Текст книги "Модель Нового американского университета"

Преодоление ограниченности человека

Если мы продолжим подходить к нашей проблеме как внешней по отношению к нам – как к ограничениям, наложенным природой и окружающей средой, – мы вверим себя бесперспективному будущему. Действительно важные недостатки находятся внутри. Это – неизбежные ограничения нашей коллективной способности получать, усваивать и применять знания. Хотя четко определить эти ограничения трудно, имеет смысл подразделить их на шесть категорий: ограничения индивидуальные, социо-биологические, социоэкономические, технологические, интеллектуальные и философские. Названные ограничения могут, на первый взгляд, показаться непреодолимыми недостатками, но мы утверждаем: наш главный шанс на обретение своего места в лоне природы и на планете кроется в принятии наших недостатков и признании их самоочевидным критерием при проектировании и развитии нашего производства и организации знания. Потенциал прогресса в каждом очевиден, в особенности посредством открытий и понимания, которые наша академическая культура привносит во все аспекты общественной жизни.

Разумный эгоизм, возможно, смягченный духом сообщества и вспышками альтруизма, является нашим привычным руководством к действию. Учитывая это, мы не можем знать последствия наших индивидуальных действий для более крупных систем, в которые мы вовлечены, и единственной разумной альтернативой для каждого из нас является следование нашей концепции личных интересов, какой бы несовершенной она ни была. Однако в условиях, когда социальные системы все более усложняются и все более посягают на природные системы, наше индивидуальное видение неизбежно улавливает все меньше и меньше. Единственный вариант для нас – принять неизбежность ограничений индивидуальной рациональности и учесть это при формулировании государственной политики и коллективных действий.

По мере развития человечества наши особые способности в таких областях, как изготовление инструментов, языки, самосознание и абстрактное мышление сделали нас чрезвычайно приспособленными для участия в конкурентном процессе индивидуального и видового выживания. Мы соперничаем друг с другом на каждом организационном уровне и с другими видами практически в каждой экологической нише. А потому сотрудничество чаще всего происходит на одном уровне (например, племени или нации), чтобы конкурировать на более высоком (война между племенами или странами). Однако на самых высоких уровнях – поведении всего вида, конкурирующего или, в зависимости от обстоятельств, господствующего над миллиардами других видов, – мы остались без оснований для сотрудничества или структур, благоприятствующих эффективному сотрудничеству. Нам нужно осознанно искать пути преодоления социобиологического побуждения к соперничеству.

Мы приложили все усилия, дабы обратить в достоинства наши индивидуальные и социобиологические недостатки посредством рыночной экономики и демократической политики. Однако мы не способны интегрировать долгосрочные последствия жизнедеятельности нашего, основанного на конкуренции, общества в наши проектировочные процессы. Наша конкурентная природа ставит индивида выше группы, но совокупность индивидуальных действий постоянно нас удивляет. Несмотря на наши лучшие намерения, наши действия отвечают требованиям глобальной экономики, которая основывается на ожиданиях постоянного роста и развития, протекающего в условиях непрекращающейся эксплуатации природных ресурсов. Мы все садимся в свои машины утром, думая об этом всего лишь как о наиболее подходящем способе попасть на работу. Мы неосознанно предпочитаем тратить время в пробках, усугублять дефицит торгового баланса и производить выбросы парниковых газов в атмосферу.

Мы находим чрезвычайно трудным предсказать или точно рассчитать издержки и риски, связанные с подобным групповым поведением в долгосрочной перспективе. В действительности эти издержки и риски сильно разнятся в зависимости от индивида, вида или же группы. Примером тому являются подсчеты рентабельности, которые должны были проводиться в отношении вероятности катастрофического наводнения в Новом Орлеане. На каждом уровне политической системы индивидуальная перспектива перевешивала коллективную, вследствие чего адекватные превентивные меры в отношении всего городского сообщества проведены не были. Ввиду подобных сложностей, усилия по защите долгосрочных интересов целого посредством контроля краткосрочного поведения индивида обречены на неудачу, что является одним из уроков глобального краха коммунизма.

