Текст книги "Как все начиналось"

– Здравствуйте, Властитель, мы пришли тебя того… спасать! – Голос отчего-то сел, я громко кашлянула и убрала за спину трясущиеся руки.

У Арвиля поползли на лоб брови, он так не смог понять, зачем спасать его, если пора спасаться нам самим от его, властительского, а заодно и Советникова гнева.

Я хлопала ресницами и ждала его ответа. Арвиль встал:

– Извините нас, господа, по-моему, Ася хочет нам всем сказать нечто важное!

– Да. – Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Единственно хорошее во всем произошедшем оказалось то, что за последние два дня – это было первое лично мое и не принадлежащее Фатиа, ощущение.

– Хочу сказать только наедине, – едва слышно выдавила я из себя, Арвиль округлил глаза, а Магистр незаметно схватился за сердце, – в смысле, наедине со мной, ну, со мной и Петушковым.

Фатиа медленно и аккуратно вышел из-за стола, слишком медленно и слишком аккуратно, чтобы сие оказалось хорошим знаком. Воздух перестал поступать в мои легкие. Выпучив от страха глаза, я попыталась вздохнуть.

– Ася, уходим! – еле слышно прошелестел над ухом Петушков.

Мы начали отступать в глубь коридора, чтобы в следующее мгновение дать деру, но Властитель смерил нас обоих таким взглядом, что ноги словно вросли в пол.

Два стража препроводили нас в крохотную, больше похожую на карцер, комнатку рядом с кухней. Посреди маленького помещения стул и стол, отчего-то приколоченные к полу, на потолке крюк для керосиновой горелки. Через некоторое время, показавшееся нам бесконечным, пришел Фатиа. Он с самым хмурым видом остановился в дверях и уставился на Петушкова как на врага народа, а у меня снова перехватило дыхание. Я взялась за горло и тихо просипела:

– Арвиль, прекрати злиться, мне дышать нечем!

Ваня испуганно перевел взгляд с перекошенного лица Властителя на меня. Честно говоря, я тоже не понимала, отчего Петушков вызывает у Арвиля такую жгучую ненависть.

– Говорите и убирайтесь! – вымолвил Фатиа, скрестив руки на груди. Ваня впился взглядом в семь выжженных на запястье Властителя звезд, не в силах отвести от них взгляда. Арвиль заметил это и поспешно сцепил руки за спиной.

– Ребенка украл Неаполи, – спокойно произнесла я. Далее я почувствовала взрыв ярости внутри него: мой судорожный вздох, резкая боль в груди…

– Доказательства!

– Ваня его видел с Прасковьей. – Я всхлипнула, в глазах потемнело от желания вздохнуть. Презрительный и высокомерный взгляд, брошенный в сторону Петушкова. Боже, какие демоны роятся в душе Властителя Бертлау, Фатии и Перекрестка Семи Путей!

Темнота…

– Ася, Ася очнись! – Я отпрянула от резкого запаха и с трудом подняла тяжелые веки, перед глазами все расплывалось.

Я застонала от головной боли, картинка стала проясняться. Я лежала на кровати в спальне Властителя, надо мной склонился Петушков и с самым затравленным видом водил перед носом тряпочкой, смоченной в отвратительно пахнущей настойке. Отпихнув его руку, я поспешно села, опустив ноги на пол, комната закружилась перед глазами. Арвиль развалился в кресле и задумчиво рассматривал вид за окном.

– Что это такое вонючее? – прохрипела я.

– Бальзам, которым ты мне руку велела мазать, – хмыкнул Властитель, безразлично посмотрев в мою сторону.

– Какая мерзость. – Я сглотнула подступающую к горлу горечь.

– Что ты говорила про Леона? – Фатиа сдерживал себя как мог, страшась, что меня снова придется откачивать.

– Неаполи организовал похищение, – снова повторила я.

– Чушь! – вдруг заорал Арвиль, я задохнулась, Ваня сжался.

Властитель нервной рукой схватил хрустальный графин, плеснул в стакан воды, а потом осушил одним глотком.

– Если твой Ваня, – он бросил на бледного Петушкова суровый взгляд, – видел Леона вдвоем с Прасковьей, это ничего не значит! Прасковья частая гостья в городе!

Ваня затрясся, а потом прошептал:

– Можно мне тоже водички? – И без спросу кинулся к графину. Он сделал три жадных глотка, поперхнулся и сдавленно кашлянул.

