Текст книги "Без надежды на искупление"

Глава 20

Избавление от истины делает нас мудрее, чем обретение заблуждения.

Нихт Людвиг Борне

Ауфшлаг, нервный и сильно вспотевший, добрался до покоев Швахера Зухера. Он пригладил жирную бахрому волос вокруг лысины и изо всех сил старался взять себя в руки. Сердце вовсю колотилось, а на спину давил нож, засунутый за ремень, который Хоэ затянул потуже, чтобы не слишком напоминать походный шатер. Не ослабить ли ему ремень на одну дырочку? А вдруг нож выпадет? Ауфшлаг несколько раз спокойно вдохнул и выдохнул, но сердце не перестало бешено стучать. Сможет ли он совершить то, что собирался? Что еще важнее, решится ли он на это?

– Да, – прошептал он.

Рука Ауфшлага потянулась к дубовой двери, чтобы постучать, но остановилась на полпути от одной мысли, которая пришла в голову Ауфшлагу. «А вдруг зеркальщик Геборене все это предвидел?» Кёниг часто жаловался на то, что возможности молодого зеркальщика ограничены, но ведь Кёниг всеми был недоволен, у каждого находил недостатки. Верховного жреца Геборене все всегда не устраивало. Хотя еще никто не обнаружил многочисленные трупы Филе Зиндайн, мерере, служившей телохранителем Моргена, но вполне могло случиться, что Швахер уже знает все.

«А вдруг Кёниг там поджидает, уже зная о моем предательстве?»

Нет. Если бы Кёниг заранее знал о планах Ауфшлага, он никогда бы не допустил, чтобы Моргена похитили.

Ауфшлаг осторожно постучал и тут же услышал ответ:

– Войдите.

Зайдя, он тут же оказался лицом к лицу со Швахером; тот стоял и глядел на него. У зеркальщика, которого легко можно было бы принять за подростка, не просматривалось никаких следов насилия над собственным телом, которые обычно встречаются у таких, как он. После долгих исследований Ауфшлаг знал, что чем более чудовищны увечья зеркальщика, тем большей силой он обладает.

«Теория, – вдруг подумал Ауфшлаг, – хороша до тех пор, пока не сталкивается с реальной жизнью». Быстрым взглядом он обвел комнату, стараясь отыскать зеркала, которые, как он полагал, обязательно должны там быть. Ни одного зеркала он не увидел. По просторной, без каких-либо украшений комнате нельзя было ничего сказать о том, что за человек этот молодой зеркальщик. Небольшой очаг казался дочиста отмытым, совершенно чистым, как будто им никогда не пользовались. Ауфшлаг уставился на очаг. Неужели этот зеркальщик зимой здесь мерзнет? Или же это проявление какого-то навязчивого психоза? Почему-то чистота камина напомнила ему о Моргене.

– Что угодно? – поинтересовался зеркальщик.

– Ваши зеркала…

– Я держу их в других комнатах, – сказал Швахер, мальчишеское лицо которого имело невинное выражение. – Это единственный способ хоть ненадолго остаться в покое.

Ауфшлаг с понимающим видом кивнул, стараясь скрыть удивление. «Почему я всегда должен казаться знающим человеком, даже с теми, кто очень скоро умрет?»

– Мне нужно, чтобы вы мне кое-что показали. Нескольких человек. Мне нужно увидеть, куда они направляются.

Швахер склонил голову набок и вопросительно поднял бровь.

– А за кем мы шпионим?

Ауфшлаг объяснил, какое время, место и какие лица его интересуют, и молодой зеркальщик привел его в другую комнату, где висело единственное массивное зеркало в позолоченной резной раме. Вместе они посмотрели, как три безжалостных вора долго убивают Филе Зиндайн, снова и снова. Они видели, как похититель, который был меньше ростом, чем остальные, и носил мантию архиерея Геборене – да кто бы такого принял за архиерея, – рванул через толпу Филе и убил единственную настоящую. Они увидели, как похитители забрали Моргена и покинули храм, как направились на запад, в сторону Найдриха.

