Текст книги "Взрослые дети"

Он сжал кулак, но при виде озабоченных лиц гостей быстро пришел в себя. Но тирады «о нахальных греках» продолжались и на следующий день.

– Скажешь, что и он грек? – спросили Сашу на следующий день при осмотре статуи всадника на крылатом коне. – Только на помощь в битвах он к нам приходил, а не к грекам… – добавил директор базы.

Работа могла подождать: гостеприимным надлежало быть до конца. Легенд директор спортивной базы знал много, потому и древним грекам доставалось часто. Полюбовавшись на заснеженную горную вершину, гид покачал головой и обратился к Саше со словами:

– Я думаю, Олимп они тоже украли… Разве может у них там быть такая же красота? Вот до чего зависть людей доводит!

Мужчина задумался. Он вдруг сделал поразительное открытие и о происхождении Олимпийских игр.

– Какие мерзавцы, все готовы себе присвоить, – поцыкал он.

Сильной рукой похлопав Сашу по плечу, директор пообещал лично спросить «за плагиат» со своего знакомого грека, как только «дорога доведет до Адлера».

Во время экскурсии на ум директору пришли новые тосты, так что застолье продолжилось со свежими пирогами. В итоге Градов уснул, едва добравшись до своей постели. Саша проявил крепость не столько физическую, сколько волевую и даже поставил будильник на семь тридцать утра.

– Спать, я сказал, – лениво скомандовал Градов, разбуженный утром воспитанником, и снова сомкнул веки.

Криков Саши, скакавшего под бодрящим холодным душем, тренер не слышал. Обняв подушку, он громко сопел и выпускал изо рта пузыри.

– Старость не радость, – прокряхтел он потом, морщась от ощущения сырости под щекой.

Одеваясь, тренер не переставая ворчал: «Потренировались, называется… Зачем столько тостов? За твое здоровье – просто, ясно, лаконично… И…» На время он потерял мысль, потому как его повело, а тут еще непонятно откуда взявшийся теннисный мяч под ногу угодил.

– База, вообще, для лыжников или для всех подряд? Одни растяпы забрать забыли, другие убрать не разбежались, – послышалось вновь фирменное ворчание.

Понятно было одно – осознанность постепенно к Градову возвращается, и сравнительно легкая Сашина жизнь остается в прошлом.

Притаившись за углом, Градов подождал, пока директор прошествует мимо, он был уверен – новые тосты добром для его здоровья не кончатся.

– И чем мы занимаемся? Лоботряс, – ошеломил он воспитанника, подойдя сзади.

– Ждал вот вашего пробуждения, – улыбнулся тот.

– Ну вот, три часа уже натикало… Ни туда ни сюда, – бормотал себе под нос Градов. – Тосты, тосты… Что из рога изобилия. Такое гостеприимство посильнее любых кинжалов будет.

Сашу он решил все же «погонять», ибо «нечего без дела слоняться и на девок пялиться». «Палки в руки и вперед!»

Двое случайных зрителей начали живо обсуждать, «чем это он занимается?».

– Скандинавская ходьба, – сказал один.

– Ходьба? Но он же трусцой бежит, – возразил его товарищ.

Тем временем Градов оглашал окрестности словами «про дыхание не забывать!». Заслышав это, спорщики снова оживились: «Зачем он задерживает дыхание?»

– Знаешь старый анекдот? – произнес один из них с серьезным видом. – Бегал ежик по лесу. Забыл он, как дышать надо, взял и умер… Полежал он так, подумал, вспомнил, как дышать, встал и дальше побежал.

– Такого не бывает, это фантастика… Я не верю в зомби, тем более ежиков, – столь же серьезно сказал его знакомый.

Саша уже зашел на третий круг. Приятели-спорщики ему похлопали.

– Дышит, я слышал, хорошо, – произнес один.

– Да, хорошо, – согласился второй.

– Хорошо, хорошо, ты только дышать не забывай, – крикнули они Саше хором.

Они уже собирались уходить, но опять их внимание привлек Саша, которого Градов решил «прогнать под нагрузкой».

– Что это у него на лице?

