Текст книги "Египетские вечера"

ГЛАВА 9

Ночью ветер был таким сильным, что мне пришлось встать и закрыть все форточки. Боялась, что они стукнутся друг о друга и разобьются. И все равно прямо-таки чувствовалось, как напор воздуха бьется о стекло и давит на него.

…Я внезапно открыла глаза и посмотрела в окно. На улице стояло яркое солнечное утро. Надо же, как за несколько часов может измениться погода!

Открыв балконную дверь, я очутилась на свежем воздухе. Впрочем, свежим его назвать было нельзя. Уже снова стояла духота. Я вздохнула, но особенно огорчаться не стала. «У природы нет плохой погоды», – вспомнила я слова из известной песни.

Снова вспомнив про оставленную у чужого подъезда «девятку», я чуть не стукнула себя по голове. Быстро сварив кофе, позавтракала и понеслась за новыми приключениями на свою голову.

Оказавшись у своей машины, я подумала, что, наверное, глуповато быть рядом с Соколовой и не зайти к ней, не узнать, как она себя чувствует. К тому же я совершенно не знаю, где теперь Катерина. Хорошо, если Наташа догадалась позвать ее к себе переночевать. А если нет? Я-то вчера смылась с поминок, даже не сказала никому ничего. Впрочем, это не мои заботы, по большому счету.

Не хотелось терять время, но я все же поднялась. Позвонила в дверь, но ее никто не открывал. Зато из закрытой квартиры неслись громкие голоса двух спорящих женщин. Я сразу догадалась, чьи голоса.

Я снова и снова нажимала на звонок. Наконец в дверях показалась раздраженная сверх всякой меры Наташа.

– Привет, – глупо улыбнулась я, глядя на злое и непроницаемое лицо своей клиентки.

Соколова ничего не ответила. Она просто отступила внутрь и пропустила меня. В коридоре показалась Катерина.

– Что тут у вас происходит? – тихо спросила я, взирая то на одну, то на другую дамочку.

– Да так, ничего особенного, – хриплым голосом отозвалась Катерина.

– «Ничего особенного»… – передразнила Наташа и отвернулась от своей «родственницы».

– И все же? – настаивала я. Мне хотелось знать подробности.

– Она говорит, что у них с Глебом были более доверительные отношения, чем со мной, – с обидой воскликнула Соколова. – Ну откуда она может знать, что у нас с ним было?

– Глеб рассказывал мне о тебе, а вот тебе обо мне ничегошеньки, – парировала Сашкова.

– Ну и что? Может, он стеснялся тебя? – не растерялась Наташка.

– Еще чего! – Катерина аж покраснела от гнева. – Просто он не хотел посвящать тебя в нашу жизнь. Возможно, он не собирался с тобой жить долго, навсегда связывать с тобой жизнь. Как иначе объяснить его молчание?

– Не ври! Глеб любил меня. Он отрекся от той, прежней жизни. И жил со мной. Я тоже его любила! – Соколова зарыдала. – Я очень его любила. Тебе никогда не понять этого.

– Это тебе не понять, что значит потерять родного и любимого брата.

– Девочки, перестаньте. Как вам не стыдно! Подумайте о Глебе. Вы обе любили его. Почему же сейчас так по-свински к нему относитесь? – Мне хотелось надавать обеим по щекам. – Что вы делите? Кого вы делите? Глеба нет. И если он сейчас видит вас, то, наверное, ужасается и не узнает вас. Дуры!

Теперь ревели обе. Каждая причитала на свой манер и размазывала по лицу слезы и сопли. Я несколько минут посмотрела на это представление, потом хлопнула дверью и спустилась вниз.

До чего же жесток и глуп порой бывает человек! Какая теперь разница, что каждая думает? Глеба не вернуть. И нечего теперь трепать его имя. Что он думал? Кого любил больше? Вообще эти две любви – к сестре и жене – не сравниваются.

Скорее всего, таким образом обе женщины просто выплескивают свое горе. Но все равно – так нельзя!

В взвинченном настроении я поехала к Никите. Если сейчас и этот начнет пороть чушь, то я просто не выдержу и пошлю их всех куда подальше.

