Текст книги "Мужчина не по карману"

Глава 16

Все, что я могла узнать о Романе, мне было известно. Оставалось привести свой план в исполнение. Я посмотрела на часы: двенадцать сорок пять. Лиля, или как звали ее клиенты – Лилиана, придет к дому Шкоды в два. Я успевала съездить домой и сделать все необходимое.

Первым делом я прихватила с собой записывающее устройство. На него обязательно нужно было записать признание Романа. Иначе этого красавчика не посадить: ни одной улики, только слова Сердюкова и Анохина, граждан, совершенно не внушающих доверия.

Я посмотрела на стол, где стояла ваза с распустившимся вчера бутоном. Цветок тоже пригодится в задуманном мной спектакле.

Передо мной стояла дилемма: позвонить Улановой сразу или еще подождать? И тот, и другой вариант имели свои минусы. Если я побеседую с Мариной Викторовной сейчас, то к Шкоде она может попасть раньше нас со Шрамированной, то есть, пардон, с Лилией, поскольку живет всего-то через дорогу от его дома. Но и затягивать с этим разговором нельзя. Не люблю я откладывать что – либо на последний момент. Человека может не оказаться дома, или что-то его задержит, а без Улановой вся моя затея не имела смысла.

То же самое и с Романом. Нужно было проверить, дома ли он, но так, чтобы он не заподозрил, что это я.

Я набрала номер телефона Шкоды и стала ждать. Трубку взяли, и знакомый голос произнес: «Алло». Порядок, этот дома. Я сбросила номер, ничего не сказав, и точно так же проверила, дома ли Уланова. Буду таким образом каждые десять минут узнавать, в наличии ли мои актеры, ради появления на сцене которых и затеяно представление. Мое молчание в трубке, кстати, заставит их понервничать. Тоже неплохо.

После первой проверки я поехала к тому месту, где меня должна была ждать Лиля. По пути я еще два раза позвонила. Уланова просто откровенно занервничала, при последнем звонке истерично кричала в молчащую трубку. Роман держался и сохранял хладнокровие.

Когда я подъехала к назначенному месту, Лиля уже ждала меня. Одета она была так, словно и не возвращалась домой со своего рабочего места. Все та же голубая куртка, надетая нараспашку, хотя на улице далеко не жарко. Под ней обтягивающая кофточка с глубоким вырезом, которая выгодно подчеркивала ее большую грудь. Довершали наряд неизменная короткая юбка и сапоги-ботфорты.

– Готова? – спросила я ее.

– А че, поприкалываюсь, как баба с мужиком разбираются.

– Главное, вешайся на него получше, – предупредила я.

– Не сомневайся.

Я не сомневалась.

– Первая захожу я. Посмотришь, в какой подъезд я вошла, и жди, когда туда же войдет женщина. Помнишь, как я ее описывала?

– Меньше базара, – недовольно прервала меня Лиля. Она всем своим видом показывала, что помнит все прекрасно, как отличница на экзамене.

– Женщина должна выйти из соседнего дома, – не удержалась я от последнего напоминания. – Поняла?

Шрамированная закатила глаза.

– Ладно, – смилостивилась я над ней. – ЦУ больше не будет.

Теперь нужно позвонить Гарику. Если все получится как надо, то в последний раз за это расследование. Я взяла сотовый и еще раз проверила Романа на наличие. Он сидел дома. Да, Папазяну следует звонить прямо сейчас. Пару часов мне хватит? Я посмотрела на Лилиану. Вид у нее был очень эффектный, если не сказать больше. За два часа они расколются.

Гарик, как и обещал, сидел на работе. Я спросила, сможет ли он через два часа прибыть по одному адресу с наручниками и удостоверением. Гарик не стал расспрашивать, зачем и почему, знал – бесполезно. Согласился сразу. Затем я позвонила Улановой.

– Марина Викторовна? – спросила я, когда она взяла трубку. – Вы меня не знаете. Попробуйте прийти сейчас домой к вашему любовнику. Вас там будет ожидать большой сюрприз. Гарантирую.

