Текст книги "Челси. Правила игры"
Автор книги: Марина Ким
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Глава 32
Про Уродов и Людей
Soundtrack:
Вновь «SW». Час ночи. Вторник – день, когда в «SW» пытается попасть в два раза больше народу, чем обычно. По пятницам и субботам в столицу съезжаются провинциальные девочки из Эссекса, известные Лондону как довольно красивые, но без вкуса, стиля и мозгов. Настоящие лондонские знатоки развлечений и «СВ» (Света Высшего) предпочитают «свою» тусовку, оттого они и придумали «свой день» и развлекаются во вторник. В клубе не протолкнуться. Самая шумная вечеринка недели.
Я внутри, за столиком моего друга Стивена. Разговорилась с подругой:
– На прошлой неделе здесь был скандал, – сказала мне она. – Вон за тем столиком сидела Тамара К. Она пишет для глянцевых журналов, а также малокалиберная актриса-модель. Одна из официанток наливала шампанское её друзьям, и те с ней разговорились, так Тамара буквально взбесилась и стала орать, чтобы та немедленно пошла прочь от их столика. Нагрубив, она залепила девушке по лицу!
– Да ну?
– Она была разодета, в вечернем платье, макияже и т. д. и т. п. Хотя в тот вечер она была абсолютно никакая. Конечно, всё как всегда: кокаин и алкоголь. Здесь по-другому не бывает.
– Кокаин? Она ведь недавно участвовала в движении «Шоу-бизнес против наркотиков»!
– Да, это как, помнишь кокаиновый скандал с одной известной моделью? Безусловно, утверждать ничего не буду, но у меня было невольное чувство, будто его специально заказали наркодельцы на крупном уровне, чтобы сделать ещё больший промоушн наркотикам, а её просто подставили. Она модель для подражания у многих, и, смотри, её лицо повсюду, и теперь оно чётко ассоциируется с кокаином, я думаю, не только у меня. Всё это сделано, чтобы сделать кокаин абсолютно нормальным, естественным продуктом для потребления. Это всё равно что повесить рекламу: «Кокаин – модно, стильно, для тебя».
– Да, я не задумывалась об этом, и правда, её билборды опять повсюду… Мне она, кстати, тоже нравится. Говорят, что её заработки после скандала утроились.
– Лондон давно торчит. Ему всё равно, что делает или делала эта мисс.
– Да, я знаю. Дело в том, что никто ничего не хочет делать по этому поводу, потому что мафия давно подсадила на кокаин тех, кто имеет значение. Многие высокопоставленные чиновники, полиция и даже судьи время от времени употребляют кокаин. Они никогда не примут меры, ужесточающие наказание за потребление накротиков, и уж точно не будут стремиться избавить Лондон от кокаина, потому что это будут меры против них самих.
– На самом деле, меня больше беспокоит, какие дети родятся у тех, кто злоупотреблял или всё ещё балуется наркотиками.
– Да, наркотики плюс антибиотики, которые местные врачи прописывают даже от кашля, не добавят здоровья матери.
– В «СВ» семьдесят процентов точно нюхают. Люди настолько пустые, что без допинга им друг с другом неинтересно.
– Ну, обобщать, конечно, не стоит.
– Ты понимаешь, о чём я.
– Я недавно ходила на день рождения к подруге и за столом оказалась рядом с одним мужчиной лет сорока. Господи, какой мужчина!
– Хмм. У тебя новый кавалер?
– Ну да, послушай. Позже оказалось, что этот мужчина супербогатый и т. д. и т. п. Мы провели весь вечер вместе так весело и легко, болтая буквально обо всём на свете!
– Как давно это было, если не секрет? Разве ты не встречалась с Джеком последние три года?
– Да. Да. Конечно… Я в то время встречалась с Джеком, так что о свидании с Маркусом, так его звали, мы не договаривались, но утром следующего дня моя подруга Эмили, которая его пригласила на эту вечеринку, позвонила мне, расспрашивая, что я о нём думаю и как у нас всё прошло. Она не скрывала, что хотела нас свести. Ей всегда казалось, что я достойна большего, чем Джек. Я сказала, что Маркус мне понравился, но у нас ничего не было. Она была разочарована, сказала, что я дура, упускаю такого парня, что он не просто при деньгах, а мультимиллионер и очень известная личность. Она звонила собрать горячие сплетни, но мы даже телефонами с ним не обменялись, не то чтобы…
– О нет…
– В общем, к чему я это? А, вот что, интересный момент был в том, что ни разу за весь вечер он не упомянул в разговоре о своих деньгах! Ни разу не заставил меня почувствовать себя неловко. Он был сверхпредупредителен, вежлив и внимателен. Я ему сказала, что у меня есть бойфренд, и мы просто общались. Это было так чисто и свежо, глоток воздуха в загазованном городе. Он был самим собой. Я уважаю таких людей. Я даже скучаю по нему.
