Текст книги "Подари мне все рассветы"

Глава 23

Ближе к вечеру капитан Блейк понял, что они углубились на север дальше, чем было необходимо. Они вышли на группу домов, которые и деревней-то нельзя было назвать. Жители либо уже ушли, либо собирались уходить. Похоже, что, опередив их, здесь уже побывали члены «Орденанзы». Тем не менее он решил пройти еще мили две на север, а уж потом, сделав петлю, повернуть к югу, туда, где, по его мнению, должен был пролегать маршрут французской армии. Один из жителей сказал, что дальше к северу есть еще ферма.

– Мы здесь отдохнем, – сказал Блейк Жуане, – а в Мортагоа отправимся завтра. Если в Мортагоа будет еще безопасно, мы проведем там одну ночь, а потом доберемся наконец до передовой линии английской армии.

– И я останусь там в безопасности до конца великого сражения, – со вздохом сказала Жуана, – а ты будешь на передовой вместе со своими стрелками. Все-таки жизнь несправедлива к женщинам, Роберт.

– И к мужчинам, – заметил он. – В зависимости от того, с какой стороны смотреть.

– Важно только, с какой стороны смотрят мужчины, – сказала она. – А мужчины почему-то считают, что женщины любят, чтобы их защищали и оберегали от всяких неприятностей.

– А разве женщины не любят?

– Вот еще!

Не успели они закончить разговор, как винтовка капитана Блейка с грохотом полетела на землю, а они с поднятыми руками оказались в окружении людей, вооруженных всеми возможными видами оружия. Многие добродушно усмехались.

– Я капитан Роберт Блейк из стрелкового батальона английской армии, – громко и отчетливо произнес он по-португальски, мысленно ругая себя последними словами за то, что как какой-то новобранец, попал в засаду.

Она опередила капитана и ответила сама:

– Жуана Рибейру, сестра Дуарте Рибейру. Как видите, безоружная, болваны вы этакие. С каких пор вы устраиваете засады против своих союзников и своих соотечественниц?

Небольшого роста жилистый парень, очевидно, главный в группе, усмехнулся и взглянул на своих людей, которые опустили оружие.

– Англичане глупы, – заметил он. – Они носят красивые мундиры и надеются, что в них будут незаметны. Не все, конечно, но многие. Правда, некоторые из них проявляют большее здравомыслие и носят зеленые мундиры. Извините, капитан. В данном случае я просто перестарался.

Один из его людей подобрал с земли винтовку и мушкет и передал оружие капитану Блейку.

Следующий час они провели с португальцами за ужином, во время которого обменялись новостями и планами.

– Французы на день-другой задержатся в Висо, – сказал руководитель группы, – а потом направятся на запад, через Мортагоа к Буссако, где их поджидают английская и наша армии. Предстоит настоящее побоище.

Группа в ту ночь должна была отправиться в Висо, чтобы изматывать силы противника всеми доступными способами. Как только армия выйдет из города, отряды «Орденанзы» повиснут на хвосте у французов, нанося им максимальный урон и пытаясь внести смуту и моральное разложение перед предстоящим генеральным сражением.

– Нам нет никакого смысла задерживаться здесь, – произнес один из мужчин. – Здесь мы ни одного француза и в глаза не видели. Так можно пропустить все веселье. Идем с нами, англичанин.

Капитан Блейк улыбнулся.

– Я держу путь в армию, через Мортагоа.

– Знаю, знаю, – перебил их руководитель. – Там живут Дуарте Рибейру и еще несколько его людей. И их женщины. Леди, наверное, не терпится вернуться к своей родне. – Он кивком указал в сторону Жуаны. – Рибейру придется задержаться на денек-другой, потому что он должен эвакуировать всех до прихода французов. Вы ведь выполняете ту же работу, капитан? Не задерживаясь больше, группа португальцев отправилась к югу. Но их руководитель вдруг остановился и, пристально посмотрев на капитана Блейка и Жуану, сказал, указывая на северо-запад:

– У меня здесь поблизости дом и небольшое хозяйство. Я не сжег его, потому что он стоит в стороне от дороги, по которой пойдут французы. Правда, жену, мать и детишек я на всякий случай отправил в безопасное место. Если пожелаете, можете расположиться там на ночлег, капитан. – Он усмехнулся. – Дверь можете не запирать.

– Спасибо, – поблагодарил Блейк, – возможно, мы так и сделаем.

Он смотрел вслед уходящим пружинистым шагом людям, которые радовались тому, что наконец-то смогут показать почем фунт лиха ненавистным французам.