Уланова попробовала еще что-то спрашивать, но я отключила телефон. Не стоило сильно много рассусоливать. Чем меньше Уланова знала, тем лучше для дела.

У меня было мало времени: нужно было сыграть свою роль, прежде чем к Шкоде явится Марина Викторовна. Я прикинула: пока она оденется, да спустится с этажа, да перейдет двор. Минут десять у меня есть.

– Я пошла, жди, – сказала я Лиле и вошла в подъезд дома, где жил Шкода.

Дверь он открыл не сразу. Сначала я услышала, как Роман осторожно подкрался к двери и посмотрел в «глазок». Только когда он убедился, что это не кто иной, как Татьяна Иванова, щелкнул замок. Из этого я сделала вывод, что он тоже напуган непонятными телефонными звонками.

Даже в домашней одежде и тапочках он был элегантен. Роман сделал новую прическу, совсем короткую на затылке, с длинной непослушной челкой, все время спадающей на глаза. И взгляд он поменял согласно новому стилю: стал смотреть исподлобья. Что-то дьявольское и в то же время заманчивое в этом его взгляде появилось. Смесь обиды, ненависти и прежних чувств всколыхнулась у меня в душе.

– Таня, как я соскучился. Если бы ты знала.

Он обнял меня за плечи и привлек к себе для поцелуя. Я не сопротивлялась, дождалась окончания, а потом с размаху ударила розой по щеке. Той самой, которую прихватила с собой из дома. Шипы поцарапали нежную, как у девушки, кожу.

– Что ты, Таня? – удивился Роман.

Я оттолкнула его от двери и ворвалась в квартиру.

– Где она? – раздраженно спросила я.

– Кто? – Шкода не мог понять моих действий. Он следовал за мной по пятам немного растерянный.

– Та, другая?

На лице у Романа совсем ненадолго, на долю секунды, промелькнул испуг и сразу же исчез. Он подумал об Улановой. Но ее в квартире не было, и волноваться ему было незачем.

– Я тебя не понимаю, Таня.

Я плюхнулась в кресло, которое мне так понравилось во время моего прошлого посещения, и разревелась. Довольно трудно было выдавливать из себя несуществующие слезы и чувства, и я прикрыла лицо руками, чтобы со стороны не было видно подвоха. Одновременно я терла глаза руками, чтобы они покраснели и походили на заплаканные. Роман подошел ко мне и присел рядом на корточки, обхватив мои коленки.

– Мне позвонили и сказали, что у тебя в квартире другая, – как бы захлебываясь слезами, завыла я. – Я такое пережила…

– Кто позвонил?

– Откуда я знаю. Не представились.

Шкода помрачнел. Перестав следить за своим стилем, он откинул назад мешающую челку, лишившись части своего обаяния. Роман серьезно задумался. Потом старательно нежно заговорил:

– Ну что ты, Танюша. У меня никого, кроме тебя, нет. Я никогда…

Начатую фразу прервал звонок. Роман заметно занервничал.

– Кто бы это мог быть? – удивился он и пошел к двери.

С моего места хорошо был виден коридор и все, что в нем делается. Роман знал, что и меня будет видно с порога. Он, как и в первый раз, посмотрел в «глазок» и побледнел. Самообладание начало его оставлять. Он нешироко открыл дверь и сразу же вышел в подъезд, стараясь своим телом загородить от меня того, кто зашел к нему в гости. Послышался его приглушенный голос и раздраженный женский с истерическими нотками.

Я подошла к зеркалу, вытерла слезы. Глаза были немного покрасневшими, но в целом нельзя было понять, плакала ли я или просто не выспалась. Представился прекрасный момент, чтобы включить записывающее устройство. Я положила сумочку на подоконник, за занавеску, чтобы кто-нибудь ненароком не задел ее и не испортил пленку. Лента кассеты закрутилась. Пора было действовать.

Подняв с пола розу, брошенную ранее во время мнимой истерики, я открыла входную дверь.

– Милый, кто это? – спросила я и, словно только заметив Уланову, произнесла: – О, мы, кажется, знакомы…

Губы Марины Викторовны дрогнули, и в глазах ее появилась влага.