– Настоящих людей, да ещё с хорошими манерами, единицы. Я недавно познакомилась с тремя неприлично богатыми болгарами, и мы пошли в один известный бар в Сохо. Он особенно известен своим чёрным туалетом. Заходишь в туалет и почти на ощупь ищешь дверь в кабинки. Стены освещают неоновые звёзды, есть небольшая подсветка умывальников – и всё.
– Да, я там была! – воскликнула я, вспомнив своё прошлогоднее свидание с одним итальянцем. Там красиво и необычно. Туалет забавный, хотя и не совсем практичный. Салон бара кожаный, выполненный в чёрно-коричневых тонах с меховыми накидками для стульев в виде коровьих шкур. Забыла, как называется…
– Я тоже, но ты поняла, о каком месте идёт речь. Там всегда хорошая публика. Хороший бар, приятная атмосфера, и, веришь или нет, сколько туда хожу, мне всегда там нравилось. Однако же эти трое с кислыми лицами оглядели присутствовавших и не задумываясь тут же окрестили их: «Лохи». Причин назвать не смогли. Я не сомневаюсь, что им просто по поводу и без повода нравилось чувствовать себя выше. Сказать по правде, внешне эти три болгарина совершенно сливались с присутствовавшей толпой, поэтому я искренне не могла понять, как они определяют, что другие – лохи, а они нет?
Позже, изрядно напившись, болгары стали совершенно невыносимы: начали пихать друг друга, поворачиваться к соседним столикам, приставая со скользкими комплиментами к девушкам. Один поднялся позвать официанта, но задел кружку пива на столе, которая опрокинулась мне на юбку. Тогда, в порыве гнева от того, что официанта не было так долго и он успел разлить пиво мне на юбку, парень выпустил из рук на пол другую кружку, чтобы привлечь к себе внимание, и самое смешное, он излучал такое самодовольство! Посмотрите, тупые англичане, – вот он какой, брутальный самец из Восточной Европы, суперпривлекательный в своей ярости, о да, так и только так поступают настоящие мужчины. «Боже! Эти русские не умеют себя вести!» – услышала я шёпот за соседним столиком. «Плебеи из Восточной Европы. Никакой культуры! – раздалось за другим. – Пускают кого попало».
Глава 33
Брайтон
Поезд в Брайтон отходил с шестнадцатой платформы. Мы с Бекки, обе в лёгких летних платьях, очках, а я ещё и в шляпке, сломя голову, совсем не как леди, бежали на высоких каблуках по платформе к нашему вагону.
«Поезд Лондон—Брайтон отправляется с четвёртого пути!»
Мы запрыгнули в первый попавшийся вагон экономкласса и там остались. В билетах на такие короткие дистанции места не указывались.
– Тебе там понравится! – говорила Бекки. – Высокие мускулистые парни, все милые и улыбаются. Когда я была в Брайтоне в прошлый раз, мы гуляли по разным кафе с Анжелой, и все с нами знакомились. Анжела моя подруга, она там живёт, если ты не знаешь. Она банкирша, но неплохой человек и даже не скучная.
– Ты взяла воду?
– Да, да. Тебе в Брайтоне понравится, сто процентов. Мальчики там не такие зажатые, как в Лондоне. Они знакомятся с девушками, радуются жизни, и всё это наполнено ветром, морем и свободой. Там очень много австралийцев – понимаешь, о чём я? В Брайтоне люди приятнее и позируют меньше, чем в Лондоне.
Красивые и весёлые столичные штучки, преисполненные надежд, – мы шли по набережной солнечного Брайтона. Люди и правда улыбались, а в воздухе пахло пивом и морем.
Пару часов мы провели на пляже, обновляя загар, а потом пошли на аттракционы. Первым делом взяли билет на американские горки. Надо сказать, это были самые ужасные горки в моей жизни. Въехав на первую вертикальную горку, вагончик остановился на пятнадцать минут. Видимо, что-то сломалось, но нам никто ничего не объяснил. Так в тишине в полусотне метров над уровнем моря мы с Бекки сидели в хлипком вагончике, держа друг друга за руки. Мы всё проклинали и молились одновременно, зарёкшись на всю оставшуюся жизнь ходить на горки. Когда вагончик наконец тронулся и, проделав положенный маршрут, прибыл обратно, перед нами даже никто не извинился. Контролёр лишь сказал: «Эм… Это было, эм… специально, ну, эм… для того, чтобы предоставить вам прекрасную обзорную панораму Брайтона. Ха-ха».