Чтобы избежать поведенческих ограничений биологии и экономики, мы обратились к технике. И в самом деле, технология, эксплуатируемая рынком, позволила промышленно развитым обществам достичь поразительно высокого уровня жизни. Поступив таким образом, мы, однако, отдали наше будущее по бросовой цене. Дешевая нефть и уголь, например, обеспечивают нашу постоянную зависимость от двигателя внутреннего сгорания и электростанций, работающих на угле. Проблема, с какой мы столкнулись, состоит не в недостатке загрязняющего атмосферу углеводородного топлива, а в его избытке. История показывает: мы способны разрабатывать все более эффективные технологии энергетики, однако повышение эффективности будет отставать от роста объемов потребления, сопровождающего экономический рост. Показателен в этом отношении пример роста эффективности и экологичности современных автомашин, в сравнении с машинами, произведенными в 1980 г. Технология позволила нам загрязнять среду меньше за километр вождения, однако общее загрязнение атмосферы снизилось незначительно, поскольку теперь мы стали ездить намного больше. Слишком часто мы предпочитаем технологии, освобождающие нас от сегодняшних затруднений, но тем самым лишь добавляем проблем нашему завтра.

Нет никакого априорного основания полагать, что то, что мы знаем, и есть то, что нам более всего необходимо знать. Наука использует дисциплинарную организацию для того, чтобы выявлять и фокусироваться на вопросах, на которые можно дать ответы. Дисциплины, в свою очередь, разделены своей методологией, терминологией, социологией и разрозненными группами фактов, не поддающихся синтезу. Хотя дисциплинарная специализация является ключом к научному успеху, подобная специализация одновременно уводит нас от каких-либо всеобъемлющих знаний. Западная наука, по существу, является производным философской модели господства и манипулирования природой, в противоположность признанию и принятию природных систем и динамики.

Сегодня вся система охватывает более 7 млрд людей с коллективной способностью изменения биогеохимических циклов, от которых зависит наше выживание. Сможет ли наука получить знания, необходимые для управления миром, созданным наукой? Узнаем ли мы, что подобное знание существует? Произвести 70 тыс. синтетических химических веществ легче, чем предвидеть эффекты такого производства и нейтрализовать их. Несмотря на миллиарды, затраченные нами на изучение последствий нашего вмешательства в биогеохимические циклы планеты, мы, в сущности, не имеем понятия о долгосрочных последствиях. И еще меньше мы знаем о том, как организовать самих себя, управлять собой для решения подобных проблем. Трудности, присущие процессу создания трансдисциплинарного синтеза, усугубляются угрожающей научно-технической безграмотностью среди высокопоставленных и выборных должностных лиц. По иронии, уровень благосостояния, достигнутый благодаря техническому прогрессу, – прерогатива состоятельного класса, ставящего индивидуальные ценности выше гражданской ответственности и не ощущающего необходимости понимать и решать социальные проблемы, порожденные технологиями.

Академические ученые и философы по-прежнему сосредоточивают свое внимание на относительно простом вопросе понимания природы. Гораздо более сложными и актуальными – и насущными – являются попытки понять природу с определенной целью, задачей. Какова цель наших попыток познать природу? Состоит ли она в познании того, как жить в гармонии с природой или эксплуатировать ее более эффективно? Тысячи лет философские изыскания руководствовались фундаментальными вопросами, наподобие того, зачем мы здесь и как нам следует себя вести. Подобные вопросы были достаточно сложны, чтобы ответить на них адекватно, когда наши сообщества были малы, а мобильность и наше воздействие на окружающую среду ограничены. Как вообще в нашем гипермоторном обществе мы можем надеяться найти какой-либо смысл? Буквальные ответы, предлагаемые наукой, попросту смехотворны: оказывается, мы все здесь потому, что где-то 15 млрд лет назад расширяющееся газовое облако в итоге привело к аккреции планет, образованию первичных нуклеотидов и аминокислот, эволюции сложных организмов, росту сложных социальных структур у приматов и резкой экспансии когнитивных и аналитических способностей, что стало возможным благодаря стремительной эволюции неокортикальных мозговых структур. Этого объяснения отнюдь недостаточно для обоснования общности целей, необходимой для рационального управления планетой. Как мы знаем благодаря прагматизму, единое или унифицированное метафизическое основание для действия не является необходимым, но мы, безусловно, должны действовать так, как будто обязательство преодолеть глобальные вызовы, с которыми мы столкнулись, теперь стало совсем очевидным.

