Текст книги "Палач"

16

Лежа на холодном кафеле, он смотрел на высокие больничные потолки. Лампы то приближались, то отдалялись, свет мерцал. Джеймс чувствовал струящуюся сквозь пальцы кровь, зажимал рану на животе и смотрел в лицо смерти. Тонкие, красивые черты: карие глаза, смуглая кожа, ухоженные темные волосы. Он не понимал, кто перед ним – Хилари или Корделия. Раньше Джеймс всегда их различал.

Боли не было, только смертельный холод, подбирающийся к сердцу, сковывающий тело. Она держала его на прицеле, и Джеймс не сомневался, что вскоре нажмет на спуск.

– Чувствуешь, как это было, Джеймс? – голос отразился от стен палаты, эхом звеня в сознании. – Конечно нет. Ведь я умирала в одиночестве.

Он слышал голос, но женщина, стоящая рядом с ним не раскрывала рта. На её лице будто застыла маска – слепок жизни на поразительно похожем на человека манекене. Какое-то время она равнодушно смотрела на него сверху вниз, потом повернулась и ушла. Он слышал затихающий стук её каблуков. Следом за холодом вновь пришла темнота.

– Мне было так страшно, Джеймс, – спокойный, насмешливый голос Хилари. Сначала издали, потом совсем рядом. – Ты не представляешь, насколько… – холодная рука касалась его запястья, ледяные пальцы скользили по теряющей тепло коже. Её волосы задевали его лицо, а дыхание было прерывающимся и сиплым.

Теперь, во тьме, он склонялся над ней, а Хилари цеплялась за его руку, судорожно выдыхая воздух. Между пальцев по-прежнему струилась кровь – не его, её.

– Помоги, помоги мне, пожалуйста! – голос Хилари дрожал. – Ты ведь не позволишь мне умереть… Я знала, что ты придешь за мной… Я знала…

Больно, как будто удар под дых или ножом между ребер. Ножом, который потом с силой провернули и выдернули из раны. Кровь выплескивалась, как вода в неисправном фонтане: рваными рывками.

Джеймс вынырнул из кошмара на несколько минут, и снова провалился в тяжелое полузабытье. Проснулся он далеко за полдень и чувствовал себя, как после ночного рейда. Зверски хотелось есть. И кофе.

Он вспомнил, что вчера днем купил в супермаркете полуфабрикаты и молотые зерна. И первое и второе пришлось кстати.

Кофеварки на кухне не было, и Джеймс взял с верхней полки металлический ковш, налил туда воды и от души насыпал кофе, не примериваясь. Достал из холодильника пакет с котлетами и запихнул в микроволновку, поставил таймер. События нынешней ночи ощущались как сон или бред.

Он помнил, как целовал Миргородскую в машине. Джеймс видел, что полосы свободны, а до ближайшего поворота навигатор предсказывал полтора километра, но знание того, что они находятся на дороге, не отрезвило. Доехали они быстро, и как только эссенция отрезвляющего ночного холода растворилась в тепле квартиры, Джеймса повело.

Ничего больше не существовало, кроме единственной женщины, сводящей его с ума, как если бы все до и после отступили, оставив только здесь и сейчас. Он ещё помнил, как раздевал её, как расстегивал брюки и входил в податливое тело, а дальше сознание резко обрывалось, как будто кто-то щелкнул выключателем.

Терпкий кисловатый запах кофе поплыл по кухне, будоража и возвращая в реальность, и он решительно сдернул ковш с огня, выливая содержимое в высокий бокал. Ни сливок, ни сахара не было, а горечь сейчас только подчеркивала острое ощущение пустоты. Звенящая тишина, воцарившаяся в квартире, резала слух. Прислонившись к стене, Джеймс большими глотками пил горячий напиток, обжигаясь и стараясь отрешиться от воспоминаний. Перед глазами стояла Хилари. Она смеялась, разливая кофе по чашкам. У неё он всегда получался потрясающе вкусным.

Пискнула микроволновка. Вкуса еды Джеймс почти не почувствовал, целиком погруженный в мысли.