– Противогаз?

– Зачем противогаз?

Один из приятелей задумчиво почесал щеку и выдал:

– Это маска специальная, кислородная, если он сам подышать забудет…

– Это прибор специальный для замера лактата в крови, – объяснял Градов Саше, показывая свое недавнее приобретение. – Такого и не знаешь… А лактат – это молочная кислота. Знаешь? Все на пальцах надо объяснять… Давай сюда свой палец.

Тренер ворчал: «Пальцы холодные… Две полоски уже мне испортил… Где у тебя кровь вообще?»

– Курил? – посмотрел он на воспитанника вприщур. – Почему руки ледяные?

– Так здесь не теплые моря и не бархатный сезон, – огрызнулся парень после лавины тренерских упреков.

На это бы директор базы точно обиделся, ведь «ни на одном море не найти такой красоты, как на здешних озерах, а бурные горные реки – это же просто сказка природы». Но в то самое время он пускал кольца табачного дыма в своем кабинете, разговаривая по телефону с другом-греком из Адлера. Тот с ностальгией говорил, что «не было во всем мире» лучших сигарет, чем “Казбек”», поэтому спора о горских легендах и греческих мифах у них не получилось.

– Курильщиков вообще надо из спорта выпинывать, – возмущался Градов.

На это он услышал:

– Заловите меня с сигаретой, тогда и будете выпинывать…

– Да хоть обкурись… – ворчал, оставшись в одиночестве, тренер. – Не хватало еще думать о чужом здоровье. Если своих мозгов нет, чужие не вставишь…

Весь вечер парень на тренера дулся, упоминая при этом дурдом. Он исправно выполнил все предписания и остался доволен собой.

«Так бы всегда», – подумал Саша, больше Градова в тот день не увидев.

Ну, а следующий день начался привычно:

– Давай, давай, пошевеливайся, соня. Никто за тебя работать не станет!

Тренер решил вывезти воспитанника для тренировки на ледник.

– Хороший ледник, красивый, – уверял директор базы. – Такого вы и в Альпах не найдете.

Поднявшись к снежному полю, Градов поморщился. Живописные высокогорные луга его, конечно, не привлекали.

– Точно уж не Альпы, – пробормотал он.

Никаких ратраков, никакой трассы – сплошное, искрящееся на солнце снежное поле.

– Ну, чего? – взглянул тренер на Сашу. – Твой великий и мудрый повелитель давно бы уже на лыжах стоял. А ты зеваешь…

Градов тяжело вздохнул и произнес еле слышно: «Бестолочь, даже шуток не понимает».

– И куда ты поперся? – остановил он Сашу. – Теперь помаши руками…

Саша взглянул на него недоверчиво, но просьбу выполнил.

– Тебе точно незачем шлем надевать, – заключил Градов. – Вот, стой здесь и маши руками своими, пока летать не научишься.

За тысячу километров от снежных гор Груздев тоже негодовал.

– А теперь он вообще недоступен! – высказывал полковник жене.

Елизавета, наученная опытом, взяла тарелку с остывшей котлетой и поставила в микроволновку. Но получив подогретое блюдо, полковник не унялся: он лишь в воинственном порыве воткнул вилку в котлету и принялся возмущаться Сашиным поведением дальше.

– Ешь уже, – вздохнула Елизавета. – Занят, значит. Саша в той стране большой человек, мне кажется…

Груздев замолчал, слушая пересказ репортажа о Первых Афро-Азиатских играх. Чем больше он слушал, тем сильнее сжимались его кулаки.

– Флаг нес… Звание военное… в личной гвардии султана, – стукнул он по столу. – И ты молчала! Все это время молчала!

Елизавета уже корила себя за «длинный язык». Она оправдывалась, что сюжет был короткий, что показывали Сашу лишь раз и то мельком, что муж тогда был в бане, и позвать его она бы все равно не успела – но все тщетно.