Наверное, так уж повелось в последнее время – меня опять ожидала дверь, которую никто не спешил открывать. Я постояла минуты три, и мне это надоело. Зачем надо было приглашать, если не хочешь видеть человека?

Я решила позвонить еще с десяток раз, для прикола, и уйти восвояси. Сделала. Повернулась на сто восемьдесят градусов. И тут мне вспомнились сцена на кладбище и зловещие слова старушек за спиной: «Не к добру. Надо покойника ждать».

Несмотря на духоту, мороз побежал у меня по коже. Я достала из рюкзака отмычки и принялась открывать дверь. Через несколько секунд дело было сделано.

Как только я вошла в квартиру, то сразу ощутила запах газа. Быстро подбежав к окну на кухне, я раскрыла его настежь. Потом посмотрела на плиту. Так и есть: три горелки включены, но огня нет. Я перекрыла газ.

Потом кинулась в комнату. Никита лежал в своей кровати, одетый в спортивный костюм. Рядом на полу валялась книга.

А на небольшом столике стояла почти пустая бутылка водки. И никаких стаканов. Неужели он пил прямо из горла? Горе заливал?

Я взяла Селезнева за руку. Пульс не прощупывался.

Подбежав к телефону, я на всякий случай вызвала «Скорую», а затем набрала номер Мельникова.

– Андрей! – Я обрадовалась, что застала его на работе. – Приезжай по адресу Никиты Селезнева, напарника убитого Сашкова. Он тоже, кажется, того…

– Чего того? – обалдело переспросил он.

– Умер. Я «Скорую» уже вызвала, но мне кажется…

– Иванова! Ты чего? Не можешь определить, умер человек или нет? Или тебе на голову кирпич упал? И ты дар речи потеряла?

– Я в шоке, – честно выпалила я и повесила трубку, не желая больше ничего объяснять. Приедет, сам увидит.

Ох, зачем же я такое сказала?! Частный детектив не может быть в шоке. В принципе, я редко впадаю в подобное состояние. Но вот сейчас впала. После испытанной злости на человека вдруг видишь его мертвым. А ко всему прочему, он хотел что-то мне сообщить. Кошмар! А вдруг он хотел сказать мне нечто, относящееся к смерти Сашкова? И именно поэтому Селезнева и убили?

Стоп. С чего я взяла, что его убили? Я побежала на кухню. Все форточки были закрыты. Но это, возможно, из-за вчерашней погоды. Вернее – непогоды. Сама дома все форточки позакрывала. А газ? На плите стоят чайник, кастрюля с супом и сковорода с картошкой. Никита поставил их разогревать, а картошку – жарить, она до сих пор сыроватая.

Очень может быть, что газ отключили временно или случились неполадки в плите – огонь погас, и потом газ шуровал уже в чистом виде. Если предположить, что в этот самый момент Селезнев уснул, изрядно выпив, то тогда получается классический несчастный случай. Ну да, медики, конечно же, найдут следы алкоголя в крови Никиты. Он ведь еще с поминок не совсем трезвый приехал, потом еще и добавил. Вывод будет прост – уснул пьяный и отравился газом. Чего в жизни не бывает…

Но почему-то я не верила в такой расклад. Интуиция просто орала мне в уши, что смерть Никиты – убийство и что оно напрямую связано с убийством Сашкова.

Я закурила сигарету и села на табуретку ждать.

Потом вскочила и стала осматривать квартиру. Если тут был кто-то, то он мог оставить следы. Вот мы их сейчас и поищем…

Я подумала, с чего мне начать и что вообще следует искать. Ведь можно же предположить, чем в определенном случае может воспользоваться преступник. В данном варианте мы имеем отравление газом.

Думаю, сам Никита не стал бы спокойненько дожидаться своей смерти. Если, конечно, не упился до бессознательного состояния. Значит, он либо не знал об опасности, либо…

Теперь может быть два варианта. Убийца стукнул Селезнева по голове, а потом открыл газ и ушел. Или… Но об этом позже. Сначала проверим первый.

Я подошла к Никите и, не трогая тела, внимательно осмотрела его. Никаких повреждений нет. Во всяком случае, в тех местах, которые видно.

