Текст книги "Драматургия в трех томах. Том третий. Комедии"

 
Свисают ветви справа, слева.
Плоды вонзаются в уста.
 

МАСКА. Гениально. У вас получается! И так легко?

В.Я. Слушайте дальше.

 
Как плод сорвал я, Ева, Ева?
Как раздавить его я мог?
И вот он, знак Святого гнева, –
Текущий красный, красный сок.
 

МАСКА. Вот это техника! Вы – гений, Валерий Яковлевич.

В.Я. Нас много, гениев Серебряного века, я лишь один из них.

МАСКА. А кто первый?

В.Я. После меня – первый Блок Александр Александрович. А вот умрет Блок – и после меня никого не будет. Я буду первый. (Пауза.) Без остальных.

МАСКА. Что происходит, Валерий Яковлевич? Вы заседаете в разных комиссиях по три раза в день, председательствуете в каких-то комитетах… Зачем это вам? На кой вам этот вождизм?

В.Я. Культура – это я. При Николае я был монархистом, при Временном правительстве либералом. Но я всегда про себя мечтал о твердой власти, которая могла бы обуздать низы… результат – ноль. А кушать хочется. Голод не для меня. Поэтому я решил поддержать новое самодержавие.

МАСКА. Это правильный выбор. Я стою за вашей спиной. (В.Я. уходит.) А куда делась Нина Петровская?

Появляется Нина в луче света.

МАСКА. Как живете, Нина?

НИНА. Шуршу понемногу.

МАСКА. Это как понимать?

НИНА. Впрямую. Я издаю звуки. Булькаю, квакаю, чпокаю, шуршу. Я болото, меня никто не слышит. Вот пирожное «эклер» – оно для вас что?

МАСКА. Ну, «эклер».

НИНА. А по мне это – гробик с кремом.

МАСКА. Вы верите в потусторонний мир?

НИНА. Я в нем живу.

МАСКА. Где? На небе № 7? Или в аду?

НИНА. Там и там. Где придется.

МАСКА. Вы мне этим и близки.

НИНА. Не вздумайте, однако, приставать ко мне. Я в гареме у поэтов, да, но не подстилка, о которую могут вытирать ноги всякие материальные фигуры земного мира.

МАСКА. Я как раз нематериален.

НИНА. Этого мало. Нужен еще талант.

МАСКА. Для счастья человеческого достаточно обыкновенной телесности, которую только вы можете мне подарить. Мое преображение зависит от вас!

НИНА. Без любви нет преображенья.

МАСКА. Что же мне – сгибнуть за этой шторой?

НИНА. Выходит, так.

МАСКА. Но ведь и вы погибнете без любви?

НИНА. Нет-нет. Я погибну с любовью.

Перемена света. Белая зала.

В.Я. Вы спрашиваете, куда делась эта бесовка – морфинистка? Она давно прозябает за границей. И Боренька там. Мечется между Берлином и Дернахом, где погряз в своей дурацкой антропософии. Лижет интеллектуальный зад своему кумиру профессору Штейнеру, а он, говорят, своего русского поклонника в упор не видит.

МАСКА. А пишет Белый что?.. Он же не может не работать.

В.Я. По моим сведениям, кропает бесконечные воспоминания о Блоке. Любовь Дмитриевна, по которой он сохнет всю жизнь, его ведь отвергла… Вот он и защищается своим мемуаром. Очерняет Александра Александровича и хвалит, чтоб было незаметно, что очерняет.

МАСКА. Наверное, киснет среди эмигрантов?

В.Я. Пьяный, вечно пьяный. Болтает свои монологи первому встречному и… танцует. В кабаках!

МАСКА. Танцует? Андрей Белый танцует в кабаках?

В.Я. Я получил письмо оттуда. Нина Петровская приехала к нему из Парижа в Берлин.

МАСКА. Полубезумная, нищая, никчемная, старая, хромая… и влюбленная в своего Борю!

Перемена света. Желтая комната. Перестановка мебели. Нина и Андрей Белый сидят за столиком берлинского кафе.

НИНА. Только не зовите меня Ниной. Я – Рената. (Пауза.)

БОРИС. Выпьем?

НИНА. Выпьем. (Пауза.)

БОРИС. Скучно здесь. Водки! (Обслуживает Маска в образе официанта.)

НИНА. Тошно.

БОРИС. Тошно было в Москве.

НИНА. Нет. В Москве было весело. (Пауза.)

БОРИС. Как там Валерий Яковлевич?

НИНА. Кто это? Я не помню. (Пауза.)

БОРИС. Я напомню. Это символ нашей юности.

НИНА. Ах, Рупрехт? Рената помнит Рупрехта.

БОРИС. Как странно. У нас у всех не наши имена. Две водки! (Официант ставит на стол две полные рюмки.)

НИНА. Преображение – это то, к чему мы стремились всегда.

