Текст книги "Драматургия в трех томах. Том третий. Комедии"

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Как же вы это говорите, Иван Иванович, что я вам не оказываю никакой приязни?

Черт нагибается теперь к уху Ивана Никифоровича и нашептывает, нашептывает…

Как вам не совестно? Ваши волы пасутся на моей степи, и я ни разу не гонял их. И не занимал! Когда едете в Полтаву, всегда просите у меня повозки… просите? Просите! Просите! И что ж?

ИВАН ИВАНОВИЧ. И что ж?

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. А то ж… Разве я отказал когда? Ребятишки ваши перелезают чрез плетень в мой двор и прыгают с моими собаками… играют? играют! играют!

ИВАН ИВАНОВИЧ. И что ж?

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. И ничего… Я ничего не говорю: пусть себе играют, лишь бы ничего не трогали… а они трогают… Трогают? Трогают! Трогают! И пусть себе играют!

Пауза.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Когда не хотите подарить, так, пожалуй, поменяемся.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Что же вы дадите мне за него?

ИВАН ИВАНОВИЧ. Я вам дам за него бурую свинью, ту самую, что я откормил в саду. Славная свинья! Увидите, если на следующий год она не наведет вам поросят.

ХОР.

 
Мы видим всем знакомую картину:
Оружие меняют на свинину.
Однако вот что нас при этом забавляет:
Оружье жрать нельзя, свинина не стреляет.
 

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Я не знаю, как вы, Иван Иванович, можете такое говорить. На что мне ваша свинья? Разве черту поминки делать?

Черт исчезает.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Опять! Без черта вы не можете обойтись! Грех вам, ей-богу, грех, Иван Никифорович.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Вот как? А как же вы, Иван Иванович, даете за ружье черт знает что такое: свинью!

Черт на этот раз сваливается откуда-то сверху, будто с небес, да как запляшет, как затанцует… Все веревки пришли в движение.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Отчего ж она черт знает что такое, Иван Никифорович?

Появляется бурая свинья и пускается в пляс с Чертом.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Да вы бы сами посудили хорошенько: ружье – это вещь. А свинья… черт знает что такое – свинья.

В этот момент Черт запрыгнул на спину свиньи и стал ее погонять, как жеребца.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Что же нехорошего вы заметили в моей свинье?

ИВАН НИКИФОРОВИЧ (вскочив, хватает кнут). Да за кого ж, в самом деле, вы меня принимаете? (Хлещет кнутом, прогоняет свинью.)

Черт вскочил на ветку и болтается на ней, как обезьяна.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Садитесь, садитесь! Не буду уже… Пусть вам останется ваше ружье, пускай себе сгниет и перержавеет, стоя в углу в комо-ре, – не хочу больше говорить о нем.

Пауза. Иван Никифорович гладит по головке Черта.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Горпина! Горпинушка, еще водки Ивану Ивановичу!

Горпина появляется.

ИВАН ИВАНОВИЧ. И еще пирогов… со сметаною!

Горпина удаляется.

Говорят, что три короля объявили войну царю нашему.

Музыка.

ПЕСНЯ О ВОЙНЕ

ХОР.

 
Война! Война! Опять война!
Зачем она нам? На хрена?
Но дьявол говорит: нужна.
Но дьявол говорит: важна!
Ну как такого не понять?
В войну мы можем воевать,
В войну мы можем убивать,
Не только можем, а должны
Стрелять и ранить… Без войны,
Без вони, крови – дни скучны.
Мы будем плакать и страдать.
Страдать и плакать. И опять
Стрелять, стрелять, стрелять, стрелять,
Чтоб отступать и наступать,
Чтоб наступив, вдруг отступить,
А отступив, вдруг наступать
Опять, опять, чтоб кровь пролить…
Война! Война! Опять война!
Хотим спросить: а на хрена?!
 

ИВАН ИВАНОВИЧ. Наверное не можно сказать, Иван Иванович, на что она. И за что. Я полагаю, короли хотят, чтобы мы все приняли турецкую веру.

Тотчас появившийся Черт танцует вместе с Хором танец живота.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Вишь, дурни, чего захотели!

ИВАН ИВАНОВИЧ. Вот видите, а царь наш и объявил им за то войну. Нет, говорит, примите вы сами веру Христову.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Что ж… А ведь наши побьют их, Иван Иванович?

ИВАН ИВАНОВИЧ. Побьют. Так не хотите, Иван Никифорович, менять ружьеца?

ХОР.