Впрочем, этот вариант, когда оставляешь человека травиться газом, а сам уходишь, не так уж для убийства и хорош. Жертва может очнуться и не отравиться до конца. А ведь нужна стопроцентная уверенность, иначе и смысла нет затевать инсценировку.

Я поймала себя на мысли, что думаю сейчас просто как мясник какой-то. Но… чувства требуется убрать подальше! Пока я ими занималась, произошло еще одно убийство. Просто непростительно для меня!

Итак. Из всего выходит, что умный убийца должен знать наверняка, что его жертва мертва. А как это сделать? Не приходить же потом проверять? Значит, преступник должен убить. Если он предполагает изобразить отравление газом, значит, сначала и убить газом, а уж потом подстроить все, чтобы стало похоже на несчастный случай.

Мне показалось, что я теперь чуть ли не знаю, что именно должна искать. Пусть не покажется никому смешным, но я просто была уверена, что Селезнева сначала отравили газом насильно, а потом, что называется, выставили декорации. Сделать это можно через шланг или длинную какую-нибудь трубочку. Если снять горелку, то под ней окажется труба, по которой подается газ. Надев один конец шланга на нее, а второй засунув в рот человека, можно запросто его отравить. Ведь Никита был в состоянии алкогольного опьянения, значит, сопротивляться не мог.

Я стала носиться по квартире, пытаясь найти шланг или трубочку, через которые не составило бы труда ввести в легкие газ. И нашла. В ванной комнате. Тонкий шланг валялся за стиральной машиной. Не проанализировав ситуацию, я вряд ли бы обнаружила его.

А «Скорая помощь» все не ехала. Странно.

Но вот в дверь позвонили. Доктор пролетел в комнату.

– Что-то у вас газом пахнет, – крикнул он и пошел в комнату.

Мужчине хватило беглого взгляда, чтобы понять – его помощь уже не нужна. Он пощупал пульс.

– Тело, конечно, теплое. Но, учитывая, какая на дворе стоит жара, не удивлюсь, если он умер еще ночью. Он отравился. – Врач посмотрел на меня. – Газом.

– Вы так профессионально ставите диагноз. Вернее, причину смерти, – нейтральным тоном сказала я.

– Милицию вызвали? – буднично спросил он.

– Да.

В это время в дверь снова позвонили. На сей раз приехал Мельников со своими ребятами. Доктор удостоверился, что все сделано по правилам, и молча удалился. Оперативная группа приступила к работе.

Андрей осмотрел сначала квартиру и тело Селезнева, потом отозвал меня в сторонку и приступил к допросу.

– Ну, рассказывай. Как все произошло? И как ты сюда попала?

Я быстро выложила все, что имело смысл рассказывать: Никита назначил мне встречу, я приехала, но он не открывал, тут я, уж извиняюсь, конечно, воспользовалась ради дела отмычками, потому что появились нехорошие предчувствия. Остальное можно додумать. Сильно пахло газом. А Селезнев был уже мертв.

– Замечательно, – хмыкнул Мельников. – Скажи, пожалуйста, мне в отчете так и написать: мол, частный детектив Иванова Татьяна незаконно проникла в квартиру потерпевшего при помощи отмычек?

– Можешь написать, что дверь была не заперта. Впрочем, считай, что я именно так тебе и сказала. Только Селезнев не потерпевший, а убитый. Ты понимаешь, о чем я?

– Откуда такая уверенность? На столе почти пустая бутылка из-под водки. Твой Селезнев наверняка был пьян, – говорил Мельников очень недовольным тоном. – И вообще… Потерпевший не всегда убитый.

– Я понимаю тебя, Андрей, но именно убитый, – возразил я. – Конечно, водка тут эта… Ужасно неприятно, но факт остается фактом.

– Какой факт? Одни твои предположения. По всему видно – несчастный случай.

– Нет. Произойди данный случай сам по себе, то никому бы и в голову, естественно, не пришло считать его убийством. Но Никита Селезнев – напарник Глеба Сашкова. Убитого, заметь. Причем убийство Сашкова тоже сначала не считалось таковым. А выглядело все как несчастный случай, – взволнованно говорила я.

– Ну и почему не сказал?

– Мы встретились на похоронах Сашкова. Не до того было, сам понимаешь.

– «Понимаешь»… – Андрей с издевкой передразнил меня и закурил. – С начальством так не поговоришь. Ему факты подавай.