На улице было на удивление тихо. Выходной. Дом стоял неподалеку от метро, но окна выходили во двор. От грязного снега остались разбросанные съёжившиеся островки. Джеймс отставил бокал и, схватив со спинки стула джинсы и свитер, наскоро оделся, вбил ноги в ботинки и вышел на улицу. Сил и без того было немного, но он бегал до тех пор, пока не почувствовал, что готов рухнуть на землю. Привалившись к лестнице на детской площадке, он оперся руками о колени, глядя вниз. Дыхание вырывалось прерывистыми хрипами, как если бы затянувшаяся агония начинала набирать обороты.

В квартиру он возвращался неспешным шагом. Воспоминания остались за гранью настоящего. Далекие и неважные, как если бы это произошло не с ним. В прихожей на полу нашелся номер телефона Миргородской. Должно быть, случайно смахнул его, когда собирался на пробежку. Джеймс скомкал клочок бумаги в руке и долго стоял перед распахнутым настежь окном. Пришлось напомнить себе о том, как он с ней познакомился. Для чего.

В какой-то момент Джеймс утратил ощущение времени. Он смотрел, как в соседних домах зажигались и гасли окна, как по двору один за другим потянулись собачники. Стемнело быстро: вечерние сумерки ранней весны плавно перетекли в темноту ночи.

Джеймс заставил себя набрать номер Оксаны. Прислушиваясь к гудкам, он снова думал о том, что это его работа. В прошлом году Джеймс не испытывал никаких моральный терзаний о тех, кто стоял на пути. Только тогда дело касалось Хилари и её жизни, а сейчас ему нужно найти того, кто вскрыл глотку бывшему кровососу. Нет, не так.

Сейчас его цель – защитить Дженнифер и её семью от своего прошлого. Возможно, это всего лишь способ убежать от себя и от чувства вины, которое по-прежнему живо. Пусть оно похоронено под пластами отрешенности, но никуда не делось. Жить с ним невероятно трудно. Вот только Джеймс не собирался жить долго.

– Привет, – веселый голос порхающей по жизни стрекозы. – Я все думала, когда ты соскучишься по мне.

– Привет, – отозвался он, – я выдержал целых шесть часов после того, как проснулся. Это много или мало?

– В самый раз, – рассмеялась она. – Какие планы на вечер?

– Собираюсь увидеться с тобой, – Джеймс мысленно поморщился: лицемерие никогда не привлекало его, – искренне надеюсь, что наши планы совпадают.

– О, да, – Миргородская осталась довольна его ответом. – Ты любишь рыбу? Если да, то приглашаю тебя на ужин.

– Буду рад. Сколько же у тебя талантов?

– Много, – снова прозвучало весело. – До встречи. Адрес пришлю в смс.

Миргородская не переставала удивлять. Джеймс не ожидал, что она в самом деле подразумевает приглашение к себе домой и ждал получить адрес какого-нибудь ресторана паназиатской кухни. Такие, как она, предпочитают ходить по кафе и ресторанам, а плита у них на кухне для полноты дизайна.

Перед тем, как ехать к ней, он принял душ и решил побриться, но успел только намылить щеки и подбородок пеной. Стоя у зеркала, Джеймс смотрел на руки, с которых в воду капала кровь. Хилари. Остров. На ней была футболка, перепачканная кровью: неровный бурый штрих на светлой ткани.

Джеймс долго тер руки, будто надеясь содрать с них кожу. Вода давно уже стала прозрачной, но он продолжал держать их под водой, снова и снова терзая дозатор жидкого мыла. Когда он все же закрыл кран, из зеркала на него глянул человек, стоящий на грани. Голова казалась тяжелой, как если бы он через силу выбирался из наркотического дурмана.

Собирался Джеймс поспешно, будто опасаясь возвращения наваждения. Одеваться, как в клуб, не стал. Свитер, джинсы и спортивные зимние ботинки, поверх куртка – на случай, если ему взбредет в голову после встречи прогуляться по ночной Москве. Ровно в восемь он стоял у её подъезда, глядя на домофон. Развернуться и уйти было ещё не поздно, но он подумал о Дженнифер, набрал номер квартиры и нажал кнопку вызова.