– Поймите, Леон воспитывался в этом доме вместе со мной, мы росли бок о бок, – продолжал Фатиа. – Он не может быть предателем! Вехрова, ты не хуже меня знаешь, что Анук просто прикрытие для… – Он осекся и покосился на Петушкова. – Это кто угодно, но не Неаполи. Разговор окончен! Обсуждать нечего! – процедил он сквозь зубы, открывая дверь и предлагая нам удалиться.

Мы с Ваней вышли, уже в коридоре я обернулась. Арвиль все еще стоял в дверях, его раздирало странное чувство. Неуверенность? Я усмехнулась про себя: «Только не Фатиа!» Сожаление? Недоверие? «Точно, он мне НЕ доверяет!»

– Мы предупредили тебя, Фатиа, мне жаль, что ты слеп! Но поверь, я этого так не оставлю, я докажу вину Леона, и найду его сообщника среди магов, хотя бы потому, что это напрямую касается меня! – бросила я напоследок и с гордо поднятой головой зашагала к выходу.

На улице охранники удивленно уставились в нашу с Ваней сторону, пытаясь понять, каким образом двое посторонних проникли в Дом, если они их так и не пропустили?

– Ведь это Моэрто? – хмыкнул Ваня ни с того ни с сего.

Я нахмурилась и неохотно кивнула.

– Вехрова, я говорил, что ты дура? – усмехнулся приятель, сплевывая на дорогу.

– Неоднократно, – снова кивнула я.

* * *

На следующее утро я проснулась поздно. В окна бил солнечный свет, я выглянула в сад. Гарий разбивал новый цветник и сейчас энергично ковырял землю лопатой.

– Доброе утро! – сонно улыбнулась я.

Гарий выпрямился, стер со лба пот и кивнул:

– Доброе! Ты сегодня поздно!

Я потянулась и встала с кровати. Действительно, поздно?

Поздно?!

Я застыла посреди комнаты с портами в руках.

Фатиа внутри меня не было! Мои мысли и ощущения остались на месте, а вот властительские растаяли, как первый снег. Это хорошая новость или плохая? Может быть, Моэрто продержалось пару дней и само по себе исчезло? Я посмотрела на тонкий шрам на ладони. Все чрезвычайно странно.

Я оделась и вышла на веранду. Тут-то я и поняла: исчезновение Моэрто – новость отвратительная!

На лежаке развалился Ваня, в руках он зажимал розовый надушенный листочек и перо, очевидно, только что выдернутое у гуся, и что-то вдохновенно корябал на бумаге. Я долго рассматривала его расслабленную позу и бессмысленную улыбку, а потом тихо позвала:

– Вань, ты чего делаешь?

Тот поднял расширенные глаза и выдохнул:

– Асенька, я стихи сочиняю!

«Что?! Какие, к черту, стихи? Петушков в слове „мама“ делает четыре ошибки!»

– Ваня, с тобой все в порядке? – Я осторожно дотронулась до холодного лба приятеля.

– Я себя великолепно чувствую! – широко улыбнулся он. – Ты послушай:

 
Ночь, тишина, мы одни с тобою сегодня,
Хороша за окошком весна, и прекрасна с тобой непогода.
Слезы радости мы разделим на двоих…
 

– Ну как? – Ваня поднял на меня подернутые поволокой глаза.

– Чего-то не в рифму.

– Не в рифму? – Иван с самым сумасшедшим видом схватил себя за волосы. – Думай, думай, голова! Как же я это покажу ей, если не в рифму?

Я внимательно рассматривала приятеля, пытаясь понять, как за одну ночь из нормального мужика он смог превратиться в буйного неврастеника с замашками романтика.

– Тебе не нравится, – махнул он рукой, вмиг успокоившись. – Мне тоже не нравится, я все равно не могу сюда вставить имя Прасковья. – Он схватил лист и порвал на мелкие клочья.

Я захлопала ресницами:

– Какая Прасковья?

– А вот еще, полночи сочинял, – не обращал внимания на мое изумление Петушков.

 
О Прасковья, ты мой свет,
Лучше в мире тебя нет,
Подарю тебе смычок,
Будешь петь ты как сверчок!
 

– Ну как?

– Отвратительно, – прошептала я, с восхищением глядя на приятеля.

