мужа не было! – Она вложила мне в руку монеты: – Купи на рынке эти несчастные помидоры.

– На рынке? – усомнилась я.

С тех пор как нас здесь поселили, я никуда не выходила, боясь встречи с фатийцами. Да и сюда постояльцы сейчас не торопились, заслышав, что у Гария и Марии живут люди.

– Рынок рядом с Главной площадью, не бойся, быстро найдешь!

Я неуверенно кивнула и направилась к калитке. Я так сильно волновалась, что мне казалось, будто ноги сами несут меня, сердце билось в груди, как птица в клетке. Из соседнего двора выбежала маленькая шавка, преграждая мне путь. Я резко остановилась: собак боюсь с детства, а маленьких тем паче – они сразу хватают за голень железной хваткой, и их челюсти потом не расцепить. Шавка почувствовала во мне слабого противника и зашлась громким визгливым лаем. Я тоненько завыла и бросилась на перевернутую телегу, валявшуюся рядом с дорогой. Собачка догадалась, что жертва сломлена, и, гордо задрав хвост, прошествовала мимо меня.

Я осторожно спрыгнула на дорогу и тут увидела, что из-за буйной зелени кустов кто-то наблюдает за мной. Я на всякий случай забралась обратно на телегу и крикнула:

– Выходи!

На дорожке появился молодой красавчик – светленький, с торчащими в разные стороны патлами, с яркими веснушками на вздернутом носу и наглой улыбкой.

– Чего испугалась? – спросил он.

Я нехотя спустилась на траву.

– А ты чего подглядываешь? Меня Ася зовут. – Я протянула руку.

– Исидор. – Тот пожал мою ладонь сильно, по-мужски.

Мы двинулись по узкой извилистой улочке по направлению к рынку, посыпанная гравием дорога поднималась в гору. По бокам красовались маленькие деревянные домики с квадратными окошками и резными наличниками. Топорщились разноцветные заборчики с открытыми нараспашку калитками. Сидор всю дорогу улыбался и пытался шутить, но улыбалась я через силу. Парень ненадолго замолчал, подхватил меня под мышки и с легкостью перетащил через узкий, но достаточно глубокий ручей, а потом, решив, что мы уже близко знакомы, задал мучивший его вопрос:

– А как ты Наследника нашла?

«Ну вот, началось. Хотела славы, вкушай ее плоды».

Я пожала плечами:

– Тебе рассказывать все или только основные моменты?

Сидор смутился:

– Можно основное.

– Ну – я призадумалась, – было холодно…

– Холодно? – перебил он меня удивленно. В лексиконе данийцев, живущих в вечном лете, такого слова не было. Я поняла, что не смогу передать ему всю прелесть своего приключения на тридцатиградусном морозе, и махнула рукой:

– Случайно я его нашла.

– А Фурбулентус? – У Исидора загорелись глаза. Ага, вот мы и добрались до сути вопроса.

– Меч не мой, а Ванин. Парня, с которым мы приехали, – рявкнула я, злясь на его любопытство.

Кажется, Сидорушка поник. Он уже без интереса посмотрел в мою сторону и тяжело вздохнул:

– Рынок здесь рядом. Мне пора.

Я согласно кивнула, глядя на то, как он быстро повернул на соседнюю улочку с красивыми белыми особнячками и скоро скрылся из виду.

Первое, что я увидела, когда зашла на маленький овощной рынок – ярко-красные с желтыми крапинками помидоры, сложенные большой пирамидой на прилавке, за которым стояла милая улыбчивая старушка. Бабулька заломила за них такую цену, что у меня полезли глаза на лоб, торговаться она наотрез отказалась, заявив, что таких помидоров я во всей Данийе не найду. В какой-то степени она оказалась права, такой сорт Гарий вывел совсем недавно.

Я изумлялась про себя. В Стольном граде никому не пришло бы в голову выставлять на продажу вещи, которые может опознать хозяин. По крайней мере, первые два месяца точно бы не решились. Ведь так и по шапке недолго получить. Очевидно, фатийцев это не заботило. Мне хватило денег ровно на два помидора. Спрятав их в корзину, я бегом вернулась на постоялый двор.

– Они? – Я протянула плоды к самому носу Гария.

Хозяин снова схватился за сердце:

– Они!

Я кивнула и молча вышла из кухни.

Ну ничего, мы покажем нашим садоводам-любителям! Ванина дверь была надежно заперта.

Я забарабанила в нее, грозясь сломать косяк. Петушков возник в дверях, заспанный, в длинных выцветших кальсонах и накинутом на худые плечи рваном черном плаще.

– Чего надо? – Он широко зевнул.

– Поговорить! – Я отодвинула его и без приглашения вошла в комнату.