Описанные пределы (в том числе человеческой природы) и являются пограничными условиями, с которыми мы имеем дело, изучая то, как справляться с нашим все ускоряющимся воздействием на планету. Как нам получать знания и поддерживать институты, восприимчивые к данным пограничным условиям? Подобную восприимчивость мы лишь начали развивать в себе, ее еще нет ни в одной из обособленных традиционных дисциплин, которые мы столь ревностно пестуем до сих пор. Мы поддерживаем иллюзию понимания и отказываемся даже допустить возможность нашей ограниченности. Нам необходимо переосмыслить пути достижения знания и внедрения инноваций; понять и построить наши экономические, политические и социальные институты; и наполнить философию новым содержанием для простых людей, а не философов.

Путем замечательных манипуляций ограниченным знанием, грубой силой и вопиющей самонадеянностью люди создали мир, который, по всей вероятности, не может поддержать уровень жизни, уже воспринимаемый нами как должный. Даже один наш подход к энергетике прекрасно символизирует нашу ограниченность. Мы зациклены на краткосрочных целях и упрощенной модели, при которой руководствуемся тем, что можно было бы назвать логикой каменного века: продолжаем рыть глубокие дыры в земле, извлекать темные вещества, остатки доисторических растений и животных и отправляем это сокровище в примитивные машины для сгорания и поддержания энергосистем, на которых основывается вся наша цивилизация. Мы вкладываем огромные научно-технические усилия для достижения эффективности этого процесса – т. е. более экологичного сгорания и для захоронения его отходов где-нибудь «там», чтобы нам не пришлось этого снова видеть в обозримом времени. То есть найти, сжечь, захоронить. Наша зависимость от ископаемого топлива вполне достойна пещерного человека.

Спесь и надменность, иллюстрируемые нашими претензиями к науке, являются крупнейшим препятствием на пути к улучшению нашей ситуации. С одной стороны, мы одержимы попытками предсказывать, контролировать и подчинить себе природу, а затем мы вливаем грандиозные интеллектуальные и финансовые ресурсы в совершенно необъятные научно-исследовательские программы – от проекта «Геном человека» до американской Программы исследований глобальных изменений, – ориентированные на эту недостижимую цель. С другой стороны, мы уделяем мало внимания на вид непримечательному, однако абсолютно насущному вопросу, как, учитывая наши неизбежные ограничения, мы сможем жить в гармонии с миром, нами унаследованном и нами постоянно изменяемом.

Как очевидно из нашей неспособности воспринять все эти угрозы в ходе обсуждений на национальном уровне, устойчивое развитие явно не представляет собой основополагающей ценности в нашем или любом другом обществе. Хотя самые широкие слои общественности и в особенности молодые поколения начали мыслить в терминах устойчивого развития, по-прежнему стоит задача научиться добывать знания посредством разумных стратегических действий. Нам еще предстоит скоординировать межнациональные решения, соразмерные с масштабом нависших проблем, таких как международный терроризм, климатические изменения или возможный коллапс экосистем. Наш подход к обескураживающей сложности вызовов и их преодолению должен носить, скорее, преобразующий, нежели последовательный характер, что потребует крупных вложений от всех заинтересованных сторон. Устойчивое развитие потребует также концептуального переосмысления и реорганизации наших косных научных предприятий. Наши университеты по-прежнему чрезмерно сфокусированы на соблюдении дисциплинарных рамок и разработке все более узкоспециальных знаний в ущерб совместным попыткам в решении реальных практических проблем. Вспомним уже приводившееся нами скептическое высказывание Роберта Фродмана, сомневающегося в эффективности современного «эпистемологического режима научного производства… а по сути, бесконечного попустительства»[649]649
  Frodeman R. Sustainable Knowledge: A Theory of Interdisciplinarity. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2014. P. 62.