– Мы должны… – заговорил Швахер.

– Подождите.

Швахер поморщился в растерянности: сцена в зеркале дрогнула и изменилась, и теперь там был виден Ауфшлаг, который, стоя в тени, глядел вслед уходящим похитителям.

– Вы наблюдали, как они уходят, – ошарашенно сказал зеркальщик. – Они забрали Моргена и…

– Убей Швахера, – отчетливо прошептало отражение Ауфшлага. – Подольше отвлекай Кёнига, чтобы похитители, которые увезли мальчика, успели уехать подальше. Внуши ему ложные представления относительно того, куда направились похитители. – Отражение уныло смотрело на собственные руки.

Ауфшлаг поглядел на свои руки и на острый нож, который сжимал в тот момент. Его внимание привлекло движение в зеркале, и он увидел, как пятится отражение зеркальщика с округлившимися от ужаса глазами, а отражение Ауфшлага шагает на него с ножом.

– Простите меня, – сказало отражение Ауфшлага.

Швахер все понял. Глаза у него округлились, и он попятился.

Ауфшлаг пошел на него.

– Простите меня, – произнес он.

Потом, когда Швахер уже лежал, безнадежно истекая кровью, Ауфшлаг обратил внимание на зеркало. Перед своим концом зеркальщик ненадолго заглянул туда и увидел ближайшее будущее. Но это ничего не изменило, и двое мужчин воспроизвели сцену, показанную зеркалом, точь-в-точь, будто марионетки, с которыми как следует отрепетировали пьесу.

Хотя Швахер мертвым лежал у ног Ауфшлага, отражение зеркальщика все еще стояло в зеркале, наблюдая за главным ученым и как будто чего-то ожидая.

– Почему? – обратился к отражению Ауфшлаг. – Почему ты на меня так смотришь? Теперь, когда Швахер мертв, ты постепенно поблекнешь и умрешь? – У него пробудилось научное любопытство, и он внимательно разглядывал зеркало и отражение. «Почему оно все еще остается?» – Ты не собираешься постепенно поблекнуть и исчезнуть, так ведь? – Ауфшлаг почесал жирную бахрому волос. – Ты не поблекнешь и останешься тут до тех пор, пока не обнаружат тело. – Отражение наблюдало за ним. – Ты будешь здесь и сможешь рассказать им, кто это сделал. Ты умеешь говорить?

Отражение Швахера смотрело на него молча. Оно выжидало.

– Ты потом сможешь опознать меня, выдашь, что это я… – он замолчал и сглотнул слюну, – убийца Швахера, – договорил Хоэ.

Отражение стояло неподвижно, не моргая.

– Ах да. Ты же видел будущее и знаешь, что произойдет дальше. Ты ждешь, когда я все пойму сам.

Отражение наблюдало, как Ауфшлаг что-то искал в комнате, пока он наконец не нашел тяжелую кочергу на подставке возле очага. Он вернулся к зеркалу и к ожидавшему в нем отражению; Ауфшлага там, в зеркале, было не видно.

– Что сейчас происходит – я это делаю, я это должен сделать или это нечто, что я мог бы сделать? – спросил Ауфшлаг зеркало.

Без всякого выражения на лице отражение Швахера наблюдало за главным ученым.

«Не удивительно, что оно не отвечает, – подумал Ауфшлаг. – Я же не зеркальщик».

– Я мог бы просто уйти, – сказал он зеркалу.

Отражение Швахера наклонило голову налево и все так же наблюдало за Ауфшлагом. Как бы ни внушал себе тот, что он может что-то выбрать, все равно казалось, что никакого выбора у него нет. Если он решит не разбивать зеркало – просто чтобы доказать, что у него есть такая возможность, – отражение могло бы кому-нибудь рассказать о его поступках. «Я не могу позволить себе такой риск».

Ауфшлаг ощущал тяжесть чугунной кочерги, лежавшей у него на ладони. «Это не убийство. Это затяжная иллюзия, ничего больше».