Жилище уже приобретало следы запущенности и беспорядка, несмотря на то что Мария исправно убирала комнаты каждое утро. На столе стояла недопитая кружка с квасом, на его темно-коричневой поверхности плавала муха. Простыни на постели смялись и собрались комом, подушка валялась на полу, рядом с ней примостились грязные сапоги с портянками, сложенными поверх голенищ. Дневной свет почти не попадал через задернутые занавески, и комната утопала в сумраке. Я плюхнулась на стул, усаживаясь на единственную отглаженную и накрахмаленную Ванину сорочку. Петушков болезненно поморщился, словно ему саданули в живот, грубо вытащил из-под меня рубаху, бросил на кровать и хмуро посмотрел в мою сторону:

– Говори!

– Мы сегодня будем вылавливать налетчиков на огород! – радостно улыбаясь, заявила я.

– Чего? – не понял Петушков.

– Будем ловить тех, кто ворует овощи, – еще раз как малому ребенку пояснила я.

– Без меня! – Ваня спокойно открыл дверь, предлагая мне убраться восвояси со своими идеями. – Еще перепугаем дюжину фатийцев, нас обвинят в агрессии. Тебе надо, ты и лезь в петлю!

– Ну конечно. – Я беспечно пожала плечами и встала. – Это дело лично каждого помогать гостеприимным хозяевам, которым мы, кстати, не платим ни гроша!

Удар достиг цели! Ваня покраснел и пробурчал:

– Знаешь, Аська, когда я последний раз помогал гостеприимным хозяевам, меня чуть дракон не сожрал!

– Ну не сожрал же! – удивленно развела я руками.

– Иди ты в болото! – плюнул Ваня и с грохотом закрыл дверь. – Чего делать надо?

Я шлепнулась обратно на стул, счастливо улыбаясь:

– Ночью засядем в кустах и будем их ждать.

– Плохая мысль, – протянул Ваня, натягивая порты.

– Почему?

– Ты ночью заснешь, как тогда в Егорьевском скиту, и я их один ловить буду! – буркнул Ваня.

Наверное, так бы оно и получилось, если бы не маленькое обстоятельство.

Когда на город опустились сумерки, в тишине заголосили соловьи и на улицы высыпала молодежь. Они гуляли по узким темным улочкам, пели протяжные красивые песни на неизвестном мне языке. Тихо плакала гармоника, где-то раздавался заливистый женский смех. В садах пищали комары, а мы с Ваней, как партизаны, прятались в саду, надежно укрытые густыми зарослями смородины.

Мария положила нам в корзину бутерброды, молоко, фрукты, поцеловала меня в лоб и благословила на удачу. Мы сидели в своем укрытии, зорко уставившись в темноту. Надо сказать, я страдала куриной слепотой и с трудом могла разглядеть даже сидящего рядом Петушкова. Мне все время казалось, что в темноте сада происходит какое-то движение. Я постоянно дергала Ваню и тыкала пальцем в воображаемого вора. Тот злился, чесал покусанную комарами шею и был готов послать все к черту. Между тем огромная голодная армия насекомых нападала со всех сторон, оттесняя нас под одеяло, на котором мы сидели.

Я была рада заснуть, но мелкие кровососы мерзко пищали над ухом. На мои тщетные попытки отпугнуть их маленькой веточкой комары просто не реагировали. Первым сдался Иван:

– Слушай, Ась, не могу больше, пойдем домой! Ну их к лешему, браконьеров, пусть собирают остатки.

– Ваня, – строго осекла я его, яростно почесывая нос, на котором уже образовался заметный волдырь, – не будь таким неблагодарным, мы должны помочь хозяевам.

– Ага, мы поможем только комарам поужинать. Ты представляешь, как они обрадовались, когда еда сама к ним привалила! У меня крови уже полштофа высосали!

Я достала из корзины гранат и сунула в руки приятелю:

– Ваня, кушай и молчи. Этот фрукт кровь улучшает!

– Я стану еще вкуснее! – буркнул Петушков, но гранат взял и долго вертел его в руках. – Все, больше не могу! – вскоре подскочил он после очередного весьма ощутимого укуса.

Одеяло слетело, мошкара набросилась с утроенной силой.

– Я ухожу спать, а ты, Аська, можешь продолжать сидеть! Говорят, чокнутым свежий воздух полезен!

Я на секунду представила, как мне будет муторно одной, и поспешила его остановить:

– Вань, я вспомнила – у меня там зелье есть, намажемся, и комары отстанут.

– Да? – Ваня с подозрением посмотрел в мою сторону, догадываясь о моих скромных талантах травницы.

– Это Марфа варила, – смутилась я.

– Тогда тащи свое чудодейственное средство, – милостиво согласился он.

Я поспешно вскочила и, не разбирая дороги, по грядкам и кустам кинулась в дом, влетела в свою комнату, достала бутыль и выскочила обратно в сад, изумив своим варварским набегом мирно отдыхающих на веранде хозяев, которые слушали нежное женское пение, доносящееся с улицы.