 
Война! Война! Опять война!
И нет ответа, «на хрена!»
 

ИВАН НИКИФОРОВИЧ (вскочив). Мне странно, Иван Иванович: вы, кажется, человек, известный ученостью, а говорите, как недоросль…

ИВАН ИВАНОВИЧ. Садитесь, садитесь. Бог с ним, с ружьем… пусть оно себе околеет; не буду больше говорить.

ХОР.

 
Миру мир. Война войне!
Ружье ружью. Свинья свинье.
 

Горпина вносит еще водки и еще закуски. Пьют. Едят. Все, в том числе и Хор, и Черт.

ИВАН ИВАНОВИЧ (приняв еще стакан). Слушайте, Иван Никифорович. Я вам дам, кроме свиньи, еще два мешка овса, ведь овса вы не сеяли. Этот год все равно вам нужно будет покупать овес.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Ей-богу, Иван Иванович, с вами говорить нужно, гороху объевшись. Где это видано, чтобы кто ружье променял на два мешка овса! Небось, бекеши своей не поставите.

ХОР (вскочив). Славная бекеша у Ивана Ивановича! Отличнейшая! А какие смушки! Описать нельзя: бархат! серебро! огонь! Господи боже мой! Николай Чудотворец, угодник божий!

Черт на этих словах в испуге забирается под стол.

Отчего же у меня нет такой бекеши! Он сшил ее тогда еще, когда Агафья Федосеевна не ездила в Киев. Вы знаете Агафью Федосеевну? Та самая, что откусила ухо у заседателя.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Но вы позабыли, Иван Никифорович, что я и свинью еще даю вам.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Как! Два мешка овса и свинью за ружье?

ИВАН ИВАНОВИЧ. А разве мало?

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. За ружье?

ИВАН ИВАНОВИЧ. Конечно, за ружье.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Два мешка за ружье?

ИВАН ИВАНОВИЧ. Два мешка не пустых, а с овсом. А свинью позабыли?

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Да поцелуйтесь вы с своею свиньей, а коли не хотите, так с чертом.

Пауза. Свинья и Черт лезут с поцелуями к Ивану Ивановичу.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Кшш! Кшшш! Увидите, нашпигуют вам на том свете язык горячими иголками за такие богомерзкие слова. После разговору с вами нужно и лицо и руки умыть, и самому окуриться.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Так. Вот так. (Крайне вежливо.) Позвольте, Иван Иванович, ружье – вещь благородная, любопытная забава, и при том украшение в комнате приятное…

ЧЕРТ (выйдя на середину между Иваном Ивановичем и Иваном Никифоровичем). Вы, Иван Никифорович…

ИВАН ИВАНОВИЧ. Вы, Иван Никифорович…

ЧЕРТ. Разносились так со своим ружьем, как дурень с писаною торбою…

ИВАН ИВАНОВИЧ. Да, да… разносились, как дурень… ээ-э… с писаною торбою!

ЧЕРТ. А вы, Иван Иванович…

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. А вы, Иван Иванович…

ЧЕРТ. Настоящий…

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Гусак!

Пауза.

ХОР. Итак, два почтенных мужа, честь и украшение Миргорода, поссорились между собою…

ИВАН ИВАНОВИЧ. Что вы такое сказали, Иван Никифорович?

ХОР. И за что? За вздор, за гусака.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Я сказал, что вы похожи на гусака.

ХОР. Не захотели видеть друг друга, прервали все связи, между тем как прежде были известны за самых неразлучных друзей.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Как же вы смели, сударь, позабыв приличие и уважение к чину и фамилии человека…

ХОР. Иван Иванович Перерепенко!

ИВАН ИВАНОВИЧ. …обесчестить меня таким поносным способом.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Да что же тут поносного? Это я вам говорю. Я!

ХОР. Иван Никифорович Довгочхун!

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. И чего вы тут, в самом деле, размахались руками?!

ХОР. Каждый день, бывало, Иван Иванович и Иван Никифорович посылают друг другу узнать о здоровье, и часто переговариваются друг с другом со своих балконов, и говорят друг другу такие приятные речи, что сердцу любо слушать…

ИВАН ИВАНОВИЧ. Повторяю: как вы осмелились, в противность всех приличий, назвать меня гусаком?

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Начхать я вам на голову, Иван Иванович.

ХОР. Довгочхун, он и есть Довгочхун.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Что это вы так раскудахтались!