БОРИС. Я слышал, Валерий Яковлевич преобразился. Вступил в партию коммунистов! Да, да, да… покрывало Изиды сорвано. Он теперь товарищ Брюсов. Про таких я вещаю: патриотический пес!.. Чем-то там руководит. Что-то распределяет, разграфляет… Бумажки всякие… «Герой труда», – сказала о нем Цветаева.

НИНА. Гном.

БОРИС. Валерий Яковлевич рехнулся, он теперь между Пролеткультом и Совнархозом застрял. Все время куда-то баллотируется. И удивляется, почему от него все отворачиваются. Большевик краснознаменный, он всегда отмачивал дурака среди нас. Я бы на его месте… лязгнул бы ножницами по артерии – и с концом. А то глядишь, со знаменем своим кровавым куда-нибудь вверх вознесется – то-то позорище будет.

НИНА. У них, в московской пыли, всяк высокий пост страшен. Вспомнилась ваша строчка: «И ненароком Брюсов адит».

БОРИС. Вы помните мои стихи лучше меня.

НИНА. Тошно. В вуалях темноты, по вашему слову, живем.

БОРИС. Свои страдания я выкрикиваю в форточку. А вчера… буквально вчера я упал в обморок. Танцевал пьяный в кабаке на Вильгельм-штрассе и упал. О-хо-хо. Все подумали, я умер.

НИНА. Боря, а давайте, наконец, умрем вместе.

БОРИС. Пока не могу. Я должен вернуться в Россию.

НИНА. Расхмелели? Зачем?

БОРИС. Там меня еще любят, а здесь злые демоны, тут гидра капитализма. Она меня проглотит.

НИНА. А там вас проглотит гидра социализма. Вы что, не знаете?..

Там Чрезвычайка! Блок отошел, Гумилев расстрелян. Все боги-поэты умолкли…

БОРИС. Вот и я затихну. Между двух гидр. Зато дома. Кстати, а как вы в своем парижском раю?

НИНА. Да никак. Без блестения бриллиантов.

БОРИС. Хм… Да… «без блестения». Но в грезах и розах?

НИНА. Андрей Белый! Вы сделали меня счастливой во всех моих несчастьях. Всю жизнь я была никчемная. И теперь… Никчемна и теперь.

БОРИС. Мы все никчемны. Только богу нужны. Нина, простите. Я должен… Я решил уехать в совдепию. И там все будет кончено. Я хочу в бездну.

НИНА. Тогда прощайте, мой огненный ангел.

БОРИС (встав, качаясь).

 
В строфах рифмы, в рифмах мысли
Созидаю новый свет…
Над душой твоей повисли
Новые миры, поэт.
Все лишь символ…
Кто ты? Где ты?
Мир – Россия – Петербург —
Солнце, дальние планеты…
Кто ты? Где ты, Демиург?..
Ты над книгою изогнут.
Бледный оборотень, дух…
Грустен взор. Сюртук застегнут.
Горд, серьезен, строен, сух.
 

Рената, прощайте. (Нина, пошатнувшись, уходит. Борис залпом допивает водку.)

МАСКА. О чем горюете? Или жизнь не удалась?

БОРИС. А у кого удалась? Мы – фантомы трагедии. Вот и у вас – черная душа с просветлениями.

МАСКА. Не прогоните? (Подсаживается к столику.) Я не пьющий. Но такой же несчастный, как вы. Хотел, видите ли, очеловечиться – не вышло. Теперь вечно буду зашторенный. Слушайте, у меня к вам просьба: возьмите меня в свой роман и пьесу «Петербург». Я вам пригожусь… Маска, домино… У меня все есть… Я сыграю! Честное слово, сыграю.

БОРИС. Я поговорю с Мишей Чеховым. Если вы ему понравитесь…

МАСКА (вспышка света). Цитирую Ходасевича, очерк «Конец Ренаты»: «В ночь на 23 февраля 1928 года, в Париже, в нищенском отеле нищенского квартала, открыв газ, покончила с собой писательница Нина Ивановна Петровская… То небольшое дарование, которое у нее было, она не умела, а главное – вовсе и не хотела «истратить» на литературу». Зато около литературы она прожила весьма яркую жизнь (Выход Нины и В.Я.)

НИНА (ко всем). Преображение!.. (По-французски.) Любовь преображается в смерть!

В.Я. (встав в позу).

 
Припаду на тайном ложе
К алой ласковости губ…
Ты метнешь стрелу, – и что же?
Я, дрожа, сжимаю труп.
Но мне явлен Нертой мудрой
Призрак будущих времен.
(Борису). На тебя, о златокудрый,
Лук волшебный наведен.
 

Музыка. Борис встает из-за немецкого ресторанного столика. Танец. Какой-то веселый фокстрот вдруг переходит в какофонию.

Танец становится диким, движения невпопад музыке, это уже конвульсии… Пляска смерти?.. Удар русского колокола – Борис падает.

МАСКА. Обморок. Реальность. Призраки исчезли…

БОРИС (приподняв голову). Это конец.

КОНЕЦ

Поцелуев день

Я помешался на комедии… как выдумать сюжет самый невинный,

которым даже квартальный не мог бы обидеться. Но что комедия

без правды и злости!