– Поднимайся на последний этаж, – услышал в ответ.

Дверь в квартиру была гостеприимно приоткрыта.

Он оказался в ярком и просторном холле. Из прихожей было видно гостиную: диван бордового цвета со множеством белых и черных подушек, край стеклянного журнального столика, черный ламинат на полу. Джеймс подумал, что Миргородская сама занималась дизайном.

Она вышла ему навстречу из спальни. Её наряд выгодно отличался от вчерашней пошлой откровенности. Легкая серебристая кофта с длинным рукавом и небольшим вырезом, светлые бриджи и балетки. Волосы она собрала в высокий хвост и лишь слегка накрасила губы блеском. Светло-карие, ореховые глаза и веснушки – необычное сочетание со смуглой кожей.

В воспоминаниях она осталась насквозь фальшивой, и Джеймс рассматривал её с искренним интересом.

– Что со мной не так? – она улыбнулась.

– Все так.

– Замечательно, – Миргородская поцеловала его в щеку. – Разувайся и чувствуй себя как дома.

Он прошел следом за ней, на кухню. Стальной и белый цвета, но на удивление теплые настроения. Она открыла духовку, и Джеймс, сам не зная почему, перехватил из её рук прихватки.

– Я впечатлен, – честно признался он, поставил поднос на плиту.

Миргородская неожиданно смутилась, но все-таки подтолкнула Джеймса к столу.

– Теперь ты знаешь мой самый страшный секрет, – она достала тарелки и выложила на них запеченную с овощами рыбу. – Я люблю готовить.

Неожиданно для себя он улыбнулся. Вышло по-настоящему.

– Невероятно вкусно, – признался он, когда тарелка опустела, – где ты училась готовить?

– Семейная кулинария. Еще Интернет и кулинарные книги, но по сравнению с рецептами моей тёти всё это ерунда. Пойдем.

Они прошли в гостиную. Целую стену занимали фотообои с изображением ночного города. На противоположной разместился огромный плазменный экран. Не считая дивана, кресла и столика в комнате были только торшеры и стенка с дисками, книгами и сувенирами. Множество фотографий в дизайнерских рамках – Оксаны и её семьи. Изо всех однозначно выделялась яркая светловолосая особа, отдаленно похожая на Оксану. По всей видимости, сестра.

Джеймс не стал задерживать взгляд на фотографиях, Миргородская и так слишком быстро подпустила его к себе. Разглядеть её близких он всегда успеет, не хватало ещё спугнуть девчонку раньше времени.

Она выключила верхний свет, оставив только торшеры, и потянула Джеймса за собой на диван.

– Сама не ожидала, что приглашу тебя домой, – призналась она. – Обычно я так не делаю.

– Я тоже не ожидал.

– Ты мне понравился, а ещё мне не хотелось выходить из дома.

Откровенно и просто. Она ни капельки не покривила душой. Джеймс это понял или, скорее сказать почувствовал.

Он придвинулся ближе, проводя пальцами по её щеке и убирая волосы с лица.

– Кажется, сегодня моя очередь благодарить. За ужин.

Такое поведение было для него необычным, но рядом с ней с самого начала все получалось не так, как задумано. Принципы летели ко всем демонам, а сам он понятия не имел, что делать дальше. Джеймс всегда хотел знать, что за человек находится перед ним. Понять, определить, разложить образ по полочкам и сделать выводы, но Миргородскую он пока не прочел. Привлекательная молодая женщина, привыкшая получать все, что пожелает или неуверенная в себе девчонка, которая сама толком не понимает, чего хочет от жизни?

Наверняка и она задается подобными вопросами. Странный – так она вчера сказала. Сначала защищает незнакомую женщину, после даже не пытается забраться к ней под юбку за свои подвиги. Джеймс догадывался, что заметно отличается от мужчин, которые были в жизни Миргородской до него. Она получила новую игрушку, которую пока не разобрала на части. Её интерес – его пропуск в мир, откуда обзор на убийство открывается под совершенно иным углом.