– Ну как, – обратился Блейк к Жуане, которая сидела, обхватив руками колени, – хочешь, чтобы у нас сегодня была крыша над головой? Ночь обещает быть прохладной.

– Неужели правда? – сказала она. – Вся мощь Франции – слева от нас, вся сила Англии и Португалии – справа. Сражение неизбежно. В ближайшие дни. Не недели – дни. Сколько людей в нем погибнет? Тысячи. Возможно, и ты тоже, Роберт. Ты боишься умереть?

– Да. Я еще не встречал человека – ни мужчину, ни женщину, – который не боялся бы умереть. Но рано или поздно смерть предстоит каждому из нас. Глупо было бы жить в страхе перед ней. Смерть придет – когда придет.

– Да ты, оказывается, фаталист, – усмехнулась она. – Надеюсь, что ты не погибнешь в этом сражении.

– Спасибо, – сказал он. – Я тоже надеюсь. Она встала и взглянула ему в лицо:

– Я выбираю крышу над головой, Роберт. В нашем распоряжении весь дом. Мы могли бы поиграть в семью. Не хочешь?

– Мы проведем здесь ночь, а рано утром уйдем, – напомнил он.

– Но сейчас еще ранний вечер. – Она прикоснулась пальцами к его груди. – Давай поиграем в семью, Роберт. Отыщем дом и сделаем вид, что он наш. Мы войдем внутрь, закроемся от всего мира и притворимся, что мир внутри, вместе с нами. Всего на несколько часов, а? Мы притворимся, будто мы самая обычная супружеская пара и очень любим друг друга. Ты умеешь притворяться? Конечно, умеешь. Ведь ты хороший шпион. Я поняла тебя еще в Саламанке.

– Жуана, мы находимся в опасном месте в опасное время. Вокруг нас идет война. И мы с тобой по разные стороны линии фронта.

– И ты забыл добавить, что я твоя пленница, – напомнила она. – Поиграй со мной в семью. Всего одну ночь. Мы будем обращаться друг к другу так, как будто одни во всем мире и больше ничего не существует. Ну прошу тебя.

– Жуана… – начал было он, но она приложила три пальчика к его губам.

– Когда ты так произносишь мое имя, я знаю заранее, что ты намерен сказать что-то скучное и разумное. Завтра или послезавтра мы расстанемся. Возможно, мы никогда больше не встретимся. Мы получили в подарок ночь в стороне от маршрутов продвижения армий. Пустой дом, в котором можно остановиться, будет наш до рассвета. Такой редкий подарок судьбы, Роберт! Неужели ты хочешь от него отказаться?

Нет, он не хотел от него отказываться. Он устал бороться с ней, вечно держать ее на почтительном расстоянии – пусть даже последние несколько недель он почти каждую ночь спал с ней. Он устал вечно ощущать барьер между ними, всегда видеть в ней врага. Как и она, он понимал, что время летит неумолимо и что завтра или послезавтра ему предстоит неприятная задача – передать ее в руки виконта Веллингтона как французскую шпионку. Эх, иногда ему хотелось бросить все и заняться чем-нибудь спокойным.

Не навсегда, конечно. Он любил свою жизнь. Он ее сделал сам и был доволен ею. Но иногда хорошо забыть обо всем ненадолго. Хотя бы на несколько часиков.

– Ладно, Жуана, – сказал он суровым тоном, который совсем не вязался с тем, что он говорил. – Сегодня – до рассвета – мы будем играть в семью. Давай попробуем найти ферму. – Он так сердито забросил на плечо винтовку и мушкет, словно только что поскандалил с ними.

Что он наделал? – размышлял он, шагая рядом с ней к покинутой ферме. Неужели он в конце концов поддался ее чарам, как все прочие безмозглые бедолаги, которые толпой бегали за ней, где бы она ни появилась? Неужели он действительно намерен обнажить перед ней свое сердце, рискуя получить смертельную рану? И стать мишенью для ее насмешек?

Но ведь не на все время, а на несколько часов! Что значат несколько часов по сравнению с вечностью? На рассвете все вернется на круги своя.

Когда они вошли в дом, она повернулась, обняла его за шею и поцеловала в щеку. Он не поцеловал ее в ответ, а лишь легонько потрепал рукой по талии. На мгновение она почувствовала себя обманутой. Значит, он все-таки не намерен играть с ней. Она знала, что мужчинам трудно играть в такие игры. Хорошо, что он вообще не прогнал ее.

Она сморщила носик.

– Роберт, мне кажется, от тебя пахнет. Я не уверена, что это так, потому что от меня, наверное, тоже пахнет. Здесь, должно быть, есть вода. И ванна. Давай примем ванну? Вымоемся горячей водой? Можешь себе представить подобную роскошь?