Может, сегодня знаменательный день и все мужики сошли с ума? Хотя Гарий не выглядел умалишенным, но ведь и Ваня с первого взгляда кажется совершенно нормальным.

И Фатиа куда-то испарился из моей головы. Чего там говорил Сергий: «При магическом воздействии чувствовать его перестану?» «Приворот? – вдруг мелькнула мысль. – Какой, к черту, приворот? Приворот на двоих: Властитель и Ваня? Бред! Полный бред!»

Как в насмешку, перед глазами проплыла картинка: «Хрустальный графин, Петушков пьет жадными глотками прямо из тонкого горлышка».

Отчего-то мне стало весело.

«Значит, Парашка здесь действительно не случайно! Доподлинно мне известно, что некоторые привороты начисто лишают мужиков мозгов, и Ваня – живой пример тому! Бедный Петушков, нечаянная жертва обстоятельств. – Я едва сдержала нервную улыбку. – А вот для чего из игры вывели Властителя, непонятно».

Тут Ваня зашевелился и попытался встать.

– Ты куда? – схватила я его за руку.

– Я должен ее увидеть! – с трагическим надломом в голосе прошептал он.

– Кого?

– Ее! – Ваня махнул в сторону двора.

– Петушков, – я толкнула его обратно на лежак, – не сходи с ума, сиди дома, сочиняй стишки!

Я приготовилась привязать приятеля к стулу, если понадобится крайняя мера, но уверенности, что он не убежит к любимой вместе с ним, отнюдь не было. В это время на веранду вышел Сергий, заспанный и помятый, пухлую щеку пересекал красный пролежень.

– Сергий! – скомандовала я. – Следи за Петушковым!

– Зачем? – зевнул тот.

– За надом!

Я кинулась в комнату искать дорожную котомку, где в самой глубине валялась маленькая книжечка для записей.

Однажды я прочитала очередную Марфину «инструкцию», называлась сия гадость «Как сделаться совершенным магом за год». Так вот, в ней советовалось все новое и удивляющее тебя записывать в отдельную книжечку. В течение трех месяцев я корябала на желтеньких листочках все, что со мной происходило, а заодно и самые легкие рецепты из штудируемой в это время книги «Как сделать отворот». Магом я все равно не сделалась, а вот рецептики остались.

Книжечку в своих закромах я не обнаружила, зато нашла давно потерянный черепаший гребень, чему сильно обрадовалась.

Вани на веранде не оказалось.

– Где он? – накинулась я на Сергия, прихлебывающего чай из фарфорового блюдца.

– Ушел. – Приятель безразлично махнул рукой.

– Ты его отпустил? – ужаснулась я.

– А что, мне его надо было скрутить?

– Надо! – Я выскочила на улицу и поспешила к соседнему постоялому двору, где остановилась Парашка.

Петушков сидел под ее окном в обнимку с гитарой и, ударяя по всем семи струнам разом, извлекал совершенно невыносимую какофонию, при этом завывая унылый мотив. Прасковья же, свесившись по пояс из окна, колотила его по голове скрученным полотенцем, пытаясь прогнать со двора как шелудивого пса. Ваня на нее не обращал внимания и лишь изредка уклонялся, вытягивая особенно тонкую, а оттого раздражающую ноту.

– Иди отсюда! – голосила несчастная прокуренным голосом.

– Приветствую тебя, Прасковья Ивановна! – крикнула я, развеселившись от представшей перед моими глазами сцены.

Обомлевшая Парашка застыла в нелепой позе, а потом заголосила с двойной силой:

– Ах ты, ведьма данийская, ты чего тут делаешь?

– Живу я здесь, – пожала я плечами. Петушков между тем перевернул гитару и стал колотить по ее звонкому полому телу, как по барабану. – Ты зачем, каналья, Властителя приворожила? – ласково поинтересовалась я.

У Прасковьи округлились глаза, она шумно задышала, а потом схватила с подоконника горшок с геранью и запустила в мою голову. Цветок упал рядом с моими ногами, я возмущенно посмотрела на глиняные черепки и рассыпавшуюся землю.

– А если я? – Над головой засветился синий энергетический шар.

– Убивают!!! – заверещала Прасковья как резаная. – На помощь! Стража! Стража!