– Просто немыслимо, – забыв про обед, ворчал полковник. – О таких вещах я узнаю через месяц…

Бормоча, он ходил взад-вперед по кухне. Так и не притронувшись ко второму, Груздев позвонил внуку. Теперь он потребовал не просто «поискать в интернете», а «перелопатить все сайты», узнать все и во всех деталях и «не брать пример с бабки», которая «совсем мух не ловит».

Настроение Градова все больше портилось.

«Еще один день смазан. Какие же все бестолковые», – возмущался тренер в душе.

Директор базы не жалел красивых слов, чтоб негодующего гостя успокоить.

– Все сделаем. Все, как вы хотите. Все как надо. Завтра вы ничего здесь не узнаете…

Оставшись в одиночестве, директор долго разговаривал с золотой рыбкой в аквариуме: «И кто вас только назвал золотыми, если даже одно желание выполнить не можете». Будь его воля, он бы «по щучьему велению» перенес сюда Холменколлен целиком, а так пришлось гонять подчиненных. Все снеговые пушки работали всю ночь напролет.

– Если таять начнет, вы только скажите – все исправим, – первое, что услышал Градов утром.

Директор лично сопроводил гостей к оснеженному склону, чтоб услышать отзывы. Один из работников базы плелся сзади, то и дело спотыкаясь, как перед эшафотом. Он понимал, если начальство возжелало проявить гостеприимство, то это было серьезно. В случае малейшего недовольства гостей крайний находился быстро: на него обрушивался праведный гнев, сваливалось все, что нужно свалить, все оскорбления тоже адресовались ему. Притом крайний сам начинал думать, что все это заслужил.

– Шлем все же надень, а то кушать нечем будет, – сказал тренер Саше.

Директор продолжал живописать местные красоты. Сосновую рощу, по которой частью проходила трасса, местный фольклор тоже населил множеством духов. Назначение их было уже забыто, потому при описании не возбранялось проявить фантазию – исключительно ради дорогих гостей, чтоб они не скучали. Девушки сюда тоже заезжали, так в роще появились вампиры, но не банальные красавцы-кровососы из кино, местные могли оборачиваться кем и чем угодно, высасывая из жертв жизненную энергию, ни больше ни меньше. Так Сашу проводили на трассу под легенду о коварной красавице в белом, один взгляд которой лишает человека сил.

– Хорошая трасса, – говорил Градову директор. – С таким оборудованием мы заграничным курортам шансов совсем не оставим. А если добавить всю эту удивительную красоту вокруг. Вы только полюбуйтесь. А воздух какой… Чистый, лечебный, можно никакие таблетки не пить с таким воздухом, как у нас.

Саша начал бодро, чтоб порадовать зрителей, кои появились неожиданно и в солидном количестве. Отвлеченный только что рожденной легендой о призрачном лыжнике Градов на какое-то время потерял воспитанника из поля зрения и увидел его уже мчащимся по склону на пятой точке.

Подбежав к нему, тренер увидел, что парень шевелится, причем активно, и тогда спросил:

– Может, добить, Ваше Превосходительство, чтоб никогда больше не мучились?

Помогать Саше он не стал и даже руки не подал – пришлось тому выбираться из кювета самостоятельно.

– Салага, позер, клоун… – негодовал тренер. – Бестолочь! Слышишь меня? И зачем я только с тобой нервы мотаю? Сколько повторяешь, а он все равно себе граблями по башке бьет и дуется еще. Критику надо уметь слушать. Другой бы спасибо сказал…

– Спасибо, уважаемый тренер.

– Пожалуйста, Вашество. И чего ждем? Второго пришествия? Поднимаем свой венценосный зад и вперед. На трассе не будут ждать, когда вы почешетесь…

Слушая «доклад» внука о последних событиях политической жизни султаната, Груздев перешел на столь непривычное для него э…э… Даже нижняя челюсть после всего услышанного у него отвисла. Забыв даже попрощаться, он медленно, словно под гипнозом, повесил трубку.

– Это… Это просто ни в какие ворота не лезет, – протянул он, глядя в пространство.

Полковник сел за стол и заявил жене, что никакой «жратвы» ему сейчас не надо.

«Нашим легче», – подумала женщина.