– Значит, «милый»? – спросила она у Романа, и звонкая пощечина влепилась в поцарапанную мной незадолго перед этим щеку. – Выходит, она не в твоем вкусе? – Вторая пощечина последовала сразу после первой.

Лицо у Улановой от волнения безобразно обвисло, локон выбился из хвостика, некогда аккуратного, рогом встав над головой. А я тут, не совсем к месту, подумала, что рогоносцами бывают не только мужчины.

– Что вы в дверях-то стоите? Проходите, – предложила я. – Можно чаю попить.

Я поднесла цветок к носу и вдохнула его аромат. Уланову передернуло: она сейчас только заметила в моей руке розу. Вытерпеть такого женщина не могла и, подтолкнув вперед Романа, вдвинула его в квартиру, зайдя за ним следом. Дверь с треском захлопнулась.

– Я вижу, нам есть о чем поговорить, – раздувая в гневе ноздри, сказала она и, пройдя в зал, села в облюбованное мною кресло.

Мне это не понравилось. Что же мне теперь, стоять? Нужно было обязательно принять позицию более выгодную, и я села на диван, подобрав под себя ноги, как дома. Марину Викторовну такая наглость просто взбесила.

– Тебе не кажется, что ты нам должен кое – что объяснить? – заикаясь от волнения, спросила она.

Мы обе ожидающе посмотрели на общего любовника. Он потирал красную щеку, не зная, что сказать. Надо отдать должное Роману – он быстро сориентировался, кто ему нужен больше, и обратился ко мне:

– Таня, я с нею давно уже порвал. Но эта женщина до сих пор приходит сюда и ревнует меня ко всякому столбу.

Этого и следовало ожидать. Уланова ему уже не нужна, деньги он из нее выкачал. А вот я могу и пригодиться. Чтобы не засадила. Одного не просчитал Шкода: брошенная женщина может сделать все, чтобы отомстить своему обидчику. Например, рассказать о преступлении, в котором сама замешана. Пусть она понесет наказание, но и ему будет плохо.

Оставалось только узнать, поступит ли так Уланова.

– Я, значит, столб? – спросила я у Романа.

– Нет же, Таня. Зачем ты так?

Очередной звонок прервал беседу. Теперь Роман совсем не скрывал своего раздражения. И, мне показалось, отправился к двери с некоторым облегчением, по-видимому, думая, что посторонний человек замнет неприятный разговор. М-да, он еще не знал, кто ждет его на пороге…

– Ромик! Вау, как ты классно выглядишь! – крикнула во все горло Лилиана и, как я заказывала, повисла на шее мужчины.

Шкода оторопел. Эту он не знал точно.

Смачный поцелуй взасос нарушил возникшую тишину непонимания. Обширным своим бюстом Лилиана прижалась к растерявшемуся Роману, одною ногой проведя вверх по брюкам. Получилось очень эротично. Лиля скосила на меня ярко накрашенные глаза, ища одобрения. Одними уголками губ я улыбнулась.

Марина Викторовна смотрела на все происходящее широко раскрытыми глазами, один из которых задергался.

Лилиана, оторвавшись от глупо уставившегося на нее Романа, прошла внутрь квартиры, с интересом осматривая ее. Кое – какие безделушки, понравившиеся ей особо, Шрамированная брала со своего места, рассматривала не очень внимательно и ставила совершенно в другое, словно нарочно.

– А классно ты живешь, – обратила внимание на обстановку вновь вошедшая. Она перемешивала слова с чмоканьем, жуя жвачку.

Уланова, исчерпав до предела свою ненависть, стала спокойна, словно ничего не происходило. Ее волнение выдавали только цвет лица, постоянно менявшийся от ярко-красного, почти бордового, до мелового, и все тот же рог на голове.

– Боже мой, сколько их у тебя? – ровным голосом спросила Марина Викторовна. – Ты нас коллекционируешь?

– Я ее не знаю, – попытался оправдаться Роман.

– Может, и нас ты видишь в первый раз? – спросила Марина.

– Как это не знаешь? – очень натурально возмутилась Лиля. – А кто меня вчера называл своей Венерой? Выходит, когда мы вдвоем, ты меня узнаешь, Лильчиком называешь.