ХОР. По воскресным дням, бывало, Иван Иванович в штаметовой бекеше, Иван Никифорович в нанковом желто-коричневом казакине отправляются почти об руку друг с другом в церковь…

Черт ускользает со сцены.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Так я вам объявляю: я вас знать не хочу.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Большая беда! Ей-богу, не заплачу от этого! (Плачет.)

ИВАН ИВАНОВИЧ (тоже плачет). Нога моя не будет у вас в доме.

ХОР. Если Иван Иванович, который имел глаза чрезвычайно зоркие, первый замечал лужу или какую-нибудь нечистоту посреди улицы, что бывает иногда в Миргороде, то всегда говорил Ивану Никифоровичу: «Берегитесь, не ступите сюда ногою, ибо здесь нехорошо»…

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Эй, баба, хлопче! Ну-ка, возьмите непрошеного гостя за руки и выведите его со двора.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Как! Дворянина! Осмельтесь только! Подступите! Я вас убью – уничтожу вместе с глупым вашим паном! Ворон не найдет места вашего!

ХОР. Необыкновенная минута. Спектакль великолепный! И между тем только один был зрителем (показывают на зал) – это был мальчик в неизмеримом сюртуке, который стоял довольно покойно и чистил пальцем свой нос.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Прекрасно! Я это припомню вам, Иван Никифорович.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Ступайте, Иван Иванович, ступайте! Да глядите, не попадайтесь мне, а не то я вам всю морду побью!

ХОР. Боже праведный! Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем! Такие достойные люди!

ИВАН ИВАНОВИЧ. Вот вам за это, Иван Никифорович! (Выставив кукиш, уходит.)

ХОР. Что ж теперь прочно на этом свете?

Черт медленно плывет по звездному небу, оседлав месяц.

Музыка.

ПЕСНЯ «ДУХ РАЗРУШЕНИЯ»

ХОР.

Дух разрушения витает над землей.

Все непорочное он делает порочным.

И все, что прочно, вдруг становится непрочным.

Дух разрушения витает над землей.

Конец первого действия

Действие второе

Музыка финала 1-го действия.

ПЕСНЯ О ПРОЧНОСТИ И НЕПОРОЧНОСТИ

ХОР.

 
Дух разрушения витает над землей.
Все непорочное он делает порочным.
И все, что прочно, вдруг становится непрочным.
Дух разрушения витает над землей!
Нам счастие приносит пустота,
И эту пустоту нам дьявол множит.
Он все, что хочет, с нами сделать может,
Коль счастие приносит пустота.
Вот два микроба передрались меж собой,
Дерутся в мире все: голубки, звери, рыбы…
Лишь пепел после битв да трупов глыбы…
Вот два микроба передрались меж собой.
Лишь человек пока не озверел.
Хотя чудовищами были твари божьи,
Когда друг друга шмякали по роже…
Но человек пока не озверел!
 

ИВАН ИВАНОВИЧ (появившись в сильном волнении). Гапка! Ты чего шатаешься без дела?

ГАПКА (выходя с мешком). Я без дела? Я крупу на кухню тащу!

ИВАН ИВАНОВИЧ. Крупу?

ГАПКА. Крупу.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Ну, тащи.

Слышно громкое кудахтанье кур.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Ну что, петух? Пришел за подачей? Вот тебе! (Кидает палкой в сторону петуха. Кудахтанье тотчас смолкает.)

Грязный мальчонка подходит к Ивану Ивановичу.

МАЛЬЧОНКА. Тятя, тятя, дай пряника!

ИВАН ИВАНОВИЧ (топнув). Пошш-шел отсюда!

Мальчонка убегает. Пауза.

ХОР. Вы бы, Иван Иванович, пошли бы сейчас на конюшню…

ИВАН ИВАНОВИЧ. Зачем?

ХОР. А посмотреть, ест ли ваша кобылка сено?

ИВАН ИВАНОВИЧ. Да, есть у меня саврасая, с лысинкой на лбу. Хорошая очень лошадка.

ХОР. Так пойдите, посмотрите, кормлена ли она?

ИВАН ИВАНОВИЧ. Не пойду.

ХОР. Или индеек своих и поросенков – сами, из своих рук…

ИВАН ИВАНОВИЧ. Не пойду, я сказал!

ХОР. А может, книжку какую возьмете почитать…

ИВАН ИВАНОВИЧ. Какую?

ХОР. Есть у вас, мы знаем, книжка, печатанная в издательстве у Лю-бия, Гария и Попова… Помните название?

ИВАН ИВАНОВИЧ. Не помню.