Она скрылась в комнате, так торопливо захлопнув оконце, что задрожали стекла. Я поспешно схватила ничего не замечающего вокруг себя Ивана и потащила его в сторону постоялого двора.

– Куда ты меня, ведьма данийская! – захныкал он, без особого сопротивления плетясь за мной.

– Пойдем, герой-любовник, лечить тебя будем!

Как говорила моя любимая тетка: «Если нет рецепта зелья, то вари соответственно своему таланту, умению и зову сердца. Фантазируй, – кивала она, кидая в огромный прокопченный чан лапки летучих мышей, – что-нибудь обязательно получится».

К моему огромному сожалению, книжечка моя с рукописными рецептами отворотов оказалась безвозвратно утерянной, и зелье пришлось готовить по зову сердца и соразмерно моим умениям, то есть как бог на душу положит.

Бог на душу положил три листка папоротника, четыре недоспевшие волчьи ягоды, пять тонких телец одуванчиков и какую-то совершенно невообразимую траву, больше похожую на зонтики и оставляющую красные ободки-ожоги на руках. Кроме того, в шкафу на кухне нашлась бутыль с вином, три сырых яйца и баночка с сушеной травкой – на бумажке значилось «Кориандр», – что это такое, я понятия не имела, но на всякий случай тоже взяла. У себя я обнаружила остатки небезызвестной настойки от комаров и корешок валерианы.

Я забралась подальше в сад, сложила очаг, развела костер, поставила на него маленькую кастрюльку, честно украденную из все той же кухни хозяйки. Потом вылила туда вино, настойку, разбила яйца, кинула все травки и корень валерианы, высыпала всю банку кориандра, размешала и прочитала самое простейшее заклинание, которое слышала от Марфы: «Варись зелье отворотное, варись зелье отворотное – поворотное. Чтобы вьюнош не любил, – тут я запнулась, запамятовав слова, и добавила от себя: – Чтобы девку сильно бил!»

Зелье дымило и бурлило, кастрюлька снаружи покрывалась равномерным слоем гари, запах вокруг витал отвратительный, и слезились глаза.

– Аська, – услышала я голос Сергия.

– Я тут! – заорала я в ответ, помешивая варево, медленно превращающееся из серого в едко-оранжевое.

Приятель, словно медведь, вылез из кустов.

– Вехрова, ты чего тут делаешь? Воняет на весь сад! – фыркнул он и громко чихнул.

– Я зелье отворотное варю! – буркнула я, из кастрюльки повалил сизый дым.

Сергий отошел на шаг, мало доверяя моим магическим способностям.

– Ты тут зелья варишь, – протянул он, отходя еще на шаг от затопляющего клочок сада смердящего дыма, – а тебя разыскивают! – хмуро добавил он.

– Меня разыскивают? – изумилась я, тыча ложкой себе в грудь, капля зелья упала мне на сапог и, шипя, прожгла в нем дыру. Сергий попятился, я глянула испуганными глазами на дырку с оплавленными краями, в которой виднелся коричневый гольф, потом на него:

– А зачем меня ищут?

– А ты почто на Прасковью Ивановну напала?

– Что я сделала? – Я в ужасе махнула ложкой, ядовитые капли брызнули во все стороны. Приятель шарахнулся к кустам.

– Ты Прасковью шаровой молнией чуть не прибила, в окно бросила!

– Сергий, – стараясь не замечать, как екнуло сердце, пробормотала я, – я не умею создавать шаровых молний! Я просто за Ваней пошла, он ей песни орал под окном. Да я, можно сказать, спасла ее от разрыва барабанных перепонок!

– Ну не знаю, – протянул Сергий, – только Властитель Арвиль Фатиа пообещал, что ежели тебя изловит, то сожжет на костре. У него Прасковья Ивановна сейчас в фаворитках ходит! Магистр Леонид отговорить его не смог и теперь отмаливает твою душу перед образами на постоялом дворе!

– Фатиа меня сожжет? – изумилась я.

Сергий подскочил ко мне и хорошенько встряхнул:

– Аська, убегай, пока цела! Через пару-тройку недель вернешься, глядишь, все успокоится!

Он так резко разжал руки, что я едва удержала равновесие и налетела на дымящуюся кастрюлю, зелье оранжевого цвета вылилось на траву, смрад вокруг стал практически невыносимым. Белые эмалированные стенки кастрюльки окрасились – похоже, их теперь не отмыть.

