Текст книги "Метафизика. Современное введение"

Проблематичность теории субстрата

В нескольких последних разделах теория субстрата рассматривалась как ответ на проблемы, связанные с теорией пучков: проблемы, касающиеся приписывания атрибутов и нумерического различия. Однако и у нее есть свои узкие места. Настало время рассмотреть их, подвергнув теорию субстрата критике. В первом разделе данной главы мы указали, что теория пучков вырастает из сомнений, которые философы-эмпирики испытывали по поводу идеи чистого субстрата. Корень этих сомнений – в методологическом принципе, согласно которому онтолог не должен постулировать сущностей, которые не могут быть объектом прямого или непосредственного опыта: утверждалось, что поскольку опыт – это всегда осведомленность о вещах как о том, что каким-то образом характеризуется, и поскольку чистые субстраты – это вещи, сами по себе лишенные характеристик, то их введение противоречит методологическому принципу эмпиризма.

Конечно, следовало бы ожидать, что сторонники теории субстрата станут оспаривать методологический принцип эмпириков. Однако на деле большинство из них (в том числе Локк, ранний Рассел, а в недавнем прошлом – Густав Бергман) признавали какую-то из версий эмпиризма. Поэтому на возражение они отвечали, заявляя, что чистые субстраты могут быть вполне допустимыми компонентами строго эмпирической метафизики. Они утверждали, что сторонники теории пучков попросту ошибаются, предполагая, будто чистые субстраты не могут быть объектами эмпирического знания. Таким образом, сторонники теории субстрата настаивали, что знать о нумерически различных, но качественно неразличимых объектах ipso facto означает быть осведомленным о чистых субстратах. Нам говорят, что чистые субстраты – это всего лишь составляющие элементы конкретных объектов, делающие их нумерически отличными друг от друга, так что, сталкиваясь с парой объектов, относящихся друг к другу как наши мячики, Сэм и Питер, мы оказываемся в перцептивном контексте, где различаем эти мячики благодаря их принципам нумерического различия[91]91
  Allaire E. Bare Particulars. P. 288.


[Закрыть]. Равным образом мы обнаруживаем, что сторонники теории субстрата утверждают, будто, сталкиваясь на опыте с любым из связанных с конкретной партикулярией атрибутов, мы тем самым сталкиваемся с тем, что в буквальном смысле слова является носителем этого атрибута. Сказанное означает, что, поскольку понятия атрибута и субстрата являются взаимозависимыми, невозможно быть осведомленным об атрибуте, не будучи осведомленным о субстрате. Следовательно, если объектами эмпирического познания могут быть атрибуты, то ими могут быть и субстраты, в прямом смысле слова «удерживающие» эти атрибуты[92]92
  Ч.Б. Мартин, сторонник теории субстрата и теории тропов, утверждает это в работе: Martin C.B. Substance Substantiated.


[Закрыть].

Сторонников теории пучков вряд ли впечатлят эти попытки доказать эмпирическую легитимность понятия чистого субстрата. Они, безусловно, посчитают их сомнительными. Сторонники теории субстрата, – станут сетовать сторонники теории пучков, – исходят как раз из того, что нуждается в обосновании. И здесь, думается мне, трудно с ними не согласиться. Я полагаю, что более удачной стратегией для сторонников теории субстрата будет та, о которой речь шла выше, – признать, что введение чистых субстратов противоречит строгому эмпиризму, но заявить, что – поскольку чистые субстраты нужны нам для того, чтобы должным образом проанализировать приписывание атрибутов и объяснить возможность существования нумерически различных, но качественно неразличимых объектов, – ограничения, налагаемые эмпириками на это метафизическое предприятие, являются неоправданно строгими.

Еще одно возражение против теории субстрата с большей убедительностью свидетельствует о ее противоречивости[93]93
  Селларс выдвигает это возражение в статье «Партикулярии» (Particulars), вошедшей в кн.: Sellars W. Science, Perception, and Reality. London: Routledge and Kegan Paul, 1963. P. 282–283.


