Текст книги "Черное лето"

Глава двадцать восьмая

Ресторан «Слива и терн» открылся в 2008 году и сразу же завоевал признание критиков, но Джаред Китон был признан королем кулинарии задолго за этого. Первую престижную награду он получил, еще будучи подростком, и прошло совсем немного времени, прежде чем солидный журнал назвал его одним из самых одаренных поваров во всей истории Великобритании. Но вместо того, чтобы принять одно из многочисленных предложений от лондонских кухонь, он удивил всех и переехал в Лион. Там он продолжил обучение под руководством знаменитого шеф-повара Жиля Гарнье. Французская кухня легко далась молодому Джареду Китону, и довольно быстро он стал су-шефом. Два основных блюда меню ресторана вскоре были заменены блюдами, разработанными Китоном. Он научился бегло говорить по-французски и снял квартиру на берегу Сены.

А потом уехал.

В первой из двух его автобиографий он сообщал, что однажды, проснувшись утром, вдруг понял, что готовить ему разонравилось. Какова бы ни была истинная причина, мир вновь услышал о Джареде Китоне, когда он уже был женат, обзавелся дочерью и работал в парижском ресторане, принадлежавшем знаменитому шеф-повару Элен Жегадо. Именно там он вновь открыл для себя любовь к кулинарии. У ресторана не было ни одной звезды Мишлен; за десять лет он получил заветные три. Китон и Элен Жегадо стали большими друзьями. Из Парижа он переехал в Лондон, но пробыл там недолго. В телеинтервью он заявил, что в столице отношение к еде слишком консервативно. Он хотел выбраться из удушающей лондонской атмосферы и начать свой путь.

И так появился «Слива и терн».

Взяв кредит у Элен Жегадо, он купил полуразрушенную водяную мельницу в миле от маленькой деревни Котхилл в Камбрии.

Когда «Слива и терн» получил первую звезду Мишлен, Китон стал героем субботних утренних кулинарных шоу. После второй звезды стал вести свое собственное. А уж когда его детище вошло в список элитных трехзвездочных ресторанов мира, он стал путешествовать по всему свету в качестве приглашенного шеф-повара.

Он мог бы уйти на пенсию. Деньги у него были. Даже если «Слива и терн» не оправдал бы себя, за съемки в телешоу он получал семизначные суммы. За публикацию книг – тоже.

Но Джаред Китон любил готовить.

В наше время, когда элитные блюда стоимостью в двести фунтов, как правило, готовит тот, кому показал, как это делается, тот, кому показал, как это делается, шеф-повар, имя которого указано на двери ресторана, то, заказав что угодно в «Сливе и терне», вы могли не сомневаться: если это блюдо приготовил не сам Джаред Китон, то он, по крайней мере, контролировал процесс.

– Ну как?

Брэдшоу прижала палец к губам. Беспокоить ее было нельзя. Она свила себе маленькое гнездышко: переставила мебель так, чтобы на мониторы ноутбуков, выстроенных в ряд, не падал утренний солнечный свет, организовала рабочее пространство в форме полумесяца и сидела посередине, как Кирк на борту «Энтерпрайза». Просматривая видео, она одновременно печатала на портативной клавиатуре, лежавшей у нее на животе, и то, что она печатала, всплывало на экране ноутбука слева от нее. Она ни разу на него не посмотрела. Прочитав кусочек написанного, По увидел, что в тексте нет ни одной ошибки и он правильно отформатирован. Ноутбук справа от нее был заполнен яркими, прыгающими линиями графического эквалайзера аудиопрограммы. Как в лучших Hi-Fi-системах в конце восьмидесятых.

Брэдшоу нажала на паузу, и все процессы остановились.

– Ты прав, По. Он настоящий психопат, как по учебнику. Точнее сказать – психопат-нарцисс. Через слово «я», «мне» и «мое». Очень мало взаимодействия с гостями. Когда они говорят, он не слушает, ждет своей очереди заговорить снова.