К вечеру мы забрели в один из многочисленных пабов, раскиданных по горизонтали набережной, и там, расслабленные бокалом вина, стали плакаться друг другу в жилетку, сетуя на всех мужчин в нашей жизни, начиная с лондонских денди и заканчивая местными мачо, в которых мы разочаровались.
– Ты заметила, с нами сегодня никто даже не флиртовал.
– Не флиртовали, но смотрели.
– Почему же даже не пытались познакомиться?
– У нас на лицах написана такая грусть-тоска… На моём, по крайней мере, точно. Мальчиков привлекает беззаботность, а у меня на лице – сплошная работа мысли и грусть.
– Я тоже постоянно в расстроенных чувствах, наверное, это подает мужчинам тревожный сигнал… Наши бывшие нас заколдовали.
– Чунг-бочанга. Гху!
– С ума сошла?
– Расколдовываю нас.
Увы, моя магия не помогла. За весь день в этом славном городе мы так и не встретили ни одного высокого мускулистого австралийца. С нами не пытались познакомиться даже меленькие черноволосые пакистанцы. В расстроенных чувствах, отвергнутые Брайтоном, к двенадцати часам ночи мы вернулись в постель Лондона.
Глава 34
The happiest man in Jamaica
[84]84
Самый счастливый человек на Ямайке.
[Закрыть]
Soundtrack:
Нарядившись с особенной тщательностью, я была весела, раскованна и красива в эту ночь в «SW». Со мной пытались познакомиться, угощали напитками, улыбались мне. Вроде всё шло, как обычно, но меня не покидало чувство, что сегодняшний вечер не будет банальным. Я доверяла предчувствиям и была, в некотором роде, мистиком. Я знала, что сегодня увижу того, кто мне всегда нравился, но кого я до сих пор не знала.
Мои глаза соприкоснулись с зелёным взглядом очень привлекательного брюнета. Взгляд был тёплый, игривый, но робкий. Возникло ощущение, что взгляд чего-то недоговаривает. Он посмотрел на меня с желанием, и я откликнулась. Мы разделили три секунды влечения: я смотрела исключительно на него, он на меня, но неожиданно портрет расширился, превратившись в пейзаж, и я стала различать диваны, столики, людей… Эти люди, стоявшие рядом с ним, ясно указывали на то, кто был передо мною, и… это очень, очень сильно огорчило меня. Он был всё так же прекрасен, но теперь между нами возникли люди, классы, предрассудки. Так хотелось верить, и я верила, верила со всей своей наивностью, хотя бы эти секунды, что это реально – подойти к нему и сказать, что он мне тоже понравился. Я подошла бы к нему, даже если бы это я была очень известной личностью (которой, к сожалению, являлся он), а этот красавец стоял на общем «данс-фло».[86]86
танцевальная площадка.
[Закрыть] Если бы с него сняли все регалии, если бы он был такой, какой есть, – с его характером, воспитанием, манерами, но без титула и денег, и, может быть, даже без его столь симпатичной внешности, я бы всё равно потянулась к нему. В нём чувствовалось достоинство, ум, величие, ранимость и нежность. Он был светел, и я это почувствовала, наверное, потому, что тоже была светлой.
Вдруг я услышала, как его друг, заметив, что он на меня смотрит, сказал с усмешкой: «Да, она довольно миленькая. Я помню эту девушку – она работала официанткой в мамином ресторане на Глен-стрит. Я там каждый день обедал. Интересно, что она здесь делает и как её вообще пропустили. Я думал, что здесь все такие, как мы…»
Во взгляде Господина N волной прошло разочарование. Я почувствовала, что он не станет больше так на меня смотреть. Теперь я точно переброшена по другую сторону забора. Я не понимала почему. У меня ведь тоже хорошее образование и воспитание, почему он считает, что он лучше меня?! Как так вышло, что я оказалась заперта в определённом социальном кубике без окон и дверей?! Не вырваться, не разбить. Кто позволил ему ставить свой социальный кубик на мой?!
За вечер мы столкнулись несколько раз, но он избегал на меня смотреть.
Я встретила его через две недели в том же месте, в то же время. В этот раз я всё же подошла к нему и заговорила. Мне хотелось доказать ему, что он не прав в своём высокомерии. Он был любезен и сказал, что узнал меня, чему я удивилась, потому как знала, что в прошлый раз он действительно старался на меня не смотреть.