– Вот, – протянула я ее Ванятке, доедавшему вторую порцию бутербродов.

– Одного не понимаю, – пропыхтел он, – почему ты в Петенках про него не вспомнила?

Он с блаженной улыбкой откупорил бутыль. Из горлышка по всему саду разнесся зловонный смрад. Ваня закашлялся и поспешно заткнул пробку.

– Теперь понимаю, почему не вспомнила. Ась, – вдохнув полной грудью свежий воздух, выдавил он, – не хочу тебя обидеть, но, по-моему, оно лет сто назад испортилось.

– Да нет, – я выхватила бутыль из его рук, – просто там компоненты такие, – я кашлянула, пытаясь подобрать слово, – специфические.

– И ты хочешь, чтобы я этим, – он ткнул пальцем в жидкость, болтающуюся в склянке, – намазался?

– Нет, можешь выпить, если хочешь! – рявкнула я, затаила дыхание, снова вытащила пробку и, капнув немного вонючей жидкости себе на ладонь, с преувеличенным энтузиазмом натерла ею свои руки.

Ваня поморщился:

– От тебя так несет, словно ты мылась последний раз в Чистый четверг.

– А ты мажься, а не нюхай! – буркнула я, задирая голову, чтобы нормально вздохнуть.

Ваня осторожно намазал себе шею, прослезился, хлюпнул носом и обреченно покачал головой. После проделанных манипуляций мы стали ждать эффекта. Он последовал незамедлительно – колонию комаров сменила армия. К нам слетелись жужжащие гады со всего сада, а заодно пригласили всех своих знакомых со всей Данийи.

– Аська, тебе не кажется, что их стало больше? – размахивая руками, как крыльями ветряной мельницы, поинтересовался Ваня.

– Действительно, – протянула я, – может, мы чего неправильно сделали?

– Вот уж не знаю, это ты у нас великая травница, а я всего лишь маг…

– Знаешь, а пойдем домой, отмываться от этой гадости, – робко предложила я, когда поняла, что комары забрались ко мне под одежду.

– Ага, – с готовностью отозвался тот.

Мы бежали так быстро, как могли, но пищащие насекомые догоняли нас и впивались в спину. Спастись от них удалось, лишь окатив себя ледяной водой из колодца. Битва была позорно проиграна. Мы спрятались в своих комнатах, где Ваня нарисовал охранные контуры от всех известных ему кровопийц. На следующий день, когда мы вернулись на поле брани, то на бумажке, приклеенной к гладкому зеленому боку брошенной впопыхах бутылки, прочитали надпись, сделанную моей же рукой:

«Намазать на ствол дерева, комары слетятся на запах и не будут беспокоить».

– Так, – Ваня странно покраснел, голос его сорвался на фальцет, – ты хочешь сказать, что ее не надо было мазать на себя, а как раз наоборот?

Я почувствовала себя полной дурой:

– Ваня, ну я же не знала…

– Не знала, значит!

– Ну я же не всегда все знаю, вот сегодня и намажем на ствол…

– Сегодня будешь мазать сама, куда хочешь и на кого хочешь, и сидеть в своей засаде тоже будешь сама! Ясно?

– Ладно, ладно, только не ругайся, как скажешь. – Я попыталась примириться с ним, но Ваня разошелся:

– Я как полный идиот сидел тут, мучился!

– Почему «как»?

– Молчать! С тобой, неопечатанная ведьма, все-таки маг-практикус говорит!

Продолжал он в таком духе еще минут двадцать. Потом голосить ему надоело, он махнул рукой и поплелся к дому, посекундно почесываясь где-то под лопаткой. А прошлой ночью сад снова обобрали.

* * *

Вечером случилось неожиданное событие: Арвиль Фатиа вспомнил о нас и милостиво прислал приглашение на ужин в нашу честь.

Я оскорбилась до глубины души, ведь мы здесь кукуем уже больше недели, а он только соблаговолил вспомнить, что пора бы увидаться с нами. Я наотрез отказалась ехать в Дом Властителей, плюхнулась на лежак, стоящий на веранде, скрестила руки и буравила посыльного злобным взглядом, пока Ваня наряжался для важного официального приема.

– Аська, – крикнул он в открытое окно своей комнаты, – быстро одевайся! Это тебе не в фантики играть, мы здесь на работе!

– Это ты на работе, а я от Совета никак не завишу! – заголосила я в ответ. Во дворе от моего вопля залаял Трезорка.

В это время Ваня, наряженный в шелковую щегольскую рубаху, полосатые порты, обутый только в один сапог, выскочил на веранду. Он яростно взмахнул вторым сапогом, сбив со стола плетенку с фруктами.