Мы с Постреловым с интересом рассматривали странную жидкость, продолжающую дымиться уже на земле и превращающуюся в оранжевое желе.

«Странно все это, – подумала я и цокнула языком, – они обычно жидкие и прозрачные, без запаха и вкуса».

– Это твое зелье? – усомнился Сергий.

– Ваня! – заголосила я на весь сад. – Беги сюда!

– Ты чего, Вехрова, задумала? – попытался остановить меня Пострелов. – Лучше бы поспешила котомку собирать да из Фатии убралась, пока жива! Чай, стража догадается, где тебя искать!

– Подожди, – остановила я его, следя взглядом за бегущим бодрой рысцой по садовой дорожке Иваном, – может, и не придется удирать.

Я осторожно, стараясь не вдыхать по-прежнему валящий дым, подняла кастрюльку, кое-где на стенках еще болтались ошметки желе-отворота. Я кашлянула и осторожно дотронулась пальцем до оранжевой массы, проверяя, получу ли ожог. Варево остыло, и ядовитость ушла.

– Ваня, – улыбнулась я подоспевшему Петушкову, – извини, но оближи мой палец!

Я сунула под нос приятелю перепачканный в оранжевом желе палец. Петушков с сомнением покосился на мою руку и нечищеные ногти.

– Ты лижи, а не высматривай! – рявкнула я.

– Ася, не надо, отравится! – заголосил Сергий в тот момент, когда Ваня послушно кончиком языка лизнул. В другое время Петушков бы сначала опробовал варево на мне, заставив облизать всю кастрюльку, более того, даже близко бы не подпустил меня к себе, тем паче не стал бы облизывать мой палец. Но известно: любовь глуха, слепа, а главное – делает людей идиотами. Откушав желе, Ваня скривился и мешком рухнул на землю, синея на глазах.

– Что с ним? – подскочил Сергий к приятелю и начал трясти его за плечи, пытаясь привести в чувство.

– Воды! – прохрипел очнувшийся Иван.

Сергий галопом кинулся к бочкам с водой для полива, наполнил ведро из-под компоста и облил дорогого друга с ног до головы. Ваня, задыхаясь, сел и посмотрел на меня ненавидящим взглядом:

– Опять за старое взялась? Отравить решила?

Я широко улыбнулась. Похоже, прежний Петушков вернулся к нам относительно без потерь. Сергий помог ему подняться, Ваня стал отряхивать перепачканный плащ:

– Как же я в таком виде к Прасковье Ивановне-то пойду!

«Что?! Какая, к лешему, Прасковья Ивановна?!» Я вытаращилась на Петушкова, осознавая, что потерпела полное фиаско и как теперь спасти друга, понятия не имею.

Мы побрели к веранде, я несла испорченную кастрюльку, на глаза наворачивались слезы. Что же теперь делать?

В этот самый момент в воротах появились стражники. Мы с Сергием застыли на месте, испуганно глядя то друг на друга, то на стражу. Один из приехавших, завидев меня, откашлялся и развернул длинный свиток:

– Вехрову Асию Прохоровну, – начал он поставленным голосом. Трезорка, захлебываясь лаем, кидался на незваных гостей, стараясь утащить вкопанную в землю будку. Конь под стражником заходил, нервно застриг ушами, не признавая в псе домашнее животное.

– Аська, в конюшню! – заголосил Сергий. – Я их задержу!

Я стремглав бросилась к конюшне, схватила свою лошадку. Выскочив оттуда верхом, без седла, кинулась к воротам. Стражи от неожиданности расступились, не сразу понимая, что преступница пытается скрыться от правосудия.

Вперед, к Али! На этой земле лишь один человек делает самые мощные отвороты: моя дорогая Марфа!

Стража между тем очухалась и кинулась вдогонку. Я носилась по улочкам, стараясь сбить их со следа и незаметно выехать из города. Поле с вытоптанной пшеницей, где я в прошлый раз вызывала дракона, теперь переживало нападение стада коров. Пастух спал в сторонке под тенистым дубом, не замечая сего безобразия.

– Али!!! – заорала я бешеным голосом. Лошадка, разгоряченная скачкой, не могла устоять на месте, я с трудом удерживала ее. – Али!