– Только если очень сильно напрячь воображение, – сказал он. Она радостно улыбнулась, потому что обычно он даже такого шутливого тона в общении с ней не допускал. – Насколько я понимаю, ты намерена заставить меня натаскать воды?

– Но ты представь себе, как чудесно нам будет сегодня в постели. Оба чистенькие и пахнем свежестью. – Она с удовольствием заметила, как загорелись у него глаза. – А я тем временем разожгу огонь. Просто не верится, что обычно я ежедневно принимала ванну и считала это в порядке вещей.

Она мылась первой. Раздевшись, она шагнула в наполненную теплой водой ванну, стоявшую посреди кухни, ничуть не смущаясь его присутствия. Она окинула его взглядом из-под полуопущенных ресниц и поняла, что играть с ней он все-таки будет. В глазах Роберта светилось неприкрытое желание.

После ванны она терла и терла волосы полотенцем, пока не вытерла почти досуха. Потом, пригладив их руками, соорудила на голове нечто вроде прически. Она почувствовала себя столь восхитительно чистой, что закрыла глаза и с удовольствием вдохнула собственный запах. И улыбнулась.

Потом принимал ванну он, а Жуана, обернув вокруг бедер полотенце, ждала его в спальне. Ее одежда была развешана над плитой для просушки. Присев на краешек, она покачалась на постели: пружины были отличные, постель мягкая. Очень подходящее место, чтобы заниматься любовью.

Потом открылась дверь спальни, и вошел Роберт. На нем тоже было только полотенце. Влажные волнистые волосы беспорядочными прядями располагались на его голове, как и тогда, когда она впервые увидела его.

– Роберт, – сказала она, покачивая ножкой, – неужели ты снова чист и приятно пахнешь?

– Подойди и убедись сама, – предложил он, останавливаясь возле двери.

Она улыбнулась и встала. В устах Роберта это прозвучало как самое настоящее приглашение.

Она неописуемо прекрасна, думал он. Ее влажные волосы волнами ниспадали на плечи. Кожа загорела на солнце за последние несколько недель так, что некоторые английские леди пришли бы в ужас при ее виде. Но на его взгляд, кожа выглядела здоровой и на редкость привлекательной.

Когда она встала и небрежно сбросила с себя полотенце, она стала еще прекраснее. Он медленно окинул ее взглядом: стройные ножки, округлые бедра, тонкая талия, высокая упругая грудь, изящная линия плеч. А выражение лица озорное… и какое-то еще.

Она подошла к нему, приложила нос к груди и втянула воздух.

– М-м-м, – проворковала она. – Ты хорошо пахнешь, Роберт. – Ее руки скользнули вниз, и она, сняв с него полотенце, бросила его на пол. – Это наш собственный дом и наша спальня, а впереди у нас целая ночь. Что мы будем делать?

Он поцеловал ее. Он не целовал ее с той ночи, когда! они стали любовниками. А в течение последних недель сосредоточился на том, чтобы убедить и себя, и ее, что то, чем он с ней занимается, нужно лишь для удовлетворения физической потребности. Поцелуи подразумевали нечто большее. В них было что-то чрезвычайно интимное.

Губы у нее были теплые и мягкие. А внутри рта – горячо, влажно, гостеприимно. Она застонала.

Несмотря на интимность их отношений, чего-то все – таки не хватало. А теперь вдруг все встало на свои места, потому что он ее целовал, потому что они были оба без одежды и находились в собственной спальне своего дома, а впереди их ждала целая ночь.

– Роберт, – сказала она, – ведь сегодня происходит не просто удовлетворение физической потребности? Ну: скажи!

Он заглянул ей в глаза. Она угадала в его взгляде такую силу чувства, что ей не потребовалось слов, чтобы понять ответ. Этого Жуана не ожидала. Ей всегда хотелось быть хозяйкой положения. А как, скажите на милость, может она контролировать ситуацию, если позволяет смотреть на себя так и говорить подобные слова и если сама столь горячо реагирует на его слова и взгляды?

Однако в своих мечтах она желала именно таких слов и взглядов. Всю свою жизнь она мечтала о них.

А он хотел поиграть, притвориться на одну ночь. Только такие условия его устраивали. Но Боже милосердный… как она красива! Прекрасно было не только ее обнаженное тело, которое он обнимал. Прекрасна была она сама.

– Помолчи, Жуана, – попросил он. – Не будем говорить. Займемся лучше любовью. Тело иногда бывает более красноречивым, чем слова.