[Закрыть].

В русле этого наблюдения Энтони Кортезе, соучредитель «Второй Природы», предлагает пять ценных рекомендаций по осуществлению радикальных перемен в академических учреждениях:

Содержание обучения должно отражать междисциплинарные системы мышления, динамику и аналитику всех профильных предметов и дисциплин. Контекст обучения должен измениться, делая взаимозависимость человека и окружающей среды, ценности и этику единым центром всех дисциплин. В процессе обучения акцент следует ставить на активном, экспериментальном образовании на основе исследований и решении практических проблем… Высшее образование должно моделировать варианты устойчивого развития и следовать его принципам. Наконец, институты должны внедрять новые формы партнерства с местными и региональными сообществами, чтобы помочь сделать их более активными, экономически стабильными и экологически сбалансированными[650]650
  Cortese A.D. Promises Made and Promises Lost: A Candid Assessment of Higher Education Leadership and the Sustainability Agenda // The Sustainable University: Green Goals and New Challenges for Higher Education Leaders / ed. by J. Martin, J.E. Samels. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2012. P. 22–23.


[Закрыть].

Он верно подмечает, что университеты должны апробировать свои теории на практике, для чего от них потребуется «следовать модели экономически и экологически устойчивых практик в своей текущей деятельности, планировании, проектировании объектов, закупках и инвестировании», как и связывать эти усилия с формальным учебным планом. А в отношении учебной программы он приводит наблюдение Фрэнка Роудса: понятие устойчивого развития предлагает «новое основание для гуманитарных и естественных наук»[651]651
  Кортезе цитирует Фрэнка Роудса: Rhodes F.H.T. Sustainability: The Ultimate Liberal Art // Chronicle of Higher Education. 2006. October 20.


[Закрыть].

Если академический сектор рассчитывает лидировать в организации усилий по практическому применению знания на благо общества, колледжи и университеты должны будут проводить инновации, образуя при этом гораздо более тесные связи с частным сектором и государственными структурами. Растущая вовлеченность корпоративных экспертов и государственных лидеров в инициативы крупнейших исследовательских университетов в сфере устойчивого развития свидетельствует не только о расширении прав участия для индивидов, но и о высвобождении пространства для маневра у институтов. Потребуется, однако, еще больше гибкости, устойчивости и восприимчивости от институтов и организаций как в государственном, так и частном секторе. Общество никогда не сможет контролировать крупномасштабные последствия своих действий, но осознание императива устойчивого развития ставит нас в критическое положение в нашей эволюционной истории. Прогресс наступит, когда успехи в осознании нами ситуации совпадут с эволюцией наших социальных, культурных, экономических и исторических обстоятельств и практик, позволив нам увидеть новые возможности и приступить к их реализации. Реализация потенциала данного момента потребует и целенаправленных коллективных усилий и осознания того, что устойчивое развитие, как демократия, не проблема, которую надо решить, а скорее вызов, требующий неусыпной бдительности.

Признаем же и критически оценим проектные ограничения нашего социального и политического строя, унаследованного от основателей республики в XVIII в. Пусть и запоздало, мы могли бы добавить еще одну ценность к концепции, выраженной или подразумевающейся в Конституции. Во имя общего блага мы не можем добиваться справедливости лишь для нас живущих; мы должны концептуально обосновать и законодательно предусмотреть положения для обеспечения справедливости в отношении будущих поколений.

Для соблюдения равноправия в поисках счастья мы не имеем права смотреть лишь на четыре или пять десятилетий назад или вперед; индивидуально мы должны примириться с осознанием того, что решения, принятые в течение последних 250 лет, поставили все человечество под угрозу на тысячелетия вперед. В XXI в. наши университеты и колледжи должны возглавить усилия по обеспечению концепции устойчивого развития статусом центральной мотивирующей ценности американского народа, стоящей на одном уровне со свободой, справедливостью и равенством. Такой уровень осознанности трансформировал бы наши экономические и политические системы и наконец-то начал бы оправдывать ожидания создателей Конституции.