[Закрыть]. Сторонники теории субстрата говорят нам, что то, что обладает атрибутами, является чистым, но быть чистым – значит не иметь атрибутов. Поэтому основополагающий тезис теории субстрата оказывается противоречивым – то, что обладает атрибутами, атрибутами не обладает. На это сторонники теории субстрата, вероятно, ответят, что это возражение основано на непонимании того, что означает слово «чистый». Субстраты не являются чистыми в том смысле, что они не обладают атрибутами, – они чисты в том смысле, что сами по себе лишены атрибутов. А это означает, – скажут сторонники теории субстрата, – что ни один из атрибутов, которыми обладает субстрат, не определяет его самого: субстрат обладает «бытием», не зависящим ни от одного из своих атрибутов. Как мы уже говорили ранее, ни один из атрибутов субстрата не принадлежит его сущности; ни один не является внутренне присущим субстрату или необходимым ему. Таким образом, сторонники теории субстрата станут отрицать свою приверженность противоречивому утверждению, будто то, что обладает атрибутами, ими не обладает. Они выдвинут свой тезис: ни один из атрибутов, которыми обладает субстрат, внутренне ему не присущ.

Конечно, это может стать убедительным ответом на возражение в его первоначальной формулировке, но центральное место в ответе занимает идея о существовании вещей, не имеющих внутренне присущих им атрибутов. Эта идея часто возникает в работах сторонников теории субстрата. Например, Густав Бергман неоднократно заявляет, что его чистые партикулярии – это вещи, лишенные врожденных качеств или сущности[94]94
  См., например: Bergmann G. Realism. Р. 26.


[Закрыть]. Однако можно задаться вопросом, является ли идея вещи, лишенной внутренне присущих ей атрибутов, непротиворечивой. Например, нам говорят, что чистые субстраты не имеют внутренне присущих им атрибутов. Но что представляет собой эта особенность чистых субстратов? Является ли она всего лишь контингентной истиной о них? Равным образом считается, что чистые субстраты выступают в буквальном смысле слова носителями атрибутов. Является ли это всего лишь их контингентной характеристикой? Может ли дело обстоять иначе – то есть так, чтобы эту роль играли не они, а какие-то другие сущности? И, опять же, считается, что чистые субстраты являются причиной нумерического различия. Может ли быть так, что они не позволят различить объекты? Может ли статься, что чистые субстраты – это многократно воспроизводимые сущности, вещи, каждая из которых входит в состав нескольких разных конкретных объектов?

Казалось бы, на все эти вопросы следует ответить отрицательно, ибо только что упомянутые особенности субстратов представляют собой их категориальные характеристики, и утверждение, будто вещь может не проявлять тех характеристик, которые обеспечивают ее категориальную форму, представляется неправдоподобным. Категориальные характеристики вещи, как мы полагаем, являются ей внутренне присущими. Но то, что категориальные характеристики субстратов им внутренне присущи или необходимы, не представляется чем-то уникальным. Существуют такие атрибуты, как «быть самотождественным», «быть красным или не красным» и «быть окрашенным при условии, что предмет – зеленый». Казалось бы, подобные атрибуты внутренне присущи каждому объекту, а значит, и субстратам тоже. Есть также атрибуты, которые, не являясь внутренне присущими всем вещам, являются таковыми для каждой обладающей ими вещи, – это такие атрибуты, как «нумерически отличаться от цифры семь» и «быть субстратом или человеком». Каждый субстрат обладает множеством подобных атрибутов, и, как может показаться, они ему внутренне присущи. Так что идея абсолютно чистой сущности, не имеющей никаких внутренне присущих ей атрибутов, начинает казаться крайне неверной. Складывается впечатление, что у всего есть внутренне присущие или необходимые атрибуты. Следовательно, если в состав конкретных объектов и в самом деле входят особые компоненты, играющие роль субстратов для атрибутов и принципов нумерического различия, такие компоненты не будут чистыми. Как все прочие вещи, они будут иметь некоторое количество (возможно, большое) внутренне присущих им атрибутов.