Н.В. Гоголь. Из письма М.П. Погодину Февраль. 20. (1833. Петербург)

Комедия в двух частях

2019

Действующие лица

ВАНЕЧКА ФУРГОНКИН, изобретатель

БОРИС БОРИСОВИЧ ПЕТУХОВ, директор Фабрики подарков

НОННА ПЕТРОВНА, по связям с общественностью

КОСТЯ ПАРШИН, по реализации

КАТЯ СУВОРОВА, по упаковкам

КАПИТОЛИНА ВИТАЛЬЕВНА, по финансам

СНЕЖАНА ШТУЧКИНА, редактор журнала «Ритуаль», специалист по пиару

ПЕРВЫЙ НИЗВЕСТНЫЙ

ВТОРОЙ НЕИЗВЕСТНЫЙ

РОМУАЛЬД ГЕННАДЬЕВИЧ СВЕРЧЕВСКИЙ, депутат. Лидер «Партии Счастливых»

ТОВАРИЩ СУНЬ

ПЕРЕВОДЧИЦА

ЛЕВ АРКАДЬЕВИЧ, Президент корпорации СППБ («Свадьбы-Похороны-Подарки-Банкеты»). На сцене отсутствует.

Авторское предуведомление

В эпиграфе из Гоголя все сказано. Но в качестве дополнения могу заметить, что выдуманный мной анекдот для пьесы «Поцелуев день» не такой уж выдуманный. Сатира не может без преувеличений, но наша реальность довольно часто ошарашивает нас абсолютно гротескными сюжетами. При этом чем правдивей будет игра, тем смешнее и страшнее окажется театральность рассказываемой в комедии безумной истории.

Надо только поверить, что и не такое еще бывает на свете!..

Для сценического воплощения этой пьесы необходимы легкость и ироничность в подаче текста, изобилующего рисками и озорствами, импровизация поощряется! Стихия игры потребует особого темпоритма и органики достоверного существования в этом дурашливом фантазме, изобличающим холуйство как один из самых опасных и отвратительных пороков в нашей многострадальной и такой нередко абсурдной современной жизни.

Марк Розовский

Пространство сцены украшено (или загромождено) огромным количеством образцов продукции Фабрики подарков. В эту мишуру вписана доска почета с фотографиями передовиков производства и – по центру – интерьер офиса Директора Петухова – стол с компьютером, рабочие вертящиеся кресла… Входят сотрудники, медленно рассаживаются.

1. Собрание. Офис

ПЕТУХОВ. Все собрались? (Молчание)

КАТЯ. Ванечки нет.

ПЕТУХОВ. Вечно он опаздывает. (Входит Ванечка.)

ПАРШИН. Но всегда успевает.

ПЕТУХОВ. Фургонкин, объясните причину вашего опоздания.

ВАНЕЧКА. Сел на клей.

ПЕТУХОВ. Хоть бы извинился, Фургонкин.

ВАНЕЧКА. Извините, не мог оторваться, больше не буду!

ПЕТУХОВ. То-то. Порядок должен быть.

ПАРШИН. В бардаке.

ПЕТУХОВ. А ну дыхни, Паршин. С утра набрался?

ПАРШИН. С вечера. (Дыхнул, Капитолина отмахивается.)

ПЕТУХОВ. Господа, к делу. На нас надвигается юбилей, но не просто юбилей, а юбилей нашего дорогого, многоуважаемого и всеми горячо любимого Льва Аркадьевича, – честь ему и слава!

ПАРШИН. А банкет будет?

ПЕТУХОВ. Погоди, Паршин, будет тебе банкет. Но сначала – торжественная часть, приветствия и поздравления руководителей цехов, гостей, друзей, то-се, пятое-десятое, ну, и конечно, вручение подарков.

ПАРШИН. Только бы не затянуть с этим официозом. Предлагаю перед началом – маленький такой аперитивчик. Для поднятия настроения!

ПЕТУХОВ. Нет-нет. Начнем в 18 часов, еще успеете надраться. А вначале все должны – как стеклышки…

ПАРШИН. Ну, это как пойдет. Но будем стараться.

ПЕТУХОВ. Главное, не омрачить праздник.

ПАРШИН. Голову даю.

ПЕТУХОВ. Ах, Паршин, зачем нам твоя голова? Тем более нетрезвая. Вот Фургонкина голова – это голова, а твоя – так, пустая коробка. Но я все это к чему? Сегодня, сейчас, мы должны все вместе подумать и решить, какой подарок мы, коллектив Фабрики подарков, преподнесем нашему президенту? (Пауза.) Тут молодежь сидит… Не все, конечно, помнят Льва Аркадьевича, а ведь он начинал у нас… Был директором в самые страшные годы перестройки. Он перестроил часы с кукушкой. Ну, знаете, такие старинные, подарочные… Из них в 12 часов кукушка выскакивала и куковала. Так вот, Лев Аркадьевич заменил кукушку на Ленина… На лысого такого, маленького человечка. Он выскакивал из часов, выкидывал вот так руку и кричал: «Учиться! Учиться и учиться!». Это был период возвращения к ленинским нормам.