– Это опять дело жизни и смерти? – раздался из-за спины громкий бас дракона. Я повернулась. Лошадь фыркнула, почувствовав исходящую от Али опасность, и шарахнулась в сторону, я с силой схватилась за ее гриву, стараясь не свалиться с потной спины.

Дракон спокойно наблюдал в сторонке, а потом широко зевнул и промычал:

– Ну хочешь, я сожру ее!

– Чокнулся! – заорала я в ответ. – Меня и так Властитель мечтает на костре сжечь, а ты еще и его лошадь сожрать собрался!

– На костре сжечь? – удивился Али. – И чем ты ему досадила? Последний раз, насколько я помню, вы расстались друзьями. – Он хохотнул так, что в воздух вылетело облачко дыма. – Большими друзьями!

Со стороны дороги неслись громкие возгласы. Я оглянулась: у поля в нерешительности остановились стражи, страшась подойти к дракону. Неловко спрыгнув с лошади, приложившись о землю пятой точкой, я едва не заработала удар подкованным копытом по лбу, но увернувшись, залезла на дракона.

– Полетели, Али! По дороге все расскажу!

Дракон, поднимая пыль и окончательно ломая еще не съеденные коровами остатки пшеницы, поднялся в воздух.

– А куда лететь-то?

– В Стольный град!

Это был долгий и утомительный перелет. Я, кажется, успела задремать, едва не рухнув вниз. К счастью, я вовремя схватилась за длинные усы Али, развевающиеся на ветру, иначе это был бы единственный свободный полет в моей недолгой жизни.

С приближением Словении становилось холоднее, нас обдували ледяные ветра, землю внизу надежно скрывали молочные густые облака. У меня задеревенели пальцы, а зубы выбивали чечетку.

– Аська, ты как? – подал голос дракон.

– Чувствую себя обмороженной Снегуркой в летних сандалиях! – горестно пожаловалась я, пытаясь пошевелить замерзшими пальцами на ногах.

– Ничего, уже скоро прилетим! Держись, снижаюсь!

Дракон начал спускаться, я прижалась к его холодной чешуйчатой шее, прячась от бьющего в лицо ледяного ветра. Через некоторое время мы уже кружили над Стольным градом, снизу на нас смотрели темные остроконечные крыши. В ночной мгле белели полоски расчищенного, скисающего от слабого весеннего тепла снега. Мы долго летали над городом, пытаясь подобрать площадку для посадки, самой удобной оказалась Красная площадь перед Домом Совета магов Словении. На дракона с громким лаем набросилась какая-то шавка: хрипя и визжа, она пыталась укусить его за мощную лапу. Али так изумился сему недоразумению, что едва не скинул меня на камни, рассматривая глупую собачонку.

– Аська, – фыркал он, – в вашей стране даже собаки агрессивны, и как люди еще друг друга не перерезали? Вот, понимаю, данийцы не дерутся, не воруют…

– Али, не говори мне ничего про воровство – я уже неплохо знакома с местными нравами. Тащат все, что плохо лежит, – перебила я его. – Надо найти, где тебе переночевать. Тебя не должен никто видеть.

Когда собачонка вдоволь налаялась и, гордо подняв хвост, удалилась в подворотню, я слезла на землю, стараясь размять затекшие и замерзшие ноги.

– Зато от вас русалки сбежали! – выдвинул контраргумент дракон.

– Они не сбежали, их выгнали. Около какой деревни ни поселятся, там рождаемость до нуля падает.

– Почему?

– Потому что нахалки всех молодых парней в омутах топили.

Али не нашел, что возразить, и замолчал.

После долгих размышлений было решено, что огромная конюшня Совета самое подходящее место: пространства там много, спрячется в уголок, глядишь, и не заметят. Конюх спал мертвецким сном, напившись горькой с одноногим сторожем Кузьмой, поэтому мы прошли в широкие двери без особого шума. При виде откормленных ухоженных лошадок и коней разной масти у дракона загорелись глаза и началось обильное слюноотделение. Животные учуяли опасность и принялись все как один нервно ржать, перебирать копытами и стричь ушами.

– Сожрешь хоть одну, все зубы на амулеты повырываю! Понял?

Дракон с сожалением вздохнул и, выпустив тонкую струйку пара, поковылял к пустому стойлу.

– Ась, – пробасил он, – я здесь не помещаюсь.