7. Проектирование нового американского университета на рубежах знаний

За одно десятилетие Университет штата Аризона провел коренную реорганизацию, приблизившись к прототипу Нового американского университета – институциональной модели, ориентированной на проведение научных исследований и производство знаний, вовлечение в свою деятельность всех слоев населения с учетом социально-экономического разнообразия региона и страны и, благодаря столь широкому спектру функций, максимизацию воздействия на общество. Реорганизация была предпринята, чтобы ускорить процесс институциональной эволюции, которая в противном случае могла бы проходить лишь поэтапно и растянулась бы на гораздо более долгое время. Реализация проекта представляет собой концептуальное обновление модели американского исследовательского университета[652]652
  Возглавив в 2002 г. ASU, подготовивший концепцию Нового американского университета Майкл Кроу стал его 16-м по счету президентом. О дискуссии, предшествовавшей публичному представлению концепции, см., например: Crow М.М. The Research University as Comprehensive Knowledge Enterprise: A Prototype for the New American University// University Research for Innovation / ed. by L. Weber, J.J. Duderstadt. L.: Economica, 2010. P. 211–225. Напомним, что комплексность и адаптируемость знаниеемких предприятий связана с эволюцией «готовности» индивидов и институтов реагировать на масштабы и сложность возникающих вызовов. Максимизация адаптационного потенциала является основным итогом образования. Адаптируемость также взаимосвязана с институциональной эволюцией, являющейся совокупным продуктом взаимодействий между «готовыми» к ним участниками. См.: Holland J. Complex Adaptive Systems // Daedalus. 1992. Vol. 121. No. l.P. 17–30.


[Закрыть]. Подобный «редизайн» включает в себя переосмысление учебного плана, организационного устройства и процессов и, таким образом, становится многоохватным институциональным экспериментом в реальном времени; идея рассматривать этот экспертимент как важный «кейс», описывающий американское высшее образование, объясняется размахом инициативы и скрупулезностью ее воплощения, плюс детальной рефлексивной рамкой. В зависимости от того, в какой степени задуманный «редизайн» будет реализован, университет вернется к исходным намерениям и стремлениям, присущим исторической модели государственного исследовательского университета нацеленной, как мы помним, на обеспечение значительно более свободного доступа к академическим платформам. По причинам, описанным в предыдущих главах – таким как недостаточная масштабируемость процессов, налоговые ограничения, филиопиетизм, изоморфизм, гонка за престижем, – многие вузы отошли от данной миссии. Возвращение к амбициозной исторической миссии сегодня должно пониматься как фундамент для альтернативной модели американского исследовательского университета: мы надеемся, что некоторые университеты – и государственные, и частные – пожелают что-то позаимствовать из нашего опыта и дополнить свою модель исследовательского университета.

О развитии института можно судить по самым разным показателям, однако те, что мы приводим ниже, следует оценивать с точки зрения их комплексности и синхронности достижений института, поставившего себе целью предоставление широкого доступа к академической среде, ориентированной на научные открытия и предлагающей педагогический фундамент для процесса производства знания. Предпринятые меры – такие как увеличение количества присуждаемых ученых степеней, максимально широкая представленность разных социально-экономических категорий населения, обеспечение доступа представителям меньшинств, подстраховка первокурсников от отчисления, улучшение академической успеваемости, диверсификация преподавательского коллектива и его достижения, укрепление и расширение исследовательского функционала – должны оцениваться в контексте достижений университета, настроенного на предоставление доступа к качественному образованию всем жителям Аризоны[653]653
  Требование гарантированного приема в вуз проживающих в Аризоне граждан соответствует положениям стратегии Аризонского попечительского совета (ABOR 2-121), определяющей критерии уровня общей подготовки и способностей. Общая подготовка предполагает окончание средней школы, имеющей аккредитацию в штате Аризона, с баллами в верхнем квартиле своего класса. Способности оцениваются по итогам изучения следующих предметов со средним баллом 3,0: английский язык (четыре года), математика (четыре года), естественные науки (три года), социальные науки (два года), иностранный язык (два года), а также изобразительные искусства (один год). Иногда зачисление в университет возможно с недобором баллов, кроме случаев недобора одновременно по математике и естественным наукам. Однако согласно положениям стратегии ABOR при зачислении кандидатов, не соответствующих данным требованиям, университет вправе действовать по своему усмотрению. Критерии зачисления различаются для студентов, переводящихся из других учебных заведений, студентов из других штатов и иностранных студентов. В стратегии ABOR 2-121В предусмотрены две дополнительные траектории зачисления: делегированная и специальная. Делегированная траектория может быть использована для абитуриентов со средним академическим баллом не ниже 2,5, подтверждающим, что они завершили минимум 14 из 16 базовых курсов; специальная траектория позволяет университетам зачислять абитуриентов, не соответствующих требованиям обязательной или делегированной траектории, при условии, что их общая доля не превышает 10 % в наборе. <https:// students.asu.edu/freshman/requirements>.


