Текст книги "Как все начиналось"

Над конюшнями повисла оглушающая тишина, чей-то тонкий визг сошел на нет, даже собаки перестали лаять. Никто из присутствующих и не подозревал, что драконы умеют говорить. Новость сия стала пренеприятнейшим сюрпризом. Ко мне обернулась добрая полусотня голов, а я стояла в сторонке, в огромных дырявых валенках, тулупчике с чужого плеча и старалась не расхохотаться, судорожно прикусив губу.

– Али, ты сожрал-таки лошадь? – проглатывая неприличный в такой трагической ситуации хохот, спросила я.

– Она сама в рот лезла, – всхлипнул дракон. – Она и не вкусная была, и еще копыта в горле застряли.

Я понимающе кивнула и прошла во двор. Ошарашенные стражи пропустили меня к дракону, а сами стояли навытяжку, боясь пошевелиться.

– Али, я тебе разве не говорила, чтобы ты не трогал лошадей? – Я внимательно посмотрела на испуганную морду дракона с горестно поникшими усами.

Окружающие затаили дыхание и, очевидно, пытались распознать во мне мага как минимум восьмой ступени, раз «зеленобокая тварь» так меня боится. Ну не объяснишь же всем, что это дракон, возможно, только делает вид, что меня боится.

– А я не ел лошадь, – продолжал Али, – только ма-а-аленькую коняшку. Ну не мог же я сидеть сирый, голодный и холодный. А где ты этот тулуп откопала, у тебя тонкая шея – так смешно торчит из ворота!

В этот самый момент во дворе конюшен появился Ипсиссимус Ануфрий. Завидев рядом с драконом меня, он сначала остолбенел, а потом весь затрясся от злости. Заходили ходуном его длинная седая борода, руки и даже высокая беличья шапка. Моего присутствия в Стольном граде он никак не ожидал.

– Ипсиссимус Ануфрий, здрасьте! – пролепетала я, чувствуя себя полной и круглой дурой.

«Да уж, конюшня Совета – одна из самых гнусных моих идей!» – мелькнуло в голове.

Уже знакомый кабинет Главы Совета магов радовал глаз новой мебелью и шикарным столом из красного дерева гномьего производства. В маленькой комнатке пахло свежевыделанной кожей и краской. Мне отчего-то показалось, что, вероятно, диванчик-то приобрели как раз на причитающиеся мне за Анука семьсот пятьдесят золотых.

Ипсиссимус Ануфрий ходил из стороны в сторону и высказывал все, что думал обо мне прежде, что думает сейчас и что подумает в будущем. Я сложила руки на коленях, уставилась в начищенный до блеска паркетный пол и пыталась почувствовать раскаяние и страх перед самым сильным магом Словении, но кроме наглости и странного веселья от воспоминания об испуганной драконьей морде ничего больше не ощущала.

Со слов Ануфрия я была виновницей всех бед, нечаянно свалившихся на его седую голову, и если меня уничтожить, то реки потекут в другом направлении. Уже позже выяснилось: из всего разнообразия лошадок, предоставленных Али на прокорм, он отчего-то выбрал лошадь самого Ануфрия, купленную на деньги, взятые в долг из казны. Он на ней и покататься не успел, как дракон ею полакомился. Вот так, понимаете.

– Ладно, – махнул он рукой. – Ты мне скажи, вы зачем храм в Ненэлии разрушили?

– Мы – храм? – округлила я глаза. – Никогда! Это все происки Фатиа!

– Фатиа?! – Ипсиссимус недоверчиво уставился на меня. – С каких пор Властителя Арвиля Фатиа ты, – он обличительно ткнул в мою сторону длинным корявым пальцем, – можешь называть просто Фатиа.

– С тех пор, как узнала, что являюсь данийской принцессой-полукровкой, – спокойно отозвалась я.

Ипсиссимус оторопел и уставился в мою сторону, все его хваленое красноречие вмиг иссякло.

– Кто? – Он сглотнул и уселся в кресло, губы его посинели, а от лица отхлынули краски, неосознанно он приложил руку к сердцу. – Кто посмел сказать?