Оксана прикрыла глаза, потерлась щекой о его ладонь, и Джеймс притянул её к себе, целуя в губы. Ему хотелось запомнить близость с ней, не переступая грань животных инстинктов. Она притянула его к себе и откровенно стонала, когда Джеймс целовал её шею и грудь. Миргородская была высокой, но в его руках казалась хрупкой и тонкой. Оксана тянулась к нему, выгибалась под поцелуями и прикосновениями, лаская и отдаваясь так исступленно, будто это был последний секс в её жизни. Он чувствовал её, как себя, и это было невероятно странно. Волнующе. Восхитительно.

Джеймс снова упустил мгновение, когда потерялся в разделенном на двоих наслаждении. Вбиваясь в неё, чувствуя, как она ногтями царапает его спину, как сжимается на нем, подаваясь навстречу, он забыл о реальности. Его хриплый стон и её вскрик слились воедино. Желание на грани помешательства.

Он не знал, сколько прошло времени после, и чувствовал себя полностью опустошенным. Ни одна, даже самая суровая тренировка так не выматывала. Не осталось ни единой связной мысли, одна лишь расслабленная отрешенность. В ней не было места ни чувству вины, ни сомнениям, ни прошлому, ни будущему. Джеймса клонило в сон, но засыпать рядом с Миргородской не хотелось.

Она же наоборот выглядела посвежевшей и по-прежнему невероятно обольстительной: легкий румянец на щеках, сияющие глаза, загадочная улыбка. Оксана задумчиво поглаживала его плечо. Прикосновения отзывались приятными, будоражащими ощущениями, но он прекрасно понимал, что на большее его сейчас не хватит.

– У тебя много шрамов, – неожиданно произнесла Миргородская, провела пальцами по шее к ключице. – Ты военный?

– Я несколько лет работал в полиции. В отделе расследования особо опасных преступлений.

Когда многое в твоем прошлом играет тебе на руку, даже лгать не приходится. Почти. В полиции Джеймс отделался разве что парой царапин и несколькими порезами. Исключительно по неосторожности в обращении с бумагой и столами в участке.

– Теперь понятно, почему ты так лихо раскидал друзей Тимура, – усмехнулась Миргородская. – Я бы не отказалась от такого защитника.

Настороженность Оксаны по поводу его шрамов благополучно прошло мимо. Джеймс прекрасно понимал, что до Тимура и его друзей Миргородской уже нет никакого дела. Именно убийство не дает ей спокойно спать по ночам. А это как раз то, что ему нужно.

– Тот парень к тебе долго не сунется. Но если ты переживаешь на этот счет, я всегда к твоим услугам.

Оксана задумчиво нахмурилась, закусила нижнюю губу.

Ему хватило беглого взгляда на фотографии, чтобы понять, что семья играла в её жизни важную роль. Наверняка родные по жизни помогали ей обходить все острые углы, но с убийством Филиппа Ру коса нашла на камень. Джеймс представлял, каково ей, привыкшей порхать по жизни, найти своего любовника с перерезанным горлом. Судя по вчерашней ночи, Миргородскую это ничему не научило.

Размышления не заняли много времени.

– Будешь моим рыцарем? – игриво спросила она.

Совершенно ничему.

Джеймс поймал себя на том, что снова улыбается и, поддержал её тон:

– Сочту за честь.

17

К концу недели американец прислал новую информацию по Фелисии. Она появлялась на Суматре в начале февраля и чуть позже в Бангкоке. Там следы потерялась. Измененные умели прятаться, особенно если были напуганы. Сантоцци подтвердил первое впечатление Демьяна: она будто бежала от кого-то и запутывала следы. Вместе с ней потерялся и список выживших Элизабет. Нынче выходило, что только его список в целости и сохранности. Кто-то сыграл на его имени, чтобы выманить Вальтера. В таких обстоятельствах все они становились мишенями.

Любая борьба за власть казалась Демьяну смешной – они стали людьми. Что им делить, кроме памяти о прожитых годах? А вот личные мотивы всегда в ходу, и у Михаила они, несомненно, были. В прошлом Демьян выставил его из своей жизни. Стрельников, всегда сдержанный и скрытный, вполне мог затаить злобу. Измененные умели ждать и бить в самый подходящий момент. Если бы не слова Эльзы о том, что Вальтер собирался к нему, круг подозреваемых стал бы значительно шире. Подсознательно Демьян продолжал надеяться на то, что ошибся, поэтому попросил Михаила проверить Эльзу. Существовала одна возможность на миллион, что немка все же предала своего благодетеля по той или иной причине, и Демьян не хотел упустить этот момент. Но ещё больше он хотел услышать, как Миша отзовется о ней.