Несомненно, сторонники теории субстрата примутся возражать, отрицая существование атрибутов, подобных тем, о которых говорилось в предыдущих абзацах. Проблема в том, что им нужно найти для такого отрицания бесспорные основания, и совершенно непонятно, какими эти основания могут быть. Однако можно прийти к выводу, что здесь не нужно ничего отрицать: предположим, сторонники теории субстрата могут просто признать, что субстраты способны обладать внутренне присущими им атрибутами, сделать этот факт частью описывающей субстрат теории и исходить из него. К сожалению, дело обстоит не так просто – ведь можно заявить, что если субстраты не являются чистыми, то они не могут играть тех ролей, которые им приписывают сторонники теории субстрата. Предполагается, что субстраты являются фундаментальными субъектами атрибутов. К идее субъекта, лежащего в основе атрибутов, нас подталкивает представление, что то, что в буквальном смысле слова обладает атрибутами, должно обладать самостью или сущностью, от атрибутов независимой. Однако это представление вынуждает сделать вывод, что субстрат не может в буквальном смысле слова обладать какими-либо внутренне присущими ему атрибутами. Но тогда, кажется, мы вынуждены постулировать новые сущности, а именно компоненты самих субстратов, чтобы они служили в буквальном смысле обладателями атрибутов, внутренне присущих нашим первоначальным субстратам (подобно тому как были вынуждены постулировать, что субстраты являются в буквальном смысле обладателями атрибутов, связанных с конкретными объектами). К сожалению, это еще не конец – ведь наши новые субстраты более низкого уровня сами будут иметь множество внутренне присущих им атрибутов, так что нам понадобятся новые субстраты еще более низкого уровня, чтобы быть субъектами этих атрибутов, и т. д. – ad infinitum. Стоит только признать, что чистых сущностей не существует, как окажется, что невозможно идентифицировать то, что сторонники теории субстрата называют фундаментальными носителями атрибутов.

Равным образом, если субстраты характеризуются с точки зрения того, что им внутренне присуще, то уже не очевидно, что они дают окончательный ответ на вопросы о нумерическом различии. Предполагается, что субстраты – это сущности, объясняющие возможность существования нумерически различных, но качественно неразличимых конкретных объектов; они являются составляющими элементами таких объектов, делающими их нумерически отличными друг от друга. Но теперь мы видим, что субстраты характеризуются с точки зрения того, что присуще им внутренне. Сложность в том, что, стоит нам это признать, как окажется, что в таком случае возникает та самая проблема, для решения которой вводилось понятие субстрата. Субстраты сами оказываются совокупностями или целостностями, состоящими из внутренне присущих им атрибутов. К сожалению, складывается впечатление, что атрибуты, внутренне присущие одному субстрату, – это в точности те атрибуты, что присущи и любому другому субстрату. Все это, по сути, субъекты атрибутов; все они, по сути, диверсификаторы; все, по сути, отличаются от цифры семь; все, по сути, окрашены при условии, что их цвет – зеленый; все, по сути, являются красными или не красными. Но в этом случае, нумерически отличаясь друг от друга, они начинают казаться качественно неразличимыми сущностями, и поэтому нам нужно объяснить их нумерическое различие, а единственное подходящее объяснение – это то, которое постулирует субстрат более низкого уровня для каждого из наших исходных субстратов, субстрат более низкого уровня, делающий каждый из этих исходных субстратов отличным один от другого. Но, поскольку никакая сущность не может быть чистой, та же проблема возникает и с этими новыми субстратами более низкого уровня, и мы опять оказываемся перед лицом бесконечной регрессии. Итак, сторонники теории субстрата неслучайно настаивали на том, что субстраты должны быть чистыми. Если идея чистой сущности, лишенной внутренне присущих ей атрибутов, противоречива, то теория субстрата оказывается крайне проблематичной.