Он был очень мил, хотя говорил со мной осторожно, опасаясь, что каждое его слово может завтра оказаться в газетах (типичный страх известных людей). Мне было немножко неприятно, потому что я-то знала, что он не должен бояться меня. Изо всех людей я, пожалуй, была одной из последних, кто причинил бы ему вред. Я чувствовала его позитивную энергетику. Он был очень и очень хорошим человеком. Он излучал теплоту. Однако, к сожалению, не знал, что может мне доверять, и оттого совершенно не мог расслабиться – чувствовалось, что он был напряжён и контролировал каждое слово.
К тому же каждый раз, когда мы заговаривали, даже перебрасываясь парой незначительных фраз, за нами наблюдали полицейские, которые были с ним, а также три гувернанта, которые по части своей бдительности были хуже полицейских. Вероятнее всего, это были детективы в штатском, но один из его братьев уверял меня, что они всё-таки их гувернанты. Вся эта засекреченность и отсутствие доверия были очень неприятны. Тебя заранее подозревали в предательстве, пока не докажешь обратное.
На первый взгляд, у Господина N было всё: положение, богатство, власть, любые материальные ценности, но не хватало одного важного компонента, чтобы всем этим наслаждаться сполна: свободы. Он не мог расслабиться и делать всё, что ему вздумается, потому что на его плечах лежало бремя ответственности за своё положение. Во многом это бремя было преувеличено, но он не был революционером, как один из его знаменитых дальних родственников. Он молча принимал правила, построенные до него, даже если эти правила во многом устарели, а некоторые даже в корне своём были неправильны. На него оказывалось огромнейшее давление со стороны старших, и он ему поддавался. Это не делало его хуже или лучше (на самом деле, не поддаться этому давлению было сложно), просто он был пассивен, впрочем, как и большинство английских мужчин…
Как-то я встретила его ещё раз. Я не заметила его и просто танцевала сама по себе. Потом, решив пойти в туалет подправить макияж, спиной к залу я стала протискиваться сквозь плотные ряды танцующих. Вдруг кто-то ласково потрепал меня по голове. Это был он. Нет, он не узнал меня. Он потрепал по голове Девушку, а не Меня. Прошло три недели, и всякое воспоминание о том, что мы уже встречались несколько раз, изчезло из его памяти. Я не виню его, ведь он встречает столько новых людей каждый божий день. Было совершенно естественно, что я не осталась в его памяти, но всё-таки это огорчило меня. Так я впервые поняла разницу между людьми известными и неизвестными: ты их помнишь, а они тебя нет. Я в некотором роде казалась себе героиней рассказа Стефана Цвейга «Письмо Незнакомки», но в отличие от неё никаких романтических чувств к N я не испытывала, хотя и находила его привлекательным. Даже не знаю, как это объяснить, я просто очень хотела с ним пообщаться, потому что он был другой, не такой, как все, а это интересно. К сожалению, в его глазах я ничем не выделялась: симпатичная девушка из клуба, каких вокруг миллион. Все эти противоречивые чувства промелькнули во мне, но я беззаботно улыбнулась ему. Он, смеясь, стал показывать на парня, танцующего рядом с ним: «Это не я, это он. Ха-ха. Это он».
Наша последняя встреча с N произошла месяц назад. Он был с друзьями. Я не стала к нему подходить. От меня не осталось и следа в его информационном поле, я знала это, поэтому у меня не было никакого права на его пространство. Ему было хорошо, весело, он танцевал.
Я танцевала с друзьями в том же зале. Мне тоже было хорошо. Атмосфера в клубе была очень позитивная. Я танцевала от души, я чувствовала музыку, и моё тело пропускало её сквозь себя. Я полностью растворялась в музыке, отдаваясь ей, чувствуя слова и мелодию каждой клеточкой своего тела.
Вдруг меня остановили: «Сейчас же перестань так танцевать!»