Настроение было настолько дурным, что даже Анжела вела себя тише воды ниже травы и ни разу не заикалась об откровенном разговоре. Отчеты от руководителей подразделений сыпались на его почтовый ящик за пару часов до срока и в кои-то времена совершенно чистые. Рэйвену пришлось выложить все, что он знал про проект Лоуэлла. Данные были утеряны – часть на Острове самим ученым, а часть – спустя месяц, когда украли наработки Сантоцци. Разговор вышел не из приятных, но нынче Демьян не сомневался в правдивости слов американца. Ему крепко прищемило хвост, а в таком положении играть одновременно в двух спектаклях не выйдет.

Ванесса позвонила в пятницу ближе к вечеру – признаться честно, он уже забыл о том, что дал ей визитку. Демьян недавно отпустил Ольгу, вызвал Виктора, и собирался домой. Говорить с рыжей интриганкой ему не хотелось. Он и ответил-то лишь потому, что никогда не отказывался от взятых на себя обязательств.

– Добрый вечер, Дэмиан. Не отвлекаю?

Голос, не менее запоминающийся, чем её внешность, сейчас прошел мимо, как фальшивый аккорд. Она назвала его по имени, и Демьяна весьма ощутимо передернуло. Что за фамильярность, право-слово!

– Добрый вечер, мисс Нортон. Пока нет.

– Понимаю. Я прошу у вас прощения. За то, что произошло в ресторане.

Демьян отложил очки, непроизвольно приподнял брови, но промолчал. Ей почти удалось его удивить.

– Могу я рассчитывать ещё на одну встречу?

– Сегодня в десять вас устроит? – раздражение в разговоре с ней сменилось легким интересом. Женщины, подобные Ванессе, ценили время и никогда не отступали. У них ко всему был деловой подход, даже к близости, на которой они обожали играть. Что ж, она получит то, что хочет.

Без лишнего жеманства Ванесса уточнила:

– Где мы встретимся?

Тихие гудки телефона заставили Демьяна бросить быстрый взгляд на дисплей. Звонила Анжела.

– Я приглашаю вас к себе. Спускайтесь в холл к десяти.

Договориться о встрече, которой он предпочел бы хорошую книгу и выдержанный коньяк, вышло на удивление легко. Демьян улыбнулся своим мыслям. Похоже, это старость, или как там говорят у людей. Он давно не чувствовал себя молодым. Ощущение полета живет внутри. Последний раз он испытывал нечто подобное в начале прошлого века, но это больше напоминало сон и закончилось слишком быстро.

– Во сколько ты вернешься сегодня? Чтобы я распорядилась насчет ужина, —требовательные нотки, перебивающие хрустальное звучание, раздражали. Поначалу он находил милым то, что его записали в идолы, но нынче ревность выводила из себя.

– Ужинай без меня, Анжела. Приятного аппетита.

– У тебя новое увлечение? – снова тонкий всплеск раздражения. – Желаю хорошо развлечься.

– Благодарю, – он нажал отбой раньше, чем поток претензий захлестнет его с головой. Для Анжелы добром это не кончится.

Ванессу нельзя было назвать новым увлечением. Досье на неё Звоновский принес вчера, Демьян бегло просмотрел его и не нашел ничего особо интересного. Кроме разве что родственных связей. Дочь Альберта Нортона, исполнительного директора «Бенкитт Хелфлайн», одного из первых лиц компании, попавших под раздачу. Эта контора всегда была достаточно мутной. Вальтер отзывался о ней как о современной вотчине Дариана. А к тому, что касалось Дариана, не стоило приближаться.

Хотя он и считался мертвым тысячу лет, его внезапное воскрешение слишком напоминало библейский сюжет, чтобы оказаться правдой. Проникшемуся своей божественной сутью Древнему дорогу лучше не переходить, равно как и не посягать на его тайны.