Аристотелевские субстанции

Если мы согласны со сторонниками теории пучков и сторонниками теории субстрата в том, что любой метафизик, признающий реальность атрибутов, должен выбрать одну из двух рассмотренных до этого теорий, то нам, вероятно, придется заключить, что по-настоящему целесообразных решений тут немного. Если идея сущности, совершенно лишенной атрибутов, является, по всей видимости, проблематичной, то и теория субстрата не представляется привлекательным выбором. И если, как кажется, нумерически различные конкретные объекты могут быть качественно неразличимыми, то любая версия теории пучков, принимающая реалистскую интерпретацию атрибутов, окажется неприемлемой. По-видимому, у нас осталось только два варианта: согласиться с такими сторонниками теории пучков, как Юм и Уильямс, которые разделяют интерпретацию атрибутов со сторонниками теории тропов[95]95
  Возможно, проблемы, которые я выделил в реалистской версии теории пучков и теории субстрата, объясняют, почему в последние годы вернулись в моду варианты интерпретации теории пучков в свете теории тропов. Опять-таки, см.: Campbell K. Abstract Particulars; Simons P. Particulars in Particular Clothing…; Bacon J. Universals and Property Instances: The Alphabet of Being. Oxford: Blackwell, 1995.


[Закрыть], или вслед за строгими номиналистами отказаться признавать существование атрибутов. Как ни посмотри, краткость этого списка способна вогнать в депрессию – в особенности философа, склоняющегося к метафизическому реализму.

Однако не все метафизики согласны с тем, что теория cубстрата и теория пучков – единственные описывающие конкретные партикулярии теории, доступные философу, интерпретирующему атрибуты как универсалии. Согласно очень давней традиции, у онтологов есть и другой путь – они могут счесть сами конкретные партикулярии (или по крайней мере некоторые из них) элементарными или фундаментальными сущностями, не сводимыми ни к каким другим. Эта традиция восходит к Аристотелю. Хотя он, возможно, временами и заигрывает с идей чистого субстрата, в его трудах есть еще одна, более заметная линия размышлений, согласно которой по меньшей мере некоторые конкретные партикулярии, живые существа (растения, животные и люди), трактуются как элементарные сущности, которые нельзя свести к каким-либо иным, более простым[96]96
  Эта линия мысли Аристотеля очевидна в главе 5 «Категорий». Хотя его дальнейший анализ конкретных партикулярий как совокупностей материи и формы усложняет дело, он все так же стремится придерживаться идеи, что невозможно свести понятие подпадающей под естественный вид партикулярии к предметам, не подразумевающим этого вида. См.: Aristotle. Physics // The Basic Works of Aristotle. II.1, 8; Aristotle. Metaphysics. Z, Θ. В число современных сторонников различных версий аристотелевского подхода входят Г.Э.М. Энском [Anscombe, 1964], П.Ф. Стросон [Strawson, 1959, part I], Дэвид Уиггинс [Wiggins, 1980], Майкл Дж. Лакс [Loux, 1978a, chap. IX; 2015], Питер ван Инваген [van Inwagen, 1990], Джошуа Хоффман и Гэри С. Розенкранц [Hoffman, Rosenkrantz, 1994], Джонатан Лоу [Lowe, 1998; 2006] и Габриэле Галуццо [Galluzzo, 2015]. Эти авторы по-разному интерпретируют различные идеи, но, хотя их мнения относительно конкретных деталей могут расходиться, они согласны с самой сутью изложенной мною здесь теории. Те, кто знаком с моими работами о понятии субстанции, узнают в этих деталях кольцо Лакса. На мои размышления об этой проблеме сильно повлияли соображения, изложенные в «Категориях» и второй книге «Физики» Аристотеля.