Я обернулась. Его детектив-гувернант стоял передо мною. Оказалось, что один из близких друзей N наблюдал за моим танцем, и детектива-гувернанта это беспокоило. Запретив мне танцевать, он попытался вытеснить меня из зала, но друг N его остановил, покачав головой и сказав: «Нет, нет. Нельзя». Детектив-гувернант посмотрел на меня злобно, но отошёл. Я больше не танцевала, настроение у меня пропало. Да, я не спорю, что танцевала откровенно и сексуально. Да, я привлекала чьё-то внимание, но это не было моей целью, потому что тот, чьё внимание мне уже давно было дорого, не видел моего танца, а никого другого мне привлекать не хотелось. Я танцевала для себя и именно так, как чувствовала музыку, я бы не двигалась так под волынку или контрабас, музыка была сексуальной, и я не могла танцевать хорошо, не будучи на такой же волне. Я недоумевала. Если это неприлично – танцевать так, то значит, неприлично и ставить подобные песни. Зачем тогда вообще ходить в клубы? Запретить! Всё запретить! Девушки в его компании не танцевали, они переминались с ноги на ногу или стояли у стенок в красивых платьях. Комильфо.
Я села на софу и задумалась. Я не понимала, зачем эти англичане напридумали себе столько негласных законов, загнали себя в рамки и обобщили все ненужные «правила» с нужными «приличиями», назвав всё «правилами приличия».
С этими мыслями я вытащила мобильник и начала писать невесёлое сообщение подруге, жалуясь на детектива-гувернанта. Неожиданно знакомый голос неласково сказал: «Да чтоб тебя… Не будь такой задницей!» Я не расслышала его, поэтому переспросила: «Простите, что-что?» Детектив-гувернант двинулся ко мне. Я подумала, что он, вероятно, хочет попросить прощения за произошедший полчаса назад инцидент, и, бог свидетель, меня это растрогало. Я поднялась обнять его. Однако детектив остановил меня, прошипев: «Я знаю, что у тебя на уме. Я знаю, что, fucking, происходит!» С этими словами он выхватил у меня телефон. Я не могла понять, в чём дело. «Я знаю, я точно знаю, что ты фотографировала его. Я знаю, что, fucking, происходит», – не унимался злобный гувернант. Он проверил все фотографии в моём телефоне, прочитал все отправленные сообщения и без извинений швырнул мне телефон обратно. Я не могла поверить, что он даже не извинился. Все люди равны, но некоторые «равнее». Детектива-гувернанта волновали только те, кого он охранял, ему было безразлично, что подумаю я, как и то, что мне будет обидно от такого обращения, что мой вечер будет безнадёжно испорчен его паранойей. Я спросила его, почему он не извиняется, если то, что он обо мне подумал, оказалось неправдой. «Извини», – брякнул он и быстро отошёл, заметив, что у меня на глаза наворачиваются слёзы.
Безусловно, часто бывает, что неизвестные люди фотографируют известных в не самых лестных ситуациях, а потом продают эти фотографии. Я не могла понять, как у них хватает на это подлости. Подлавливать человека в неловкой ситуации и с радостью потирать руки, предвкушая гонорар, который принесёт эта фотография. Наверное, поэтому известные люди ужасно боятся расслабиться, опасаясь подвоха в каждом разговоре с незнакомцами, думают, что завтра несколько безобидных фраз могут быть переиначены, преувеличены и проданы жёлтой прессе, которая всё это прежуёт и выплюнет тебе в лицо, чтобы ты и тебе подобные знали, что рая на земле нет.
Естественно, детектив-гувернант не мог догадываться, что я никогда не стала бы этого делать, потому его решимость защитить своего подопечного была объяснима. Но я недоумевала, зачем нужно было делать это в такой откровенно грубой и высокомерной форме. Тот, кого он охранял, я уверена, был в миллион раз вежливее и наверняка не потерпел бы, что его детектив-гувернант столь по-хамски относится к людям.
Мой вечер веселья оказался непоправимо испорчен. Я пошла домой, размышляя о том, что мне всё больше начинает импонировать беззаботное отношение к жизни и прессе мисс Пэрис Хилтон, наследницы империи отелей «Хилтон». Похоже, что ей было наплевать, кто и что её увидит, не важно, при каких обстоятельствах её сфотографируют. Несколько раз я видела её саму в клубе с фотоаппаратом. Немного пообщавшись с ней, я сложила о ней очень хорошее мнение, противоположное тому, что я думала, начитавшись бесплатных газет, что раздают у входа в метро. Она оказалась очень мила, красива, дружелюбна и легка в общении, гораздо приятнее многих известных людей. Притворяясь глупой блондинкой, она получала то, что многие знаменитости не имели: ту самую свободу. Конечно, её социальное положение было несопоставимо с высоким положением и ответственностью, лежавшей на тех, с кем я пересеклась сегодня, но, как говорят, истина где-то рядом и «где-то рядом» обычно находится посередине. На мой беглый взгляд, в своём отношении к жизни господин N переоценивал свою ношу, а мисс Хилтон – недооценивала.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