Ауфшлаг разбил зеркало и выбежал из комнаты. Битое стекло хрустело под его подошвами, будто обвиняя его. Промчавшись по залу несколько ярдов, он перешел на шаг, что позволило ему выглядеть солиднее. Не следует вызывать подозрения своим внешним видом. И тут у него возникла мысль, от которой он остановился и застыл с озадаченным лицом.

– А правда ли, что разбить зеркало – к несчастью? – спросил он вслух, обращаясь в пустой зал. – Все верят, что это так. – Нет. Это звучит как-то неправильно. – Все верят, что это так. – Он прислонился к прохладной каменной стене. Почему он не подумал об этом раньше? – Да и к черту! – Что вообще означает «несчастье»? Скажем, он ушибет палец на ноге, или несчастье – это значит, например, что он разобьется насмерть?

Глава 21

Экономика – вот это воистину бредовое заблуждение!

Кляйн Вольхабенде, экономист-клептик

Бедект приходил в себя, снова терял сознание, и то, как они добрались до «Ляйхтес Хаус», отпечаталось в его сознании весьма смутно. Вихтих дотащил его до конюшни на заднем дворе, усадил спиной к стене таверны, так что Бедект плюхнулся задницей в холодную лужу, и ушел приводить в порядок лошадей. Бедект хотел попросить фехтовальщика принести Лаунишу несколько яблок, но не нашел в себе сил даже рот открыть. Штелен, по виду которой можно было предположить, что она съела что-то кислое, глянула на него, сказала, что пойдет в комнаты за вещами, и ушла.

Бедект кашлял, брызгаясь кровью и соплями. Ребенок – его зовут Морген, напомнил себе Бедект, – сидел в шаге от него с широко раскрытыми глазами, скрестив руки на груди, и, стараясь держаться подальше от растекающейся лужи крови, с заметным интересом наблюдал за ним.

– Темно, – кашлянул Бедект, прищуренными глазами вглядываясь куда-то позади мальчика. Длинная и совершенно прямая улица казалась обез-людевшей.

Мальчик наблюдал за происходящим, не проронив ни слова. Может быть, он не понял, что Бедект пытался задать вопрос. «Сейчас ночь? Все выглядит серым».

Дождь лил не стихая. Буря даже усиливалась. На юге небо вспыхивало ужасающей грозой, с молниями и каким-то странным свечением. Он и какое-то время назад думал о буре, не так ли? Бедект не мог вспомнить.

Переулок, в котором он сидел, превратился в быструю речку глубиной по щиколотку. Бедект снова закашлялся и сплюнул яркую кровь, которую тут же закружило и унесло потоком. Вода собиралась вокруг него, становилась темной от крови, сочившейся из его ран, а потом текла дальше по улице светло-розовым ручейком.

Мальчик по-прежнему пристально смотрел на него.

– Чего тебе? – прорычал Бедект.

– Я прежде никогда не бывал за пределами храма. Тут всегда так?

Бедект закашлялся, и кровь забрызгала ему грудь.

– Как – так?

– Грязно.

– Да.

Морген отодвинулся подальше от розоватой лужи, которая растекалась в его сторону. Он посмотрел Бедекту в глаза.

– Мне кажется, ты умираешь.

– Меня не волнует, что… – Бедект замолчал. «Проклятие». Ведь в действительности его волнует, что думает этот мальчик.

Его же целенаправленно готовили стать богом. К чему могут привести убеждения, которые есть у такого ребенка? Грудь Бедекта сдавило незнакомое чувство. Страх? То, что люди смертны, и сама смерть были просто фактами из повседневной жизни. В прошлом он сталкивался с более серьезными опасностями. Но все-таки… «Этот мальчик может убить меня, просто подумав, что я скоро умру». Что произойдет, если против Бедекта обратится объединенная, управляемая вера такой теократии, как Зельбстхас?

Похоже, он уже сейчас чувствует себя слабее? Не усилилось ли кровотечение?

– Не готов умирать, – прошептал он.

Мальчик непонимающе наклонил голову в сторону.