[Закрыть]. И действительно, Аристотель говорит, что такие вещи, как «определенный человек» или «определенная лошадь», являются примерами того, что он называет первой сущностью (οὐσία). Термин οὐσία образован от древнегреческого глагола, который переводится как «быть», а под «первой сущностью» понимается полностью реализовавшаяся реальность или парадигмальный образец того, что «бытийствует». Обычно слово οὐσία переводят как «субстанция». Учитывая близость понятий «субстанция» и «субстрат», такой перевод может немного сбить с толку. Однако если мы осторожны и интерпретируем наш термин «субстанция» посредством первоначальной идеи онтологически фундаментальной или полностью реальной сущности, то можно назвать своего рода альтернативой аристотелевским теориям субстрата и пучков некий вариант теории субстанций, также предлагающий решение проблемы конкретных партикулярий.

Философы, поддерживающие теорию субстанций, отрицают конструктивистский подход к конкретным партикуляриям, лежащий в основе как теории субстрата, так и теории пучков. По их мнению, онтолог не должен конструировать понятие конкретной партикулярии из заранее заданных материалов – он располагает этим понятием с самого начала онтологического проекта, и его задача состоит в том, чтобы уточнять данное понятие, исходя из него самого. Согласно такому представлению, онтолог не может найти ничего более фундаментального, чем понятие конкретной партикулярии, и сторонники теории субстрата и теории пучков ошибаются, считая, будто им это удалось. Они говорят нам, что конкретные партикулярии могут быть «построены» из цветов, форм, весов, размеров и т. д. Однако, с точки зрения сторонников теории субстанций, ни один такой список не будет достаточно обширным, чтобы мы получили наше понятие конкретной партикулярии. Более того, ни один из пунктов такого списка не отражает сущности, которая была бы умопостигаемой независимо от структуры материальных партикулярий, которые она должна сформировать. Наше понятие о цвете – это в первую очередь понятие о видимой характеристике поверхности материального объекта; наше понятие о форме – понятие об атрибуте, проявляемом конкретными партикуляриями в силу отношений, в которых находятся их физические части; а понятие о весе или размере – это идеи, которые можно понять лишь за счет ссылок на сложные системы измерений, предполагающие существование заранее заданной структуры конкретных партикулярий[97]97
  Современное изложение этих проблем см. в работе: Chisholm R. Person and Object. LaSalle, IL: Open Court, 1976. P. 37–52.


[Закрыть]. Поэтому, даже если бы и было возможно создать наше понятие о конкретной партикулярии из подобных концептов (а это не так), это не утешило бы онтолога, придерживающегося редукционистского подхода к конкретным партикуляриям.

С точки зрения философов, принадлежащих к традиции теории субстанций, важнейшая проблема теорий субстрата и пучков состоит в том, что они используют модель составляющих элементов и целостностей. Сторонники теории субстанций считают, что эта модель логически несуразна. Они полагают, что отношение «элемент/целое» можно понять лишь как разновидность отношения «часть/целое», и считают идею, будто атрибуты вещи можно рассматривать как ее части, категориальной ошибкой. По их мнению, онтологи, использующие понятия составляющих элементов и целостностей, нелепо мимикрируют под физиков: подобно тому, как последние рассуждают об атомах, из которых состоят молекулы, они говорят об атрибутах (или об атрибутах и субстратах), из которых состоят конкретные партикулярии. Для сторонников теории субстанций это – безнадежная путаница.

Но, отвергая то представление о метафизическом проекте, которое лежит в основе теории пучков и теории субстрата, сторонники теории субстанций согласны со сторонниками теории субстрата в том, что в основе «бытия» конкретной партикулярии – ее бытия тем, что она есть, – лежат связанные с нею атрибуты. Сторонники теории субстанций, конечно же, придерживаются реализма в отношении атрибутов, а потому рассматривают «бытие» конкретной партикулярии как основанное на (или укорененное в) экземплифицируемых ею универсалиях. Однако они настаивают, что в двух отношениях сторонники теории пучков ошибаются: во-первых, когда утверждают, будто все связанные с конкретной партикулярией атрибуты играют равнозначную роль в ее бытии тем, что она есть, и, во-вторых, когда ограничивают атрибуты, имеющие значение для описания конкретной партикулярии, теми, которые реалисты называют свойствами. Начнем с конца. Сторонники теории субстанций станут отрицать, что список интересных с точки зрения онтологии монадических универсалий, связанных с конкретными партикуляриями, ограничивается свойствами. Есть еще и виды, к которым принадлежат партикулярии, – такие универсалии, как «человек», «собака», «герань» и «дуб». По убеждению философов, принадлежащих к традиции теории субстанций, эти виды невозможно редуцировать или проанализировать, обращаясь к свойствам, которыми обладают конкретные партикулярии. Они представляют собой особую и ни к чему не сводимую категорию универсалий; и это – универсалии, играющие наиболее важную роль в «бытии» конкретных партикулярий.