ХОР. А отчего?

ИВАН ИВАНОВИЧ. Как я могу помнить название, коли Гапка, когда еще девкой была, очень уж давно, оторвала верхнюю часть заглавного листка! Дитя свово забавляла. Гапка! Гапка! Давай обед тащи.

Тотчас появляется Гапка.

ГАПКА. А я что делаю? Я тащу!

ИВАН ИВАНОВИЧ. Борщ?

ГАПКА. Хороший борщ, с голубями.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Хороший?

ГАПКА. С голубями.

ИВАН ИВАНОВИЧ (медленно и вкусно ест. Отвалившись). Хороший борщ. Хотя и с голубями. (Подымается, идет к плетню.)

А ведь не был я сегодня у Ивана Никифоровича. Пойду-ка я к нему в гости! Ой, что я такое говорю? (Останавливается, шарахается от плетня, через который лезет со стороны Ивана Никифоровича Горпина).

ИВАН НИКИФОРОВИЧ (выскочив во двор). Назад, Горпина, назад! Не нужно тебе! Запрещаю тебе! Назад!

Горпина ковыляет обратно.

ХОР. Что на это сказать? Весьма могло быть, что сии достойные люди на другой же бы день помирились, если бы…

– Если бы особенное происшествие в доме Ивана Никифоровича не уничтожило всякую надежду и не подлило масла в готовый погаснуть огонь вражды.

Появляется огромная Агафья Федосеевна.

Музыка.

ПЕСЕНКА АГАФЬИ ФЕДОСЕЕВНЫ

 
Отворяй ворота, Ваня.
Или отворю сама.
Я тебе подруга, Ваня,
Не сестра и не кума!
Принимай-ка любушку,
Душечку-голубушку.
Много лет с тобою, Ваня,
В решето просеяно.
Я твоя зазноба, Ваня,
Агафья Федосеевна!
Принимай-ка любушку,
Душечку-голубушку.
Что с тобой случилось, Ваня,
Как простились, – с того дня?
Расскажи-ка, друг мой Ваня,
Как ты жил тут без меня?
 

ХОР. Казалось бы, ей совершенно незачем было к нему ездить, и он сам был не слишком ей рад; однако ж она ездила и проживала у него по целым неделям, а иногда и более.

АГАФЬЯ ФЕДОСЕЕВНА. Ты, Ванюша, ребенок… да-да-да, мой ребенок… и не спорь со мной… я все равно верх возьму. (Берет Ивана Никифоровича за нос.)

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Для чего это так устроено, что женщины хватают нас за нос так же ловко, как будто за ручку чайника? (Идет по кругу, ведомый за нос.)

АГАФЬЯ ФЕДОСЕЕВНА. Ты, Иван Никифорович, не мирись с ним и не проси прощения.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Или руки их так созданы, или носы наши ни на что более не годятся? (Идет за ней.)

АГАФЬЯ ФЕДОСЕЕВНА. Ты меня слушай! Меня! Он тебя погубить хочет!

ХОР. Агафья Федосеевна носила на голове чепец, три бородавки…

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. …на носу.

ХОР. На носу, да, и весь стан ее был похож на кадушку…

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. И оттого отыскать ее талию было так же трудно, как увидеть без зеркала свой нос.

АГАФЬЯ ФЕДОСЕЕВНА. Этот сосед твой дурной. Ты его не знаешь. Таковский человек!

ХОР. Ножки у нее были коротенькие.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Разве? А я и не замечал.

ХОР. Сформированные на образец двух подушек.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Правда?

ХОР. Она сплетничала и при всех этих разнообразных занятиях лицо ее ни на минуту не изменяло своего выражения…

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Что обыкновенно могут показывать одни только женщины!

АГАФЬЯ ФЕДОСЕЕВНА (поет).

 
От него весь город стонет.
Насоли поганому.
Он тебе еще подстроит –
Так ужо подстрой ему.
 

ХОР.

– И Иван Никифорович подстроил…

– Шушукала-шушукала проклятая баба и нашушукала…

ИВАН ИВАНОВИЧ (выйдя на свой двор). Что это?

ХОР. Хлев. Гусиный хлев.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Это он на что намекает?

АГАФЬЯ ФЕДОСЕЕВНА (со своей половины). На гусака! (Делает непристойные движения в адрес Ивана Ивановича.)

ИВАН ИВАНОВИЧ. Экая скверная баба! Хуже своего пана.

В ответ – противный хохот Агафьи Федосеевны.