– Зачем страшиться? Ты проснешься в После-смертии, целый и невредимый.

В правом сапоге Бедект всегда держал несколько монет, чтобы не очнуться по ту сторону совсем без денег, – в остальном же он мало задумывался о Послесмертии. Теперь же неминуемое приближение гибели заставило его изменить точку зрения.

– Твои мертвецы ждут тебя, – произнес Морген так, как будто эти слова должны были звучать утешением.

Бедекту было не сосчитать, сколько раз он слышал разные варианты кредо воина от покрытых шрамами стариков и старух. Большинство говорили, что мертвые станут служить ему. Более зловещими казались слова тех, кто просто отмечал, что мертвецы будут там. И будут ждать. А Бедект убил стольких, что и сам сосчитать не мог.

Бедект усмехнулся, разбрызгивая кровь, и мальчик отодвинулся еще дальше.

– Как правило, я не убиваю тех, кого хотелось бы увидеть снова. – На лице Моргена он увидел непонимающее выражение. – Верно, тут я просчитался. Была у меня одна шлюха в… – Он не смог договорить из-за приступа кашля. – Не помню. Слишком давно это было. Я хотел бы увидеть ее снова. Я бы убил ту девку, если бы раньше до всего додумался.

Он смотрел на мальчика, а тот наблюдал за ним. Бедект слышал, что откуда-то издалека доносятся приглушенные звуки боя, звон стали, обрушивающейся на сталь. Ему было все равно. Он не мог удержаться на ногах, не говоря уже о том, чтобы обороняться.

– А ты как считаешь? – спросил он мальчика.

Морген осмотрел свои руки, проверил ногти.

– Мне нужно помыть руки.

– Ждут ли нас наши мертвецы? – спросил Бедект погромче.

Мальчик поднял взгляд к небу.

– Я буду богом, – сказал он, как будто в этом каким-то образом заключался ответ на вопрос Бедекта. – Думаю, что Послесмертия для меня не будет. Я Вознесусь и стану богом Геборене. – С выражением отвращения на лице он указал на кровь, собиравшуюся в лужу вокруг Бедекта и потоком уносившуюся в темноту. – Везде будет чисто. – Кончиком ботинка мальчик выстроил три камушка в линию, недовольно глянул на них, поправил один и с удовлетворенным видом кивнул. – Все будет аккуратным. В порядке. – Он указал на кружившуюся в грязной воде кровь. – Не так, как сейчас.

Подошел Вихтих, который привел трех лошадей.

– В тебе хоть сколько-то крови вообще осталось? – Даже насквозь промокший от дождя, он выглядел именно так, как полагается герою. Вихтих провел рукой по своим рыжевато-каштановым волосам, пригладив их назад. – Где Штелен?

Бедект снова откашлялся кровью.

Мальчик маленькой рукой указал на него.

– Он умирает.

Вихтих поднял бровь.

– Ты точно это знаешь?

– И из-за него здесь становится грязно.

– Мы этого допустить не можем, ты же понимаешь, – сказал Вихтих, покачивая головой. – Бедект, еще чуть-чуть, и ты будешь снова мне обязан.

«Что там несет этот придурок?»

– Знаешь, Морген, – растягивая слова, заговорил Вихтих, – Бедекта ранили, когда он тебя спасал. – Он серьезно посмотрел на мальчика, нахмурив брови. – Ты перед ним в большом долгу. Его смерть замарает тебе руки. Навсегда.

Мальчик тут же резко перевел взгляд на свои ладони. Глядя на него, можно было подумать, что он готов расплакаться от этой мысли.

– Ауфшлаг говорит, что очень важно быть чистым, – сказал Морген. – Мне нужно вымыть руки. – Он отчаянно осмотрелся по сторонам, но везде в воде была грязь или кровь. – Я могу спасти его, – прошептал Морген. – Отдам ли я этим… свой долг?

– Этим ты положишь начало, – ответил Вихтих.

– Начало?

Бедект наблюдал за тем, как мальчик его осматривает.