– Можешь ночевать на улице, на заднем дворе у Марфы, – предложила я вполне дружелюбно.

– Вот ты какая, Аська, – обиделся дракон.

– Смотри сарай не сожги и конюха с утра не напугай своими разговорами, а то он решит, что допился до белой горячки, когда вместо лошади тебя обнаружит, – дала я последние наставления и, укутавшись в рваное тонкое одеяло, висевшее здесь же на гвоздике, отправилась к травнице.

Я, сгорбившись, словно тень, бежала по улицам. Погода как назло не радовала, с неба посыпался мокрый снег. Вид одинокой, укутавшейся в одеяло девушки вызвал жалость даже у бродяг, греющихся у жидкого костерка под каменным мостом. Они наперебой предлагали мне присоединиться и разделить их скудную трапезу, а я была настолько голодна, что и засохшая хлебная краюха показалась очень соблазнительной. Но все-таки я в ответ развела трясущимися руками, спеша поскорее в лавку к Марфе.

Очевидно, я стала слишком сентиментальна, двери Марфиной лавки вызвали у меня острый приступ тоски. Я осторожно схватилась за чугунный молоток одеревеневшими пальцами и постучала. Металлический звон разнесся по тихой улочке. Где-то залаяла собака, мне почудились еле слышные шаги за спиной. Я испуганно оглянулась, но в темноте никого не оказалось. За дверью раздались тяжелые шаги:

– Кто там!

– Ма-марфа, это я! – крикнула я, чувствуя, как дерет горло. Шмыгая носом, я тряслась, как бездомный щенок.

– Кто я? – переспросила тетка, не доверявшая ночным посетителям.

– Аська!

Загрохотали замки и цепочки, дверь открылась, и в тусклом свете свечи появилась Марфа, простоволосая, в ночной рубахе с теплым платком на плечах. Она близоруко прищурилась, пытаясь разглядеть меня в темноте улицы. Я осторожно вошла в лавку:

– Привет!

– Аська! – Тетка всплеснула руками, затушив свечу, и заключила меня в объятия. – Асенька моя! Девочка! Вернулась! Не сожрали изверги данийские, не лишили жизни касатушку!

Она крепко сжимала меня, роняя крупные слезы, гладила по голове, звонко целовала щеки.

– Как же они меня съедят? – только и смогла выдавить я сквозь подступающие рыдания. – Ты посмотри на меня: я замерзшая, голодная и совсем не аппетитная.

– Аська, – вдруг тетка отодвинула меня от своей пышной груди и внимательно посмотрела на раскрасневшееся от тепла лицо, – а как ты сюда попала? Делегация только в марте возвращается!

Я махнула рукой:

– Я тебе потом объясню. У меня к тебе дело жизни и смерти!

– Смерти? – Тетка скривила рот, готовясь к новому потоку слез, но я остановила ее:

– Марфа, я живая и здоровая! Пока!

– Сначала есть, потом спасать твою жизнь! – скомандовала Марфа и кинулась на второй этаж в крохотную кухоньку.

За едой я рассказала ей все, что произошло со мной за последний месяц. Лукинична охала, качала головой и по-настоящему жалела, что отпустила меня в далекую Данийю.

– Знаешь, Аська, – цокнула она языком, – отворот дело тонкое. Отвороты, как яды: на каждый яд делается свое противоядие, так же и отвороты. Мне бы посмотреть на приворотное зелье, враз бы сварила.

– Ну извини, – ощетинилась я, – я сама-то еле ноги унесла, а ты говоришь, пробы привезти! Может, можно что-нибудь сделать и так?

Марфа задумалась и кивнула:

– Не переживай, придумаем что-нибудь.

Она вышла из кухни, а я, разморенная горячим ужином и теплом, идущим с первого этажа от камина, подумала о том, что не нужна мне никакая Данийя с ее вечным летом и никакой Властитель. Пошлю-ка я к лешему Бабочку и все тайны, шлейфом тянущиеся за ней, и буду жить как прежде. Здесь меня любят, здесь я – центр Вселенной и точка отсчета всего.

– Нашла! – Марфа вернулась с раскрытой книгой в руках. – Смотри, – тетка нацепила на нос очки, – это зелье все привороты перебивает. Хотя у него есть побочные эффекты.

– К примеру? – заинтересовалась я.