ФУРГОНКИН. И что, покупали этот дурацкий сувенир?

НОННА. С руками отрывали?!

ПЕТУХОВ. Сначала не очень…

ПАРШИН. Надо было героя сменить. Чтоб выскакивал другой не лысый и кричал другой текст. Например: «Денег нет, но вы держитесь!» (Все смеются.) Сразу эта кукушка стала бы лидером продаж!

ПЕТУХОВ. Итак. Какие будут предложения? (Пауза. Все молчат.) Не молчите. Поактивней, господа, я не для того вас собрал, чтобы вы тут сидели и молчали. Сейчас новые времена. Вай-фай, интернет, суши на уши, кофе среднего рода, а виски – мужского… Сейчас, если юбилей, надо нам сделать что-то оригинальное, то, чего еще не было. Подарить такое, чтоб все ахнули, охнули и рухнули! Неожиданность нужна!.. Но в пределах нормы. Можно эпатировать, но в границах допустимого.

НОННА. А где будем праздновать? Кабинет – это скучно.

ПАРШИН. Лучше в буфете нашем!

НОННА. Так давайте его для начала украсим гирляндами, лампочками, огоньками… На столах – вкусненькое, сладенькое. Все красивенько.

ПЕТУХОВ. Это что, елка?

НОННА. Нет, «Голубой огонек»! Лев Аркадьевич – Дед Мороз. Как бы.

ПАРШИН. А вы, Нонна – Снегурочка. Вроде.

КАТЯ. Может, книгу? Дорогую, иллюстрированную? Все-таки книга – лучший подарок.

ПЕТУХОВ. Да вы что? Книга его оскорбит.

ПАРШИН. Я ж говорю: лучше бутылки хорошего виски нет ничего, кроме Катькиной…

ПЕТУХОВ. Ты замолчишь, Паршин, наконец?.. Или я тебя выведу с собрания! Мы уже час сидим, и ни одного дельного предложения, которое хоть как-то, хоть что-то!.. Какой-то кризис мысли, Альцгеймер, полная деградация, торжество застоя с недосыпом и перегаром. Ванечка, а ты что молчишь? На тебя надежда последняя. Ты же у нас Главный изобретатель, генератор идей, проектант Фабрики подарков… кому, как не тебе?.. Есть у тебя предложение?

ВАНЕЧКА. Есть. Поцелуйте Льва Аркадьевича в жопу.

Пауза. Все замерли.

ПЕТУХОВ. Что?

ВАНЕЧКА. Поцелуйте.

ПЕТУХОВ. Кого?

ВАНЕЧКА. Льва Аркадьевича.

ПЕТУХОВ. Куда?

ВАНЕЧКА. Я же сказал, куда. Зачем вы заставляете меня произносить вслух это не совсем литературное слово.

ПЕТУХОВ. Это нецензурное слово.

ВАНЕЧКА. Нет. Это слово цензурное, но не совсем литературное. В русской литературе оно встречается довольно часто.

ПАРШИН. А в жизни еще чаще.

ПЕТУХОВ (овладев собой). Что за безобразие? Вы что себе позволяете?! При женщинах!

ПАРШИН. Ну, наши женщины – их надо знать! Еще не такие слова позволяют!

НОННА. Но не на работе!

ПАРШИН. Выходит, дома у нас все можно, а на работе – это нельзя, то запрещено… А где свобода слова, гарантированная нашей Конституцией! Где, я спрашиваю?

ПЕТУХОВ. Я вас уволю, Паршин. И Конституция будет на моей стороне! Вы бы постыдились Капитолины Витальевны. Кати, наконец.

ПАРШИН. Катя не в счет. Она молодая, ей надо жизнь во всей широте познавать. А что касается Капитолины Витальевны, я сам… и мы все… от нее не раз слышали два выражения: первое «Я вам не женщина, а главбух» – так вы всегда говорите? – и второе «Денег – нет».

КАПИТОЛИНА. А что еще говорить? Денег действительно на Фабрике нет.

ПЕТУХОВ. Всем закрыть рот! Разговорились! А вам, Фургонкин, за вашу выходку делаю замечание. Шутить изволил! Что за хамство? Ты, Фургонкин, сейчас играешь с огнем и нас заставляешь.

ВАНЕЧКА. А что вас, собственно, смущает? Вы только вдумайтесь: Лев Аркадьевич – наш отец-основатель, он за свою жизнь сделал столько подарков самым разным людям – артистам, хоккеистам, министрам, генералам и адмиралам, труженикам сельского хозяйства и космонавтам, что эти люди, придя на юбилей, будут рады увидеть, как Льва Аркадьевича любит и ценит его родной коллектив, да и сами, конечно же, захотят принять участие в церемонии чествования нашего дорогого, любимого, всеми уважаемого… Вы вообще помните, кому еще он делал подарки?