В остальном жизнь Ванессы была предельно прозаична. Она закончила Колумбийский университет, после чего решила стать деловой женщиной. Открытию сети частных клиник в Штатах поспособствовало наследство деда. Постоянно жила в Сиэтле, но облюбовала Гонконг, бывала там довольно часто, а после исчезновения отца переехала насовсем. Регулярно переводила большие суммы на разные счета по всему миру.

Виктор поймал его настроение и молчал всю дорогу. Лина – приходящая домработница в городской квартире, которую он вызвал без предупреждения, не начала рассказывать ему о сроках. Обычно она любила это делать, несмотря на щедрые сверхурочные, но сегодня даже не пикнула. Прибежала с пакетами, полными еды и принялась за дело. Будто чувствовала, что не стоит нарываться.

Ему понравилось, как Ванесса выглядела сегодня. Платье насыщенного синего оттенка выгодно подчеркивало рыжие пряди и украшенную веснушками, кожу. Ярко, но изысканно.

Она подошла к нему и светло улыбнулась. Демьяну и хотелось бы верить в её искренность, но наивность осталась в далеком прошлом. Лисица была заинтересована в нём лично, и не собиралась отступать.

– Рада снова видеть вас, Дэмиан.

– Взаимно, – он улыбнулся в ответ и предложил ей руку, которую Ванесса с радостью приняла. В машине Демьян не стал включать музыку, хотя по дороге до «Ритц-Карлтона» слушал подборку классических мелодий. Такое он себе позволял нечасто. Кого-то классика умиротворяет, его же она напротив приводила в смятение. Все чувства обострялись до предела.

– Освоились в Москве?

– Мне не хватало компании. Бродить по незнакомому городу в одиночку, особенно не зная языка, то ещё удовольствие.

– Москва не нуждается в представлении и словах, – Демьян быстро улыбнулся, – но я понимаю, о чем вы.

Расцвеченная яркими огнями фар дорога раскинулась вдоль набережной. В наши дни Москва превратилась в современный мегаполис, переливающийся огнями, забитый машинами в час-пик и разрастающийся год от года. Свой город Демьян знал разным, и всякий раз будто заново влюблялся в него, хотя по сути, любовь была одна. В дорогом сердцу перемены открывать не менее приятно, чем любоваться родными чертами.

– Вы счастливец. Я много где побывала, но не нашла свой дом, – Ванесса смотрела на Демьяна, не обращая внимания на красоту ночного города. – Некоторые города хранят теплые воспоминания. Рано или поздно приходишь к тому, что люди куда важнее небоскребов и водопадов, но…

Она не закончила.

Демьян молчал и думал о том, что последние слова не вяжутся с её образом. Современным деловым женщинам не хватает времени, чтобы поговорить с тем, с кем они просыпаются по утрам. Ванесса, да и он сам постоянно в движении, как будто промедление подобно смерти, а остановка приведет к неизбежной катастрофе. В её словах звучала зыбкая тоска по ускользающей жизни. Красота мира заключена в мгновении. Звенящем, как натянутая струна. Только здесь и сейчас. Тот, та или те, что разделят с тобой этот миг, чувства к ним, трепещущие в ладонях минуты настоящего – единственное, что на самом деле важно.

– Для вас, наверное, все по-другому, – произнесла Ванесса с долей любопытства. – Вы помните города, а не людей.

– Есть люди, которых забыть невозможно, – отозвался он, – но глубоко в душе, в сердце и памяти отзываются единицы. С городами та же картина, как бы бесчувственно это ни звучало.

– Да, есть люди, которые всегда остаются с нами.

Молчание растянулось во времени, скользнуло мимо едва уловимой тенью. Ванесса задумалась и притихла, а он вспомнил Полину.

– Надеюсь, вы не попросите меня помогать с готовкой, – она всё же решилась нарушить тишину. – Я истинная американка и бесполезна на кухне.

– Вопреки распространенному мнению о русских, я не считаю, что место женщины на кухне.

– Такое мнение до сих пор существует? – она пригладила волосы.