– Фатиа. – Я смотрела на Главу Совета магов Словении с затаенной жалостью к старику, теряющему нити власти. – Он мне сказал, когда пытался выяснить, кому понадобилось будить во мне Бабочку.

Это был последний удар! Запрещенный пинок ниже пояса!

Ануфрий посмотрел на меня почти с ужасом и с трудом разжал губы:

– Так она в тебе есть?

– Более того, – я хмыкнула, – она пытается победить меня, завладеть мной! Не ожидали, так ведь?

Я встала и вышла из кабинета. Отчего-то я больше не ощущала ни уважения лично к Ануфрию, ни страха перед всемогущим Советом Магов.

* * *

Разговор с Ипсиссимусом оставил тягостное впечатление. Я спряталась за кассой и без интереса рассматривала в окне испуганных людей, смертельно боящихся, но все же желающих поглядеть через дырку в заборе на прячущегося на заднем дворе Марфиной лавки дракона. Рядом с дырой уже выстроилась целая очередь, тянущаяся вдоль всей улицы. Марфа засуетилась, пытаясь наладить продажу билетов на подглядывание за невиданным зверем.

Какой-то художник, решив заработать на зрелище, спешно вырисовывал портрет Али, дабы размножить изображение на лубяных свитках и продать на воскресной ярмарке. Он даже придумал название картине: «Пришествие дракона в Стольный град», о чем орал на всю улицу, заглушая гул толкущегося народа.

Раскисшая дорога превратилась в месиво из снега и грязи, но людей это не пугало. Привлеченные необычным и совершенно бесплатным аттракционом, они галдели и спорили, чья очередь полюбоваться на чудовище.

– Грустишь? – Я посмотрела на прибежавшую запыхавшуюся Марфу. Та облокотилась на стол и внимательно вглядывалась в мое лицо.

Я кивнула.

– Я не понимаю, что происходит. Мне страшно. – Я почувствовала, как глаза загорелись, а к горлу подступил комок.

– На-ка. – Лукинична поставила передо мной маленький бутылек из темно-синего стекла. – Вот твой отворот.

Я взяла склянку, повертела в руках, посмотрела на свет содержимое. Сердце отчего-то тревожно сжималось. В это время на улице раздался дикий визг, народ бросился врассыпную. Очевидно, Али надоело паломничество к его убежищу, и он выпустил облако огня. Эффектно, но не опасно.

– Я поеду, Марфа, я больше не могу. Мы теперь не к месту здесь, ни я, ни мой дракон.

– Езжай, – Лукинична опустила тяжелую руку мне на голову и погладила по волосам, – не забывай свою тетку.

Я кивнула и поцеловала ее пальцы, пахнущие мятой, а потом приложила мягкую теплую ладонь к своей щеке, чувствуя шероховатую, огрубевшую от возни с травами кожу.

В этот момент раздался звон колокольчика. На пороге стоял гном Яков в новом тулупе, похудевший, причесанный и гладко выбритый. Без лохматой бороды он выглядел гораздо моложе, чем я его себе представляла. В руках он сжимал маленький трогательный букетик первых подснежников.

Марфа отчего-то вся подобралась и залилась румянцем.

Завидев меня, Як остолбенел, замялся, а потом пролепетал:

– Э-э-э… ну, я попозже зайду!

– Стоять! – рявкнула я, с трудом понимая, что происходит. – Марфа? – Я вопросительно посмотрела на тетку. Та вела себя как молодая влюбленная девка: смущалась, краснела и не смела поднять глаз на гостя. – Что происходит? – тихо спросила я.

– Ну хватит, – не выдержала Лукинична, – я баба взрослая. Женщина, так сказать, в самом соку, а он, – она ткнула пальцем в сконфуженного Якова, – мужчина видный.

– Но он же гном! – громко зашептала я.

– Да хоть бы твой дракон! – рявкнула тетка. – Главное, чтобы любил!

* * *

Наверное, никогда дракон не летал так быстро. Измученный всеобщим вниманием в Стольном граде, он старался поскорее скрыться от, цитирую: «Полоумных дикарей, никогда не видавших дракона». Я хмыкнула, драконы в Словении действительно были большой редкостью, в Стольноградском музее был один… скелет, но от времени он рассыпался.