– Ну, это всего лишь кулинарное шоу. В общем-то тут и должен быть некоторый элемент превосходства. К тому же ему приходится иметь дело с людьми, у которых эго тоже неслабое. – По не защищал Китона, но нужно было оставаться объективными.

Брэдшоу учла и это.

– Инструмент анализа текста, с которым я работаю, может сосредоточиться на том, что лингвисты называют «функциональными словами»: естественном языке, на котором мы говорим, не задумываясь. Исключая скриптовые фрагменты, типичные фразы Джареда Китона демонстрируют более частое использование местоимений «я», «мне» и «мой», чем в речи любого другого повара, и гораздо чаще, чем в речи населения в целом.

– Ну, хоть в чем-то я оказался прав, – проворчал По. Он до сих пор оставался единственным, кто считал Китона психопатом. – Нашла что-нибудь новое?

– Без тюремных записей заняться серьезной работой мы не можем, но… я заметила один интересный момент. – Брэдшоу вернулась на Ютуб и запустила другое видео. На экране появилась юная Элизабет Китон. Ей было около пятнадцати, и она участвовала в шоу Джареда. С другим поваром тоже была его дочь. Девушки вслепую дегустировали блюда и должны были угадать, какое из них приготовил их отец.

До этого По видел только фотографии Элизабет Китон. Он заметил, что на другом ноутбуке работает аудиопрограмма. Полоса внизу видео сообщала, что видео длится двадцать семь минут. Брэдшоу поставила его на паузу.

– Потом посмотрим целиком. Сейчас я просто хочу, чтобы ты послушал, как она говорит.

Спустя несколько минут она вновь остановила видео.

– Ее манера речи не отражает тех же нарциссических характеристик, что у ее отца.

– Вот как?

– Никаких доказательств.

– Ну, она еще очень юная, – заметил По. – Разве манера говорить не меняется с возрастом?

– Меняется, но как раз наоборот. Подростки еще не умеют скрывать, какие они на самом деле, их речевая манера максимально естественна.

Прежде чем По успел ответить, средний ноутбук громко завизжал. Брэдшоу нажала кнопку, и на экране появилось лицо Стефани Флинн.

* * *

Бывает усталость после бурной ночи и слишком обильных алкогольных возлияний. Утром тяжело встать с постели, но когда вы справитесь с этой задачей, вам понемногу полегчает. Может возникнуть такая усталость, если вы проработали восемь часов подряд без перерыва – таким образом ваше тело напоминает, что вам уже не двадцать один.

А бывает другая усталость. Та, что давит, как тяжелое пальто, та, от которой болят кости. Неважно, сколько вы проспали – вам кажется, что ваша энергия постоянно утекает. Что эта усталость будет с вами всегда.

Флинн выглядела именно так. Белки ее глаз были цвета мочи с похмелья, плечи безвольно поникли. Она не причесалась как следует, и в целом вид у нее был такой, будто она спала в машине. Такой она была уже примерно месяц.

– Доброе утро, детектив-инспектор Стефани Флинн, – сказала Брэдшоу.

Флинн не стала размениваться на любезности.

– Глубоко он в жопе? – спросила она резко. Брэдшоу покраснела.

– Я пока не могу сказать, инспектор Стефани Флинн. Проанализировав то, что нам прислала Камбрия, предположу, что это довольно точная оценка. По представил подробный отчет о цепочке хранения крови, согласно которому кровь была взята, перевезена и проверена благополучно. Следовательно, Элизабет Китон жива, и мистер Китон не мог ее убить.

– Но…

– Но есть момент, о котором По вам еще не рассказал. – Брэдшоу повернулась к По. Пришлось рассказать Флинн о следах трюфеля, обнаруженных в крови Элизабет, однако же он не стал говорить, какой счет скоро ляжет на стол детектива-инспектора.

– Возможно ли, что похититель накормил ее трюфелями? Ты сам мне всегда говорил, что гадать, как может вести себя преступник, – бесполезное занятие.