ПЕТУХОВ. Хм… М-да… Вы серьезно? Хотя…Заманчиво, да… А не будет ли это издевательством над юбиляром? Как вы себе это представляете?..

ВАНЕЧКА. Я сейчас изложил идею. Но воплощать вам. Конечно, перво-наперво надо бы написать сценарий.

ПАРШИН. А я уже написал. Мысленно. Вот все собрались… нет, не в буфете… в нашем конференц-зале. Первым на сцену выходите вы, Борис Борисович, как Председатель Юбилейного комитета, и наносите первый поцелуй. Музыка. Туш. Аплодисменты. Делов-то!

ПЕТУХОВ. Я?.. Нет-нет, исключено.

ПАРШИН. Кому-то надо быть первым. Вот и будьте первопроходцем.

НОННА. А я хочу… и смогу быть первой!

ПАРШИН. Вы? Ну, вы, Нонна, тоже имеете полное право…

НОННА. Да-да, именно так. С Львом Аркадьевичем нас связывает далекая комсомольская юность. Уже в те весенние годы, находясь в комсомольском возрасте, он знал, что будет олигархом. Тайным! Поэтому мы вместе содействовали перестройке. Он первый, можно сказать, в стране понял, что делать подарки – не менее важно, чем строить дома, корабли, гидростанции, бурить нефтяные скважины (проникновенно). Однажды мы встретились с ним в круизе… то есть нет, на БАМе… нет, все-таки в круизе… вместе пели песню Пахмутовой «Нежность», и Левка наклонился к моему уху и прошептал: «Нонна, у меня мечта – вот кончится эта наша советская власть, и я возьму на себя это нелегкое дело производства подарков в нашей стране, потому что это не только приятно, но и выгодно. Ведь подарки обеспечивают карьерный рост, они двигатель жизни, путь к успеху и процветанию». А я ему в ответ: «Левка, мы живем в такой стране, в такую эпоху, когда все мечты сбываются». И вот – сбылось.

ПЕТУХОВ. Итак, идея, как я понимаю, поддержана.

КАПИТОЛИНА. Я за, но у меня свои соображения.

ПЕТУХОВ. Но сомнения остаются. Все-таки. Надо посоветоваться.

КАТЯ. С кем?

ПЕТУХОВ. Прежде всего с самим Львом Аркадьевичем. Вдруг он не согласится?

НОННА. Согласится, согласится. Это я беру на себя.

ПЕТУХОВ. Но в данном предложении есть технические неясности.

ВАНЕЧКА. Какие, Борис Борисович?

ПЕТУХОВ. Ну… некоторым образом… чтобы церемония целования получилась для зрителя убедительной… э-ээ… как бы это прояснить… я полагаю, Лев Аркадьевич… некоторым образом… должен…

КАТЯ. Снять штаны?..

ПЕТУХОВ. Ну, или так. Или я чего-то не понял?

ВАНЕЧКА. Да нет. Вопрос абсолютно закономерный и, я бы сказал, ожидаемый. Тут нет никаких проблем.

ПЕТУХОВ. То есть как?

ВАНЕЧКА. Вот не далее, как вчера, мы с Катей… Катя, скажи… Были в одном театре… кстати, тут недалеко… Кать, скажи… смотрели чеховскую «Чайку» на премьере… Кать, скажи… Народу тьма, весь московский бомонд… Так там Костя Треплев говорит такую фразу: «Нужны новые формы!» и при этом раздевается догола.

ПЕТУХОВ. Абсолютно догола?

ВАНЕЧКА. Абсолютно. Стоял в чем мать родила!.. Кстати, мать рядом стояла, Аркадина.

КАПИТОЛИНА. А это что за курица?

КАТЯ. Чайка. Тоже голая.

ВАНЕЧКА. Так или иначе, Борис Борисович, но приведенные примеры – да вы и сами признали, – показывают, что ничего такого в нашем проекте на сегодняшний день нету. Необычно? Да. А с другой стороны, что в ней необычного?.. Она же – везде. Если вдуматься.

ПЕТУХОВ. Кто Она?

ФУРГОНКИН. Ну… ОНА.

ПЕТУХОВ. Как ты сказал? «Она везде»?.. Ну, нет. Есть и достижения.

ПАРШИН. Да хватит вам!.. Ваш сотрудник Иван Фургонкин сделал блестящее, беспрецедентное предложение. Давайте приступим к его реализации.

ПЕТУХОВ (подумав). Ну, что ж, давайте, так давайте. Рискнем. Где наша не пропадала!

КАПИТОЛИНА. Погодите! Погодите! А бюджет? Кто это дело будет…

ВАНЕЧКА. А чего бюджет? Чмок и готово. Коротко. Ясно. Молниеносно.

КАПИТОЛИНА. Экий вы шустрый. Юбилей – дело дорогостоящее.

ПЕТУХОВ. Надо подумать о спонсорах. Без спецфинансирования нам не обойтись. Но я хочу придать будущему мероприятию чуть больший масштаб. Если делать, то по-большому, как говорится.

КАПИТОЛИНА Ну, это я с вами потом, наедине обсудим… потом… В рабочем порядке.