Али, очевидно, не горел желанием стать заменой утерянному экспонату, а потому с каждой минутой прибавлял скорости. Когда мы на закате подлетали к Фатии, он уже высунул длинный раздвоенный язык и, задыхаясь, шумно глотал воздух.

Мы сделали круг над площадью перед Домом Властителя. Сооружение, увиденное мной, повергло в шок не только меня, но и невозмутимого Али. Оно представляло собой аккуратно сложенные поленья с длинным торчащим бревном посредине, которое предназначалось явно для разведения костра. Выглядело это угрожающе. Ошибки быть не могло: костер наверняка по мою душу!

– Али, мне почему-то кажется, что нас здесь ждут, – пролепетала я.

– Не нас, а тебя.

Он приземлился рядом с постоялым двором.

– Ты редкое животное, тебя не посмеют тронуть! – Я вцепилась в его усы и не собиралась спускаться вниз.

– Слазь, говорю! – прорычал дракон.

– Предатель! Трус! – Я шмыгнула носом и скатилась с гладкого зеленого бока. Дракон поспешно взлетел и скрылся из виду, а я стояла посреди улицы перед постоялым двором, прижимая к груди котомку, и испуганно озиралась, высматривая стражу. Я боялась войти в ворота.

Внешне Фатия совсем не изменилась, те же домики, узкие улочки, цветущие палисадники, но отчего-то мне вокруг почудилась угроза, словно я действительно попала в змеиное логово.

Я вошла во двор. Трезорка, узнав меня, индиферентно поднял уши и широко зевнул, даже не пытаясь продемонстрировать радость от нашей встречи.

Ваня спал на веранде, скрючившись на лежаке, на его скуле алел свеженький синяк. Я потрясла его за плечо. Петушков открыл глаза и повернулся ко мне, радостно улыбнувшись щербатым ртом:

– Вехрова, вернулась! – На меня пахнуло свежим перегаром.

– Ты где себе синяк заработал? – хмыкнула я.

– С Фатиа вчера из-за Прасковьи подрался. – Ваня осторожно сел. – Он у меня еще один зуб выбил, а я ему нос расквасил, – поделился Петушков. – Кстати, Совет сегодня утром спешно отбыл в Словению, – продолжал Ваня, пока я капала в стакан отворот, – они так и не сумели тебя спасти и решили бросить!

– Бросить? – Я пролила на стол воду из графина. – А Сергий где?

– Этот прохвост самый первый сбежал! – Ваня послушно взял протянутый стакан. – Ох, спасибо, а то после этого данийского вина ужасно сушит!

– А зачем ты напился? – удивилась я.

– Так с Фатиа примирение праздновали, – хмыкнул Ваня и ополовинил стакан. – Странный какой-то вкус у воды.

– Тысячу раз говорила: пей, а не нюхай, – хмыкнула я. – А ты чего со всеми не уехал?

– Ну я же знал, что ты вернешься! Я же не мог братана в беде оставить!

– Ванька! – Я обняла его и крепко-крепко сжала.

– Тихо ты, – простонал приятель, – все кости после вчерашнего ломит! И чего я из-за этой противной выдры в драку полез? – недоумевал Ваня. – Да еще с кем! С Властителем! Мама дорогая!

Я широко улыбнулась: «Спасибо тебе, Марфа, одного больного вылечили!»

– Ваня, ты в меня влюблен? – Я серьезно посмотрела на Петушкова, пытаясь разгадать, дало ли зелье побочный эффект.

– Чего? – Петушков с самым серьезным видом повертел пальцем возле виска. – Не приведи Господи такого счастья.

Потом мы долго спорили, каким образом сможем спасти Властителя, который, как, впрочем, и всегда, спасенным быть не желает.

Чтобы напоить Арвиля зельем, мы должны были, по крайней мере, попасть в Дом Властителя, но тот сейчас представлял собой неприступную крепость, оцепленную отрядом стражей. Любой придуманный нами план после детальной разработки приводил к одному и тому же результату: рано или поздно я оказывалась на костре.