[Закрыть], удовлетворяющим базовым академическим критериям, независимо от их финансовой ситуации, социально-экономических и прочих характеристик. Увеличение доли студентов, успешно достигающих выпуска, или хотя бы доли первокурсников, сумевших удержаться в первый год обучения и перейти на второй курс, до гипотетического заданного уровня – задача, легко достижимая в высоко селективных вузах, тщательно отбирающих каждого первокурсника или допускающих к поступлению только сильнейшие 5 % выпускников средних школ[654]654
  Обратимся к наблюдению Уильяма Боуэна и др.: «Университеты с более селективной политикой, по определению, набирают студентов с более солидными вступительными характеристиками, которые с большей степенью вероятности дойдут до выпуска вне зависимости от того, в каком колледже они учатся» (Bowen W.G., Chingos М.М., McPherson M.S. Crossing the Finish Line: Completing College at America’s Public Universities. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2009. P. 192).


[Закрыть]. Как мы уже сказали в главе 1, практически все ведущие колледжи и университеты в рамках программ обеспечения диверсификации предлагают льготные условия поступления для талантливых абитуриентов из социально или исторически депривированных слоев населения. Но Университет штата Аризона принимает академически подготовленных абитуриентов из всех слоев населения, давая им возможность обучаться в исследовательском университете мирового класса, куда доступ им был бы заказан, будь политика приема менее инклюзивной. В результате ASU сумел сформировать студенческий контингент, более или менее репрезентативный для социально-экономического многообразия штата. Беспрецедентный рост академической успеваемости студентов, как и развитие исследований на протяжении всего периода расширения набора (совпавшего со снижением объемов государственной поддержки) опровергают стереотипы, связывающие высокие стандарты образования с эксклюзивностью, что иногда означает отсев большинства академически подходящих абитуриентов. Мы утверждаем: возросшая доступность научно-исследовательской академической платформы для широких слоев населения – о чем говорят наши цифры – есть достижение Новой модели американского исследовательского университета.

В информационном докладе, описывающем идеологию и параметры задуманной реконцептуализации, отмечается: инициатива нацелена на формирование крупного регионального исследовательского университета, сочетающего «высочайшие академические стандарты с ответственностью перед своей социальной, культурной и экологической средой». Доклад призывает к построению учебного заведения, которое «определяет свой академический уровень по уровню образования выпускников, а не академическим достижениям абитуриентов на момент поступления; в котором исследователи, преследуя собственные научные интересы, ориентированы и на общественное благо; не просто участвует в общественнополезной деятельности, но принимает на себя основное бремя ответственности за экономическую, социальную и культурную жизнеспособность своего сообщества»[655]655
  One University in Many Places: Transitional Design to Twenty-First-Century Excellence. Tempe: Arizona State University, 2004. Ниже мы будем отталкиваться от тезисов, сформулированных в этом программном документе и нескольких продолжающих и развивающих его; чтобы не перегружать текст, точные ссылки на страницы будут приводиться не всегда.