Лукинична что-то долго высматривала на пожелтевших страницах, водя пальцем по строчкам.

– Ах, вот оно: «Известны случаи, когда вылечиваемый переносил свою страсть с привораживающего на ведьму, исцелившую его», – зачитала Марфа.

Я хмыкнула:

– Мне почему-то кажется, что «перенос страсти с одного объекта на другой» – это не про Властителя Фатии!

– А что, хорош собой этот Властитель? – Тетка хитро посмотрела на меня через стеклышки очков.

– Так себе, – передернула я плечами, стараясь не пересекаться с ней взглядом.

– Ну тебе лучше знать, – улыбнулась Марфа, – ведь этот стыдливый румянец и глаза-блюдца ничего не значат?

Я удивленно уставилась на нее:

– Какие глаза-блюдца? Я терпеть Фатиа не могу, он сделал мою жизнь невыносимой одним своим присутствием! Да вообще, кому он нужен? – разошлась я, подогревая себя праведным гневом. – Никому он не нужен!

– Конечно, – согласилась тетка, улыбаясь как-то особенно ласково и сочувственно. – Сварю я тебе зелье, спасешь того, «кто никому не нужен».

Марфа закрылась в каморке-мастерской, а я улеглась в ее огромную кровать, моментально засыпая.

«Зачем ты ушла? Вернись ко мне! Я жду тебя!» Я открыла глаза, охваченная слабостью и сладкой истомой. Мне было жарко в большой Марфиной кровати, тяжелое одеяло давило, я сбросила на пол горячую подушку. Что же со мной происходит? Кто ты? Кто мне поет? «Вернись, вернись, вернись».

Я подскочила, комнату затопил серый свет мартовского рассвета. Ночная сорочка прилипла к телу, я скинула ее. Ужасно хотелось пить и спать.

* * *

Когда я проснулась под утро, то долго не могла понять, где нахожусь. Это не была моя комнатка ни в Гильдии, ни на постоялом дворе в Фатии.

«В лавке, я в лавке у Марфы», – вспомнила я и довольно улыбнулась.

Я сладко потянулась, широко зевнула, и тут в голове мелькнула мысль: «Али!»

Я вскочила с кровати, натянула порты с рубахой и ласточкой слетела на первый этаж.

– Доброе утро, Асенька! – кивнула тетка, стоящая за кассой. В лавке толпились покупатели. Мой взлохмаченный вид и бешеный взгляд заставил некоторых шарахнуться в сторону, другие с интересом и любопытством рассматривали меня. Очевидно, это были знакомые с историей о маленьком данийском Наследнике.

– Али! – заорала я как чокнутая, выскакивая на улицу в сандалиях, но тотчас быстро возвратилась в лавку за сапогами и тулупом.

– Кто такой Али? – забыв про клиентов и поддавшись моей панике, взвизгнула тетка.

– Мой дракон! – отозвалась я, снова скатываясь с лестницы уже в Марфиных старых валенках и в ее же потрепанном тулупе.

– Твой – что? – не поняла тетка.

Но я уже выскочила за дверь.

Картина, представшая моим глазам рядом с конюшнями Совета магов, повергла меня сначала в шок, а потом в бесшабашное веселье. Али с самым затравленным видом озирался по сторонам и крутил хвостом, сбивая с ног окруживших его стражей – из числа наиболее смелых. Те, в свою очередь, трясясь от страха, что чудище проглотит каждого по очереди, пытались накинуть на шею дракона веревки, дабы связать несговорчивую тварь, но падали, сбитые с ног хвостом неповоротливого Али.

Вокруг стоял гомон и шум. Рядом с конюшнями собралась гудящая толпа любопытных и сочувствующих. Али от отчаяния выпустил в воздух облачко дыма, раздался дружный женский визг. Похмельный взлохмаченный конюх в стареньком тулупчике маялся в дверях конюшни и заламывал руки, не зная, как поступить.

Один страж смог-таки закинуть аркан на Али, но дракон неуклюже махнул шеей, и несчастный отлетел к забору, сбив сидящих на самом верху мальчишек. Дети от испуга зашлись воем и плачем.

Наверное, царящий на конском дворе хаос закончился бы еще не скоро, но тут Али заметил своего единственного друга в этом неприветливом холодном городе, то есть меня.

– Аська! – пробасил он по-человечески. – Скажи им, что я с тобой!