– Знаю, – вдруг просиял, как энергетический шар, Ваня, – придумал!

Задумка его была до гениальности проста, хотя и не без погрешностей. В Фатии было испокон веков принято, прежде чем объявить о брачном сговоре, испросить разрешения у Властителя, а уже после его благословения играть шумную свадьбу.

Ваня предложил изобразить двух влюбленных голубков, мечтающих соединить свои сердца, при этом я должна была одеться парнем, а Ванятка девкой.

Процесс переодевания занял столько времени, что за благословением мы отправились поздним вечером, когда другие молодые люди уже уединялись по кустам. Мы представляли собой странную, но, в общем, милую пару. Низенький мужичишка в потрепанном картузе, огромных, не по размеру, сапогах и в волочащемся по земле плаще, а с ним – высокая худая девушка, с замазанным кукурузной пудрой синяком, в узком платье, врезающемся в подмышки, и худыми волосатыми ногами, торчащими из-под оборчатого подола.

– Думаешь, не признают? – Меня всю дорогу мучили сомнения. Уж слишком глупо оба выглядели в своих нарядах.

– Какая разница, нам все равно терять нечего, – буркнул Ваня, но через парадную дверь идти побоялся. Мы благополучно проникли в Дом сквозь дыру в заборе и черный ход.

На нас пахнуло удушающим запахом жасмина, становившимся с каждой минутой практически невыносимым. Прислуга с самым затравленным видом, на цыпочках, словно тени, скользила по коридорам и из комнаты в комнату, переговаривалась шепотком, а наше появление восприняла как нашествие варваров на Данийю.

– Вы зачем здесь? – накинулась на нас полная служанка в крахмальном белом передничке.

– Мы того, про свадьбу спросить, – промычал Ваня.

Женщина окинула нас недоверчивым взглядом, очевидно, пытаясь разгадать, из какого сумасшедшего дома свалилась на их головы странная парочка. После долгих раздумий и шумных вздохов она все-таки кивнула и проводила нас по длинному коридору в уже ярко освещенный бальный зал, где нам когда-то зачитывали приказ Совета.

Зыбкую тишину разбивало в пух и прах хриплое кошачье завывание Прасковьи. Песня эхом разносилась по помещению, витала над балками, у разноцветных витражей, закладывала уши и коробила особо фальшивыми нотами. Кроме того, девушка бренчала на лютне, едва не разрывая струны. Властитель с покорностью домашнего пуделя пытался выслушать нестройное соло возлюбленной, стараясь морщиться как можно реже и подавляя в себе закономерное желание эстета заткнуть уши.

Наше появление оказалось для него спасением. Завидев две фигуры, маячившие в дверях, он буквально подскочил с кресла и жестом предложил нам приблизиться.

– Надо же, – тихо хмыкнула я, – нас встречают стоя и с музыкой!

Властитель, вспомнив о своем высоком положении, величественно опустился обратно на трон, а потом грубо вырвал из рук благоверной лютню, вцепившись в инструмент железной хваткой и, очевидно, рассчитывая после нашего ухода убрать его с глаз долой.

Он обратил к нам не затуманенный мыслями взор, и лицо его с опухшим носом и синевой на переносице перекосило. Такой забавной парочки он не видел даже на картинках детских книжек.

– Что вам, дети мои? – Недоумение сменилось подозрением, очевидно, наши лица показались ему до странности знакомыми.

– Благословить! – ломая голос, пропыхтел Ваня. – Меня и моего избранника! – Он так сильно хлопнул меня по спине, что я дернулась и выпучила от боли глаза. – Сам он испросить не может, он глухонемой!

Прасковья с интересом разглядывала нас, пытаясь, как и Властитель, понять, откуда ей знакомы наши физиономии. Мне стало так весело, что я широко ухмыльнулась. Ваня сие заметил и поспешно добавил:

– А еще он придурковат! – Для пущей убедительности он даже повертел пальцем у виска.

– А зачем он тебе нужен? – прохрипела Парашка.

– Ты посмотри на нее! – не выдержала я. – Да кто ее возьмет замуж, кроме дурака!

– Ты же глухонемой! – охнула Прасковья.