– Это что-то невероятное, – бормотал Груздев, обхватив голову руками. – Все очень… очень серьезно. Очень далеко зашло. Как он только до такого додумался?

Его жена хранила молчание. Она решила, что лучше подождать, пока муж придет в себя и сам все расскажет… или не расскажет – по большому счету ей было все равно. За долгие годы совместной жизни и общения с друзьями мужа женщина поняла, что «все очень серьезно» на самом деле далеко не всегда столь уж серьезно.

Хоть новости Елизавета смотрела, но они, скорее, проходили шумовым фоном во время приготовления пищи. Она была рада посмотреть на Сашу в белом тюрбане и с цветастым знаменем в руках, но политические игры ее интересовали мало.

Между тем, дикторы с пафосом вещали, как «пылает Восток».

Султан всячески приветствовал начало резни освободительного восстания на родине предков, а ныне «Краю чесоточных свиней». По такому случаю подконтрольную повстанцам территорию решили переименовать в «Благословенную страну роз». Вышло слишком длинно, потому в итоге ограничились «Страной роз». Повстанцы в долгу не остались и принялись размахивать султанскими штандартами. Цветовую гамму для вида немного изменили, поменяли местами две продольные полосы и назвали сие знаменем народной свободы. Султанские указы строчились один за другим, ведь нужно было срочно переписывать учебники географии, истории и издать многотомную «Историю Страны роз», срочно строить военные заводы, потому что каждое правительство, именовавшее себя демократическим, считало должным султана осудить, чем красноречивее и жестче, тем лучше.

В «Страну роз» шли корабли с оружием, без султанских штандартов, но ноты протеста все равно неслись отовсюду. Тем более истеричной становилась пресса султаната, предрекая всем «пособникам чесоточных свиней» неминуемую расплату. А султан задумался над оскорбительными прозвищами для недружественных стран. Но все же не зря его прозвали Мудрейшим. Рассудив, что выгод от этого не получит, он решил поиграть в миротворца и в ответ на все обвинения делал теперь удивленное лицо, заявляя о неприемлемости кровопролития. Султан пускался в рассуждения то насчет бомбардировки Хиросимы, то Алжирской, то Вьетнамской войны.

– Напалмом Вьетнам жгли. Представляете? – делал скорбную физиономию монарх. – А тут у наших братьев гражданская война, такое несчастье. Все, даже простые люди, жертвовали последним, чтоб собрать гуманитарную помощь для провинций, города которых сейчас ровняют с землей, а нам про какое-то оружие говорят, про наших солдат, якобы там воюющих. Да это же смешно. У нас свободная страна, и каждый человек может отправиться куда угодно, у нас нет тайной полиции, мы ни за кем не следим. Я допускаю, что некоторые патриоты могли отправиться добровольцами в восставшие против гнета диктаторского правительства провинции. А наши солдаты, которых насильно удерживает это так называемое законное правительство… их корабль просто сбился с курса во время маневров, так бывает. Мы ни с кем не воюем и не собираемся.

Благодаря умелому спичрайтеру султан добился того, что пара иностранных журналистов стала именовать его своим другом и настоящим миротворцем.

– Принять их подданство… – произнес Груздев с вытаращенными глазами. – Уму непостижимо…

Он встряхнул головой, но мысли там никак не могли уложиться. Полковник поднялся и стал буквально бегать туда-сюда по кухне.

– А тебе все, значит, безразлично, – высказал Груздев жене. – Я б его отговорил от этого… Уж точно отговорил бы, а теперь… Что теперь? Время упущено. И из-за кого?.. А суп свой ешь сама. Только и знаешь: кастрюли, кастрюли, больше ничего не замечаешь…

Кинувшись к телефону, полковник принялся звонить друзьям и зазывать в баньку. Валеев сказался занятым, потому ему были обещаны вкуснейшие раки. Банька, конечно, была лишь приманкой, чтоб Валеев с Огородником приехали поскорее. Груздев был уверен, что сможет вызвать бурные дебаты по поводу Сашиной истории, ведь Валеев и Огородник спорили всегда и обо всем, а потом уж он, как мудрый арбитр, взвесит аргументы с обеих сторон, обязательно до истины докопавшись.