– У него так много старых шрамов, – сказал Морген. – В какой мере мне следует его исцелить? – Бедект увидел, что мальчик заметил отсутствие пальцев на искалеченной левой руке. – Должен ли я исправить все? – спросил Морген. – Нужно ли сделать так, чтобы у тебя снова были те пальцы?

Бедект сжал кисть увечной руки в кулак.

– Нет.

Вихтих пихнул Бедекта в ступню своим ботинком.

– Я всегда знал, что ты у нас сентиментален, старый козлик.

Бедект поднял взгляд, и Вихтих послал ему воздушный поцелуй.

– Да, я знаю, попозже ты меня убъешь.

Внимание Бедекта отвлекло завихрение дождевой воды в лужах. Сцена была знакомой, но теперь он наблюдал ее с нового ракурса. Он видел битву при Зиннлосе, на границе Аусайнандера.

Бедект увидел, как ему отрубили два крайних пальца левой руки и как они, перевернувшись в воздухе, упали в истоптанную жижу на поле боя. Золотое обручальное кольцо на мгновение блеснуло, отразив в себе далекие пожары. В этих отражениях он увидел еще более давние, почти забытые битвы из своего буйного прошлого. Бедект увидел, как его товарищ, отступая под натиском нескольких противников, наступил на отрубленные пальцы и вдавил их в размякшую глину, и отражений больше не было. Вдали он слышал победный клич врага, а еще свой рык, с которым он разрубал противнику череп. Видение расплылось и исчезло.

– Отражения не лгут, – сказал мальчик. – Но я, возможно, не всегда понимаю, что они имеют в виду.

– Я помню тот день, – сказал Бедект.

– Разве кто-нибудь хочет жить вот с такими уродливыми, покрытыми шрамами руками? – спросил Морген недоумевающим тоном.

Бедект попытался ответить, но не нашел в себе силы.

– По крайней мере теперь с ним полегче иметь дело, – услышал он слова Вихтиха. – Ты ведь сможешь его исцелить, правда?

Возможно, мальчик ответил, но Бедект не услышал его.

Он стоял среди руин… города… или на поле боя? Это было место, где совсем недавно завершилась схватка. Еще витал вокруг запах смерти. Призрачные воспоминания о сражениях сотрясали воздух металлическим привкусом пролитой крови и кисловатым ужасом. Город казался знакомым. Похоже, это Зиннлос. Еще дымились похожие на скелеты обгоревшие стены домов, упавшие поперек улиц. Осадные орудия сделали здесь свою работу. Возможно, в прошлом это был процветающий край, но сейчас мало у каких зданий сохранялось хотя бы две необрушенных стены.

«Почему все это кажется таким хорошо знакомым?» Бедект посмотрел на зарубцевавшийся остаток левой кисти, а потом снова на улицу.

Перед ним собралась толпа мужчин и женщин, все – воины.

«Были ли они там прежде?» Бедекту представлялось, что нет.

Их оказалось так много, что посчитать их быстро он не сумел бы. Десятки. Много десятков. В покрытых шрамами натруженных руках все они наготове держали оружие, на котором можно было разглядеть следы многих битв. Многие казались знакомыми.

Рука Бедекта потянулась к топору. На обычном месте, за спиной, топора не обнаружилось. Бедект глубоко вдохнул, удивился, что ему не больно, и присел, готовясь встретить нападение. Его колени скрипнули и застонали.

Какой-то голос пробормотал:

– Кое-кто из нас поджидает тебя уже очень давно.

Бедект не понял, кто это произнес, и растерялся, когда через толпу стал проталкиваться, стараясь подойти поближе, крупный мужчина.

Это был его отец, первый, кого Бедект убил в своей жизни.