– Верно, – признал По. Хотя он в этом сомневался. Наиболее вероятным объяснением было то, что у Элизабет Китон, что неудивительно при ее воспитании, развился вкус к изысканным блюдам, и она в них себе не отказывала даже в своей добровольной ссылке.

Флинн ничего не ответила, и По решил, что не очень-то ее убедил.

– Это все, что ты мне скажешь?

Прежде чем По успел это признать, вмешалась Брэдшоу:

– Нет, не все, что он скажет, инспектор Стефани Флинн. Есть некоторое противоречие в том, где была Элизабет Китон последние шесть лет. Оно подтверждает теорию По.

– То есть на версию с похищением вы не повелись? – уточнила Флинн.

– Мне кажется, есть определенные несоответствия.

– Какие?

– Не считая того, что она пришла в библиотеку Олстона, именно когда там находился полицейский, хотя такая вероятность составляет лишь 3,29 процента, главная проблема заключается в том, что, по ее словам, она дошла туда пешком. Вчера вечером я выяснила, сколько времени мне потребуется, чтобы добраться до дома По, и сопоставила это со словами Элизабет Китон.

По пристально посмотрел на нее. Он так и знал – она что-то скрыла. Она хотела не только немедленно приступить к делу, но и выяснить, могла ли Элизабет Китон за ночь пройти такое расстояние.

– Я взяла с собой девятикилограммовый рюкзак, чтобы компенсировать тот факт, что она, по ее словам, не ела четыре дня. С помощью вариации теории асимптотического расширения я внесла необходимые коррективы.

Флинн скрестила руки на груди и посмотрела на По. Иногда то, что крутилось в голове Брэдшоу, было нелегко перевести в слова, понятные обычным людям. До того, как начать работать в отделе анализа тяжких преступлений, она общалась только с людьми с самым высоким ай-кью, людьми, понимавшими и ожидавшими научных объяснений. Ей не хватало чувства такта донести информацию до коллег другого типа, не выглядя грубо или снисходительно, и хотя По мягко тренировал ее по части дипломатии – в которой и сам был не эксперт, – это было непростой задачей.

– Объясни для меня, Тилли, – попросил он. Брэдшоу вздохнула.

– Я подсчитала, как далеко она могла бы пройти, а затем нарисовала круг на карте.

– А, как в «Беглеце». – По кивнул.

– Это базовая статистика. Не понимаю, как вы, ребята, справляетесь, – пробормотала Брэдшоу.

– Ну и? – нетерпеливо молвила Флинн.

– Я применила расчеты к спутниковой фотографии Олстона и его окрестностей, – пояснила Брэдшоу. – Это сельская местность, и поблизости больше ничего нет. Если бы она сбежала из здания, то полиция уже ее нашла бы…

Флинн переплела пальцы.

– Может быть, все было иначе? У Элизабет не было причин за что-нибудь отомстить отцу? Она могла инсценировать собственную смерть, чтобы потом сидеть сложа руки и наслаждаться тем, что с ним происходит?

По задумался. Теоретически эта версия была логичнее. И, само собой, оставляла меньше вопросов без ответа.

– Конечно, возможно, босс.

– Но ты так не считаешь, верно?

– Нет, не считаю.

– Почему же?

– Потому что Китон не злился. Он почти не упоминал об Элизабет. Если бы за всем этим стояла она, он бы не смог скрыть ярость по отношению к ней. Но я увидел лишь враждебность по отношению ко мне.

– Ну хорошо, – кивнула Флинн. – Ты с ним встречался, а не мы.

Вот в чем заключался один из главных плюсов Флинн как детектива-инспектора: она никогда не контролировала детали и не сомневалась в них. У нее была команда, которой она могла доверять, и Флинн ей доверяла.

– Тогда скажите, что, по-вашему, произошло.

– Они спланировали это вместе, – сказал По.

– Я согласна, инспектор Стефани Флинн.