ПАРШИН. В рабочем порядке?

ПЕТУХОВ. В рабочем порядке.

НОННА. И у меня есть идеи…

ПЕТУХОВ. В рабочем порядке.

ПЕТУХОВ. Надо расширить узкий круг целующихся. Поднять народ. Повести за собой…

ПАРШИН. Чтоб очередь стояла.

ПЕТУХОВ. Какая очередь?

ПАРШИН. Перед ней. Как в мавзолей. Надо придать празднику массовый характер. Чтоб весь коллектив выстроился и… Чмок! Хором! В едином порыве…

ПЕТУХОВ. Весь коллектив – это перебор. Надо демократично выбрать… лучших! Передовиков!

НОННА. Или назначить выбранных представителей… Полномочных от имени всех тружеников…

ПЕТУХОВ. По списку, по списку…

ПАРШИН. Без всякой фальсификации…

ФУРГОНКИН. Да, да, и прозрачно, прозрачно… Надо добиться стопроцентной явки и полнейшей прозрачности…

ПЕТУХОВ. Вы правы. Надо зажечь людей.

НОННА. Борис Борисович, людей мы – кликнем – и, конечно, соберем.

КАТЯ. Добровольцев. Только добровольцев! Сейчас всюду волонтеры.

ПАРШИН. А если кто-то из добровольцев откажется?

ПЕТУХОВ. Уволим к чертовой матери!

ПАРШИН. Отказ целовать – это ЧП. Как измена родине.

ПЕТУХОВ. Без перегибов, Паршин, без перегибов. Но и предательство не простим.

ПЕТУХОВ. А-а, ну, хорошо. Заканчиваем тогда. Расходимся по рабочим местам и готовим праздник! (Все расходятся.) Спасибо всем!

КАПИТОЛИНА. А можно обойтись воздушным поцелуем?

ВСЕ. НЕТ! (??)

ПАРШИН (оставшись один). Я тут пивка набрал. Спрячу-ка у Борис Борисовича – он в морозилку не заглядывает (прячет пять бутылок в холодильник). А у нас, простых смертных, праздник каждый день!

2. Катя и Фургонкин

КАТЯ. Ваня! Ванечка! Постой, хочу с тобой поговорить. Скажи, что ты пошутил! Ты ведь пошутил?

ВАНЕЧКА. А что случилось, Кэт?

КАТЯ. Ты офонарел? И все, по-моему, посходили с ума.

ВАНЕЧКА. Прежде, чем сходить с ума, надо его иметь.

КАТЯ. Вот-вот. Ты хочешь выставить всех нас идиотами. Зачем?

ВАНЕЧКА. А что я сделал? Я откликнулся на предложение предложением.

КАТЯ. Твое предложение абсурдное. И в него люди поверили.

ВАНЕЧКА. Люди? Это чудаки на букву «м», а не люди.

КАТЯ. Ты их презираешь, потому что считаешь себя выше всех!

ВАНЕЧКА. А ты меня таким не считаешь? Значит, ты меня не любишь.

КАТЯ. Я тебя люблю, но не за то, что ты гений, а за то, что… за то, что… я не знаю за что… За то, что ты не такой, как все…

ВАНЕЧКА. Эйнштейн сказал: если идея недостаточно безумна, значит, она никому не нужна.

КАТЯ. Ты Фургонкин – единственный на свете Фургонкин. А Эйнштейн мне не нужен!

ВАНЕЧКА. А ты единственная на свете Катя. (Целуются.)

КАТЯ. А теперь признайся мне… можешь мне признаться?.. Пошутил?

ВАНЕЧКА. Ради тебя я готов на все. Хочешь, я тебе сейчас покажу нечто! (Показывает фокус: из воздуха «достает» куколку, чем-то похожую на Катю.) Мой новый проект – Матрешка. Посвящается моей любимой Катюшке.

КАТЯ. Я – Матрешка? С чего ты взял?

ВАНЕЧКА. Нет, ты не поняла. Кукла будет называться «Катюша». В твою честь. Но это та же «Матрешка», но не та… Ей можно выколоть глазки – вот так, оторвать ручки и ножки – вот так, отвинтить голову… ой, что-то заело. Дети 21-го века стали более жестоки. Им не нужна сусальная красотка Барби. Моя «Катюша» рычит и дерется. Она может дать пощечину и стрелять из автомата. Она владеет карате и ловит преступников и террористов. Может работать в полиции и спецслужбах… Мой проект я послал в Китай, на Международный конкурс новейших игрушек. В случае успеха «Катюша» завоюет весь мир. К тому же – это импортозамещение Барби на нашу русскую «Катюшу». Я делал ее с тебя. Твой образ станет узнаваем во всем мире. Ты будешь всемирный бренд.

КАТЯ. Идиот! Ты сам такой же идиот!

ВАНЕЧКА. Почему, Катя?

КАТЯ. Потому что я не хочу быть брендом! Не хочу быть «импортозамещением»! (Убегает.)