– Многие из моих соотечественниц до сих пор рождаются и умирают с долгом борща и пельменей.

– Какой ужас! Просто Средневековье.

– Дело не во временах, а в сознании, Ванесса.

Демьяну нравился их наигранно серьезный разговор. Легкий ненавязчивый флирт, никакого расчета.

– Мужчина и женщина могут найти другие занятия, а пельмени лучше оставить профессионалам.

– Согласен, – рассмеялся Демьян.

Напряжение прошедшей недели постепенно сходило на нет. Дорога пролетела незаметно, и Демьян был рад, что отпустил Виктора и сам сел за руль. Вряд ли их разговор вышел бы таким легким в присутствии водителя.

Он открыл дверь, пропуская Ванессу в квартиру, помог снять пальто и проводил в комнату. Лина оставила в гостиной приглушенный свет. У окна, из которого открывался вид на ночную Москву, накрыла стол. Хрусталь и серебро, легкий салат, фрукты, бутылка французского вина. Ничего лишнего.

– Вы умеете удивлять, – искренне произнесла Ванесса, когда он отодвинул для неё стул.

Демьян комплимент принял, легко поцеловав ей руку. Она умело играла свою роль, но, надо отдать ей должное, делала это проникновенно. Он чувствовал, что Ванесса расслабилась и наслаждается вечером, равно как и он.

– Я представляла вас другим, – она задумчиво покрутила в руках бокал, подбирая слова. – Высокомерным и безразличным…

– Чудовищем, – подсказал он, и Ванесса не стала отрицать. Она не хотела повторять ошибку прошлой встречи и переигрывать.

Рэйвен наверняка приложил руку к завершающим штрихам его образа. Репутация и возраст Демьяна говорили сами за себя, но дело было в другом. Хитрющий американец наверняка предвидел, что она попытается с ним сблизиться. Достаточно пары намеков, чтобы у Ванессы сложилось впечатление, что она идет в клетку с тигром.

Судя по тому, что Демьян узнал про проект Лоуэлла, Рэйвен – тот ещё интриган. Увешан скрытыми мотивами, как обезьяна гранатами. Наверняка он сильно переполошился не только из-за смерти Элизабет и пропажи списка. Что-то ещё осталось за кадром провальных опытов над бывшими измененными. Он щедро делился сведениями, но это были маневры шакала. Мысли о проекте, который свел вместе Рэйвена и Ванессу, мешали расслабиться.

– Первое впечатление, – Демьян поднял бокал, – но мне приятна ваша откровенность. Давайте оставим прошлое в прошлом. За знакомство!

Он принял её извинения, и она последовала его примеру и пригубила вино, понимая, что получила второй шанс.

– Расскажите о себе, Дэмиан, – попросила Ванесса. – Что-нибудь ещё способно вас удивить? Что-то кажется интересным?

Демьян невольно улыбнулся. У людей странное восприятие мира. Измененные для них были чем-то средним между притягательными чудищами из сказок и монстрами, наслаждающимися своей вседозволенностью. А ежели прожил больше пятисот лет, то для них ты диво дивное, невидаль, ископаемое. Считается, что века крадут интерес ко всему, чем наполнена жизнь человека. Увы, не годы, а сами люди лишают себя радости. Некоторые измененные от многолетней скуки сходили с ума, но вечность – она не для каждого. Равно как и все в этом мире.

– Искрометность. Искренность. Честность, – он ответил, не задумываясь. Демьян не рассчитывал, что их беседа станет столь откровенной, но ему это нравилось. – Люблю театр и симфоническую музыку. Одаренных людей, новые знакомства. Жизнь, – он помолчал и добавил. – Что насчет вас, Ванесса? Что интересно вам?

Она ненадолго задумалась.

– Искренность и честность в отношениях – их мало в наше время. Люблю загадки и сложные задачи. Не успокоюсь, пока не получу ответ.

– Полезное качество, – отозвался он, – особенно нынче, когда многие сдаются или ломаются.

– Временами я готова сдаться.

– Вам это только кажется.