– Я прозрела, простите, прозрел!

– Но ты же глухонемой! – воскликнули три голоса.

– Благословишь или нет! – рявкнула я. Властитель неопределенно качнул головой. – Хорошо, пойдем отсюда, родная. – Я схватила упирающегося Ивана за руку и потащила к выходу.

Оказавшись в коридоре, мы перевели дух.

– Ты думаешь, он нас не узнал? – спросила я у Петушкова, когда мы во все лопатки, громыхая каблуками, мчались к спальне Арвиля.

– Узнал, просто изумился нашей наглости, – хмыкнул приятель.

Когда мы стояли у дверей властительской опочивальни, я скомандовала:

– Ваня, ты стой на стреме! Кто-нибудь пойдет, сразу кашляй, а я там спрячусь куда-нибудь.

Я вошла в комнату, на столе стоял абсолютно пустой графин. Я схватила его и выскочила в коридор.

– Ваня, воды нет!

Петушков глухо застонал, схватил емкость и бодрой рысцой направился вперед по коридору. Отсутствовал он буквально минуту, но я вся изнервничалась, решив, что его схватили. Иван материализовался, живой и здоровый, с полным графином.

Я схватила сосуд и кинулась в комнату. Потом долго не могла найти склянку с зельем, стуча себя по карманам. В конце концов я ее обнаружила и, когда уже трясущимися руками открывала, Ваня деликатно кашлянул, потом еще. И снова. Я с бешеной скоростью вылила в графин все зелье и недолго думая спряталась в шкаф, обронив на шерстяной эльфийский ковер бутылек. В тот самый момент, когда я пальцем закрывала дверцу, в комнату вошли Фатиа и Неаполи. Арвиль едва не наступил на склянку, я прикусила губу, чтобы не заорать.

– Что за важное дело? – сурово поинтересовался Фатиа, буравя Леона недобрым взглядом.

– Девчонка в городе, – ответил тот, – соседи видели, как она прилетела на этом прохвосте Али Абаме.

– Неаполи, – вздохнул Фатиа, – она не только в городе, но и в моем Доме! – Я едва не обмерла, сидя в шкафу, и прикусила сжатый кулак, чтобы не застонать. – Они с этим бывшим практикусом, как его?

– Петушковым, – подсказал Леон.

– Ну да, Петушковым, только что устроили целый спектакль в тронном зале. – Внезапно Властитель стал растерянным, неловко сел на кровать, потом встал, снова сел. – Знаешь, брат, иди пока. Я разберусь.

Леон помялся, но вышел.

Арвиль уставился на ковер, взгляд его скользнул по пустому бутыльку синего цвета. Он подобрал его, долго крутил в руках, а потом натужно произнес:

– Ася, вылезай, ты там не задохнулась еще?

У меня от страха свело желудок и вспотели ладони. Я сидела как партизан, понимая, что если вылезу, то только долгая и мучительная смерть сможет смыть тот позор, коим я только что покрыла весь род человеческий. Наверное, именно это Фатиа и полагал, когда складывал тот костер, предназначенный для меня.

– Ася, я знаю, что ты в шкафу.

Думай, Вехрова, думай!

– А что мне будет? – осторожно поинтересовалась я.

– Выходи, узнаешь. – Оттого, что голос был спокоен, мне стало еще хуже.

Я вылезла из шкафа, чувствуя, как становятся пунцовыми щеки.

– И? – Он выжидательно посмотрел на меня.

Все, самое время падать в обморок. Я быстренько закатила глаза и начала накреняться назад сломанной штормом мачтой. В общем, как у благородной дамы все равно не вышло, при падении я со всего маху ударилась головой об угол, непроизвольно ругнулась и увидела столько разноцветных звездочек, что хватит заполонить все небо.

Все, это был последний путь к отступлению. Я открыла глаза и поняла, что у меня дико болит голова, мне ужасно стыдно и, кроме того, сейчас придется идти на костер. Подумала-подумала и заревела во весь голос, со всей страстью, на какую была способна. Властитель изумился, и, стоя надо мной, скрючившейся на полу, он почесал затылок, возможно, пытаясь таким образом выудить из головы какое-нибудь решение данной проблемы. В этот момент в комнату «совершенно случайно» ввалился Иван, который все время после ухода Неаполи вдохновенно подслушивал под дверью.