– Как-как? – переспросила Уланова, усмехнувшись странному имени.

– Лильчиком, – повторила Лилиана, нисколько не смутившись иронии сидящей в стороне от нее «однорогой» женщины. Она вновь переключилась на Шкоду: – А на людях тебе стыдно признаться в связи со мной? – Она подошла к Роману и поднесла свои губы прямо к его уху. – Может, ты обиделся на меня из-за того, что я тебе не сделала… – Лиля шепнула слово на ухо мужчине. – Но ты пойми, у меня за ночь их столько бывает… Я устаю.

– Да кто ты такая? – потеряв самообладание от таких слов, раздраженно воскликнул Шкода.

Лиля размахнулась, и многострадальная щека получила очередную пощечину. Она стала опухать от такого с собой обращения, отчего лицо Романа получилось немного кривоватым.

Как же он сейчас не был похож на того элегантного молодого человека, которого я впервые увидела в кафе! И новая прическа растрепалась от постоянных встрясок, и взгляд уже не получался загадочным, не до него было. В новом образе Роману очень подходила его фамилия: кривоват, с красной щекой и взъерошенными волосами…

Лилиана, недовольная последней фразой «милого», решительно отстранилась от него и села в кресло прямо напротив Улановой, перевалив ноги через подлокотник. Непомерно большой разрез на юбке обнажил белое кружевное белье. Марина Викторовна снова стала закипать.

– Я не обижаюсь на тебя, котик, хоть ты и сделал мне сейчас больно, – несла околесицу Лиля. – Кстати, кто эти тетки?

– Тетки? – взревела Уланова, поднимаясь с кресла и подходя к Шкоде. – Ну, знаешь, меня еще никто так не называл. И этого человека я любила! – всплеснула она руками. – Верила ему!

– Да не знаю я ее!

Взрыв Улановой вывел из себя ее любовника. Он толкнул рукой фарфоровую статуэтку пастушки, сбив ее со стола. Белые осколки рассыпались по всему полу, вызвав восторженное восклицание со стороны Шрамированной. Жилка на виске Романа часто запульсировала.

Я поняла, что пора вмешаться и мне.

– Не верьте ему, – спокойно сказала я. Мой четкий голос контрастом повис в нервной обстановке квартиры.

– Спасибо, я и сама это поняла, – откликнулась Уланова.

– Он вас обманывал не только с женщинами, – продолжила я.

Уланова изумленно повернулась в мою сторону. Может, она подумала, что я поведаю сейчас о страсти Романа к мужчинам? Но я имела в виду совсем другое.

– Что ты говоришь, Татьяна? – не поверил моим словам мужчина.

– Тот случай с Шадрухиной… – напомнила я Марине Викторовне. – Уверены вы, что Шкода рассказал вам всю правду?

У Улановой задрожали кисти рук, и она, обессилев, села на подлокотник кресла, чуть не попав на ноги Лиле. Та немного подвинулась и внимательно стала слушать. Она и не предполагала, что рабочий день окажется таким занимательным.

– Я так и знала… – со слезами в голосе произнесла Уланова. – Ты специально заказал ее убить.

– Молчи, дура! – сбросив с себя последний свой лоск, крикнул Роман. – Это она все подстроила, – он махнул рукой в мою сторону. – Я понял – она специально выводит нас на эту тему, чтобы мы все рассказали. Она, наверное, и разговор-то наш теперь записывает. – Он подскочил ко мне и прокричал прямо в лицо: – Записываешь, да? Где у тебя спрятан магнитофон? Где?

Бешеным взглядом он окинул комнату и пошел по ней, заглядывая в каждую щель, сметая все безделушки на пол, чтобы проверить и за ними. Во власти своей злости Роман никак не мог сообразить, где можно спрятать записывающее устройство. Он терял время, ища его на книжных полках шкафа, в посуде, аккуратно расставленной за стеклами серванта. Он все ближе подходил к гардинам. Я мысленно прикинула расстояние до окна. Диван стоял довольно далеко, могу и не успеть, если Роман обнаружит сейчас мою сумочку. Я внутренне собралась, готовая каждую секунду к прыжку.