ВАНЕЧКА (с горечью один). Ну, да… да… Признаюсь, да. Я пошутил… а может, и не пошутил!

3. Первые деньги

Офис. Входят два неизвестных с чемоданом.

ПЕРВЫЙ. Здрасьте, мы к вам от Льва Аркадьевича. По сигналу вашего главбуха.

ПЕТУХОВ. С кем имеем честь? (В селектор.) Капитолина Витальевна, зайди!

ВТОРОЙ. Я представляю Банк «Родина слышит», а мой друг нашу дочернюю фирму «Родина знает».

Входит Капитолина. Тихо присаживается.

ПЕРВЫЙ. Мы в курсе всех ваших замыслов насчет юбилея Льва Аркадьевича и пришли выразить вам свое удивление.

ПЕТУХОВ. Чем же?

ВТОРОЙ. У вас такое событие надвигается, а вы не просите деньги. Странные какие-то люди. У нас все просят, но мы не всем даем.

ПЕРВЫЙ. Только своим. Лев Аркадьевич свой. Вот мы принесли вам спонсорские.

ПЕТУХОВ. Сколько?

ПЕРВЫЙ. Сколько попросите, столько и дадим. Хоть миллион.

ВТОРОЙ. А лучше два. Посчитайте смету миллиона на три, четыре, лучше на шесть. Мы миллион вам срежем, останется пять, на том, я думаю, договоримся.

ПЕРВЫЙ. Ведь мы договоримся? (Подмигивает.) Договоримся!

КАПИТОЛИНА (шепотом). Нам нужно десять.

ПЕТУХОВ. Десять.

ПЕРВЫЙ. Тогда уж просите двенадцать. Или лучше тринадцать.

ВТОРОЙ. Тринадцать несчастливое число. Дадим пятнадцать. Вам три, нам остальные.

КАПИТОЛИНА (шепотом). Кэш! Кэш!

ПЕТУХОВ. Мы хотим кэш.

ПЕРВЫЙ. Можем дать сейчас. Чтоб с собой не таскать! (Отдает чемодан.)

Петухов прячет чемодан в сейф.

ПЕРВЫЙ. Нет, нет. Не туда.

ПЕТУХОВ (растерянно). А куда?

ВТОРОЙ. Вот сюда. (Помогает Петухову спрятать деньги в холодильник.) Так безопаснее.

ПЕРВЫЙ и ВТОРОЙ (хором). До свиданья (уходят).

ПЕТУХОВ (потрясенный). Манна небесная!

КАПИТОЛИНА. Никакая не манна, Борис Борисович, это фирмы-однодневки. Мои люди, я же вам сказала.

ПЕТУХОВ. Капитолиночка Витальевна, возьмите из холодильника триста тысяч и идите на свое рабочее место.

КАПИТОЛИНА. Ах, Борис Борисович, лучше я возьму пятьсот и пойду домой.

ПЕТУХОВ. Возьми шестьсот, Капочка, и – на все четыре стороны ко всем чертям.

КАПИТОЛИНА (ринувшись к холодильнику). Господи ты боже мой (крестится), спасибо, Борис Борисович, благодетель вы наш, дай бог вам чего врагу не пожелаю! Домой! В дом! Домой и в дом! (Уходит.)

Входит Нонна Петровна. Чрезвычайно взволнована.

НОННА. Я от него.

ПЕТУХОВ. Что он сказал?

НОННА. Как всегда, ничего. Только улыбнулся и покачал головой.

ПЕТУХОВ. Как покачал?.. Так или так? (Показывает.)

НОННА. Да какая разница?

ПЕТУХОВ. Огромная. Лев Аркадьевич ничего не делает в этой жизни случайно. И вы, Нонна Петровна, это знаете лучше всех. Если он улыбнулся сначала – это одно, а если он сначала покачал – это совсем другое.

НОННА. Боже мой, зачем вы мне все это поручили?!

ПЕТУХОВ. Давайте без истерик. Еще ничего не началось, а вы уже впадаете.

НОННА. Я не впадаю.

ПЕТУХОВ. Впадаете. Впадаете. Я хочу понять главное: он действительно не знает о нашей задумке или делает вид?

НОННА. Да он сразу все понял.

ПАРШИН. Что?

НОННА. Что мы будем… это… целовать его… в это…

ПЕТУХОВ. И что?

НОННА. Я же говорю, улыбнулся и покачал головой.

ПЕТУХОВ. Как покачал? Так или так?

НОННА. Вы меня уже спрашивали.

ПЕТУХОВ. Тогда ответьте: он не согласился потому, что смутился? Или он смутился и просто улыбнулся?

НОННА. А вот этого я не поняла. Когда Лев Аркадьевич улыбается, никогда не понятно, почему он улыбается.

ПАРШИН. Тут важно, не почему он улыбается, а почему он покачал головой.

НОННА. Правильно! Когда Лев Аркадьевич качает головой, это вовсе не значит, что он качает головой.

ПЕТУХОВ (со злостью). Поэтому я и спрашиваю: как он покачал головой – так или так? (Очень нервно показывает.)