– Ой, простите, – фальшиво улыбнулся он, – я заблудился, знаете ли.

Арвиль недоуменно посмотрел на него, уже сам не понимая, что, собственно, происходит в его спокойном доме.

– Ой, Асенька, милая, что с тобой? – кривляясь и явно переигрывая, продолжал свое представление приятель. – Ой, ты плачешь, ну, ничего, пойдем, я отведу тебя домой и положу спать.

Ванятка, сильно напрягаясь, поднял меня на руки.

– У нее неустойчивая психика, знаете ли. Она и дома всегда так. Сделает что-нибудь, заплачет, а назавтра ничего не помнит. Переходный возраст.

После этих слов он быстренько выскочил за дверь, ударив при этом мою болтающуюся больную голову о косяк.

– Ваня, – едва слышно прошипела я, – аккуратнее!

Пока Фатиа пытался осмыслить происходящее, мы предприняли попытку скрыться из Дома Властителя.

За мою голову назначили пятьсот золотых, лично я полагаю, что одни кудри у меня стоят дороже, но с Властителем не поспоришь. Когда мы выскочили на улицу, нас встретили охранники. Схватили и скрутили нас быстрее, чем мы смогли что-либо предпринять. Будь Ваня чуть-чуть расторопнее, может, и успел бы что-нибудь наколдовать, но с такой реакцией, как у него, оставалось только черепах пасти, а не магией баловаться.

Теперь я не сомневалась, даже если он был бы трезвый, когда мы с ним устроили дуэль, я бы все равно выиграла. Только я предпочитала пока об этом помалкивать, а то вдруг он обидится. Мы все же сидели сейчас на одних нарах, дожидаясь темноты, чтобы неблагодарные данийцы спалили мое бренное тело. Нам надежно связали руки во избежание попыток к колдовству, а меня привязали к скамейке, чтобы опять не скрылась.

– Вот, доигралась, Аська? – бурчал Петушков. – Всегда говорил, что ты плохо кончишь! Говорил? Говорил!

– Вань, помолчи минутку, – страдальчески попросила я, – я спать хочу. Я, между прочим, сегодня весь день провела в пути!

– На том свете выспишься! – рявкнул он. – Тем более что попадешь туда совсем скоро! Давай, Аська, говорят, перед смертью надо исповедаться. Представь, что я священник, ну, излагай.

Я молчала.

– Ася, говори, каких грешков мелких и крупных натворила за свои двадцать с гаком лет, – настаивал приятель.

– Ваня, – разозлилась я, – если ты не заткнешься, то я совершу единственный, но очень большой грех – прибью тебя, и мне тебя будет не жалко!

Петушков обиделся и отвернулся.

Через решетчатое окошко я с тоской рассматривала лоскуток звездного неба и тонкий краешек луны. Отчего-то происходящее казалось дурным сном или актом из плохо поставленной комедии. На ум опять пришла книга «Приключения ведьмы», ведь и в ней описывалась подобная сцена, только в конце Властитель отменил приказ. Ведьму выпустили из темницы, и глава закончилась.

Какая странная книга! Многое из того, что я прочитала в ней, происходило со мной! «Черт возьми, – у меня по спине побежали мурашки, – ведь в ней фактически описывалось наше путешествие через Словению и приезд в Фатию, и даже разрушенный храм в Ненэлии! Получается, я хохотала над собой?»

Меня прошиб пот, я неловко пошевелилась, но веревки крепко удерживали меня в одном положении на лавке.

«И как я раньше не провела параллели между своей жизнью и выдуманной кем-то?»

Тут я несказанно обрадовалась: значит, сейчас Фатиа уже выпил зелье и спешит освободить меня из темницы! Я злорадно ухмыльнулась: «Меня сжечь на костре? Чушь какая!»

Через некоторое время действительно загромыхали замки. Я повернула голову, рассчитывая увидеть на пороге полного раскаяния Властителя, но вместо этого в дверях застыли два охранника. Внутренний голос завизжал: «Так не должно быть! Здесь должен стоять Властитель!»