Флинн надолго задумалась.

– Ну что за сраный беспорядок, – наконец выдала она.

– Соглашусь, инспектор Стефани Флинн, это… странный беспорядок.

– Что вам нужно? – спросила Флинн.

– Полные досье на Джареда и Элизабет Китон, – ответил По.

– Разве на Джареда не составили досье шесть лет назад?

– Не тот, кто понимал, что делает.

– Справедливо.

– Это должна быть информация для анализа онлайн.

– Еще что?

– Мне нужно, чтобы Тилли осталась здесь.

К его удивлению, Флинн согласилась. К его еще большему удивлению, она не предложила приехать сама. Он был ее другом, и у него были проблемы – он ожидал, что она приедет первым поездом. Что, черт возьми, с ней творилось?

– Еще нам нужны записи о пребывании Китона в тюрьме, – добавил По. – Об этом мы знаем очень мало. Не знаем, кто его навещал, кто с ним работал. Даже в каких тюрьмах он сидел, не считая Даремской.

Флинн сделала пометку.

– Сегодня же с этим разберусь. Что-нибудь еще?

– Мне понадобится специальное разрешение на доступ к определенным базам данных, инспектор Стефани Флинн, – вставила Брэдшоу.

– Пришлите мне список, когда он у вас будет, – попросила Флинн. – Чем вы дальше собираетесь заняться?

– Базовой полицейской работой, босс. Разработаем стратегию ОДУ и начнем собирать информацию.

В тот момент они вряд ли могли сделать что-то еще. Стратегия ОДУ – Отследить, Допросить, Устранить – лежит в основе всего, что делают детективы. Определить и найти тех, с кем нужно поговорить, постараться выяснить как можно больше, а потом решить, полезна ли эта информация. И как круги на воде, запросы ОДУ неизбежно порождают новые запросы ОДУ.

Флинн одобрительно кивнула.

– Тилли, что тебе нужно на данный момент, кроме тюремных архивов и доступа к базе данных?

Брэдшоу покачала головой:

– Я доверяю По, инспектор Стефани Флинн. Он будет знать, что делать, когда мы начнем.

– Я тоже так думаю, Тилли. В общем, вот что я скажу вам двоим. Я сейчас не могу уехать из Хэмпшира, так что вам придется работать без меня. И, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не делайте ничего, что может подставить меня или наш отдел.

Какое-то время все молчали, потом По спросил:

– Почему вы посмотрели на меня, когда это сказали?

Флинн фыркнула.

– Ты, черт возьми, знаешь почему, По. – Она наклонилась вперед, нажала кнопку, и на экране ноутбука Брэдшоу вновь появился логотип отдела.

Глава двадцать девятая

Флинн всегда держала слово. Не прошло и получаса, как на почту Брэдшоу начали приходить сжатые файлы. Записи всех отделов тюремной службы, всех тюрем, куда отправили Китона. Еще была ссылка на некую компьютерную программу под названием Т-НОМИС. Судя по всему, это была Национальная информационная система по борьбе с правонарушителями, действующая база данных, которой пользовались как тюремная служба, так и служба пробации. По словам Брэдшоу, которая, похоже, знала все аббревиатуры в системе уголовного правосудия, буква «Т» означала тюрьму.

Включив принтер, она принялась скармливать ему бумагу стопка за стопкой, а По тем временем занялся обедом. Он мало что знал о чечевице Пюи, но предположил, что из нее получится приличный дал. Поставив ее вариться, он добавил немного специй, отрезал себе два куска белого хлеба, а Брэдшоу – два куска так называемого хлеба из полбы, взял кувшин с холодной водой, вынес все это на улицу и полной грудью вдохнул свежий воздух.

Прищурившись, он посмотрел вверх. Солнце было кукурузно-желтым, и единственным пятном на кремниево-голубом небе был одинокий шрам от следа самолета. Несмотря на предупреждения, похоже, ураган «Венди» пока не собирался к ним в гости.