– Сейчас я представлю тебе факт, солнышко мое, – довольно произнесла я и повела Мельникова в ванную.

Там я достала спрятанный в полиэтиленовый пакет шланг и показала его бывшему однокурснику.

– Смотри, – меня распирало от желания сунуть Андрею прямо в нос найденный мной факт.

– И что?

– Это то, при помощи чего Никите в легкие пустили газ.

– Откуда такая уверенность?

– Он пахнет газом. А дальше ты сам должен все доказать.

Мельников молча покрутил пакет в руках, потом глянул на меня и вышел из ванной комнаты.

Оперативная группа занималась своими делами. Мне больше делать тут было нечего, и, махнув Андрею рукой на прощание, я ушла.

* * *

Я села в свою «девяточку» и стала думать, что же мне делать дальше. Похоже, вырисовывается, что убийства связаны с охранным агентством «Гарант». Оба убитых работали именно там. Ну если, конечно, парней не связывала еще какая-нибудь тайна.

Непростительно, что я вчера не пристала к Селезневу и не выпытала у него информацию, которой он хотел поделиться. Можно было найти минут десять для спокойного разговора. Так нет же, отложили разговор. Эх, жалко парня! Такой хорошенький. И молодой совсем.

Я вспомнила про примету, о которой говорили старушки на кладбище. Неужели она работает? Или все же совпадение? Просто жуть какая-то. Ну, теперь, если те бабки узнают, что произошло, вот разговоров-то будет… Скажут, что предупреждали.

Надо снова ехать к охранникам. Может, Никита на работе говорил кому-нибудь о том, что хотел сказать мне. Надежды мало, но она все же есть.

Я повернула ключ и завела мотор. Впрочем, сначала дождусь, наверное, Мельникова. Попрошу, чтобы про судимость Сашкова разведал. Вдруг всплывет что-нибудь интересное. И я заглушила двигатель.

Мне пришлось выкурить сигарет пять с большим интервалом, прежде чем Андрей со своими ребятами вышел из подъезда.

– Уж не меня ли ты дожидаешься? – спросил он, увидев мою машину и приблизившись.

– Точно.

– А что не поднялась?

– Слушай, а у меня к тебе дело, – проигнорировала я его вопрос. – Залезай в машину. Отниму несколько минут.

Мельников кивнул своим, чтобы подождали, и сел рядом.

– Ты меня замучила. Что еще?

– Андрей, а ты знаешь, что Сашков был судим? – для начала спросила я.

– Нет. Мы его не проверяли, – растерялся он.

– Будь другом, узнай, пожалуйста, об этом побольше. Он сам из Лабакова. У него и сестра родная есть. Только вот родители не очень давно умерли.

– А ты не теряешь времени даром.

– Правда, дело вроде бы какое-то засекреченное было.

– Как засекреченное? Ты о чем? – улыбнулся моим словам Мельников.

– То есть прикрыли его. Может, денег кто сунул. Почем я знаю? Если бы в курсе была, не стала бы тебя упрашивать, – возмутилась я.

– Это все? – по-деловому спросил Андрей.

– Да.

– Тогда пока. Некогда мне с тобой тут сидеть. Хорошо, конечно, приятно, но дела ждут.

Бывший однокурсник вышел и хлопнул дверцей. Я тут же рванула с места. Теперь в «Гарант».

Я на всех парах стала выезжать со двора. И надо же такому случиться, что именно в этот момент в него въехала красивая иномарка. Я нажала на тормоз, вывернула руль, но… мы все равно стукнулись. Мне сейчас только разборок не хватает! И почему такое невезение?

Я выскочила из машины, чтобы поглядеть на ущерб. Из машины напротив тоже выскочил мужчина. Каково же было мое удивление, когда я увидела перед собой Быстрякова. Лицо его было сердитым, но когда он увидел меня, то неожиданно громко и весело рассмеялся.

– Сама судьба решила свести нас, Танечка. – Он чуть ли не обниматься ко мне полез. – Не захотели телефончик дать, вот и получайте теперь.

– Олег, рада вас видеть, – наигранно бодро сказала я. – Правда, ситуация не совсем приятная.