Хотя, обсуждая универсалии, мы и упоминали о видах, но говорили о них немного. Мы отмечали, что это – универсалии, которые объекты экземплифицируют благодаря тому, что к ним принадлежат. Их легко спутать с математическими множествами. В разговоре о тех и о других используются одни и те же слова: мы рассуждаем как о представителях множества, так и о представителях вида, и точно так же, как каждый из представителей множества включен в него или принадлежит к нему, все представители вида принадлежат к данному виду. Но, несмотря на сходство выражений, между множествами и видами имеются существенные различия. Множество определяется его членами: строго говоря, оно просто состоит из своих членов. Виды же, напротив, предшествуют своим представителям – они, так сказать, определяют сущность своих представителей. Виды играют важную роль в разработке Аристотелем его собственной версии теории субстанций. Аристотель говорит, что виды определяют своих представителей как то, чем те являются. Если K – вид, к которому принадлежит конкретная партикулярия x, то K позволяет нам ответить на поставленный к x вопрос: «Что это?»[98]98
  См.: Aristotle. Categories // The Basic Works of Aristotle. 5; Loux M.J. The Concept of a Kind // Philosophical Studies. 1976; Wiggins D. Sameness and Substance. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1980. Chap. 1.


[Закрыть] Таким образом, можно определить, чем является конкретное разумное существо, сказав, что это – человек; чем является конкретное животное, сказав, что это – собака; и чем является конкретное растение, сказав, что это – герань или, быть может, дуб. Итак, идея, обосновывающая отсылку к понятию вида, к которой прибегает сторонник теории субстанций, состоит в том, что определить, чем является конкретная партикулярия, – значит определить суть ее «бытия» или сущность. Таким образом, виды, к которым принадлежат конкретные партикулярии, указывают на них как на вещи, обладающие теми сущностями, которыми они обладают. Следовательно, эти виды фундаментальны или необходимы конкретным партикуляриям, являющимся их представителями. Конкретная партикулярия такова, что, не экземплифицируй она соответствующий ей вид, она бы не существовала. Значит, вид, к которому принадлежит какая-либо конкретная партикулярия, определяет условия ее существования.

Виды, как мы уже говорили, невозможно свести к свойствам. Разумеется, верно, что в силу принадлежности к какому-либо виду конкретная партикулярия будет обладать множеством свойств. Так, предметы, принадлежащие к виду «герань», будут иметь характерную форму; их высота и ширина будут варьировать в определенных пределах; у них будут листья определенного оттенка зеленого цвета и цветы определенного строения. Сторонники теории субстанций признают все эти три факта – отрицать они будут то, что принадлежность растения к виду «герань» можно свести к обладанию им этими свойствами (или проанализировать в этих понятиях). По их мнению, оно обладает этими свойствами потому, что принадлежит к данному виду, а вовсе не наоборот. Виды, к которым принадлежат конкретные партикулярии, представляют собой единообразные способы бытия, которые невозможно свести к чему-то более элементарному.