И было жарко. Слишком жарко для овец. Животные нордической породы, возникшей тысячу лет назад, ушли туда, где попрохладнее. Тут жевать было нечего: трава от солнца стала бледной и чахлой, вереск – серым и ломким. От такой пищи мяса не нагуляешь.

Но болота были завораживающе красивы. Красивы и бесконечны. Эдгар мог целую неделю тут носиться, и По не потерял бы его из виду. Единственным признаком, что когда-то здесь жили люди, была гранитная сеть каменных серых стен.

Заметив какое-то движение, По схватил бинокль, лежавший в бардачке квадроцикла, и присмотрелся, но это был всего лишь бортовой грузовик, выезжающий из карьера. Он был полностью загружен, и По задумался, куда он везет камни – точно такие же, как те, из которых построен был Хердвик-Крофт, а еще вокзал Сент-Панкрас и Мемориал Альберта. Было отчего гордо выпятить грудь, ощущая связь с наследием страны!

Его дом наконец-то стал не просто зданием, но чем-то большим. По не смог бы объяснить почему, так же как не мог объяснить, почему одни музыкальные произведения его радовали, а другие навевали тоску. Каждый раз ему становилось все тяжелее отсюда уезжать. Он был в Хэмпшире, он скучал по холмам и туману. По овцам и тишине. По ритму этого места. Городская жизнь была не для него. Ему не хотелось жить там, где ничего не меняется от смены времени года. Где не чувствуешь, на каком этапе жизненного цикла находишься.

Однажды он помогал Томасу Хьюму чинить стену, и старый фермер спросил, знает ли он, как привязывать стадо. По не знал, и Хьюм объяснил ему, что пастухи давным-давно придумали хитрость, чтобы овцы всегда паслись на одной и той же части холма и не нужно было строить сухие каменные стены. Вся методика заключалась в том, чтобы каждую ночь класть еду в одно и то же место, тем самым побуждая стадо собираться там в сумерках. Ночью и на следующий день они не уходили слишком далеко. Когда эта привычка передавалась следующему поколению овец, стадо считалось привязанным. Именно такой овцой ощущал себя и По. Его тянуло к Хердвик-Крофту. Он больше не хотел уходить слишком далеко.

– С тобой все в порядке, По? – Брэдшоу вышла на улицу. В руках она держала стопку бумаг.

– Все хорошо, Тилли.

– На что ты смотришь?

– Так, ни на что. Просто думаю, что скучаю по этому месту, когда меня здесь нет.

Брэдшоу, которая всю свою жизнь провела в помещении, посмотрела туда, куда смотрел он. Нахмурившись и вытянув шею, она всматривалась вдаль, как будто пытаясь понять, что же тут хорошего, но в конце концов сдалась.

– Я принесла тебе распечатанную информацию о тех, кто навещал мистера Китона. Не знаю, обрадует она тебя или огорчит.

Брэдшоу разделила список на две колонки: официальные и личные визиты. Первая колонка никаких сюрпризов не открыла. Китона много раз посещала команда юристов, вероятно, чтобы обсудить возможные апелляции на приговор, в начале срока заключения и недавно, когда Элизабет Китон вновь появилась. По не стал уделять им слишком много внимания. В том, что адвокаты могли заниматься незаконной деятельностью, не было ничего необычного, но По знал эту юридическую фирму, и она была слишком большой и серьезной, чтобы ввязываться во что-то темное, рискуя все потерять и мало что выиграть. Каждый год Китона посещала офицер службы пробации. Тут тоже ничего выдающегося не было: ей нужно было ежегодно составлять отчеты о пожизненном заключении. По сделал пометку, что стоит попробовать с ней пообщаться, но сомневался, что она согласится. Было еще несколько несущественных визитов. По отметил, что Грэм Смит, журналист, звонивший ему на днях, пытался, но не смог добиться официального визита. Китон отказался от бесплатной рекламы – возможно, впервые в жизни.