ХОР. Этот отвратительный для Ивана Ивановича гусиный хлев выстроен был с дьявольской скоростью: в один день.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Ой, что-то сердце мое забилось – трудно сохранить спокойствие.

На сцене темнеет.

АГАФЬЯ ФЕДОСЕЕВНА (поет).

 
Ох, мы с тобой, мой милый Ваня,
Корячимся-дурачимся.
Чую, скоро, милый Ваня,
От него наплачемся!
 

(Исчезает.)

ХОР. Настала ночь…

Зажглись на заднике звезды. Зазвучала прекрасная украинская мелодия, исполняемая на скрипке.

Неожиданно поперек волшебной скрипки слышится весьма мерзкий звук. Через какое-то время становится ясно: кто-то что-то пилит, заглушая мелодию. Звук пилы растет, растет – и вот уже скрипки не слышно совсем, а слышится только звенящий, усиленный во сто крат богопротивный дребезжащий звук, от которого хочется заткнуть уши. Наконец, достигнув кульминации, он обрывается.

Грохот. Еще грохот. Пыль. Дым. Треск.

Выскакивает Иван Иванович с огромной пилой в руках.

Он в распупенном виде, в ночной рубахе до пят, глаза горят – то ли от страха, то ли от торжества по поводу сделанного. Он бежит в свой дом, испугавшись Гуся, выпорхнувшего из-под развалин.

Чьи-то тени… Крики, кудахтанье кур, гогот гусей, лай собак, хрюканье поросят – все сливается в одну мешанину, над которой – поверх этой дисгармонии – опять звучит мелодия скрипки, но теперь уже она подавляет все и вся. Затем мелодия затихает. И воцаряется тишина.

Конфигурация веревок меняется – и когда сцена заполняется светом, мы видим новое место действия – поветовый суд.

Люди Хора играют здесь Судью, Секретаря и других судебных лиц.

ИВАН ИВАНОВИЧ (входя). Бог в помощь! Желаю здравствовать!

Но никто не обращает на Ивана Ивановича внимания.

СЕКРЕТАРЬ. Дело козака Бокитька.

СУДЬЯ. Что еще? Читайте, читайте… Так вот, я и говорю: у меня был дрозд и вдруг испортился совсем: начал петь бог знает что, чем далее, тем хуже… Стал картавить, хрипеть – хоть выбрось! А отчего? Под горлышком у него образовался бобон, меньше горошинки. Этот бобончик нужно только проколоть иголкою, меня этому научил Захар Прокофьевич… (Секретарю.) Вы прочитали? Дайте я подпишу. Что там?

СЕКРЕТАРЬ. Дело козака Бокитька о краденой корове.

СУДЬЯ. Хорошо. (Подписывает.) Так вот, этот мой дрозд сразу запел. Представьте, сразу!

ИВАН ИВАНОВИЧ (громко). Бог в помощь! Желаю здравствовать!

СУДЬЯ (в восторге). О-оо, Иван Иванович! Чем прикажете вас потчевать? Не прикажете ли чашечку чая?

ИВАН ИВАНОВИЧ. Нет. (Присаживается на краешек стула.)

СУДЬЯ. Одну чашку. Чашечку. Сделайте одолжение. Чашку.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Весьма благодарен. Нет.

СУДЬЯ. Сделайте дружбу, Иван Иванович.

Музыка.

ПЕСНЯ О ДРУЖБЕ

ХОР.

 
Сделайте дружбу!
Сделайте дружбу!
Сделайте дружбу! А как?
Если дни-ночи
В сердце клокочет
Гнусное слово «гусак»!
Выпейте чашку!
Выпейте чашку!
Выпейте чашку! И чай
Вас кипяточком
И с сахарочком
Разгорячит невзначай!
 

ИВАН ИВАНОВИЧ. Я, Демьян Демьянович, имею к вам необходимое дело… Жалобу на врага своего, заклятого врага…

СУДЬЯ. На кого же это?

ИВАН ИВАНОВИЧ. На Ивана Никифоровича Довгочхуна.

Появляется, еле просунувшись в дверь, Иван Никифорович.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Не угодно ли? Возьмите, одолжайтесь!

СУДЬЯ. Какими судьбами, Иван Никифорович? Что и как?

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Я с просьбою. Точнее, с ябедою на мошенника… вот этого… на Ивана Иванова Перерепенка!

СУДЬЯ. Господи! И вы туда! Такие редкие друзья! Так любившие друг друга.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Он сам сатана!