* * *

Морген склонился над неподвижным телом Бедекта и думал о том, как заживут раны. Краем глаза он видел, как Вихтих, величайший фехтовальщик в мире и отчаянный герой, жестом подозвал поближе ту худую некрасивую женщину. Она оказалась еще сильнее забрызгана кровью, чем перед тем, как вошла в таверну, но теперь при ней было несколько новых ярких шарфиков и безвкусных безделушек. Мальчик слышал, как Вихтих спрашивает, почему она так страшно задержалась, а она объясняла, что ей пришлось перебить всех в таверне, чтобы замести следы и помешать преследователям. Морген видел, что Вихтих не верит ни одному слову из ее рассказа. Мальчик заметил, как погрустнело лицо Вихтиха, когда тот узнал знакомые шарфики.

– Неужели и ее так необходимо было убить? – произнес Вихтих со злобным сарказмом.

Штелен возмущенно расправила ноздри и сплюнула на землю.

– Она могла всех нас описать. В особенности твою маленькую пипку.

Морген заметил, как Вихтих бросил виноватый взгляд в его сторону.

– Что же. Поговорим об этом позже. Ты много там прихватила?

– Не особенно.

Она солгала, но Вихтих, казалось, не заметил.

– Вот пропасть, мы остались почти без гроша. Морген, ты еще не закончил?

– Готово, – сказал тот, отступая назад.

Он залечил те раны, которые кровоточили больше всего. Прочее придется отложить на потом. Этот уродливый старик будет жить. Рубцы и раны из прошлого, как внешние, так и внутренние, останутся с ним до конца его дней. Морген наблюдал за кружением кровавой воды, в которой проблесками являлось будущее. Бедект, которого он только что вытащил от врат Послесмертия, снова будет лежать при смерти всего через несколько дней. В следующий раз Морген не спасет его. Бедект окажется без своих друзей. Морген пытался понять, как такое возможно. Они что, бросят этого великана? Предадут его? Морген не мог представить себе, что храбрец Вихтих оставит друга. Если Бедект умирал в одиночестве, то Вихтих наверняка уже был мертв.

«Они умрут, защищая меня?»

Штелен была совсем другой. Ни чуточки мягкости, сплошные резкие грани и острые углы, дерганая, как грызуны, которых Морген держал как домашних животных, и опасная, как жившие в клетках кошки и змеи – к ним ему не разрешалось подходить близко. Этой женщины мальчик боялся. Готовность к нападению чувствовалась в каждом ее взгляде, в том, как ее руки постоянно касались различного оружия, припрятанного у нее на теле, проверяя, все ли на месте и все ли можно удобно вытащить в нужный момент. Не существовало на свете таких зверств, на которые она была бы не способна.

Вихтих и Штелен с трудом подняли Бедекта на спину Лауниша. Черный боевой конь недоверчиво поглядывал на них. Вихтих увертывался, когда Лауниш пытался его укусить, и добродушно смеялся над этим, привязывая к седлу почти потерявшего сознание Бедекта. Отчаявшись ущипнуть Вихтиха, Лауниш прекратил свои нападки и на мгновение посмотрел на Штелен, а потом фыркнул и отвел взгляд. «Укусить Штелен он и не пытается, умный конь», – подумал Морген.

Несколько минут спустя они уже верхом направлялись на юго-запад. Впереди скакала Штелен на сером мерине, животном, чей дух был давно сломлен. Морген сидел впереди Вихтиха, сильные руки которого ограждали его с обеих сторон, будто крепость. Бедект, обмякший на своем боевом коне, привязанном к лошади Вихтиха, то приходил в сознание, то снова проваливался в забытье, тихо бормотал, а временами отгонял от себя невидимого противника, размахивая руками со скрюченными пальцами. Небо с юга грохотало, разрывалось ужасными молниями.

Морген наблюдал за далекой бурей. Он чувствовал то самое зловоние, которое испускает израненная душа, достигшая переломного момента. Тот, кто властвовал над этой бурей, уже долго не продержится.

Он посмотрел через плечо на Вихтиха и указал в сторону грозы:

– Там плохи дела.

Вихтих засмеялся.

– Да ты просто мастер сдержанных комментариев. Совсем как Бедект. Мы собираемся обойти бурю и двинуться в Найдрих. У нас, – он взглянул на Штелен, – есть там знакомые.