Окинув взглядом список личных визитов, По обнаружил, что можно одновременно удивиться и не удивиться.

Список был маленьким.

Очень маленьким.

Он состоял всего из одного имени.

Конечно, срок за убийство собственной дочери должен был распугать поклонников Китона, но По и представить себе не мог, насколько сильно. В разгар его великолепия шеф-повара обожали все. Кинозвезды делали с ним селфи, министры выбирали места для совещаний так, чтобы заглянуть в «Сливу и терн», даже члены королевской семьи были не прочь остановиться в Камбрии по пути в замок Балморал. Хотя По знал, что Джаред Китон лично должен был давать согласие на посещение только тем людям, которых хотел видеть, и не сомневался, что большая часть поваров, поддерживавших его до вынесения приговора, в глубине души были только рады, но уж один или два человека могли бы его поддержать? Как выяснилось, нет.

Видимо, предположил По, это еще одно проклятие психопатов: у них не бывает друзей.

Итак, в списке было только одно имя: Кроуфорд Банни.

Загуглив его, Брэдшоу нашла несколько статей и, пока они ели чечевицу с карри, читала их.

Уроженец Эдинбурга, Кроуфорд Банни работал в «Сливе и терне» с первых дней – начал с овощей, потом перешел к соусам. Видимо, Китон что-то в нем разглядел, потому что спустя три года Кроуфорд Банни был назначен су-шефом – фактически вторым в ресторане человеком. В интервью «Карлайл Лайвинг» Банни рассказал о том, какое смятение испытывает в связи с осуждением Китона, о вере в то, что правда когда-нибудь откроется, и о договоренностях, которые «Слива и терн» сделал до того, как этот день наступил. По сделал пометку выяснить, что именно представляют собой эти договоренности. Насколько могла выяснить Брэдшоу, Китон пока еще оставался единственным владельцем «Сливы и терна».

Он полистал вторую стопку документов – записи телефонных разговоров Китона. Эта информация была менее надежной, поскольку в британских тюрьмах нередко установлены нелегальные телефоны. Здесь часто фигурировали разные номера одной и той же юридической фирмы. Еще Китон, судя по всему, регулярно звонил Кроуфорду Банни, и некоторые разговоры были записаны и расшифрованы. По как раз читал один из них, о проблемах с поставкой рыбы, когда услышал звуковой сигнал.

Брэдшоу посмотрела на часы – одни из тех «умных часов», что как-то связаны с телефоном, – взяла стакан с водой, залпом выпила и что-то нажала в телефоне.

– Что? – спросила она, заметив, что По наблюдает за ней.

– Ничего. Если чечевица слишком горячая, могу добавить сметаны. – На самом деле он не мог. Он не купил сметаны. И не помнил, чтобы вообще когда-нибудь ее покупал.

– Я выпиваю шесть стаканов воды в день, По. Тебе тоже следует.

– Я пью много воды.

– Врешь. С тех пор как я вчера приехала, ты выпил четыре чашки чая, семь чашек кофе и две пинты пива. И я видела, сколько мяса ты купил. В холодильнике лежит пакет сосисок. Это вредно, По.

Он почувствовал, как краснеют щеки. Он знал, что его диета оставляет желать лучшего и впереди проблемы со здоровьем, но дело было в том, что… хорошую колбасу он считал произведением искусства. И готов был скорее скопытиться, чем с ней расстаться.

– Как только увижу аптеку, куплю тебе тест на холестерин, – пообещала Брэдшоу, забивая, вне всякого сомнения, первый гвоздь в гроб его мясной диеты.

– О господи, – только и ответил он. Спорить не было смысла.

– Сидите здесь, мистер, – велела она. – Я сделаю нам обоим фруктовый салат.

По вздохнул, взял новую стопку бумаг и продолжил чтение. Его губы сами собой растянулись в улыбке. Приятно было чувствовать, что о нем заботятся!