[Закрыть]. Далее в заявлении о формулируемой институциональной концепции уточняются ключевые принципы процесса. Эти принципы одновременно эгалитарные, с позиции их приверженности расширению доступа к образованию, и конкурентные, с учетом цели получить статус университета мирового класса для достижения результатов, соответствующих потребностям общества: «Сделать Университет штата Аризона образцом для модели Нового американского университета, успешность которого измеряется не теми, кого мы исключаем, а скорее теми, кого мы принимаем, и их успеваемостью; проведением исследований на благо общества; принятием всесторонней ответственности за экономическую, социальную и культурную устойчивость и благосостояние сообщества»[656]656
  Перечень взаимосвязанных установок – «высокие академические стандарты, социально-демографическая инклюзивность и максимальный социальный эффект» – лег в основу лозунга «Качество, доступность, влияние».


[Закрыть].

В информационном докладе фиксируются восемь взаимосвязанных и взаимозависимых принципов, отражающих идеалы институциональной культуры и стратегические подходы к осуществлению поставленных целей и задач. В качестве основных руководящих принципов, призванных стимулировать творческий подход и инновации, содействовать институциональной самобытности, они призывают академическое сообщество: 1) активно реагировать на свое культурное, социоэкономическое и физическое окружение; 2) выступать фактором общественной трансформации; 3) исповедовать культуру академического предприятия и интеллектуального предпринимательства; 4) проводить утилитарно-ориентированные исследования; 5) сосредоточить внимание на индивиде в интеллектуально и культурно диверсифицированной среде; 6) преодолеть дисциплинарные ограничения с целью достижения интеллектуального синтеза (транс-дисциплинарности); 7) встроить университет в его социальную среду, тем самым непосредственно способствуя развитию его социальной составляющей и 8) расширять глобальные контакты. На их основе были сформулированы ключевые амбиции «редизайнерского» проекта.

1. Воспользоваться своим местоположением: университет вбирает особенности своего культурного, социоэкономического и физического окружения.

2. Трансформировать общество: реагируя на потребности общества, университет служит катализатором социальных изменений.

3. Ценить предпринимательство: университет применяет свои знания и поощряет инновации.

4. Проводить утилитарно-ориентированные исследования: исследования университета решают практические задачи и имеют ощутимый эффект.

5. Дать студентам возможность успешно проявить себя: университет заинтересован в успехе каждого из студентов.

6. Соединить научные дисциплины: университет создает новое знание посредством преодоления дисциплинарных границ.

7. Достичь социальной включенности: университет связан с местными сообществами узами взаимовыгодных партнерств.

8. Действовать глобально: университет осуществляет контакты в охвате локальных, национальных и международных проблем.

Перечисленные амбициозные задачи не были «взяты с потолка». Взаимосвязи с ключевыми характеристиками Нового американского университета очевидны, достаточно вспомнить слова Фрэнка Роудса, одного из авторов соответствующей идеи. Он подчеркивает взаимосвязанность описанных особенностей модели: «Новый американский университет будет процветать в той мере, в какой сможет поддерживать динамическое равновесие между присущими ему противоречиями». Так, «успешный университет сумеет сохранить институциональную автономность, живую независимость преподавательского коллектива и безусловную академическую свободу, при этом продуктивно принимая сильное, непредвзятое управление со стороны государства и решительное, заинтересованное руководство президента». Или же: «Успешный университет будет пользоваться все более активной частной поддержкой, при этом становясь все более прозрачным для государства и ответственным перед обществом». Эти тезисы явно перекликаются с приведенными задачами «редизайна». Например, высказывание Роудса, что «успешный университет будет прочно связан корнями с родным кампусом, но ориентироваться на весь мир», напоминает о замыслах об использовании университетом своего культурного, социоэкономического и физического окружения, как и о планах, предписывающих глобальную ориентацию. Тезис об «академической независимости при конструктивном партнерстве» отражает особенности академического предприятия и его социальной укорененности, что, в свою очередь, соотносится и с пожеланием «достигать технологического преимущества, не теряя связи с местным сообществом». «Нацеленность на профессионализм на базе гуманистических ценностей» перекликается со стремлением к трансдисциплинарности. И безусловно, ни один исследовательский университет не сможет поспорить с его рекомендацией относительного того, что «успешный университет – тот, который опирается на знания, но сосредоточен на своих студентах, мотивирован исследованиями, но сфокусирован на обучении»[657]657
  Rhodes F.T.H. The Creation of the Future: The Role of the American University. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 2001. P. 234–242.