Меня развязали и выволокли на заполненную народом площадь. Вокруг ярко горели факелы, толпа окружала кострище плотным кругом, шумела и улюлюкала, а при моем появлении взорвалась. Среди общего гула слышались особенно громкие возгласы: «Сжечь ее! Смерть человеческой ведьме!»

Меня подвели к палачу. Понимаете, я имею в виду самого настоящего палача, великана в черном колпаке с прорезями для глаз.

Тут мне стало по-настоящему страшно, навернулись слезы. Когда меня привязали к столбу, я, охваченная паникой, попыталась вырваться из веревочных пут. Толпу мои тщетные попытки лишь подогревали, площадь ревела. Для меня же лица фатийцев смешались в одну массу, земля и звездное небо соединились в одну линию.

«Все неправильно! – орал внутри тоненький голосок. – В книге было не так!»

Палач поднял руку, гомон вмиг прекратился, завороженная толпа безмолвствовала, готовая выслушать смертный приговор. Я уже ничего не видела вокруг, слезы слепили глаза. Последний взгляд на балкон властительского Дома: Прасковья смотрит, злорадно улыбается и кивает.

– Народ провинции Фатии, сегодня мы судим человеческую ведьму за нападение на Владыку Фатии, Бертлау и Перекрестка Семи Путей!

– Судим! – заорала в ответ толпа.

«За что судим? – вдруг разобрала я среди общего гама. – Простите, господа! Еще сутки назад я пыталась убить Прасковью Ивановну, но не Арвиля Фатиа!»

Я застонала. Меня сожгут за преступление, которого я не совершала! Достойное окончание достойной жизни!

– Она приговорена к сожжению на костре! – продолжал громогласно палач.

Я снова попыталась вырваться, со всей силы дернула веревки, но лишь заработала ощутимый удар в живот от стража и тоненько заскулила.

Фатийцы буйствовали, никогда не подозревала их в такой кровожадности. Они требовали начать казнь, но Властителя все еще не было.

– Ведьма, – вдруг обратился ко мне палач, очевидно, желающий заполнить паузу в кровавом зрелище, – ты можешь сказать последнее слово! Подумай хорошенько, ты можешь покаяться перед лицом смерти и народа!

Господи, и как мне раньше это не пришло в голову?

Я вдохнула полной грудью и заголосила во всю мощь своих легких:

– Али! Помогай!!!

Дракон появился из ниоткуда, взмахнул перепончатыми крыльями и выпустил самое прекрасное облако огня, какое я когда-либо видела в своей жизни. Площадь накрыл женский визг, фатийцы спешно покидали место казни, образовалась толчея, где-то заплакал ребенок. От облегчения я расхохоталась и следила за полетом дракона. Палач, как потом выяснилось, местный мясник, присел у кострища и прикрыл голову руками, страшась увидеть кружащее над площадью чудовище. Уже языки пламени лижут крышу городского казначейства, вот вспыхнули, словно спички, маленькие домики-магазинчики на краю площади, – народ пытается побыстрее убраться в безопасное место.

Меня било крупной дрожью, но я продолжала хохотать, нервный смех вырывался из горла помимо моей воли. И тут внутри у меня кольнуло, я вмиг замолчала, охваченная чувством неловкости, смущения и полной дезориентации.

Что это значит? Я шмыгнула носом и посмотрела заплаканными глазами на балкон. Фатиа, схватившись за поручень, дабы не рухнуть на землю от изумления, рассматривал царивший на площади хаос: парящего в небе дракона, горящие постройки и казначейство, толкающийся и голосящий народ. А потом он медленно перевел взгляд в мою сторону и застыл от ужаса.

И тут я почувствовала его страх, не привычное раздражение от моего присутствия, а настоящий, почти животный ужас.

И вдруг в груди у меня стало жарко и волной нахлынуло что-то странное, горячее и большое, сердце забилось как сумасшедшее. Это были не мои чувства, это были его чувства. Я в смятении опустила взгляд и тут увидела, что на Пантакле Арвиля проявляется женский образ.

Мой образ.