ИВАН ИВАНОВИЧ. От сатаны слышу!

Звучит музыка. И начинается каша звуков, слов, восклицаний, оскорблений… Голоса сливаются и расходятся…

Гармонии никакой…

ДУЭТ ИВАНА ИВАНОВИЧА И ИВАНА НИКИФОРОВИЧА

 
– Ты за что меня назвал гусаком?
– А кто ж ты есть? Ведь дурак дураком!
– Это я-то? Я есть дворянин.
– Ну какой ты дворянин? Блин!
– Ах ты, гад! Из кретинов кретин!
– Сам ты гад! А еще сукин сын!
Поросят и свиней господин!
– Рот свой грязный, поганый закрой!
Среди кур своих ты, йонть, герой!
– Ты мошенник, засранец и вор!
– Сам засранец. Засрал ты свой двор!
 

ХОР.

 
Негоголевская лексика пошла.
Не от того ли пошлости, что наша жизнь пошла!
– Ты разбойник. Тебе покажу.
– Покажи! Я тебя посажу.
– Посади! Но в тюрьму сядешь ты.
У меня в Запорожье менты
Все знакомые!
– Это понты!
– Ты треклятое чмо и фуфло.
– Не гони! Ты проклятое зло…
 

ХОР.

 
Экий текст! Вас куда занесло?
Возвратитесь во время свое!
– Е-мое! Вот тебе, а не ружье!
– Богохульник! Безбожник! Злодей!
– Я злодей? Ты заткнулся бы, прелюбодей!
– Низкий! Жалкий! Хамло! Идиот!
– Подлый! Мерзкий! Законченный скот!
– А вот ты… Знаешь, кто ты? Ты жид!
– Я не жид!
– Нет, ты жид! Нет, ты жид,
Что вот тут по веревке бежит!
– Я? Окстись ты, баран!
Мироед! Педераст! Хулиган!
Плачет Сибирь по тебе давно.
– Помолчи, ты, баранье говно!
– Не кричи!
– Помолчи!
– И заткнись!
– Сам заткнись!
– Сам заткнись и окстись!
– Заебись!
 

ХОР.

 
Сто-ооп! Тихо! Вас тут заносит опять!
В рифму только не стоит…
– Мать! Мать!
 

ХОР.

 
Все. Закончили. Хватит орать.
(Другим тоном – сладким, миролюбивым.)
Прекратите! Разойдитесь!
Поцелуйтесь! Обнимитесь!
Помиритесь! Прекратите!
Поцелуйтесь! Отойдите!
Обнимитесь! Поцелуйтесь!
Поцелуйтесь! Обнимитесь!
Разойдитесь! Помиритесь!
Помиритесь! Разойдитесь!
 

– И в тот момент, когда дело готовилось принять довольно важный интерес, случилось одно непредвиденное обстоятельство, которое сообщило ему еще большую занимательность.

Бурая свинья (одна из масок Хора, а под нею явно скрывается знакомый нам Черт) вбегает на сцену, выхватывает, к удивлению присутствующих, одну из двух бумаг из рук Судьи и в один миг исчезает.

Немая сцена.

За ней перемена света и декораций.

К Ивану Ивановичу в дом пожаловал сам Городничий. Он в мундире с восемью пуговицами и хромает на одну ногу.

ГОРОДНИЧИЙ. Любезный друг и благодетель Иван Иванович! Осмелюсь доложить, что с моей стороны я ничего… но виды правительства, виды правительства того требуют: вы нарушили порядок благочиния!

ИВАН ИВАНОВИЧ. Ничего не понимаю.

ГОРОДНИЧИЙ. Свинья ваша?

ИВАН ИВАНОВИЧ. Ну, моя.

ГОРОДНИЧИЙ. Как же вы не понимаете, помилуйте!

ИВАН ИВАНОВИЧ. А в чем, собственно, дело?

ГОРОДНИЧИЙ. Ваша животина утащила из суда важную казенную бумагу…

ИВАН ИВАНОВИЧ. Ну, утащила. И что?

ГОРОДНИЧИЙ. Свинья ваша?

ИВАН ИВАНОВИЧ. Да что вы заладили? Ну, моя.

ГОРОДНИЧИЙ. А говорите, не понимаете. Вы все понимаете…

ИВАН ИВАНОВИЧ. Какая животина? Какая животина? Животина какая-то…

ГОРОДНИЧИЙ (строго). Ваша собственная бурая свинья, с позволения сказать.