– Займемся любовью? – По ее лицу медленно расплылась радостная улыбка. – Мы будем заниматься любовью, Роберт? Наконец-то?

– Да, – сказал он, целуя ее. – Мы займемся любовью, Жуана. Если не возражаешь, на кровати. Стоя не очень удобно, потому что мы разного роста.

– Здесь такая чудесная постель, – сказала она, подводя его за руку к кровати. – Большая и мягкая. Посмотри, какие на ней теплые одеяла, которыми можно будет укрыться потом.

– Потом? – воскликнул он. – Кто говорит о потом? Он никогда ее не подзадоривал. Она улеглась на кровать и улыбнулась ему, так и не выпустив его руку.

– Я подумала, что, возможно, утомлю тебя еще до наступления рассвета.

– Я воспринимаю твои слова как вызов, – ответил он, ложась рядом и приподнимаясь на локте. – Еще неизвестно, кто кого утомит.

У нее участилось дыхание. Она еще никогда не видела его таким – он расслабился, поддразнивал ее, улыбался. Он был просто невыносимо великолепен. Она приложила ладонь к его щеке.

– Роберт, у тебя большой опыт общения с женщинами, не так ли? Не отвечай, я спрашиваю чисто риторически. Используй сегодня ночью со мной весь свой опыт. Весь. Ну пожалуйста!

– При одном условии. Ты должна использовать весь свой опыт. Посмотрим, кто кого сможет чему-то научить.

О Боже! Если бы он только знал! Жуана улыбнулась.

– И посмотрим, кто скорее научится. Люби меня, Роберт.

– Люби меня, Жуана, – с улыбкой сказал он в ответ. Ох, не следовало ему соглашаться с таким безумным предложением, думал он, ведь еще до того, как он прикоснулся губами к ее губам и она прижалась к нему всем телом, он понял, что рассвет для них наступит очень быстро. Невероятно быстро. Потому что притворство лишь широко распахнуло дверь для реальности. А реальность пугала и расстраивала. Нет, следовало бы ему остаться с ней в горах и снова взять ее ради удовольствия.

Он раздвинул ее ноги и нежно провел там, где она не ожидала. Сначала она смутилась, потому что знала, что там влажно. Но он удовлетворенно вздохнул, и она расслабилась, понимая, что влажность является признаком ее женской реакции, приглашением к вторжению в ее тело. Прижав ступни ног друг к другу, она широко раскинула колени.

Она перестала дотрагиваться до него, целиком погрузившись в то удивительное, что происходило с ее собственным телом. Его пальцы легонько прогулялись по ней и скользнули внутрь, а большой палец потер так нежно, что она не сразу заметила, одно местечко, отчего у нее замерло, а потом учащенно забилось сердце.

– Роберт, – прошептала она и закрыла глаза. – Ах, Роберт.

Он не ожидал, что она так безоговорочно и сразу капитулирует перед прикосновением его руки. Однако ее полная поглощенность тем, что он с ней делал, возбуждала его еще сильнее.

Он почувствовал, как напряглось ее тело. Его тело тоже мучительно напряглось, но он продолжал ласкать ее большим пальцем, пока не довел до наивысшей точки наслаждения. Жуана, думал он, не просто женщина, доставить которой удовольствие приятно ему самому. Его всегда радовало, когда его женщины получали с ним удовольствие. Но с Жуаной все было по-другому. Совсем не так. И он не просто старался доставить ей удовольствие. Он ее любил.

Она вдруг вскрикнула. Он на минуту-другую, пока не перестало содрогаться ее тело, приложил к ней ладонь.

Ее охватило чувство расслабленности и ощущение радости жизни. И желание немедленно погрузиться в сладкий сон. Но его рука все еще лежала на ней, и он, приподнявшись на локте, продолжал смотреть на нее. Однако ничего такого не произошло. Ничего, что она обычно связывала с понятием «заниматься любовью». Он даже не побывал внутри ее тела!

Она открыла глаза и, взглянув на него, лениво улыбнулась.

– Первый раунд выиграл ты, – сказала она. – Как ты сумел? – Ее взгляд скользнул вниз. Она заметила, что он все еще находится в боевой готовности.

Он наклонил голову и горячо поцеловал ее в губы.

– Но ведь ты так просто не сдашься, не так ли? Не разочаровывай меня.

Но она не знала, что делать. Она не умела ничего, кроме того, чему научилась с ним. Однако она не могла не ответить на вызов. Улыбнувшись, она опустила вниз руку и прикоснулась к нему. Потом, опустив другую руку, она взяла его обеими ладонями и легонько прикоснулась к кончику большим пальцем. И услышала, как он шумно втянул воздух.