– Это все мелочи! А я о вас думал. Даже сейчас, когда ехал, думал. И вот такой подарок. Ну, как ваша голова?

– В порядке.

Я покосилась на свою «девятку». В мастерскую все же ехать придется. Да и Быстрякову тоже.

Олег поймал мой взгляд.

– Да ладно. Не переживай, – перешел он на «ты», вспомнив нашу договоренность. – Впрочем, я знаю отличный автосервис. Поехали вместе. Сдадим наших железных коней, а сами в кафешку двинем.

– А ты не на работе? – удивилась я.

– Как видишь, нет. А ты?

– Я? Нет. К подруге приезжала.

Как раз в этот момент к нам подъехала машина Мельникова. Андрей выглянул из окошка и крикнул:

– Иванова! Делай что хочешь, но я помогать тебе не буду! – И укатил.

Честно говоря, я первый раз в жизни была рада таким его словам.

ГЛАВА 10

– Знакомый? – кивнул в сторону удаляющейся машины Быстряков.

– Знакомый.

– Он что? Мент?

– Ага. Ну, поехали в твой сервис, – решила я сменить тему разговора.

Мы сели по своим машинам. Олег вырулил со двора, я пристроилась за ним. Минут через тридцать мы подъехали к ремонтной мастерской. По дороге нам не попался ни один постовой, чему я лично обрадовалась.

Олег все уладил. Он договорился с мужиками, расплатился сам. Мне оставалось только наблюдать, как мою «девятку» заводят в огромный гараж.

– Без машины вообще-то туго. Особенно если она постоянно требуется, – подошел ко мне Быстряков. – Но обещали сделать все за день или максимум за два.

– Что ж… – неопределенно пожала я плечами.

– Какие у тебя сейчас планы? – Олег заглядывал мне прямо в глаза.

– В одно место надо съездить.

Я не стала говорить, куда именно мне надо. Сама не знаю почему. Но мне не хотелось сейчас пускаться в объяснения и отвечать на неизбежные вопросы. Впрочем, Быстряков мог оказаться не из любопытных. Но рисковать я не стала.

– Но ты можешь уделить мне немного времени? Я так рад нашей встрече.

– Хорошо, – я глупо улыбнулась. – Но только действительно немного.

В принципе, настроения у меня никакого не было. Можно сказать, только что я видела убитого Никиту, и мне совершенно не хотелось веселиться с Быстряковым. Но отказать ему в общении совсем в ситуации, когда я была виновата в столкновении наших машин, было неудобно.

Мы перешли дорогу и сели в летнем кафе.

– Сколько с меня за машину? – серьезно спросила я.

– Таня, там сущие пустяки. Небольшие помятости. Так что не бери в голову. Тем более что мне приятно хоть чем-то быть тебе полезным.

– Как угодно. – У меня не было желания спорить с ним.

Мы сделали заказ и, пока его не принесли, говорили о погоде. А потом принялись попивать кофе с чудесными свежими булочками.

– Знаешь, Татьяна, давай поговорим с тобой начистоту, – вдруг выпалил Олег. – Ты мне жутко нравишься. Я вообще забыл, что такое бывает. Вот сейчас говорю тебе это и не верю, что все происходит на самом деле.

– Да уж, неожиданно. – Я даже покраснела, сама не знаю почему.

Нет, я совершенно не стеснялась его. И он мне не нравился. Правда, сначала была некоторая симпатия. И даже не потому, что мне надо было поговорить с ним. Быстряков на самом деле выглядит замечательно. У него есть деньги, а это еще больше прибавляет мужчинам уверенности. И внимания женщин также. Но крутить с ним я совершенно не собиралась. Более того, меня просто поразила такая наглость с его стороны: видит меня второй раз в жизни, а уже подкатывает с таким прямым предложением.

– Можешь ничего мне пока не отвечать. Хотя, думаю, любая женщина понимает, когда кому-то нравится. И ты небось сразу просекла.

– Олег, – отхлебнула я горячего кофе, – знаешь, я не совсем такая, как другие. По многим причинам. Во-первых, у меня такая профессия, что не каждому мужику понравится. Во-вторых, я люблю держать ситуацию под контролем. И мужчин выбираю сама. А в-третьих, мне, честное слово, сейчас не до романов.