– Ты врешь, – твердила, роняя слезы, Уланова, нисколько не интересуясь тем, что происходит вокруг. Она погрузилась в себя, в свои воспоминания, всхлипывала и тихим голосом повторяла: – Ты все время врешь. Врал мне, когда брал у меня деньги. Врал, говоря, что любишь меня, обманывал, когда уговаривал припугнуть Свету. Ложью были слова, что ты не хотел ее убивать, – она громко хлюпнула носом. – И сейчас врешь.

На этом женщина сорвалась. Она вышла из оцепенения, подхватила книгу, сброшенную Романом на пол, и запустила ее в спину некогда любимого человека. Книга попала точно в цель. Шкода крякнул и резко повернулся, раздув в негодовании ноздри.

Женщины с ним так еще не поступали. Мальчишки в школе били, да. На улице вечером, когда он учился в университете, встречала дворовая шпана, и парни пинали его за то, что девчонки на них не обращали внимания, когда рядом был Рома. Он знал: с ними ему не справиться. Сколиоз не позволял серьезно заниматься спортом, и Рома никогда не отличался физической силой. Он терпел издевательства со стороны мнимых друзей, подавляя свое «я», которое тем красочнее открывалось в общении с противоположным полом, чем больше его били. Но чтобы женщина подняла на него руку…

– Да, врал, – остановился Шкода, так и не добравшись до окна. – Ты мне никогда не была нужна. Да, Мариша, я тебя не любил. Неужели ты столько времени не могла понять, что от тебя мне требовались только деньги? Мариша, ты рохля. От тебя всем – и мне, и Свете – нужны были только деньги, доставшиеся тебе в наследство от папочки. Но в одном я тебя не обманул: Шадрухину я не заказывал. Это была случайность. Простая случайность.

Уланова взвыла от этих слов, вскочила с места, хватая предметы, разбросанные Романом, и стала ими в него кидаться.

– С-скотина, скотина, скотина, скотина… – сквозь зубы повторяла она.

Шкода попробовал прикрыться руками. Они подрагивали и налились кровью, как и его лицо. Так, с перекрещенными впереди себя ладонями, он подошел к Улановой и толкнул ее, вырвав предмет, который она хотела запустить следующим. Женщина отшатнулась и упала.

– Э, Ромик, – подала голос Лилиана, – а ты и впрямь скотина. Я по своей работе встречала всяких, но ты особенный. С… в красивой обертке.

Разъяренные любовники, забывшие о том, что в комнате находится еще кто-то, обернулись на ее голос. Лиля поняла, что сказала лишнее, и поежилась под ненавидящим взглядом мужчины. Роман как с цепи сорвался.

Ситуация заходила слишком далеко. Пора бы уже прийти Гарику, подумала я и украдкой посмотрела на часы: рано мы уложились, по моему заказу Папазян должен явиться еще через полчаса.

– Ты… – Шкода пытался подобрать слова, но никак их не находил. Он надвинулся на девушку. – Ты…

– Может, хватит сцен? – перевела я поток его ненависти на себя.

Роман глубоко вздохнул и взял себя в руки.

– Да, достаточно, – согласился он. – Я же еще не нашел твой магнитофон. Итак, ты специально вывела нас на этот разговор? – без тени нервозности спросил меня Роман. О недавней его истерике говорили только раскрасневшиеся щеки и по-прежнему пульсирующая вена у виска.

Не было больше смысла прикидываться бедной овечкой. Шкода уже достаточно наговорил на себя.

– Да, специально, – подтвердила я.

– Я знал, что ты из ментуры. Я нюхом чувствую опасность, а от тебя она исходила. – Он подошел ко мне совсем близко и оперся руками о диван так, что они оказались по обе стороны от меня, словно отрезав меня от остального пространства. – Только ты просчиталась, Иванова. Никто тебя отсюда не выпустит, пока кассета не окажется в моих руках. А без нее тебе не доказать моей вины. И лучше тебе сказать сразу, где она. А то ведь я могу и огорчить…

Мне не понравился его настрой. Я, как и прежде, продолжала сидеть на диване, подогнув под себя ноги. Коленки так заманчиво смотрели в сторону болезненного для мужчины места. И я не стала удерживать себя от запрещенного приема.