Помолчав немного, Морген спросил:

– Кто они?

– Те, кто может помочь нам спрятать тебя от плохих людей, которые хотят причинить тебе боль.

– Там будет Кёниг?

– Наверное, нет, – сказал Вихтих. – Кёниг знает, что за ним следят. Он не хочет, чтобы вслед за ним к тебе пришли твои враги.

– У меня есть враги?

Штелен развернулась в седле и посмотрела на Моргена со злобной ухмылкой.

– У всех есть враги.

Вихтих вздохнул и театрально закатил глаза, играя роль для Моргена.

– Не обращай на нее внимания. Там будет интересно.

Захватывающим стало уже само то, что он вышел за ограду храма; здесь все было совершенно другим. Неизвестные убийцы и безумная скачка в неизвестный город, лежащий за пределами Зельбстхаса. Это было приключение, совсем такое, как те, про которые он читал в книгах.

– А что собой представляет Найдрих?

– Это тошнотворный сортир, переполненный мочой сифилитиков, – бросила Штелен через плечо.

– Это живописное место, – ответил Вихтих. – Там есть люди самого разного рода. Там, как и везде, есть хорошие люди, есть и дурные. Если ты собираешься стать богом, тебе нужно все это узнать. – Фехтовальщик вещал глубокомысленным тоном. – Это тоже входит в то образование, которое желает дать тебе Кёниг. Нам поручено познакомить тебя со всеми возможными типами людей. Однажды они будут поклоняться тебе. Тебе важно знать, что они собой представляют, чтобы лучше править ими.

Все это было вполне разумно, но почему же Кёниг раньше не давал ему возможности встретиться с людьми? «Править ими?»

– Но Кёниг говорил, что бог должен служить своему народу.

– Конечно, – тут же ответил Вихтих. – Любой хороший правитель, король или император, правит, служа тем, кем он…

– Или она, – выкрикнула Штелен.

– … кем он… э… управляет. – Вихтих наклонился и прошептал Моргену на ухо: – Есть многое, чему я должен тебя научить; так велел мне Кёниг. Те двое… – Он указал на Штелен и Бедекта, почти погрузившегося в забытье. – Они жестокие твари. Они нужны нам, но и опасны.

– Я думал, Бедект – твой друг. – Морген повернулся, чтобы заглянуть в лицо Вихтиху. – Твой единственный друг.

– Ты многое видишь, – сказал Вихтих, кивнув и грустно улыбнувшись Моргену, – но тебе еще многому предстоит научиться. Я единственный друг Бедекта, но все же я не уверен, что он мне друг. Я бы уже ни на что не надеялся, вот только однажды… – Он замолк и посмотрел вдаль.

Морген наблюдал за отражениями, плясавшими в серых глазах Вихтиха. Альбтраум. Дикие доппели. Искаженные подобия Вихтиха и Штелен, рожденные из их страшных снов, вышли из леса, пока эти двое спали, спокойно ворочаясь в своих одеялах. Их костер давно погас. Морген увидел, как Бедект проснулся и схватил топор, еще не успев понять, что происходит. Огромный человек встал, отшатнулся назад, отступил от толпы альбтраум. Он повернулся и собрался было спасаться бегством, но увидел Штелен, которая еще спала. Морген заметил нерешительность в глазах Бедекта. А потом, зарычав, Бедект бросился в гущу альбтраум, и мелькал в воздухе топор, и летели во все стороны брызги крови. Вихтих и Штелен, проснувшись, обнаружили вокруг множество трупов альбтраум. Бедект сидел у заново разведенного костра. «Вихтих, – сказал он, – я убью тебя, если хоть еще раз дашь огню погаснуть».

В этих воспоминаниях было что-то такое, что до сих пор преследовало Вихтиха. Морген слышал рассказы о трагических героях и имел представления об этом понятии, но Вихтих был совсем не таким. Многие черты фехтовальщика Моргену напоминали о Кёниге. И у того и у другого – наводящие страх невыразительные серые глаза. Обоим необходимо было, чтобы их окружали люди, которые нуждались бы в них. И оба этих человека стремились к чему-то намного большему, чем они сами. К тому, что ускользало от них. Было для них важным и вместе с тем пугало их. В основе всего, – вдруг понял Морген, – скрывается боязнь успеха. Он не вполне понимал, чего именно стремится достичь каждый из этих людей, но оба боялись успеха точно так же, как и неудачи. Возможно, даже еще больше. «Что вообще может пугать таких людей?» Что могло страшить теократа Зельбстхаса и величайшего фехтовальщика в мире до такой степени, что они подсознательно планировали свой будущий провал?

Морген не знал, как об этом спросить.

– Однажды Бедект сделал для меня то же самое, – произнес Вихтих проникновенным шепотом. – Тогда, окажись я в такой же ситуации, я бы бросил его, а он… – Фехтовальщик рассмеялся, но в смехе была слышна грусть. – Или он спас меня, или он просто служил орудием судьбы. Либо я обязан ему жизнью, либо он просто сделал то, что должно было показать мне мое истинное предназначение.

Морген знал, что фехтовальщик желал бы, чтобы правдой было первое, но при этом Вихтих все же верил, что произошло второе.

– Ты гефаргайст, как Кёниг, – сказал мальчик.

* * *

Вихтих заставил себя не реагировать на это.

– Нет, – сказал он, – я не такой, как Кёниг. Я совсем другой. Я не теократ. Я простой фехтовальщик.

Проявления скромности, ложной или искренней, были для него непривычным делом, но успех манипулятора зависит от того, насколько он понимает, когда следует хвастаться, а когда предстать скромным. Для него это оказался новый опыт, от которого он, как ни странно, получал удовольствие. «Есть что-то приятное в том, чтобы демонстрировать скромность, понимая при этом то, насколько ты на самом деле важен». Ему придется попробовать действовать именно так. Возможно, этот новый подход сработает в отношении Бедекта.

– Нет, – заявил Морген с полной уверенностью, которая дается только юным. – Ты величайший фехтовальщик в мире. Ты важный человек. Особенный. По твоей воле происходят события. Ты отличаешься от Кёнига, но ты такой, как Кёниг. – В голосе мальчика звучала досада: казалось, он хочет сказать нечто большее, но не может подобрать слов. – Я могу тебе помочь. Я могу сделать так, чтобы ты не потерпел неудачу.

Вихтих потрепал мальчика по волосам. Какими бы способностями ни обладал Морген, они не помогают ему противостоять чарам гефаргайста. Даже такого слабого, как Вихтих. От этой мысли у него по спине поползли неприятные мурашки. «Не нужно мне, – осознал он, – практиковать смирение, переубеждая самого себя». Нельзя оставлять место сомнениям.

Пока они скакали на юго-запад, Вихтих рассказал Моргену о приключениях, которые ожидают их в Найдрихе, воздержавшись при этом от рассуждений о шлюхах, вероломных убийствах в темных переулках, а также о том, что они собираются прятаться, как шустрые тараканы.

Найдрих, как Вихтих был наслышан от Штелен и Бедекта, представлял собой самую настоящую выгребную яму. Он никогда не бывал в этом городе, но из того, что услышал, сделал вывод, что там отлично можно спрятаться. За ними, вне всякого сомнения, отправятся в погоню. Фокус в том, чтобы разыскать сомнительных, ненадежных и безумных людей, которые смогут их спрятать. К счастью, те, что лучше всего сумеют скрыть их от пытливых глаз служивших Кёнигу зеркальщиков и других гайстескранкен, в силу своей психической ущербности будут, вероятно, не в состоянии оценить грозящую опасность.

«И действительно, – подумал Вихтих, – как же замечательно: чем более могущественен – и поэтому полезен – человек, тем легче им манипулировать». Манипулировать здравомыслящими людьми – все равно что пасти баранов. На это уходит много сил, и если гонять их одному, ничего не выйдет. Но если найти нужного барана и заставить его двинуться в правильном направлении, остальные пойдут за ним.