– А какая у тебя профессия? – улыбнулся во весь рот Быстряков.

– Ну зачем тебе это знать?

– Ты меня заинтриговала. Неужели прямо-таки тайна за семью печатями? Я не отстану от тебя, пока ты мне не откроешься. Так что ты попала в ловушку. Поставленную тобой же, заметь. Не надо было удочку закидывать.

– Тут нет большой тайны, – задумчиво произнесла я, прикидывая, как получить из своего сообщения как можно больше выгоды. – Но ты тоже должен пообещать мне одну вещь.

– Какую же? Я готов ради тебя на все! – с готовностью ответил Олег.

– Ты уверен?

– А что? Мне терять нечего. И силы пока что имеются. Так что давай говори.

– Дело в том, что встретились мы с тобой не случайно.

– Да? – Лицо Быстрякова выглядело на самом деле удивленным. – Как это понимать?

– Я частный детектив и расследую убийство Сашкова, парня из охранного агентства, который возил вашу египетскую вазу.

– Ты меня пугаешь, – теперь Олег побледнел. – Ты, такая красивая и молодая девушка, – частный детектив?

– Смотри. – Я вынула документ, подтверждающий это.

– Невероятно! – Быстряков вдруг весело и звонко рассмеялся. Да так заразительно, что я сама не смогла сдержать улыбки. – Вот я попал, дурачок! Значит, ты по делу со мной встречалась? Но как? Я же сам пролил на тебя кофе…

– Тут ты прав. Эпизод с кофе был случайностью, но, согласись, очень удачной для меня.

– И для меня тоже. – Олег положил свою ладонь на мою руку. – Я рад, что все так получилось. Мне все равно, кем ты работаешь. Мне хочется встречаться с тобой снова и снова.

– Ты не забыл, что в ответ на мою честность обещал рассказать мне кое-что? – напомнила я.

– Не забыл. Ты сказала, что мне придется что-то сделать. Про рассказ или, как там это у вас называется, про информацию, уговора не было.

– Перестань дурака валять. – Мне стало вдруг легко и просто разговаривать с этим человеком. Он так легко воспринял то, что я ему сказала. Другой на его месте мог бы обидеться. А ему все нипочем. – Мне нужно побольше узнать о выставке. И о владельце вазы. Ты вот обмолвился, что это он попросил тебя устроить всенародный просмотр. Почему?

– А ты думаешь, что убийство связано с выставкой? На самом деле так думаешь? – снова засмеялся Быстряков.

– А что?

– Не знаю. Как-то невероятно звучит. Я все могу тебе рассказать, только там и рассказывать нечего. Ничего такого, из-за чего можно было бы убить человека. Тот охранник только перевозил вазу, никакого отношения к ней он не имел. Это все Гольдфельд закрутил. Он прославиться захотел. Хотел, чтобы его ваза в каталог вошла. А для этого выставить ее надо было. Только и всего. Он страшно боялся расставаться с ней даже на время, но куда деваться. Вот и попросил меня. Только с условием, что я никому не скажу, что идея выставки принадлежала именно ему. Наоборот, я должен направо и налево сообщать, что с большим трудом уговорил Марка Гиршевича во имя искусства показать людям это замечательное и неповторимое произведение.

– Значит, все же он?

– Да. А мне что? Мне не жаль. Деньги он платил.

– Но почему он возит ее домой?

– Да потому что трясется над ней слишком сильно. Не может надолго расстаться. Хотя его условие – возвращать вазу ему каждый вечер – создало массу лишних хлопот и вызвало большие материальные расходы. Но и это не моя забота. Чужие деньги считать я не люблю. Главное, чтобы я сам внакладе не остался, а все остальное мне до лампочки. Вот так, Танюша.

Я наконец смогла найти объяснение поведению Гольдфельда и чуточку успокоилась. Хорошо, что я все же поговорила с Быстряковым так откровенно. Надо было сразу. Не пришлось бы притворяться его фанаткой.

– Что ж, спасибо за откровенную беседу.

– Я рад, если сумел помочь тебе. И… в любое время можешь обращаться.

– Хорошо.