НОННА. А я вам в который раз отвечаю – вы меня об этом уже спрашивали!

ПЕТУХОВ. Нельзя ли без нервов?.. Вот что, Нонночка Петровночка, идите снова к нему, добивайтесь согласия! Любой ценой! Вы меня поняли? Любой! (Нонна уходит.) Уф! Аж взопрел!

ПАРШИН. Правильно! Без нервов она с ним договорится. А мы… Два раза в неделю, после работы будем собирать людей…

ПЕТУХОВ. Просто собирать – это глупо. Я вот что придумал! Надо сделать слепок, по слепку макет и работать с образцом. Не терять времени!

ПАРШИН. И – тренироваться, тренироваться, тренироваться на макете! Правильно, Борис Борисович? Только в этом случае поцелуи будут качественные, прицельные, в те точки, которые мы наметили. Гарантия!

ПЕТУХОВ. А без репетиции ничего не получится!

ПАРШИН. Ну, конечно, Борис Борисович, это все реально. Но что значит «работать»? В поте лица полировать губами выпуклости?

ПЕТУХОВ. Именно так.

ПАРШИН. Только уже не после работы и два раза в неделю, а ежедневно и в рабочее время. Только дайте приказ.

ПЕТУХОВ. Хорошо, дам. Вам бы в рабочее время ничего не делать, а только целоваться.

ПАРШИН. Не целоваться. А целовать. Разные вещи!.. Если каждый поцелует образец за рабочую смену раз десять-двадцать, на двадцать первый – получится.

ПЕТУХОВ. Почему?

ПАРШИН. Потому что – очко! (Смеются.) Кому поручаете делать макет, Борис Борисович?

ПЕТУХОВ. Вы отвечаете за реализацию, Фургонкин пусть покажет чертежи и даст разработку. А всю ручную работу, я думаю, осуществит мастер Горелов из цеха твердых игрушек.

ПАРШИН. Это который… слепоглухонемой???

ПЕТУХОВ. Не прикидывайтесь дурачком, Паршин. А то вы не знаете, что на нашей фабрике во многих цехах работают глухонемые и слепоглухонемые рабочие?.. И хорошо работают, между прочим! Не стареют ветераны! Сделанные их золотыми руками подарки составили честь и славу нашего предприятия! Мы это, конечно, не афишируем, но наши труженики отличные мастера и с ними работать, ими руководить – это счастье!

ПАРШИН. Я побежал.

ПЕТУХОВ. Куда?

ПАРШИН. За счастьем! К Горелову! (Убегает.)

4. Ванечка и Катя

ВАНЕЧКА. Мне надо поговорить с тобой, Катя!

КАТЯ. А мне надо, чтобы ты пошел к Петухову и немедленно прекратил этот идиотизм.

ВАНЕЧКА. В нашей жизни столько идиотизмов, что никакой Петухов не сможет их прекратить.

КАТЯ. Я говорю о тебе, а не о Петухове. Ты начал – вот и отвечай.

ВАНЕЧКА. В чем ты меня обвиняешь? Разве я виноват, что они шуток не понимают.

КАТЯ. Самое ужасное, что все все понимают. Но никто не сопротивляется. Наоборот, все вовлечены в эту вакханалию. Вот что поразительно.

ВАНЕЧКА. Да ерунда все это. Поцелуют и через минуту забудут, кого во что целовали. Подойди ко мне.

КАТЯ. Не подойду.

ВАНЕЧКА. Почему?

КАТЯ. Не хочу.

ВАНЕЧКА. Но почему? Почему?

КАТЯ. Как-то противно стало. Даже отвратительно.

ВАНЕЧКА. Ну, вот. Приехали. Рушится любовь. И как всегда, из-за какой-то ерунды.

КАТЯ. Это все не ерунда.

ВАНЕЧКА. Правильно, Кэтрин. Поцелуи ведь разные бывают. Вот Брежнев Хонекера целовал – это один поцелуй, а…

КАТЯ. А Арафат Брежнева – другой.

ВАНЕЧКА. Тот же самый. Мы еще не вытерли губы после поцелуев с террористами, а уже с ними неистово боремся. Ну, подойди же ко мне!

КАТЯ. Сам подойди! (Он подходит, они целуются.)

ВАНЕЧКА. Катя, я тебя тоже люблю, и не за что-то, а за то, что ты у меня такая, какая есть. Не кукла, а живая… живая!.. Скоро мы с тобой получим миллиард…

КАТЯ. Чего?

ВАНЕЧКА. Миллиард юаней.

КАТЯ. А я думала, долларов…

ВАНЕЧКА. Ты не думай, ты слушай. У меня для тебя важное сообщение. Я победил на конкурсе новых кукол. Тендер выиграла китайская компания. Они будут делать «Катюшу» огромными тиражами и торговать тобою во всем мире. Жду чек.

КАТЯ (вырываясь из его объятий). Фургонкин! Я же тебе сказала! Я не хочу быть куклой! Не хочу, чтобы мной торговали!