Дозвонившись все-таки до Саши, полковник проявил невиданную в том состоянии сдержанность и лишь слегка пожурил за то, что тот старых друзей забывает.

– А где ты сейчас? – осторожно поинтересовался полковник. – На тренировке?

Разговор на непонятном языке, донесшийся из трубки наравне с Сашиными словами, Груздева насторожил еще больше. Двое, осматривая заснеженную трассу, живо спорили, откуда вдруг взялся снег и почему на трассе он есть, а вокруг трава зеленеет. Разумеется, содержания полковник уловить не мог, а интонации спорщиков показались ему воинственными. После разговора Груздев еще пару минут стоял, сжимая с силой телефонную трубку. Полученная информация ввела его в ступор. Груздев даже отказывался верить, что все это происходит на самом деле.

– Он на Кавказе, – произнес полковник необычно тихо. – Он даже этого не скрывает.

– Ну, и что? Кавказ большой, – вздохнула Елизавета. – Мы же с тобой тоже там были…

– То другое время было. Ты не сравнивай, – разошелся муж. – Там всегда все сложно. Если бы ты отвлеклась от склянок своих, ты бы знала, как там все сложно. А этот султан, между прочим, был замечен в финансировании бандитского подполья…

Елизавета втянулась в спор, чтобы показать – она много чего знает кроме кухни.

– Его бы давно тогда разбомбили, – доказывала она рьяно. – Обвинили бы в ядерных разработках или еще в чем… Почему тогда ни одна страна этого не сделала?

– Так ты ничего не понимаешь, – завелся еще больше Груздев. – Он же спонсирует боевиков у наших границ, а не у их… Соображать надо.

– А почему тогда его здесь принимали? Даже шатер ему разрешили поставить чуть ли не в центре города и жить там с охраной…

– Ты думаешь, в политике вот так все просто? – выдал полковник, не найдя иных доводов. – Да ты не представляешь, как там все сложно. Это в деревне друг другу по морде дали и все сразу решили, а в политике так не получится, вот и приходится притворяться, руки пожимать, красивые речи произносить, даже если оппонент тебе противен. Поняла? Да ничего ты не поняла…

Груздев махнул рукой и в прямом смысле ушел от разговора, ставшего неудобным.

– Куда уж мне до твоей-то соображалки? – произнесла с иронией Елизавета. – Ты же у нас самый умный… Еще бы знал, с какой стороны у нас холодильник открывается, да яйца бы себе жарил, цены б тебе тогда не было.

Саша был равным образом далек от всех политических новостей. Градов считал: «Нечего забивать башку всякой шелухой».

– Заняться нечем, что ли? – ворчал тренер, находя в номере воспитанника включенный телевизор.

Время на просмотр выделялось отнюдь не всегда и с натяжкой. Его парень тратил на спортивные передачи. Теперь он считался спортсменом, даже заслуженным, пусть и не в глобальном масштабе, и потому выражение «спорт – это все» не было для него пустым звуком. Но постоянные ворчания отучили и от спортивного канала. Саша еще не представлял, как Градов в свое время орал на Пушкина, когда тот смотрел репортажи о своих победах или провалах.

Тренер гонял воспитанника «в пределах разумного», но со стороны могло показаться, что без всякой пощады. Так он «приучал его организм к горам». Градов никогда не обсуждал со спортсменами содержания своего подхода, Саша не был исключением. Для себя тренер решил сделать упор на лыжной подготовке, уверенный, что именно лыжный ход является для данного конкретного спортсмена коньком. Спортсменом Градов Сашу называл в разговорах с посторонними, на тренировках же никакого специального обращения не было, там тренер обходился самыми разными безличными оборотами речи. Подобный подход исповедовал когда-то и его собственный тренер «для сохранения субординации», так что ничего нового в этом не было. Только в особых случаях, когда парень его чем-то откровенно бесил, Градов употреблял свое авторское «пушистик!».