Они работали до самого вечера. По читал на улице, но, несмотря на великолепную погоду, Брэдшоу отказалась составить ему компанию – яркий свет экранов ее ноутбуков был слишком резким. Он прочитал еще несколько статей о Кроуфорде Банни, но они мало что ему дали. Заполнив блокнот пометками, вопросами и задачами, он вернулся в дом. Брэдшоу пока еще не нашла связи между Банни и Джаредом Китоном, но не собиралась сдаваться и отправила Флинн еще один список баз данных, к которым ей нужен доступ.

По объявил перерыв, и они пообедали коричневой пастой в заранее приготовленном томатно-базиликовом соусе. По добавил в свою порцию бекон, но все равно это было ужасно.

– Я начну с досье Элизабет Китон, – объявила Брэдшоу. По кивнул. В этом документе могли быть рассмотрены те области жизни Элизабет, которые не были учтены в ходе первоначального расследования. К тому же Брэдшоу намеревалась рассмотреть дело жертвы под радикально другим углом.

Если По при наборе текста руководствовался старой доброй техникой «засада и нападение», то пальцы Брэдшоу летали по клавиатуре так, что видно было лишь размытое пятно, а ее глаза не отрывались от экрана.

– Это займет немало времени, По. Может быть, на сегодня закончим и я поеду в отель? Ускорение и повторение хороши, но для продуктивной работы мне нужна более высокая пропускная способность. Если сейчас мы закруглимся, завтра я буду работать эффективнее.

Эта идея понравилась По. Он очень устал. Ему не хотелось об этом говорить, поскольку он спал больше, чем Брэдшоу, но в его глаза как будто засыпали песок. Лечь спать пораньше было бы на пользу им обоим.

– Ну, поехали. Бери все что нужно, и я тебя отвезу.

* * *

Бар отеля был полон, и хотя отношение По к туристам было таким же, как у Уильяма Вордсворта – «Пусть красота останется неискаженной», против тех, что в Шап-Уэллсе, он не особенно возражал. Даже в разгар лета холмы в этой части Камбрии привлекали только серьезных путешественников. Здесь не было национального парка из тех, что рисуют на открытках. Не было ни озер, ни высоких гор, ни симпатичных деревень, ни паровозов – ничего, что могло бы развлечь туриста двадцать первого века. Шап-Уэллс представлял собой суровый и бесплодный ландшафт с безлесными склонами, гранитными холмами и заболоченными лощинами. Место, где обитали десятки людей и десятки тысяч овец, было ошеломляющим, как гадюка: красивым на вид, но опасным, если не проявить осторожность. Погода была хорошей, но могла измениться в считаные минуты даже в это время года.

Он купил пинту «Спан Голд», солодового и хмелевого пива, сваренного пивоваренной компанией «Карлайл», безалкогольный напиток для Брэдшоу и пакет чипсов для Эдгара. Выпил залпом половину пинты и подумывал, не взять ли еще, как вдруг Брэдшоу задала ему вопрос:

– Скажи мне, По, почему в твоей жизни нет женщины?

Ой-ой…

Оторванность Брэдшоу от внешнего мира могла объяснить некоторые странности ее характера, но отнюдь не все. Она не объясняла ее излишней прямоты. Они могли молча работать бок о бок, но внезапно она заявляла: «Ты мне нравишься, По!» – а потом как ни в чем не бывало возвращалась к своему занятию. Если бы она питала к нему чувства, выходившие за рамки дружеских, она бы уже об этом сообщила.

Так почему же она хотела это знать?

И что он должен был ответить?

Он не мог сказать ей правду. Он никому не мог сказать правду о том, какую боль ему причинила мать, отказавшись от него, и о том, что это сказалось на его отношениях с противоположным полом. Что, встретив симпатичную ему женщину, он тут же начинал искать причины, почему ничего не выйдет. Что каждый их недостаток становился проблемой, на которой можно было зациклиться, пока не случалось неизбежное и он не переставал им звонить. Самый долгий его роман продлился шесть месяцев, и то только потому, что четыре из них он работал под прикрытием.