ИВАН ИВАНОВИЧ. А я чем виноват? Зачем судейский сторож отворяет двери!

ГОРОДНИЧИЙ. Ваша собственность – стало быть, вы виноваты.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Покорно благодарю, что вы, Петр Федорович, наш городничий, меня со свиньею равняете.

ГОРОДНИЧИЙ. Вот уж этого я не говорил, право, ей-богу, не говорил. Но вам, без сомнения, известно, что, согласно с видами начальства, запрещено в городе, тем паче в градских улицах, прогуливаться нечистым животным. За-пре-щено!

ИВАН ИВАНОВИЧ. Бог знает что вы говорите! Большая важность, что свинья вышла на улицу!

ГОРОДНИЧИЙ. Это невозможно. Начальство хочет – мы должны повиноваться. Не спорю, забегают иногда на улицу и даже на площадь куры и гуси – заметьте себе: куры и гуси, но свиней и козлов я еще в прошлом году дал предписание не впускать на публичные площади. Которое предписание тогда же приказал прочитать изустно, в собрании, пред целым народом.

Выходит хор.

ИВАН ИВАНОВИЧ. Уж хороши ваши главные улицы! Туда всякая баба идет выбросить все, что ей не нужно.

ГОРОДНИЧИЙ. Да, случается иногда. Иногда! Помои! Но только под отдельными заборами и сараями. Но чтоб на площадь или на главной улице втесалась супоросная свинья, это, знаете ли, такое дело…

ИВАН ИВАНОВИЧ. А лужа? Вы про нашу прекрасную миргородскую лужу забыли!

Музыка.

КАНТАТА О МИРГОРОДЕ

ХОР.

 
В жару и ненастье
Наш город прекрасный
На радость и счастье дружно живет.
И пусть наша лужа
Под солнцем и в стужу
В прекрасные дали всегда нас зовет!
Город мира – Миргород!
Улица родная!
В мире моя лужица
Самая большая!
Самая великая,
Мы гордимся ей –
Больше океанов
И любых морей!
Во сне и без дыма
Наш город любимый
Под солнечным светом храпит и поет.
И пусть лужа наша –
Ведь нет ее краше! –
Своим отраженьем ведет нас вперед!
Город мира – Миргород!
Улица родная!
В мире моя лужица
Самая большая!
Самая великая,
Мы гордимся ей –
Больше океанов
И любых морей!
 

ИВАН ИВАНОВИЧ. Так что не смейте оскорблять мою свинью. Свинья – творение Божие!

ГОРОДНИЧИЙ. А в законе сказано: «виновный в похищении»… Прошу вас прислушаться внимательно: виновный. Здесь не означается ни рода, ни пола, ни звания – стало быть, животное может быть виновно. И, таким образом, приговорено к наказанию. А прежде представлено хозяином в полицию как нарушитель порядка.

ИВАН ИВАНОВИЧ (хладнокровно). Этого не будет.

Пауза.

ГОРОДНИЧИЙ (мирно). Ну, тогда что? В таком случае, если вы отказываетесь представить ее в полицию, то… пользуйтесь ею, как вам угодно: ну, заколите ее, что ли… сами… когда пожелаете… к Рождеству… и наделайте из нее окороков… и съешьте… Только я бы попросил, будете делать колбасы, пришлите мне парочку тех, которые у вас так искусно делает Гапка из свиной крови и сала. Моя Аграфена Трофимовна очень их любит.

ИВАН ИВАНОВИЧ (с усмешкой). Колбас, извольте, пришлю парочку.

ГОРОДНИЧИЙ (уходя). Ну, тогда что? Тогда вот что!

ХОР. Тогда процесс пошел с необыкновенною быстротою, которою обыкновенно славятся судилища. Бумагу пометили…

СЕКРЕТАРЬ. Пометили, записали, выставили нумер, вшили, расписались…

СУДЬЯ. Я расписался.

СЕКРЕТАРЬ. И положили дело в шкаф…

ХОР. Где оно лежало, лежало, лежало год, другой, третий…

– Множество невест успело выйти замуж…

– В Миргороде пробили новую улицу…

– У судьи выпал один коренной зуб и два боковых…

– А дело все лежало…

СЕКРЕТАРЬ. В самом лучшем порядке, в шкафу…

– Который сделался мраморным от чернильных пятен.

Музыка. Иван Иванович и Иван Никифорович, сидя по своим дворам, поют песню в стиле грустного романса.