Шкода ухнул, согнувшись пополам, и, отсчитав несколько шагов назад, уткнулся спиной в кресло, в котором расположилась Лилиана.

– Все больше я тебя люблю, Танюха! – восторженно завопила она, достала надоевшую жвачку изо рта и прилепила ее ко лбу потерпевшему. – Не знала я, что у нас в стране такие классные менты встречаются. Теперь их всех любить стану бесплатно.

– Боже! – простонала Уланова, поняв, кем является эта женщина. Кроткая и чопорная натура Марины Викторовны никак не могла принять всего происходящего.

Роман оправился от удара. Откинув в сторону жвачку, он смотрел на меня ненавидящими глазами, но ударить женщину так – таки не решился.

– Я все равно его найду, твой магнитофон, – процедил он сквозь зубы.

– Ага, – оживилась Шрамированная, – а мы будем говорить «горячо – холодно».

Шкода не обратил на ее реплику никакого внимания. Он осматривал комнату, ища взглядом место, где могло спрятаться записывающее устройство. Теперь он уже не суетился, как раньше, не давал волю своим чувствам. Глаза остановились на наполовину задернутых шторах. Я поняла, что моя сумка сейчас будет обнаружена.

Я поднялась со своего места, готовая в любую минуту защищать пленку с уликами. Роман почувствовал, что догадался правильно, заострив внимание на окне. И еще он понял то же, что и я: теперь все зависит от того, кто раньше доберется до окна.

Он шагнул к нему первым.

– Не суетись, – перекинула свои ноги Лиля на другое место, перекрыв ему дорогу.

Роман хотел было их откинуть, но…

Звонок настойчиво разлился по квартире, в который раз смешав все карты хозяина дома. Все, словно по команде, замерли.

– Еще одна? – предположила Уланова, глядя на Романа.

Он же не сводил с меня глаз. Любого подвоха он ожидал теперь только от Тани Ивановой. Глаза Романа забегали из стороны в сторону, он пытался понять, что же будет дальше.

Мне тоже было интересно узнать финал пьесы, в роли режиссера которой выступила я. Роман стоял к окну ближе меня. И терять ему было нечего. Стоило мне только пошевелиться, и он первым бы добрался до подоконника. А там кто знает – с мужской силой кассету испортить недолго.

В дверь звонили все настойчивее.

– Так ты откроешь очередной своей телке, или это сделать мне? – не выдержала Лиля. – Я не гордая, схожу.

– Сиди, – приказал Шкода.

– Ага, придумал… – И Лилиана сказала, что ему нужно сделать по части ее профессии, чтобы она послушалась. – Мною сутенеры не всегда решаются командовать, а ты захотел…

Она спокойно встала с кресла и демонстративно потянулась. Роман толкнул ее обратно.

– Да пошел ты! – возмутилась Лиля и кинула в него диванной подушкой.

Внимание Шкоды переключилось с меня на девушку, и я воспользовалась этим, применив один из известных мне приемов. Вскоре Роман лежал на полу, лицом вниз, упав на осколки посуды, разбросанной им же самим. Большой кусок хрусталя рассек ему лоб, и струйка крови закапала на ковер, быстро впитываясь в светлый ворс и окрашивая его в красный цвет. Физически Роман оказался очень слаб, расклеился сразу же после первого удара.

Лиля, увидев, что дорога открыта, пошла и отворила дверь.

– О, Танюха, тут твой коллега пришел! – крикнула она из коридора и подмигнула Гарику. – Мужик, если че, с сегодняшнего дня я ментам даю бесплатно. Можешь адрес записать.

– Не надо, – остановил ее Папазян и вошел в комнату.

Он с удивлением присвистнул, увидев погром, творившийся здесь. Осторожно обходя останки вещей на полу, он приблизился ко мне.

– Держи тепленького, – предложила я ему, кивая на Романа.

Тот сумел подняться и сидел теперь на полу, обхватив голову руками. Сквозь пальцы медленно ползла темно-алая капля.