Общаться с ней было занимательно. Ванесса больше не стремилась понравиться или подстроиться под него, хотя не отрицала заинтересованности в тесном знакомстве. За вечер он узнал о ней гораздо больше, чем из сводного досье о её жизни. Вовсе не потому, что она вывалила на него всё, стараясь убедить в искренности. Напротив, она была собой: сдержанной, умной и соблазнительной женщиной. Ванесса умело огибала личности, не возвращаясь к делам, по вине которых случился их разлад.

Она напоминала ему тростник: гибкий, но прочный. Согнется, но не сломается, переждет порыв ветра, распрямится и вновь потянется к небу. Ванесса приехала сюда не из-за страха перед Рэйвеном. Не потому что надеялась извлечь выгоду из убийства Филиппа. Ей нужен тот, кто поможет найти отца. Ради этого она действительно готова на многое, если не сказать на всё.

Сегодня она совсем не похожа на женщину, которая беседовала с ним в ресторане – неприятную и фальшивую, как расстроенная скрипка. С той ему не хотелось встречаться, про неё можно было забыть. Но не про ту, что нынче сидела напротив. Чистое звучание.

Будто уловив что-то в его взгляде, она неуверенно покачала головой.

– Мне нужно вести себя сдержаннее.

– Оставайтесь такой, какая вы сейчас, пожалуйста, – в тон ей ответил Демьян, накрывая её руку своей, – а сдержанность оставим другим. Как и пельмени.

– Договорились, – она рассмеялась, но в глазах её он прочел благодарность. Светло-серые, выразительные, красивые. Маска актрисы сошла, и лицо её было живым, настоящим, а взгляд – немного усталым.

– Какую музыку вы предпочитаете?

– Джаз, – не задумываясь ответила Ванесса. – Импровизацию в любых ее проявлениях. Страсть и откровенность.

Она повторила жест, свободной рукой легко касаясь его пальцев. Осторожно, словно боясь спугнуть очарование. Джаз ей подходил. Такой же непредсказуемый и пылкий, как и она сама. Демьян слегка сжал её пальцы, а потом отпустил и поднялся.

– Музыка никогда не лжет, Ванесса. Как и любой порыв, который идет от души.

Остановившись у дисков со стереосистемой, Демьян выбрал сборник композиций Донато Раччиати1818
  Донато Раччиати – уругвайский композитор итальянского происхождения. Родился 18 октября 1918 года, умер 27 мая 2000 года. Его оркестр играл чрезвычайно популярное ритмичное танго.


[Закрыть], немного убавил громкость – последний раз он слушал виолончель на пронзительном погружении – и вернулся к столу.

– Окажите мне честь, Ванесса?

– С удовольствием.

Двигалась она также свободно, как и вела беседу. Чувственность взяла верх над хладнокровием. Ее волосы взметнулись подобно языкам пламени цыганского костра, а глаза сияли. Грань, разделяющая их, в танце истончилась и рассыпалась осколками. Несмотря на разницу в росте, они были изумительной парой.

Искрометность начиналась в движениях, продолжаясь в прикосновениях и мимолетных взглядах. Она шла за ним, не подчиняясь, но будучи его продолжением. Абсолютное единение. Музыка перестала вести, превратилась в сопровождение, тонкий чувственный фон, и оборвалась за несколько мгновений до того, как они остановились.

Ванесса замерла в его объятиях – свободная, раскрасневшаяся и неистовая. Сейчас, когда его рука лежала на её талии, когда под его пальцами бился пульс на её запястье, мир сжался до точки, в которой они сошлись. Жизнь продолжалась в ином измерении, лишенном жесткой рассудительности. Как же давно он не испытывал ничего подобного!

Ванесса расслабилась в его руках, полностью доверяя. Близость без намёка на пошлость.

– Впервые за долгое время я хочу остановить мгновение, чтобы им насладиться.

Она улыбнулась, а он понял, что не готов закончить вечер банальностью вроде секса. Взгляд замер на её губах – красиво очерченный, совершенный контур. Ему хотелось сорвать с неё платье и насладиться близостью до полного изнеможения, но ещё больше хотелось сохранить волшебство влечения к Ванессе. Поэтому он убрал прядь волос с её лица, поцеловал кончики пальцев и произнес: