Текст книги "Разоблачение"

Сандерс направился к двери.

– Ты ее знал? – спросила Сюзен.

– Я встречал ее раньше. В Купертино.

– А чем она занимается здесь?

– Она мой новый босс.

– Так это она?

– Ага, – подтвердил он, – она.

– Та самая женщина, близкая к Гарвину?

– Ага. А тебе кто сказал? Адель? – Адель Ливайн, Жена Марка, была одной из лучших подруг Сюзен.

– И Мери Энн тоже звонила, – кивнула Сюзен. – Телефон весь день не умолкал, аж раскалился.

– Могу себе представить.

– Гарвин, что же, спит с ней или как?

– Никто точно не знает, – ответил Сандерс. – Нобольшинство считает, что нет.

– Чего ради тогда он притащил ее сюда, вместо того чтобы отдать эту работу тебе?

– Не знаю, Сью.

– Ты не говорил с Гарвином?

– Он хотел встретиться со мной утром, но меня не было.

Сюзен кивнула.

– Ты, должно быть, кипел. Или, как обычно, принял все как должное?

– Ну, – он пожал плечами. – А что я могу сделать?

– Подать заявление об уходе.

– Ни за что.

– Они над тобой издеваются! Почему ты не уйдешь?

– Поиски новой работы – это не лучший выход из положения. Мне уже сорок один год. И мне не улыбается начинать все сначала. К тому же Фил утверждает, что они собираются выделить инженерные подразделения и провести акционирование в течение года. Даже если я не буду главой новой фирмы, я останусь одним из ее руководителей.

– И ты уже знаешь детали?

Сандерс кивнул.

– Они дадут каждому по двадцать тысяч акций и право на льготное приобретение еще пятидесяти тысяч акций в год.

– Почем?

– Как правило, они отдают акции по двадцать пять центов за штуку.

– А в свободной продаже они будут идти за сколько? За пять долларов?

– Не меньше, ведь спрос на них растет. Думаю, что они пойдут по десяти, а если попадем в струю, то и по двадцати долларов за акцию.

Несколько секунд стояла тишина. Сандерс знал, что его жена всегда была сильна в устном счете.

– Нет, – прервала молчание Сюзен, – тебе не надо увольняться.

Он тоже производил расчеты много раз. Сандерс знал, что на доход от этих пятидесяти тысяч акций он сразу выкупит закладную на дом. А уж если акции по-настоящему пойдут в гору, то прибыль его будет фантастической – что-то между пятью и четырнадцатью миллионами долларов в год. Именно поэтому акционирование было заветной мечтой сотрудников любой технологической компании.

– Так что я проработаю еще по меньшей мере два года, даже если они поставят во главе этого отдела Годзиллу,[19]19
  Персонаж японского фильма ужасов – гигантский динозавр.


[Закрыть] – сказал он.

– А разве они не это самое и сделали? Поставили во главе Годзиллу?

– Еще не знаю, – пожал плечами Сандерс.

– Ты с ней сработаешься?

Сандерс заколебался.

– Не уверен. Пойду я сегодня в душ или нет?

– Иди, – разрешила Сюзен. В дверях Сандерс обернулся: она уже опять углубилась в свои бумаги.

* * *

Приняв душ, Сандерс подсоединил свой карманный телефон к зарядному устройству около раковины и натянул футболку и боксерские трусы. Глянув в зеркало, он убедился, что царапин не видно. Правда, мог остаться еще запах духов и, чтобы перестраховаться, Сандерс поплескал на щеки одеколоном, которым пользовался после бритья.

Затем он заглянул в комнату сына, чтобы посмотреть на него. Мэттью громко посапывал, засунув большой палец в рот. Одеяльце он во сне сбросил ножками. Сандерс осторожно накрыл его и поцеловал в лобик.

Затем он прошел в комнату Элайзы и не сразу нашел свою дочь: в последнее время у нее появилась привычка спать, соорудив над собой баррикаду из подушек и одеял. Войдя в комнату на цыпочках, Сандерс увидел, как из-под баррикады высунулась маленькая ручка и помахала ему. Он подошел ближе.

– Ты почему не спишь, Лиз? – шепотом спросил он.

– Страшный сон приснился, – ответила она, не выглядя, однако, испуганной.

Сандерс присел на краешек кровати и погладил дочь по головке.

– Какой сон?

– Про чудовище.

– Ой-ой…

– На самом деле это был принц, но могучая злая колдунья наслала на него проклятье.

– Это верно… – Он пригладил девочке волосики.

– …И превратила его в ужасное чудовище.

Девочка цитировала текст кинофильма почти дословно.

– Верно, – повторил он.

– А зачем?

– Не знаю, Лиз. Такая сказка.

– Потому что он не пустил ее укрыться от непогоды? – снова процитировала девочка. – А кстати, почему он не пустил, папа?

– Не знаю, – повторил он.

– Потому что в его сердце не было любви, – объяснила дочь.

– Лиз, пора спать.

– Сначала подскажи мне сон, папа.

– Ладно. Над твоей постелькой повисла прелестная серебряная тучка и…

– Это плохой сон, папа, – нахмурилась дочка.

– Хорошо, а какой сон ты хочешь?

– С Кермитом.

– Пожалуйста. Кермит сидит вот здесь, прямо у твоего изголовья, и будет дежурить здесь всю ночь.

– И ты тоже!

– Хорошо, я тоже. – Он поцеловал Элайзу в лоб, и она перекатилась на бочок лицом к стене. Выходя из комнаты, Сандерс слышал, как она зачмокала, засунув в рот палец.

Вернувшись в спальню, он сдвинул в сторону бумаги жены, расчищая себе место для сна.

– Она еще не спит? – спросила Сюзен.

– Наверное, засыпает. Сон попросила. Про Кермита.

– Да, Кермит – ее новое увлечение, – кивнула жена.

Похоже, что она не обратила внимания на его футболку. Сандерс нырнул под одеяло и внезапно почувствовал себя совершенно вымотанным. Откинувшись на подушку, он закрыл глаза. Почти засыпая, он услышал, как Сюзен сгребла свои папки с постели и щелкнула выключателем.

– М-м-м, – пробормотала она, – как от тебя приятно пахнет…

Сюзен прижалась к Сандерсу, уткнувшись лицом в его шею, и закинула на него ногу. Это была ее стандартная увертюра, которая неизменно раздражала его. Он чувствовал себя, будто прикнопленным ее тяжелой ногой. В Сюзен потрепала его по щеке.

– Это ты для меня надушился?

– Ох, Сюзен, – вздохнул Сандерс, преувеличивая свою усталость.

– Считай, что это сработало, – хихикнула жена и, запустив руку под одеяло, засунула ее под футболку.

Сандерс неожиданно разозлился. Да что это с ней? У нее никогда недоставало такта в таких вещах. Вечно на нее накатывало в неподходящее время и в неподходящем месте! Он потянулся вниз и перехватил руку жены.

– Что-нибудь не так?

– Сью, я и вправду устал.

Сюзен остановилась.

– Тяжелый день, да? – сочувственно спросила она.

– Само собой. Очень тяжелый.

Жена приподнялась на локте и наклонилась над ним, теребя пальцем его нижнюю губу.

– А ты не хочешь, чтобы я тебя повеселила?

– Нет, спасибо.

– Ни капельки?

Сандерс опять вздохнул.

– Ты уверен? – поддразнивая, спросила она. – Ты совершенно уверен? – И она нырнула под одеяло.

Засунув обе руки под одеяло, он успел удержать ее голову.

– Сюзен, ну пожалуйста! Оставь!

– Еще только половина девятого, – хихикнула она. – Не мог же ты настолько устать!

– Мог.

– А я готова поспорить, что нет…

– Да брось ты! У меня нет настроения!

– Ну ладно, ладно! – Она отодвинулась от Сандерса. – Я вот только не могу понять, зачем ты тогда надушился?

– Ради Бога…

– Мы уже скоро совсем не будем заниматься любовью!

– Это из-за того, что ты постоянно в разъездах.

Это был неверный ход.

– Я не «постоянно в разъездах»!

– Тебя нет дома минимум две ночи в неделю.

– Это не значит, что я «постоянно в разъездах»! И, между прочим, это моя работа.

– Я-то рассчитывала, что ты меня будешь поддерживать!..

– Я поддерживаю.

– Жаловаться – это не значит поддерживать.

– Сама посуди, – огрызнулся он. – Когда тебя нет в городе, я прибегаю домой пораньше, кормлю детей и все делаю для того, чтобы ты не беспокоилась!..

– Иногда, – сказала она. – А иногда ты допоздна сидишь в конторе, и дети остаются с Консуэлой, пока все…

– Но я же тоже работаю…

– Ну и нечего мне болтать насчет «все делаю». Ты в тысячу раз меньше проводишь дома, чем я, и это я разрываюсь на двух работах сразу, а ты, как правило, делаешь только то, что тебе нравится. Так же как и все остальные мужики в этом мире!..

– Сюзен…

– Господи, в кои-то веки ты что-то сделаешь по дому и тут же начинаешь изображать из себя мученика! – Она села на постели и включила торшер. – Все женщины, которых я знаю, работают больше любого мужчины.

– Сюзен, я не хочу ссориться.

– Ну, конечно, я еще и виновата. Все из-за меня! Вы же не мужики, а говнюки!..

Сандерс на самом деле очень устал, но злость придала ему сил. С неожиданной энергией он вскочил с кровати и заходил взад-вперед.

– А при чем здесь все мужчины? Теперь мне придется «выслушать лекцию о том, как вас, бедняжек, угнетают?

– Вот что, – сказала Сюзен, сев в постели, – женщин и в самом деле угнетают, и это факт.

– В самом деле? И как же это выражается в твоем лично случае? Ты никогда не стираешь, ты никогда не готовишь, ты даже пола не подметаешь – все это кто-то за тебя делает! Детей в школу отводишь, а забираешь их из школы тоже не ты. Боже мой, наконец, ты компаньон в юридической фирме! Так что ты из себя сиротку строишь?

Сюзен изумленно смотрела на него. Сандерс знал почему: Сюзен уже сто раз закатывала речь об угнетении женщин и ни разу не слышала, чтобы он ей противоречил. Со временем это стало принятой обоими идеей брака. А на этот раз он не согласился с основными тезисами, нарушив этим установленные правила.

– Я не верю своим ушам! Я всегда думала, что ты другой… – Сюзен понимающе прищурилась. – А, это потому, что женщина получила твою работу?

– Так, теперь мы пройдемся насчет уязвленной гордости самца?

– Но это же правда? Ты просто напуган!

– Ничего подобного! Ерунда. Что там насчет уязвленной гордости? Твою гордость задеть еще проще – настолько просто, что, получив отказ в постели, ты не можешь удержаться от того, чтобы не затеять ссору!

Это ее остановило. Сандерс сразу увидел: крыть ей нечем. Она просто сидела с каменным лицом.

– О Господи, – сказал он и повернулся, чтобы выйти из комнаты.

– Это ты затеял ссору, – наконец заговорила она.

Сандерс повернулся:

– Нет, не я.

– Ты. Ты первый заговорил о моих командировках.

– Нет, это ты первая начала жаловаться, что мы перестали заниматься любовью.

– Я только констатировала факт.

– Боже, никогда не женитесь на юристах.

– Вот! Твоя гордость уязвлена!

– Сюзен, что ты там толкуешь о гордости? А кто утром, черт побери, устроил дома бедлам только из-за того, что хотел расфуфыриться перед детским врачом?

– Вот оно! Наконец-то! Ты распсиховался оттого, что из-за меня опоздал на работу. Ну и что? Ты считаешь, что не получил работу из-за того, что опоздал сегодня?

– Нет, – ответил он. – Я не…

– Ты не получил работу, – продолжала она, – потому что Гарвин ее тебе не дал. Ты недостаточно хорошо зарекомендовал себя, и начальником сделали кого-то получше тебя. Вот почему! Женщина работает лучше тебя.

Трясясь от ярости, потеряв дар речи, Сандерс повернулся на пятках и вылетел из спальни.

– Правильно, иди, – крикнула она ему в спину. – Топай! Ты всегда так поступаешь. Ты даже за себя постоять не можешь. Что, неприятно это слышать, Том? Но это правда! И если ты не получил работу, то вини в этом только себя.

Сандерс хлопнул дверью.

* * *

Сандерс сидел на кухне, не зажигая света. Было очень тихо, только негромко гудел холодильник. Через кухонное окно он видел верхушки елей на фоне залитого лунным светом залива.

Некоторое время он гадал, спустится ли к нему Сюзен. Она не спустилась. Встав, он прошелся по кухне и вспомнил, что после ленча на работе ничего не ел. Присев, он заглянул в холодильник, прищурившись от яркого света лампочки. Холодильник был забит детским питанием, пакетами сока, баночками витаминов и бутылочками патентованных снадобий. Сандерс порылся внутри, надеясь найти завалящий кусок сыра или банку пива. Все, что ему удалось отыскать, – это банку диетической кока-колы, которую покупала Сюзен.

Эх, подумал он, где они, ушедшие деньки, когда его холодильник был битком набит едой и огромным количеством пива. Его холостяцкие деньки…

Он достал кока-колу. Элайза тоже начала ее пить.

А ведь он сто раз говорил Сюзен, что не хочет, чтобы дети употребляли диетические напитки. Они должны получать полноценное питание. Настоящую еду. Но Сюзен всегда занята, Консуэле все до лампочки, и дети едят всякую дрянь. Ему это не нравилось.

Есть было нечего. В его собственном проклятом холодильнике было пусто. Он с надеждой поднял крышку морозилки и нашел недоеденный бутерброд с ореховым маслом и желе. На бутерброде отпечатались маленькие зубки Элайзы. Сандерс повертел сандвич в руках, пытаясь определить, сколько тот лежал в холодильнике, и, не найдя, по крайней мере, следов плесени, счел его съедобным.

Вот зараза, думал он, стоя в футболке у открытого, освещенного изнутри холодильника и доедая остаток бутерброда. Заметив свое отражение в стеклянной дверце микроволновой печи, он вздрогнул. «Еще один почетный представитель патриархата, повелевающий своим поместьем».

Господи, подумал он, и что только женщины делают со всем этим хламом?

Доев бутерброд, он стряхнул с рук крошки. Настенные часы показывали пятнадцать минут десятого. Сюзен ложилась спать рано. Очевидно, она не собиралась идти мириться, как и всегда. Мириться – это была его обязанность. Он был штатным миротворцем. Сандерс распечатал пакет молока и, отпив из него, поставил обратно на проволочную полку. Закрыв дверцу, он снова очутился в темноте.

Добравшись до раковины, он вымыл руки и вытер их посудным полотенцем. Слегка утолив голод, он уже не чувствовал озлобления, только усталость. Выглянув в окно, он увидел сквозь ветви деревьев огни парома, плывущего на запад, в сторону Бремертона. Одной из причин, почему Сандерс любил этот дом, была его относительная изолированность. Участок вокруг дома был незастроенный. Это хорошо для детей – они должны иметь место для игр и беготни.

Сандерс зевнул. Нет, она не придет, хоть до утра здесь торчи. Он знал, как все будет происходить: он встанет первым, сварит ей кофе и принесет ей в постель. Потом попросит прощения, она тоже, они обнимутся, и он побежит одеваться. Вот так.

Он поднялся по темной лестнице на второй этаж и открыл дверь в спальню. Было слышно спокойное дыхание Сюзен.

Сандерс нырнул под одеяло и лег на бок.

И заснул.

Часть вторая
ВТОРНИК

…Дождь шел с самого утра, и косые струи барабанили по стеклам иллюминаторов парома. Сандерс стоял в очереди за своим кофе, прикидывая, что ему готовит наступающий день. Заметив уголком глаза приближавшегося Дэйва Бенедикта, он торопливо отвернулся, но было поздно. Бенедикт уже приветственно размахивал рукой.

– Привет, старик!

А Сандерсу так не хотелось портить утро разговорами о «ДиджиКом»…

В последний момент его спас телефонный звонок. Сандерс торопливо вытащил из кармана свой портативный аппарат и, отвернувшись, нажал кнопку.

– Так их мать, Томми! – Это был Эдди Ларсон из Осетина.

– Что стряслось, Эдди?

– Я тебе говорил о ревизоре, которого прислали из Купертино? Да? Ну, так их уже восемь! Независимая аудиторская фирма «Дженкинс и Маккей» из Далласа. Кишат, как тараканы, роются во всех книгах. Проверяют все расходные и приходные документы, активы и пассивы, даты – все. А теперь решили поднять все бухгалтерские книги от прошлого года до восемьдесят девятого включительно!

– Ну? Всю работу сбили?

– Да уж, можешь мне поверить. Дамочкам даже негде присесть, чтобы позвонить по телефону. К тому же все бумаги до девяносто первого года находятся в архиве в центре города. У нас есть микрофиши; так нет – им подавай подлинники! Бумага им нужна, видите ли. Гоняют всех, как хотят, и притом смотрят на нас, будто мы воры какие и только случайно еще ходим на свободе. Обидно!

– Не обращай внимания, – посоветовал Сандерс. – Но выполняй все их требования.

– Лишь одна вещь меня по-настоящему беспокоит, – пожаловался Эдди. – К вечеру должны приехать еще семь человек. Они ведь заодно проводят и полную инвентаризацию всего завода. Проверяют все – от мебели в конторе до пневмоприсосок и термопрессов на конвейере. Сейчас по линии ходит парень, который останавливается у каждого рабочего места и начинает выпытывать: «А что это такое? А как вы на этом работаете? Кто это производит? А какой номер модели? А как давно работает? А где выбит серийный номер?» Знаешь, мы спокойно можем останавливать конвейер – это не работа!

– Они проводят инвентаризацию? – озадаченно нахмурился Сандерс.

– Да, во всяком случае, так они это называют. Но на порядок серьезней всех инвентаризаций, о которых я когда-либо слышал. Эти ребята работали раньше в «Тексас Инструменте» или еще где-то вроде этого, потому что я могу точно сказать: свое дело они знают. Этим утром один из этих типов от «Дженкинса» подвалил ко мне и спрашивает, мол, не знаю ли я, какой тип стекла используется в потолочных светильниках? Я думал, что он хочет меня подколоть, и переспросил: «Какой такой тип стекла?» А он объясняет: «Ну, похоже, что это „Корнинг 2-47“ или „2-47/9“». Или что-то в этом духе. Это, видите ли, различные сорта кварцевого стекла, которое пропускает ультрафиолет, что плохо влияет на микросхемы, проходящие по конвейеру. Я, говорю, никогда не слышал о каком-либо таком влиянии на чипы. «А, ну да, – говорит этот тип, – это начинает оказывать заметное действие, только когда КСД превышает двести двадцать». Слыхал про такое? КСД – это количество солнечных дней в году.

Сандерс слушал вполуха. Он пытался понять, что может означать тот факт, что кто-то – неважно, Гарвин или кто-то из «Конли-Уайт» – отдал распоряжение провести инвентаризацию завода. Как правило, это делают, когда собираются продавать оборудование. Тогда результаты описи прилагают в момент сдачи имущества и…

– Том, ты слушаешь?

– Слушаю.

– Так вот, я и говорю тому парню: «В первый раз слышу». Ну, это я насчет ультрафиолета и чипов. Мы, говорю, эти микросхемы тыщу лет вставляем в телефоны, и до сих пор не было никаких жалоб. А он мне и отвечает: «А, ну да, на готовые микросхемы ультрафиолет не действует. Он оказывает вредное влияние при производстве микросхем»! Я говорю: «А мы их и не производим». А он мне: «Да, я знаю». Вот и объясни мне – какого черта он беспокоится о том, какой сорт стекла мы используем в светильниках? А, Томми? Ты слышишь? Что все это значит? К концу дня по нашему заводу будут ползать пятнадцать ревизоров! Ты только не говори, что это рутинная проверка!

– Да, на рутинную проверку это не похоже.

– А я тебе скажу, на что это похоже: на то, что они собираются продать завод кому-то, кто занимается производством микросхем. Вот на что это похоже! И все помимо нас.

– Я согласен с тобой – похоже на то.

– Чертово начальство, – ругнулся Эдди. – А я-то надеялся, что ты меня утешишь, пообещаешь, что этого не произойдет. Слушай, Том: люди возмущены, я, кстати, тоже.

– Понимаю.

– Ко мне пристают с расспросами – кто-то только что купил дом, у кого-то жена ждет ребенка, и все хотят знать правду. Что мне им говорить?

– Эдди, у меня нет никакой информации.

– Господи, Томми, но ты же начальник отдела!

– Я помню. Дай-ка я позвоню в Корк, спрошу, что там делали бухгалтеры, которые торчали у них на прошлой неделе.

– Я говорил с Колином еще час назад. Управление посылало к ним двух человек на один день. Все было очень корректно, не то что у нас.

– Никакой инвентаризации?

– Никакой инвентаризации.

– Ладно. – Сандерс вздохнул. – Дай мне время во всем разобраться.

– Томми, – сказал Эдди, – я и так тебе уже все сказал. Мне кажется странным, что ты еще ничего не знаешь.

– Мне тоже, – согласился Сандерс. – Мне тоже…

Повесив трубку, Сандерс набрал буквы К-А-П в буфере памяти, чтобы вызвать Стефани Каплан. Она могла знать, что происходит в Остине, и он надеялся, что она ему все расскажет. Но помощник Стефани сказал, что она еще не появлялась в своем кабинете. Сандерс позвонил Мери Энн, но ее тоже не было на месте. Тогда он попытался найти Макса Дорфмана в отеле «Четыре времени года», но телефонистка сказала, что его номер занят. Мысленно Сандерс пообещал себе отыскать Макса попозже, днем. Ведь если предположения Эдди верны, это значит, что его, Сандерса, выкинули из обоймы, а это уже скверно.

Но по приезде на работу он может поднять тему закрытия завода в разговоре с Мередит после утреннего совещания. Перспектива общения с Мередит не очень-то его привлекала, но это было лучшее, что он сейчас мог сделать. Все равно выбора у него не было.

Когда Сандерс поднялся на четвертый этаж, в конференц-зале никого не было. В дальнем конце комнаты на демонстрационной доске висел чертеж «мерцалки» в разрезе и схема сборочной линии завода в Малайзии. Кое-где на столе лежали листочки бумаги с набросками тезисов, а перед некоторыми стульями стояли раскрытые кейсы.

Совещание уже закончилось!

Сандерс почувствовал, как его прошиб пот. Это уже признак паники.

В зал вошла секретарша и пошла вдоль столов, собирая стаканы и бутылки с водой.

– А где все? – спросил Сандерс.

– О, они ушли минут пятнадцать назад, – ответила девушка.

– Пятнадцать минут назад? А во сколько же они начали?

– Совещание началось в восемь.

– В восемь? – переспросил Сандерс. – Но его назначили на полдевятого.

– Нет, на восемь.

Черт возьми!

– А где они сейчас?

– Мередит повела всех вниз показывать «Коридор» в действии.

* * *

Первым делом, войдя в помещение ВИС, Сандерс услышал хохот. Пройдя в лабораторию, он увидел, что команда Дона Черри использует двух чиновников из «Конли-Уайт» в качестве подопытных кроликов. Молодой юрист Джон Конли и банкир Джим Дейли, оба в очках-датчиках, расхаживали по беговой дорожке с широкими улыбками на лицах. Все остальные столпились вокруг них и тоже смеялись – даже финансовый директор «Конли-Уайт» Эд Николс, обычно хранящий на лице кислое выражение. Сейчас он стоял у монитора, на экране которого медленно двигалось изображение «Коридора» – такое, каким его видели пользователи. На лбу Николса еще виднелись красные пятна от очков.

Подняв голову, Николс увидел Сандерса.

– Это фантастика!

– Да, очень наглядно, – согласился Сандерс.

– Просто фантастика! Когда это увидят в Нью-Йорке, то напрочь отбросят весь свой скепсис. Мы тут спрашиваем Дона, сможет ли он прогнать эту систему на нашей базе данных.

– Никаких проблем, – сказал Черри. – Дайте нам только ключ к вашей базе данных, и мы подключим вас к ней в течение часа.

– А не можем ли мы отправить одну такую машинку в Нью-Йорк? – спросил Николс, показывая на очки.

– Конечно, – ответил Черри. – Сегодня же и пошлем. Где-нибудь в четверг получите. Я отправлю кого-нибудь из моих ребят, чтобы они все наладили.

– Это станет бестселлером, – сказал Николс, – просто бестселлером.

Он достал свои очки для чтения, которые в сложенном виде занимали совсем мало места – у них и оправа, и дужки имели по нескольку шарниров. Николс осторожно раскрыл их и нацепил на нос.

Остановившись на роликах дорожки, Джон Конли засмеялся и спросил:

– Ангел, а могу ли я открыть этот ящичек? – И, приподняв голову, прислушался.

– Он прибегнул к помощи Ангела, – объяснил Черри. – Ангел дает ему подсказку через наушники.

– И что же Ангел ему нашептывает? – спросил Николс.

– А это их интимное дело, – расхохотался Черри. Кивая головой, Конли протянул руку вперед, собрал пальцы щепотью, будто ухватив что-то, и потянул, делая вид, что выдвигает ящичек картотеки.

На экране монитора Сандерс увидел, как из стены «Коридора» выдвинулся ящичек, набитый папками.

– Ух ты, – восхитился Конли. – Класс! Ангел, а я могу заглянуть внутрь?.. Ага… Понятно.

Конли снова протянул руку и ткнул кончиком пальца в этикетку, прикрепленную к одной из папок. Папка немедленно вылетела из ящичка и, раскрывшись, повисла в воздухе.

– Иногда приходится отказываться от физического правдоподобия, – пожаловался Черри, – из-за того, что пользователи оперируют только одной рукой. Одной рукой папку не откроешь.

Стоя на резиновой дорожке, Конли несколько раз описал рукой в воздухе короткую дугу, как бы листая невидимые страницы. На экране, однако, было видно, что странички в папке на самом деле начали переворачиваться.

– Эй! – запротестовал Черри. – Скажите вашим ребятам, чтобы они не очень-то расходились – я забил в память все наши финансовые отчеты.

– А ну-ка, дай посмотреть! – вмешался Дейли, поворачиваясь.

– Да смотрите, что хотите! – весело засмеялся Черри. – Развлекайтесь пока. В окончательном варианте мы введем ограничения по доступу. Вы заметили, что некоторые числа – красные? Это значит, что на следующем уровне можно получить более подробную информацию. Дотроньтесь до одного такого числа.

Конли дотронулся до красного номера. Тот разросся, превратившись в новую информационную схему, повисшую в воздухе.

– Ух ты!..

– Многоуровневое представление информации, – объяснил Черри, – упорядоченность, я бы сказал.

Конли и Дейли, хихикая, развлекались, тыча пальцами в новые и новые красные числа, пока все пространство вокруг них не было увешано развернутыми листами.

– Эй, а как нам теперь от этого избавиться?

– Не можете найти самый первый лист?

– Да, он остался где-то внизу под всеми остальными.

– Наклонитесь и посмотрите – может, найдете. Конли нагнулся и, казалось, заглянул подо что-то.

Затем он, протянув руку, ткнул в воздух.

– Вот он.

– Так, а в углу есть маленькая зеленая стрелка – дотроньтесь до нее.

Конли дотронулся. Все листы съежились и втянулись под самый первый листок.

– Шикарно!

– Дайте, я сделаю, – сказал Дейли.

– Не дам: я сам сделаю. У вас не получится.

– Нет, я!

– Я!

Они хохотали, как расшалившиеся дети. Тут вмешался Блэкберн.

– Я понимаю, что это очень забавно, – сказал он Николсу, – но мы отстаем от графика. Нам, пожалуй, стоит вернуться в конференц-зал.

– Пожалуй, – согласился Николс с заметной неохотой и повернулся к Черри. – Так вы полагаете, что сможете передать нам одно из этих приспособлений?

– Считайте, что оно уже у вас, – пообещал Черри.

* * *

Представители «Конли-Уайт» возвращались в конференц-зал, оживленно переговариваясь и посмеиваясь, вспоминая недавний эксперимент. Сотрудники «Диджи-Ком» спокойно шли рядом, не желая портить им хорошее настроение. Воспользовавшись моментом, Марк Ливайн подобрался поближе к Сандерсу и шепотом спросил:

– Эй, почему ты не позвонил мне вчера вечером?

– Я звонил! – удивился Сандерс. Ливайн покачал головой.

– Весь вечер я был дома, и никто не звонил.

– Я передал для тебя сообщение на автоответчик около пятнадцати минут седьмого.

– Никакого сообщения я не получал, – сказал Ливайн, – а когда пришел утром, тебя не было. – Он понизил голос. – Боже, ну и каша. Я пришел на совещание по «мерцалкам», понятия не имея, какой линии придерживаться.

– Извини, – сказал Сандерс. – Не понимаю, как это получилось.

– Слава Богу, Мередит сама повела дискуссию, – вздохнул Ливайн, – а то бы я сидел по уши в дерьме. Я практически… Потом договорим, – быстро закончил он, заметив, что Джонсон направляется в их сторону, чтобы поговорить с Сандерсом.

– Где тебя черти носят? – спросила она.

– Я считал, что совещание начнется в 8.30…

– Я звонила тебе вчера вечером специально, чтобы сказать, что оно переносится на восемь. Гости хотят успеть на вечерний самолет до Остина.

– Я этого не знал.

– Я говорила с твоей женой. Она что, не передала тебе?

– Я считал, что совещание назначено на восемь тридцать.

Джонсон потрясла головой, как бы предлагая сменить тему, и сказала:

– Как бы то ни было, на совещании мне пришлось менять концепцию изложения наших проблем по «мерцалкам», и очень важно скоординировать наши действия свете…

– Мередит! – шедший впереди Гарвин оглянулся на рве. – Мередит, Джон хочет кое о чем тебя спросить!

– Никуда не уходи! – приказала Мередит и, бросив напоследок на Сандерса злой взгляд, заторопилась вперед.

Атмосфера всеобщей оживленности не рассеялась и в конференц-зале. Перешучиваясь, участники совещания рассаживались по своим местам.

Эд Николс открыл заседание, повернувшись к Сандерсу:

– Мередит уже ввела нас в курс дела по «мерцалкам». Теперь, поскольку вы здесь, мы хотели бы услышать и ваше мнение.

«…Мне пришлось менять концепцию изложения наших проблем…» – сказала ему Мередит.

– Мое мнение? – замялся Сандерс.

– Ну да, – подтвердил Николс. – Ведь вы курируете «мерцалки», не так ли?

Сандерс обвел глазами лица, в ожидании повернутые к нему, и бросил взгляд на Джонсон, но та рылась в своем кейсе, доставая из него раздутые манильские конверты.

– Ну, – начал Сандерс, – мы построили несколько опытных образцов и испытали их по всем параметрам. Нет никакого сомнения в том, что эти прототипы работают безукоризненно. Это лучшие дисководы в мире…

– Это я понимаю, – перебил его Николс. – Но ведь сейчас они запушены в производство, так?

– Так.

– Нам всем хотелось бы выслушать вашу оценку приборов с точки зрения производства.

Сандерс замялся. Что же она им наговорила?

В другом конце зала Мередит Джонсон закрыла свой чемоданчик и, сложив руки под подбородком, стала смотреть прямо на Сандерса, но выражения ее лица он разобрать не мог.

Что же она им сказала?

– …Мистер Сандерс?

– Ну, – протянул Сандерс, – мы до винтика перетряхиваем линию, устраняя проблемы, когда и если они возникают… Это общепринятая у нас практика. Пока мы еще в пусковом периоде…

– Прошу прощения, – снова перебил его Николс, – а я думал, что вы производите эти аппараты уже два месяца.

– Да, это так и есть.

– На мой взгляд, два месяца нельзя назвать «пусковым периодом» производства.

– Ну…

– Насколько я знаю, для некоторых ваших моделей срок от запуска до снятия с производства составляет не более девяти месяцев?

– Да, от девяти до восемнадцати месяцев.

– В таком случае после двух месяцев работы производство должно идти полным ходом. Как вы оцениваете сложившееся положение с точки зрения руководителя, ответственного за производство?

– Ну я бы сказал, что возникшие проблемы не выходят за пределы среднестатистических отклонений, с которыми нам приходилось сталкиваться…

– Очень интересно услышать это от вас, – заявил Николс, – особенно после того, как утром Мередит объяснила нам, что проблемы очень серьезные и дефект аппаратов может отбросить их производство до стадии чертежной доски.

Вот дерьмо!

Как теперь выкручиваться? Ведь он уже сказал, что ничего серьезного не происходит… И назад дороги нет!

Сандерс вздохнул и заговорил:

– Надеюсь, мои слова не бросают тени на компетентность Мередит, но лично я абсолютно убежден в нашей способности производить дисководы «Мерцалка».

– В вашей убежденности никто не сомневается, – сказал Николс. – Но нам предстоит вступить в конкурентную борьбу с «Сони» и «Филипсом», и я не уверен, что простого выражения вашей уверенности будет достаточно. Сколько дисководов, сходящих с конвейера, соответствуют спецификации?

– У меня нет этих данных.

– Хотя бы приблизительно.

– Я не хотел бы отвечать на этот вопрос, не зная точных цифр.

– А точные цифры имеются?

– Да, просто я ими сейчас не располагаю.