Градов хорошо помнил, как сам в былые годы «делал соперников ногами» и брал золото даже с двумя промахами. Но к перспективам нового воспитанника он относился более чем сдержанно, считая максимально возможным достижением место в пятом десятке. На будущее он не загадывал, ведь был прекрасно осведомлен и о проблемах с финансированием, и о «бестолковых политических игрищах», которые имели все шансы затянуться надолго.

Тренер потребовал от Саши удалить страницу в социальной сети.

– Убирай это! На какого тебе оно сдалось? – заорал Градов, рассвирепев.

Некий «доброжелатель» под ником Warrior of the Truth разместил у парня на странице карикатуру, изображавшей султана злобным мясником с окровавленным тесаком в руках. После такого сообщения Саша начитался новостей, много и разных, и с такой мешаниной в голове пришел поделиться информацией с тренером.

– Удаляй! – настаивал Градов. – Славы захотел? Мало тебе?

Тренер имел в виду профиль воспитанника на сайте Биатлонного союза, который тоже вызвал негодование, пусть и не столь бурное. Для профиля Саша выбрал фотографию, которую счел самой лучшей, там он был изображен с широкой улыбкой и медалями Первых Афро-Азиатских игр. Он не счел нужным поставить об этом в известность Градова, за что и выслушивал ворчания целых два дня.

– Это же глупо так рисоваться, – бурчал тренер. – Детский сад…

Глупыми он назвал также любимые Сашины рок-группы и фильмы, которые тот указал в разделе «Личная информация».

Страницу Саша все же удалять не стал, а под карикатурой написал «everybody may have private opinion». Там было всего сорок контактов, да и те давно не использовались, но удалять было жалко. К тому же Саша вспомнил слова Истомина, как Градов «ездил на Пушкине». Так сохранение страницы превратилось в дело принципа. К своему удивлению, в электронной почте парень обнаружил запросы: две девушки, заснятые в колоритных позах, желали добавить его в друзья, пока что в социальной сети.

«Мы знакомы?» – написал он обеим.

Одна не ответила, а другая написала: «Вас по телевизору показывали. Вы суперский спортсмен. Я люблю биатлон. Всех вам успехов и счастья».

Сообщение завершалось десятком улыбчивых рожиц и изображением милейшего кота. Теперь на своей странице Саша видел пометку: «У вас 41 друг», а девушка с радостью хвасталась подругам, что ей в чате ответил настоящий биатлонист.

– Наверно, это фейк, какой-нибудь фан тупой прикололся, причем слишком толсто… – сказала ей одна завистница.

Вскоре виртуальных Сашиных друзей снова стало сорок.

Если бы парень заметил сей факт, он списал бы всю эту историю на непостоянство и противоречивость девичьего поведения, но времени хотя бы просто для того, чтобы заглянуть на свою страницу, катастрофически не хватало. Даже для звонков Груздеву оно находилось с неимоверным трудом.

Лишь перед самым сном, когда выдавались какие-то минуты, свободные от иных мыслей, на Сашу нередко накатывало ощущение собственной вины. В его память глубоко врезались намеки Груздева: «Забываешь, Сан Саныч, прежних друзей… Да и впрямь, если подумать, зачем тебе, спрашивается, сдался какой-то там старый пень? О чем с ним вообще говорить?»

Но вскоре подобные настроения вытеснили мысли о Градове, причем это нельзя было назвать иначе, как бурным негодованием. Вытеснили стремительно, за пару секунд. Стоило тренеру только объявить, что первые этапы кубка мира Саша пропустит, а поедет только на мировое первенство.

– Хрустальный глобус захотел. А пупок не развяжется? – иронизировал тренер, чем только негодование воспитанника подпитывал.

Саша уже задумался о собственном спортивном блоге, истомился, думая о том, как поведет себя при встрече с Ольгой Сычевой и самыми известными людьми мирового биатлона, а тут такое… Жесткий облом – другого выражения парень подобрать не смог.

– Почему? – спросил он с вызовом.

И услышал… непринужденное «по кочану». Разглагольствовать о финансовых проблемах тренер нужным не счел.

«Ну, и пусть злится, – думал он. – Мне-то какое дело? Зато будет мотивация выступить прилично на чемпионате».