Считая, что виды, к которым принадлежат конкретные партикулярии, определяют их как то, чем они являются, определяя тем самым и их сущность, сторонники теории субстанций, однако, отрицают, что каждая связанная с конкретной партикулярией универсалия выражает ее сущность. Они настаивают, что многие связанные с конкретным объектом свойства представляют собой характеристики, являющиеся внешними по отношению к этой конкретной партикулярии или не принадлежащими ее сущности. Они не определяют ее как то, чем она является, но просто видоизменяют или характеризуют конкретную партикулярию, которая прежде была отмечена как таковая благодаря своему виду. Соответственно, определенное сочетание качеств может характеризовать человека, но не определять суть его бытия. Человек может существовать, не проявляя это сочетание качеств, а потому, проявляя его, он делает это несущностным образом или просто под влиянием обстоятельств. Как часто говорят сторонники теории субстанций, сочетание качеств является для конкретного человека акцидентальным, а не сущностным.

Таким образом, соглашаясь со сторонниками теории пучков в том, что, описывая бытие конкретного объекта, нам следует обращаться к связанным с ним универсалиям, сторонники теории субстанций различают «сердцевину» бытия, или сущность, определяемую видом, который характеризует партикулярию как то, чем она является, и универсалии, находящиеся за пределами этой «сердцевины». Но сторонники теории субстанций находят важные идеи и в теории субстрата. Они признают, что связанные с конкретной партикулярией атрибуты нуждаются в субъекте, но полагают, что сторонники теории субстрата ошибаются, во-первых, в том, что считают этот субъект элементом, входящим в состав конкретной партикулярии, а во-вторых, в том, что называют его «чистым». Они настаивают, что это сама конкретная партикулярия является субъектом для всех связанных с нею универсалий – именно она в буквальном смысле экземплифицирует эти универсалии. Но, как мы видели, сторонники теории субстанций признают, что конкретная партикулярия, в силу принадлежности к своему виду, является вещью, обладающей сущностью, а потому отвергают основное допущение теории субстрата, согласно которому для каждого атрибута вещь, его экземплифицирующая или проявляющая, является чем-то, обладающим независимой от этого атрибута индивидуальностью. Они утверждают, что это допущение верно в случае, если универсалия для конкретного объекта просто случайна. Допустим, например, что Сократ отважен. Можно предположить, что отвага является всего лишь случайным свойством Сократа, – в конце концов, он может существовать, и не будучи отважным. Значит, в этом случае допущение сторонников теории субстрата верно: у нас есть субъект, чья сущность, или «сердцевина» бытия, не включает атрибут, субъектом которого он является. Однако Сократ является также субъектом вида «человек». Именно Сократ, а не какой-то составляющий его элемент, есть то, что является человеком; но вид «человек» характеризует Сократа как то, чем он является, а потому в этом случае наш субъект не будет чем-то, чья индивидуальность не зависит от универсалии, субъектом которой он является. Если отобрать у Сократа атрибут «человек», не останется ничего, что могло бы быть для чего-нибудь субъектом.

В результате получается, что взгляды сторонников теории субстанций на отношения между вещью и ее атрибутами представляют собой своего рода компромисс между теорией пучков и теорией субстрата. Как мы видели, сторонники теории пучков считают все связанные с вещью атрибуты существенными или необходимыми для нее. По их мнению, конкретный объект – это всего лишь его атрибуты и все атрибуты играют одинаковую роль в бытии объекта тем, чем он является. Можно сказать, что сторонники теории пучков – ультраэссенциалисты: в их понимании каждый связанный с конкретным объектом атрибут является для него существенным. С другой стороны, сторонники теории субстрата считают непосредственного носителя или субъекта атрибутов чем-то чистым или лишенным какой-либо сущности. Следовательно, они полагают, что каждый атрибут, который можно на самом деле приписать субъекту, – это нечто внешнее по отношению к сути бытия данного субъекта; для своего носителя он всегда случаен. Поскольку они отрицают, что какие-либо атрибуты являются существенными для того, что исполняет роль их непосредственного носителя, то сторонников теории чистого субстрата можно назвать антиэссенциалистами: в их понимании для носителя атрибутов ничто не является сущностно необходимым. Сторонники теории субстанций занимают промежуточную позицию: они настаивают, что сами конкретные партикулярии являются субъектами для всех связанных с ними атрибутов, и считают, что если одни из этих атрибутов для своих носителей сущностно необходимы, то другие – всего лишь случайны. Конкретные партикулярии принадлежат к своим видам сущностно, но проявляют много атрибутов, являющихся внешними в отношении сути их бытия. Все такие атрибуты они проявляют акцидентально или под воздействием обстоятельств.