ПЕСНЯ ИВАНА ИВАНОВИЧА И ИВАНА НИКИФОРОВИЧА

ИВАН ИВАНОВИЧ.

 
День был душен. Солнце жгло.
Годы мои, годы!
Не хочу я ничего,
Окромя погоды.
 

ИВАН НИКИФОРОВИЧ.

 
Лист осенний. Зимний день.
Ноет сердце дома.
Все мне скука. Все мне лень…
Сено и солома.
 

ИВАН ИВАНОВИЧ.

 
Тонет все в кромешной мгле.
Вышел на дорогу –
Там на мокрой на земле
Промочил я ногу.
 

ИВАН НИКИФОРОВИЧ.

 
Свет небесный не погас,
Но уж слепнут очи…
Жизнь терпеть и видеть вас
Никакой нет мочи!
 

ИВАН ИВАНОВИЧ.

 
Все напрасно. Все вотще.
Не хватает духу.
Муху увидал в борще –
Пожалел я муху!
 

ИВАН НИКИФОРОВИЧ.

 
Жили иль не жили мы,
Были аль не были,
Но из синеватой тьмы
Огоньки уплыли.
 

Хор обступает Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича.

ХОР. Бог с вами, Иван Иванович и Иван Никифорович! Скажите, за что вы поссорились? (Одна группа Хора подталкивает Ивана Ивановича в спину в сторону Ивана Никифоровича.) Не по пустякам ли? (Другая группа подталкивает Ивана Никифоровича в сторону Ивана Ивановича.) Не совестно ли вам перед людьми и перед богом?! (Подталкивания продолжаются. И вот уже они рядом, друг перед другом, нос к носу.) Столько лет прошло, а вы… вы…

Пауза.

ИВАН НИКИФОРОВИЧ (неуверенно). Я не знаю… Не знаю я, что я такое сделал Ивану Ивановичу. За что же он порубил мой хлев и замышлял погубить меня?

ИВАН ИВАНОВИЧ (смущенно). Не повинен… Не повинен я ни в каком злом умысле. Клянусь перед богом и перед вами, почтенное дворянство, я ничего не сделал поначалу моему врагу. За что же он меня поносит и наносит вред моему чину и званию?

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. Какой же я вам нанес вред?

ИВАН ИВАНОВИЧ. Разве это не вред, когда вы, милостивый государь, оскорбили мой чин и фамилию таким словом, которое неприлично здесь сказать?

ИВАН НИКИФОРОВИЧ (дотрагиваясь до пуговицы Ивана Ивановича). Позвольте вам сказать по-дружески, Иван Иванович, вы обиделись за черт знает что такое: за то, что я вас назвал гусаком…

Тут снова вылетает на сцену Черт. Музыка.

ХОР.

 
Ах! Все к черту полетело!
Слово произнесено,
Завертелось снова дело –
И куда-то…
 

СУДЬЯ.

 
Вверх! В палату!
Оное перенесено!
 

Опять каша восклицаний, звуков и слов…

ИВАН ИВАНОВИЧ. Ты за что меня назвал гусаком?

ИВАН НИКИФОРОВИЧ. А кто ж ты есть? Ведь дурак дураком!

ХОР.

Прекратите! Разойдитесь!

Поцелуйтесь! Обнимитесь!

Черт выходит на середину с ружьем и стреляет в воздух.

Все смолкает внезапно. Немая сцена.

ЧЕРТ. Уважаемые господа! Ваше дело решится завтра.

ИВАН ИВАНОВИЧ (с надеждой). Завтра?

ИВАН НИКИФОРОВИЧ (с верой). Завтра?

ЧЕРТ. Завтра. Да. Завтра. Такое извещение палата по правам делала ежедневно в продолжение десяти лет!

Пауза.

МАЛЬЧИК (из своего угла). Скучно на этом свете, господа!

Эпилог

Музыка. Та же песня, что и в начале, только куплеты следуют в другом порядке.

 
Скучно, господа, на этом свете,
И совсем невесело на том.
То в простой кибитке, то в карете
Дребезжим извилистым путем.
Как теплынь припряталась в морозы,
Так тоска струится средь потех.
Сквозь невидимые миру слезы
Проступает безысходный смех.
Все милы: и добрые, и злые,
И никто на черта не похож.
В зеркалах все рожи сплошь кривые,
Хоть роднее нету в мире рож.
Будь бедняк ты или светский щеголь,
Каждый человечек – человек.
Гоголь… Николай Васильич Гоголь
Нос просунул в 21-й век.
 

КОНЕЦ