– Только мне кажется, что смерть того парня никоим образом не связана с нашей выставкой. Вот если бы самого Марка Гиршевича убили, тогда бы и я призадумался. А так… Ведь Сашков был мелкой сошкой. – Олег допил кофе и закурил сигарету.

– Но убит еще один человек. – Я также прикурила от поднесенной им зажигалки и вздохнула.

– Еще один? – Рука Быстрякова застыла в воздухе. – И что? Он тоже связан с выставкой?

– Он – напарник Глеба, Никита Селезнев.

– Я видел этого мальчишку. Но когда же его? Или ты меня разыгрываешь?

– Зачем мне это?

– Ну, не знаю…

Я следила за реакцией Быстрякова. Он был просто ошарашен. Думается, его трудно чем-нибудь смутить, а тут чуть ли не заикаться стал.

– Сегодня утром я нашла парня мертвым в его квартире.

– И что? Его тоже убили? – спросил Олег.

– У меня сложилось именно такое впечатление.

– Как это понимать?

– Все выглядит на первый взгляд как несчастный случай. Но будет экспертиза, и мне кажется, она подтвердит, что его отравили газом.

– А почему ты мне все это рассказываешь? – вдруг взволнованно спросил Олег. Поерзал на стуле и снова закурил. – Я никакого отношения ко всем этим историям не имею.

– Я и не виню тебя, – улыбнулась я.

Почему-то у многих людей есть такая реакция. Начинаешь им что-то рассказывать, а они сразу думают, что их подозревают. Даже смешно. Настоящие преступники, наоборот, очень часто делают вид, что удивлены, расстроены, переживают. Впрочем, исключения есть всегда.

– Такие трагические события могут отразиться на нашей выставке, – серьезно сказал Быстряков. – А что по этому поводу думает Гольдфельд?

– У него я еще не была. Но собираюсь проведать старичка.

– Ну, Марк Гиршевич еще далеко не старичок. Он в возрасте, конечно, но если бы ты видела, как прекрасно выглядит, то у тебя язык бы не повернулся так его назвать. Кстати, хочешь, мы прямо сейчас поедем к нему? Я тебя представлю.

Почему бы на самом деле не воспользоваться случаем? Так даже удобнее будет. И, кстати, не обязательно говорить, что я частный детектив.

– Знаешь, ты познакомь меня с ним, только… не говори ему, пожалуйста, о моей профессии. Скажи, что я, допустим, одна из ценительниц высокого искусства. Ему, наверное, приятно будет.

– А что так?

– Мне не хочется светиться, – честно призналась я. – И потом, человеку проще разговаривать с обыкновенными людьми, чем с милицией или с детективом, расследующим убийство.

– Ладно. Но тогда и ты не говори, что я рассказал тебе о том, что это он сам попросил меня устроить выставку. Все ведь думают, что автор идеи я. Пусть так все и остается. Мне тоже приятно прослыть не меркантильным человеком.

Мы расплатились по счету, поймали такси и поехали к Марку Гиршевичу.

Жилище его находилось в центре города в старой пятиэтажке, славящейся большими светлыми комнатами, высокими потолками и огромными коридорами. Здесь недавно сделали ремонт, и даже подъезд был чистым и ухоженным, с выкрашенными в теплый желтый цвет стенами.

– Надо позвонить, пожалуй, – сказал Олег. – А то неудобно как-то.

Быстряков достал сотовый и набрал номер. Не прошло и минуты, как он уже спрашивал, можно ли ему зайти ненадолго в гости с одной знакомой девушкой, желающей познакомиться с человеком, владеющим столь прекрасной и дорогой вазой.

– В принципе, – обратился ко мне Олег, сложив трубку, – мы можем представить тебя как журналистку. Думаю, Марку Гиршевичу приятно будет знать, что о нем напишут в газетах. Как ты на это смотришь?

– Ты его больше знаешь, вот и решай сам, как лучше к нему подкатить, – махнула я рукой.

– Тогда будешь писакой.

Мы поднялись на самый последний этаж. Дверь нашего Гольдфельда была самой обыкновенной, если не сказать убогой. Даже дерматина на ней не было, что очень меня удивило. В последнее время обивают двери практически все, и уже редко встретишь такой вот простенький экземпляр.

– Заходите, – пропел Марк Гиршевич.