Воткнув с досады лыжную палку в землю и, разумеется, оную сломав, Саша решил начать поиски нового тренера к следующему сезону и даже пообещал, что найдет его до конца сезона нынешнего.

– За палку казенную из своих заплатишь, – отметил Градов.

– И заплачу, – огрызнулся Саша, чем вызвал у тренера улыбку.

– Конечно, заплатишь, как миленький, – подцепил его Градов. – Никуда не денешься.

Отчисляли Саше не слишком много, но и не слишком мало, хотя и с задержками. У Мудрейшего имелись теперь развлечения поважнее биатлона: он вознамерился построить «суперсубмарину последнего поколения», которая могла бы незаметно подобраться к столице «чесоточных свиней» и «стереть» ее ну или хотя бы доставить очередной груз «гуманитарной помощи» в «Страну роз». Теперь он чаще обычного впадал в истерику и топал ногами, ведь постоянно ему докладывали, что не хватает каких-нибудь комплектующих, а «западные злодеи» грозили пальцем в ответ на попытки приобрести их в своих странах. СМИ султаната тем временем живописали, как страна успешно преодолевает все препоны на пути «к подлинной независимости и процветанию».

Деньги у Саши не задерживались. Градов требовал «не экономить на здоровье». Качественные продукты, витамины – все это было настолько же хорошо, насколько и дорого. Тренер с категоричностью требовал покупать определенные витамины, определенной зарубежной марки, будто в насмешку, добавляя:

– На дешевку не прыгай… От мела пользы не дождешься.

Про ремонт комнаты пришлось забыть. Да и ноги, прямо скажем, парня туда не несли. Так комната под № 8 и пустовала, обогащая фольклор бывшего общежития вентиляторного завода, пока холодной осенней ночью кто-то из бродяг не высадил в ней окно. Теперь одна бдительная жиличка замечала, что оттуда по утрам выходят какие-то неопрятные, дурно пахнущие персонажи. Отчего-то даже переименованную милицию здесь недолюбливали, потому обратились в ЖЭУ. К этому моменту Сашина комната окончательно преобразилась в то, что зовется обывателями бомжатником. Из ЖЭУ бдительную жиличку отправляли «разбираться с подозрительными типами в полицию», куда та упорно не шла. Она предпочитала цапаться из-за этого с соседками и размахивать руками со словами:

– Мне одной, что ли, это надо? Мне, получается, больше всех надо?

– У меня вообще завтра день рождения, мне не до ваших разборок, – отмахивалась от ее назойливости соседка, а про себя рассуждала: «Еще не хватало связываться с бомжами этими. Прирежут и все… Легче мне, что ли, станет, что их посадят за это? Тогда уже ничего не надо будет. А их выпустят через год, и вообще для них тюрьма как дом. Все лучше, чем в подвалах валяться. Могут и специально ради нее прирезать… А государство еще их будет там кормить бесплатно. На кой мне это сдалось…»

Бдительная жиличка перешла к грозным пророчествам вроде «сделают что-нибудь, тогда все взлетим», но и это не действовало. Она уже хотела-таки пойти в полицию, уверенная, что толку от того не будет, как случилось ЧП. В злополучной комнате № 8 прорвало… трубу отопления, которую новые ее обитатели по пьяному делу решили спилить и сдать в металлолом.

– А я вам говорила, добром это не кончится, – стыдила безразличную соседку бдительная жиличка.

Работники ЖЭУ снова пробурчали, чтоб обращались в полицию, заколотили окно восьмой комнаты листом фанеры и, вдоволь поматерившись, уехали. Искать владельца, «какого-то драного алкаша», как выразился один из них, была не их забота.

– Ага, щаз, искать его… Бегу и падаю, – ответил работник ЖЭУ на претензии бдительной жилички, бросив свой тлеющий окурок прямо перед порогом общежития, пардон, бывшего общежития.