– Шкода? – спросил Гарик.

– Угу, – кивнула я.

– Анохин и Сердюков уже о нем рассказывают. Что ты с ними сделала, Татьяна, а? Сначала молчали, как партизаны, а стоило их только отпустить, так через час явились с повинной.

– С чего ты взял, что это я?

– Интуиция, – пошутил Гарик, доставая наручники и надевая их на Шкоду.

– А этого зачем покалечила? – кивнул он на Романа.

– Сам упал. Кинулся тебе открывать, а видишь – в квартире давно не подметали. Вот и споткнулся, – отшутилась я.

– Я всегда говорил, гигиена превыше всего, – поддержал меня Гарик, защелкивая наручники.

В это время я подошла к окну и взяла сумочку. Шкода стрельнул в ее сторону пронзительным взглядом. Тем самым, исподлобья. Но теперь этот взгляд совсем ему не шел. Роман хотел было что-то сказать и не смог. Думаю, не смог подобрать слова.

Пленка в сумочке домоталась уже до конца, и магнитофон автоматически отключился. Можно было отдать Гарику кассету прямо сейчас. Но я посмотрела на Уланову и щелкнула замочком. Лучше немного подождать.

Гарик опечатал квартиру, и мы все вместе вышли на улицу. Папазян посадил Романа в служебный «уазик». Я в последний раз посмотрела на человека, к которому недавно испытывала такое сильное чувство. В душе больше ничего не шевельнулось. «Уазик» уехал, оставив после себя мокрый след между лужами на асфальте.

Уланова опустила голову и медленно побрела через улицу домой, даже не попрощавшись. Она думала о своем. Может быть, переживала разочарование в любимом человеке, может, просто устала от волнений, обвалом свалившихся на нее за какие-то пару часов.

– Марина Викторовна! – окликнула я ее. Женщина остановилась. – У меня есть пленка нашей нынешней беседы. Я там сотру места, где говорится о вашей причастности к делу. Если вызовут в участок, вы ничего не знали. Скажите, это он из-за любви к вам самостоятельно решил отомстить вашей обидчице. Вы же ни о чем его не просили. Слышите? Вы поняли меня?

– Спасибо, – тихим, измученным голосом сказала Уланова и пошла дальше, склонив голову еще ниже.

Я проводила ее взглядом до подъезда. Как же разительно меняет горе женщину. Совсем недавно она была привлекательна, даже по-своему красива. А что теперь? В дом вошла сгорбленная тень той Марины Викторовны, которую я знала.

Я вздохнула и отвела взгляд в сторону. Кажется, все, что было задумано, удалось сделать. Можно со спокойной душой ехать домой – отзвониться Датской о завершении дела и расслабиться. Я посмотрела на Лилю.

– Ой, совсем забыла…

Да, я совсем забыла о том, что обещала Лиле деньги по завершении работы. Роль свою она сыграла профессионально, не хуже любого актера. И я не привыкла обделять тех, кто мне помогает. Отсчитала три сотни и протянула их ей.

– Забудь, – отстранила деньги Лилиана. – За такой концерт, пожалуй, еще должна доплатить. – Она накинула капюшон на голову и предложила: – И все-таки давай работать вместе: днем у тебя в ментуре, вечером со мной. Ох, слаженная у нас команда получится…

– Ну нет, – отказалась я, засмеявшись.

– Правильная? – спросила Лилиана. – А то смотри, заработок-то верный. А состаришься, останется не только на сухарики.

Я отрицательно покачала головой.

– Жаль. С тобой мы бы горы свернули. А можно было бы вот так же мужиков обувать. Начали бы свое дело по разборкам баб с мужиками. Вот уж тогда бы я отыгралась за все доброе, что они нам делают. Они бы запомнили, кто такая Лилиана Семенова.

И снова я покачала головой.

– Ладно. Надумаешь, ты знаешь, где меня искать, – вздохнула Лиля и, сделав ручкой, походкой от бедра пошла к стоявшему у обочины такси.

Я не стала возражать. Не было сил. Махнула на прощание рукой и пошла к своей машине, на ходу доставая ключи. Хотелось скорее добраться до дома и уснуть.