На самом деле он совершенно не производил впечатление пожилого человека. О возрасте можно было догадаться разве что по морщинам на лице. И то, я уверена, их было меньше, чем у его ровесников. А фигуре господина коллекционера позавидовали бы даже молодые парни.

– Здравствуйте, меня зовут Татьяна, – улыбнулась я в ответ на откровенное рассматривание моей персоны.

– Приятно с вами познакомиться, проходите. Можете не разуваться.

В квартире было чисто. Никаких излишеств, но то, что имело место быть, отличалось изысканностью, качеством и, скорее всего, хорошей ценой.

Мы прошли в гостиную и сели на шикарный диван.

– Чему обязан? – спросил хозяин.

– Татьяна давно хотела с вами познакомиться, – ответил Быстряков. – Все уши мне прожужжала. Вот мы и выбрали момент. Надеюсь, не оторвали вас от дел?

– Все нормально, – кивнул хозяин дома и обратил свой взгляд снова ко мне: – По телефону Олег Иванович сказал, что вы работаете в газете «Комсомольская правда» в Тарасове?

– Да. Правда, я там совсем недавно. Но работа мне нравится. Хотела бы написать, если вы, конечно, позволите и согласитесь, материал про вас. Как вы смотрите на такое предложение?

– Очень хорошо смотрю.

– Вот и замечательно. Марк Гиршевич, расскажите тогда, пожалуйста, о себе и, конечно, о вашей вазе.

– Ну вот. Только из-за вазы и приехали небось? – делано разочаровался Гольдфельд.

– Вы сами понимаете, что писать про каждого мы не можем, – мне пришлось огорченно вздохнуть. – А такой вазы больше ни у кого нет.

– Да уж. Эта ценность досталась мне по наследству. К сожалению, я не знаю ее истории. Все хочу заняться, так сказать, семейным расследованием, но пока руки не доходят. Ваза принесла мне удачу.

– Как долго еще будет проходить выставка? – спросила я.

– Завтра – последний день. И все.

– Как вы вообще решились выставлять ее?

– Меня уговорил Олег Иванович. И, честно говоря, я нисколько не жалею. На самом деле выставка принесла пользу не только другим, но и мне. Я теперь известный человек, а это так приятно. Олег Иванович обещал мне устроить показ вазы и за рубежом. Но немного позже.

Быстряков посмотрел на меня. Я поняла, что он хочет сказать: конечно, Гольдфельд сам все затеял, но пусть тешит себя мыслью, если она так ему нравится, что он только благосклонно соглашается, а не ищет возможностей сам.

Мы проговорили минут сорок. За это время я узнала не очень интересные для меня сведения из жизни владельца раритета, но слушала их с большим вниманием. Я все пыталась хоть какую-нибудь ниточку ухватить, но… Не было ее, хоть тресни!

По словам Марка Гиршевича выходило, что долгое время он владел вазой, а потом однажды пришел к нему Олег Иванович и упросил поделиться красотой. Вот он и согласился. И остался очень доволен. Он сразу получил известность, к нему теперь многие обращаются с предложением продать ценность, а еще есть предложения выставиться. Жизнь обрела смысл, ему стало интересно.

Как же мало человеку для счастья надо!

– А вы согласились бы ее продать? – задала я коварный вопрос.

– Скорее всего, нет. Конечно, такая мысль у меня возникала, – засмеялся Марк Гиршевич, – но я трезво рассудил и решил, что делать этого не стоит. Ну, продам я ее, и… обо мне все сразу забудут. Нет, так жить мне нравится гораздо больше.

– Но ведь вы станете богатым человеком?

– И что?

– Перед вами откроются все двери. И интереса прибавится. Делом каким-нибудь, опять же, можно заняться.

– Нет, Танечка. Пока я жив, с вазой не расстанусь.

– А завещание у вас есть?

– Нет пока. Смерть не входит в мои ближайшие планы.

– Как я поняла, родственников у вас тоже нет? – задала я еще один интересующий меня вопрос.

– Правильно поняли. Наследники отсутствуют, – довольная сытая улыбка расцвела на лице Гольдфельда.

Нашел тоже чему радоваться… Впрочем, я ничем не лучше его. Но у меня гораздо больше возможностей исправить это.