Мы уже говорили, что виды, к которым принадлежат конкретные партикулярии, представляют собой ни к чему не сводимые целостные способы быть. Сторонники теории субстанций заявляют, что поскольку это так, то принадлежащие к ним партикулярии можно считать элементарными сущностями. С этой точки зрения конкретная партикулярия является просто отдельным представителем соответствующего вида, а сторонники теории субстанций говорят, что быть отдельным представителем вида – значит просто проявлять форму бытия тем, что есть этот вид. Поскольку данная форма бытия нередуцируемо целостна, то проявляющие ее вещи сами будут нередуцируемо целостными сущностями – вещами, которые невозможно счесть системами, состоящими из более элементарных сущностей. Бытие конкретной партикулярии тем, что она есть, разумеется, является производным от ее бытия отдельным представителем своего вида. Но сторонники теории субстанций будут отрицать, что вид является частью или составным элементом объекта, чем-то, что входит в его состав. Вид, – скажут они, – это то, чем объект является.

Итак, конкретный объект проявляет нередуцируемо целостную форму бытия в силу того, что является отдельным представителем соответствующего вида или принадлежит к нему. И, по утверждению сторонников теории субстанций, эта форма бытия является частной или индивидуальной формой бытия. Для таких универсалий, как «человек» или «собака», явленность означает просто существование некоторого индивидуума или партикулярии. Если в частном случае явлен вид «человек», то мы имеем дело с конкретным человеком; если в частном случае явлен вид «собака», то мы имеем дело с конкретным псом. Кроме того, сторонники теории субстанций отрицают наличие особой проблемы объяснения индивидуальности конкретных объектов. Они заявляют, что конкретные объекты выделяются как партикулярии лишь в силу того, что являются отдельными случаями соответствующих видов. Более того, они отрицают, что есть особая проблема объяснения того, как конкретные партикулярии могут нумерически отличаться друг от друга. Они настаивают, что многократная явленность вида в частных его случаях сама по себе достаточна для обеспечения существования нумерически различающихся партикулярий. Каждое из таких частных проявлений представляет собою партикулярию, которая нумерически отличается ото всех других.

На этом основании понятие «вид» в теории субстанций отличается от понятия «свойство» в теориях пучков и субстрата. Если сторонники теории пучков и теории субстрата являются метафизическими реалистами, то они согласятся с тем, что результатом многократного проявления одного-единственного свойства будет функционирование нумерически единственной сущности в роли составного элемента нумерически различающихся конкретных объектов. Но, поскольку они считают свойства всего лишь универсалиями, входящими в состав конкретных объектов, перед ними встает особая проблема – проблема объяснения того, как нумерически различные объекты могут быть качественно неразличимыми. Может показаться, что подобные объекты обладают в точности одними и теми же составными элементами, а потому, согласно принципу тождества составляющих элементов (ПТСЭ), должны быть нумерически тождественны. Как мы видели, у сторонников теории пучков нет другого пути, кроме как отрицать, что нумерически различающиеся объекты могут быть качественно неразличимыми; но очевидно, что такой ответ контринтуитивен. Сторонники теории субстрата понимают, что ответ сторонников теории пучков неправдоподобен, и заявляют, что качественно неразличимые объекты включают и другие составные элементы помимо своих свойств. Но если эти дополнительные составные элементы должны обеспечить нумерическое различие конкретных объектов, в состав которых входят, необходимо, чтобы они были чистыми, или лишенными всех сущностных свойств, а мы уже видели, что идея вещи, которая чиста в данном смысле слова, граничит с нелепостью.