Но теперь, зная, что мать не бросила его, а ради него пожертвовала всем, он снова начал думать о женщинах, хотя и не признался бы в этом Брэдшоу. Жутко соблазнительная Эстель Дойл, горячая и разведенная Флик Джейкман и даже, к его стыду, скорбящая Виктория Хьюм – все они в последние дни нередко ему вспоминались.

– Тилли?

– Да, По?

– Ты помнишь наш разговор по поводу такта?

– Конечно, По. Я сделала несколько заметок на айпаде. Принести его сюда? Он лежит у меня в номере.

По улыбнулся, покачал головой, допил остатки пива и сказал:

– Нет, просто перечитай их как-нибудь на досуге.

– Перечитаю сегодня вечером. – И тут до нее дошло. – Ой. Прости меня, По.

– Тилли, ты никогда не должна просить у меня прощения, помнишь? Хочешь еще чего-нибудь выпить? Я угощаю.

Она посмотрела на часы.

– Нет, спасибо, По. Я выпью немного воды, когда буду чистить зубы, но не хочу мочи… – Она осеклась. – Нет, спасибо, По.

Он вновь улыбнулся, впечатленный ее сдержанностью. Год назад она непременно бы рассказала, почему ложиться спать с полным мочевым пузырем – плохая идея. Впрочем, он и сам был в том возрасте, что уже не помнил, когда проспал всю ночь, не вставая в туалет, и подумал, что она права, однако себе заказал еще пинту.

– Мне кажется, тебе стоит пригласить детектива-инспектора Стефани Флинн на свидание, По, – сказала Брэдшоу, когда он вернулся.

– И почему же тебе так кажется, Тилли?

– Потому что она грустная.

По кивнул. Флинн явно была чем-то расстроена, и он оценил, что кто-то еще это заметил. К тому же это был не просто кто-то, а Брэдшоу, над чьим пониманием невербального общения предстояло работать и работать. Значит, странности поведения Флинн видели и другие. По решил выждать еще немного, а потом напрямую спросить, что случилось. Он знал, что, будь он на ее месте, Флинн задала бы ему этот вопрос.

– И ты тоже грустный. Делаешь вид, что это не так, но я-то вижу. Еще с тех пор, как закончилось дело о Камбрийском сжигателе.

По не любил хранить секреты от Брэдшоу, но этого раскрыть пока не мог. По крайней мере, пока сам не решит, что с ним делать и можно ли тут сделать хоть что-нибудь.

– Со мной все в порядке.

– Вы и инспектор Стефани Флинн явно нравитесь друг другу. Вам стоит как-нибудь сходить в кино.

По допил свою пинту.

– Ты знаешь, Тилли, что детектив Флинн во мне не заинтересована? – Флинн этого не скрывала, так что По не выдал ее секрет. – Она уже почти пятнадцать лет счастлива в своих отношениях. И даже если бы все было иначе, я сомневаюсь, что свидание со мной помогло бы ей взбодриться.

– Ой, – пискнула Брэдшоу, и ее щеки залил румянец. По никогда раньше не видел, чтобы она краснела. Неприятные происшествия беспокоили ее так же, как волны беспокоят чаек.

– Но ты права – кажется, она чем-то опечалена.

Какое-то время Брэдшоу молчала, а потом произнесла:

– Ты должен этим заняться, По.

– Заметано.

Они стукнулись кулаками.

– Ну а сейчас тебе нужно поработать над делом Элизабет Китон, а мне немного поспать. Я заеду за тобой ровно в семь.

– Разве ты не ждешь меня у себя?

– Не завтра, Тилли. Завтра мы собираемся на экскурсию.

Она подняла брови.

– И куда же, По?

Он ответил не сразу, хотя давно уже знал ответ. С тех пор, как покинул Даремскую тюрьму. В этом была неизбежность, как в судьбе мотылька, летящего к пламени.

– Мы едем в «Сливу и терн».