[Закрыть]. Перекликаются также замыслы относительно полезных для потребителя исследований, акцента на индивидуальных достижениях и стремления к социокультурной и социоэкономической диверсификации контингента.

Социальная укорененность университета и его трансформационный потенциал интересовали испанского философа Хосе Ортегу-и-Гассета, именно материалы его мадридских лекций 1930 г. о миссиях университета подсказали разработчикам модели Нового американского университета некоторые базовые принципы. Хотя какие-то из его тезисов о реформе университета относятся лишь к политическим и социальным потрясениям современного исторического периода и национальному контексту, его рекомендации остаются поразительно универсальными – начиная с самой готовности оспорить легитимность университетской модели и академической культуры своей эпохи. Ортега не колеблясь задавал фундаментальные вопросы о статусе академического сообщества: «Для чего здесь и теперь существует и должен существовать университет?» Он связывал цель с функцией в сугубо аналитической манере: «Институт – это машина, и вся его структура и функционирование предопределены тем, чему он, как предполагается, должен служить. Иными словами, университетская реформа начинается с определения миссии университета». Фундаментальным, по Ортеге, для реформы является «создание новых обычаев». Но институт не сможет реализовать подобных оптимальных функциональных возможностей «без точного определения миссии университета». Однако определения новой модели, как он предостерегает, невозможно достичь посредством копирования исторических моделей или экстраполяции структуры и практик существующих институтов. Он призывал к созданию университета, ориентированного на потребности страны. Как он заметил, английская или немецкая модели «не перенимаются», а «подражание – смертельно опасно». Не должен, как он утверждает, университет и быть доступным лишь для «детей из состоятельных классов»[658]658
  Ortega у Gasset J. The Mission of the University. New Brunswick: Transaction Publishers, 1992 [1944]. P. 17–18, 20, 23 (рус. пер.: Ортега-и-Гассет X. Миссия университета. M.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2010).


[Закрыть].

Выступая против излишнего смещения образовательной подготовки в пользу трех «подлинно научных» профессий – богословия, права и медицины, что оборачивалось превознесением научных исследований при отторжении гуманитарных и общественных наук, Ортега призывал университеты обогащать студентов «общей культурой», которую условно можно считать эквивалентом общих требований, ассоциирующихся с либеральным образованием. Он заявляет, что до последнего времени «ученик не играл никакой роли в педагогике», содержание учебной программы определялось исследовательскими интересами преподавателей. Он призывал не только обучать студентов трем ключевым профессиям и исследовательской работе, но и предлагать учебные программы в интересах студентов с решением задачи «передачи культуры» – задачи, которая по плечу профессорам, обладающим «талантом интеграции», а не только талантом «рассеяния научного труда». Он также подвергал яростной критике «варварство специализма»: «У инженера есть инженерия, которая является лишь одним из фрагментов и измерений европейского человека… Но целостного человека нельзя найти в одном этом, “инженерном” аспекте». Здесь он выдвигает формулировку, перекликающуюся с фундаментальными принципами модели Нового американского университета – университеты обязаны предоставить широкий доступ к педагогической среде, стимулирующей индивидуальные достижения и воспитание образованных граждан: «нужно заново собрать жизненную целостность европейского человека. Четко добиться того, чтобы каждый индивид либо, если избегать утопизма, множество индивидов окончательно стали такими людьми…» Не был Ортега удовлетворен и постепенными изменениями – на его взгляд, «долгой подготовки», ведущей к «постепенной эволюции», отнюдь не достаточно. Выступая против Университета Испании, который, как он утверждал, стал «унылым, инертным, скучным и лишенным духа», он обращался к идее создания университета, который был бы «живой силой». Тем самым Ортега выдвигал ключевой вопрос дискуссии о насущной потребности создания Нового американского университета: «Кому это по силам, кроме университета?»[659]659
  Ortega у Gasset J. Mission of the University. P. 32–33, 36 (рус. пер.: Ортега-и-Гассет X. Миссия университета).


[Закрыть]