«Орущая из-за этого баба» была ему до лампочки. На окурке женщина от души потопталась обеими ногами и плюнула вслед «дебильному уроду», его бросившему. Последнее ее вполне удовлетворило. Выпустив свой пар, она принялась орать с улицы мужу, чтоб открыл окно для пара водяного:

– Обои полопаются, ты, что ли, клеить будешь? Знаю я тебя, тюлень. Да где ты там?! Посмотри, даже в ус не дует…

С этими словами она решительно вошла в подъезд, прямо в паровую завесу, благо что кто-то уже успел набросать досок поверх разлившегося кипятка.

А Саша был захвачен тренировочным энтузиазмом, еще он продолжал дуться на Градова. Как тренер и рассчитывал, от этого энтузиазм воспитанника только крепчал.

– Извините, пожалуйста, дорогой Сослан Арсенович, но поезд ждать не будет, – с показной горечью произнес Градов, когда наметились «тосты на дорожку».

Как любой радушный хозяин, директор базы уговаривал погостить еще, ведь только-только лег настоящий снег, «а такого хорошего снега…».

– Нигде не найти, – учтиво добавил Градов. – Но что ж поделать… – развел он живописно руками. – Пора нам.

За графиком приездов-отъездов директор не следил, потому новость застала его врасплох.

– У меня дела срочные, – бросил он своему заместителю, оставляя того «на хозяйстве».

Дела заключались в доставке гостей на вокзал. Конечно же, и к себе домой надо было заехать, все равно же по пути. А чтоб не опоздать, стоило лишь поддать газу, в конце концов, когда еще дорогим гостям доведется проехать с ветерком по горным дорогам, так, чтоб дух захватывало? Водитель лихо управлялся с рулем, на полном ходу показывая места, отмеченные красивыми легендами и славными битвами.

– По пути покушаете, посидите, за наше здоровье тост поднимете, – приговаривал директор, вталкивая съедобные гостинцы в объемную сумку.

Никакого при этом намека на бурю, бушевавшую у него внутри, разглядеть было нельзя. Буря эта обрушилась на голову запыхавшегося парня, двадцатилетнего племянника директора, которому тот позвонил перед отъездом с базы и велел найти «главный подарок».

– Где тебя носит вообще? – разбушевался дядька. – Поговорю я с тобой потом…

Саше пришлось вспомнить весь тот этикет, которому Груздев учил Огородника «в целях должного обхождения с новой родней». Директор едва не прослезился, увидев все эти приятные сердцу моменты в Сашином исполнении и крепко того обнял. От того тяжелее пришлось его племяннику.

– Не мог костюм джигита еще достать?! – отчитывал его дядя по дороге с вокзала. – Все надо за вас решать. Сами не можете догадаться. Твои предки в таком возрасте и с конем управлялись, и детей уже много имели, и знали, как дом свой защитить. Испортилась молодежь совсем… Даже этот парень приезжий больше тебя в обычаях смыслит!

С этими словами он колоритно вознес руки к небу, попросив «Большого бога» не слать на их род большего позора.

– Это тебе вместо сабельки отобранной, – подшучивал Градов насчет подаренного Саше кинжала. – Суровые все какие-то подарочки.

Самому тренеру вручили бурку всадника, плотную с конским волосом.

– Такую и шашка не возьмет, – нахваливал подарок директор спортивной базы.

Бурку Градов принял, как и положено, с благодарностью, но теперь, в поезде, ворчал, «какая же она здоровенная», что «во все стороны торчит». Подарок тренер замыслил испытать дома и заодно проверить, получится ли с новым облачением на дровах сэкономить? Ведь даритель говорил, что в таком одеянии, даже лежа на голой земле, не замерзнешь.

«А этот пусть хоть в шубе старой дрыхнет», – рассуждал тренер насчет воспитанника.

На вопросы Градова Саша отвечал односложно: «Да», «Нет», «Понятно». Имея Сашин максимализм, крайне сложно было смириться с тренерской «подставой».

Потому, когда горло прихватило, парень сам съездил из Дивино в город, памятуя о требовании не экономить на здоровье. Но на сей раз самостоятельности Градов не оценил. В гневе он пообещал не только надавать Саше по ушам, но еще «по зубам», «по соплям» и «по мозгам» в придачу.