– Войди в меня, – сказала она.

Перевернувшись на спину, она раскрылась ему навстречу, когда он вошел в ее влажное лоно. Как хотелось бы ей знать больше. Как хотелось бы иметь такой опыт, как у него.

Она действовала, подчиняясь инстинкту. Она тесно сдвинула ноги, и ее бедра начали ритмично двигаться, затягивая его и плотно обнимая внутренними мышцами.

– Боже мой, Жуана, – взмолился он, хватая ее за плечи, – неужели ты хочешь, чтобы я, словно школьник, кончил, едва прикоснувшись к тебе?

Она поцеловала его в подбородок.

– А как кончают школьники? – спросила она. – Покажи мне.

– Очень быстро, – судорожно глотая воздух, сказал он. Господи, что она с ним делает, колдунья! А он-то уж начал подозревать, что она не так опытна, как он полагал. Он с криком перелился в нее и забылся на несколько минут или часов – он и сам не мог определить. Когда он пришел в себя, она поглаживала его по спине. Ноги ее были крепко сжаты, а он все еще находился внутри.

– Я, должно быть, переломал тебе все кости.

– Разве? – Она поцеловала его в плечо. – В таком случае должна сказать, что переламывание костей – великолепное ощущение. Во втором раунде у нас ничья, Роберт? Мы всю оставшуюся часть ночи будем соревноваться? Я предпочла бы просто заняться любовью.

– Жуана, нам не следовало затевать все это. Но она подняла голову и поцеловала его в губы.

– До самого рассвета никакая реальность не существует. Умоляю тебя, Роберт, не надо портить нашу ночь.

Тем не менее ночь была испорчена, потому что за игрой, которую они затеяли, неумолимо маячила реальность. И для него она могла оказаться мучительной.

– Реальность? – спросил он, не отрывая от нее губ. – А что она обозначает?

– Не знаю, – ответила она. – Я никогда о ней не слышала, Роберт. Скажи, ты подаришь мне рассвет? Помнишь, в Обидосе? Ты говорил о лентах, звездах и восходе солнца?

Он помнил. Очень хорошо помнил.

Ей не следовало задавать этот вопрос. Потому что все его подарки предназначались любимой женщине, и его откровенный ответ лишь причинил бы ей боль. Она понимала, что ей подарить рассвет он не может. И понимала, что сама испортила их ночь.

Наконец утомившись и утолив страсть, они лежали рядом в ожидании момента, когда за окнами начнет светлеть и им придется подниматься, одеваться и снова вживаться в свои роли конвоира и пленницы.

Она могла бы сейчас заставить его поверить правде. Она полагала, что убедит его, сейчас это было возможно. Но решила оставить все как есть. Рассвет еще не наступил, и ей было жаль тратить на выяснения остатки их ночи любви. Наконец он нарушил молчание:

– Жуана, я хотел спросить тебя о той твоей первой любви…

– О Роберте? – Она с улыбкой повернулась к нему. – Правда, странное совпадение, что вас с ним зовут одинаково?

– Не такое уж странное, – сказал он. – Жуана, он не хвастал перед слугами победой над тобой. И не называл тебя французской сучкой, по крайней мере в то время.

Она, нахмурив брови, пристально взглянула на него:

– Ты полагаешь? Я тоже так думаю.

– Он любил тебя беззаветно, – сказал он, – как, наверное, может любить только семнадцатилетний юноша. Он не лгал, когда говорил, что любит тебя, хотя ему не хотелось произносить свое признание вслух. Он не лгал также, когда обещал приехать за тобой на белом коне в день твоего восемнадцатилетия и увезти в сторону восхода солнца. Возможно, он понимал, что никогда этого не случится, но он говорил все от чистого сердца. Он страстно хотел верить в то, что говорил и обещал.

В почти полной темноте она не отрываясь смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Если тебе так дорога память о нем, то можешь считать, что она ничем не запятнана. Если у тебя когда-либо были хоть малейшие сомнения, отбрось их раз и навсегда. Ничего подобного он не делал.

Она продолжала молчать.

– Он был глубоко оскорблен, когда ему сказали, что ты никогда не сможешь всерьез подарить любовь и верность ублюдку. И хотя он знал, что ты говоришь правду, он, тем не менее, был обижен. И обижен тем, что отец посмеялся над ним за то, что он осмелился положить глаз на дочь графа. В тот день он решил, что никогда больше не подставит себя в качестве мишени для людских насмешек. Он решил своими руками проложить себе путь в жизни, начав с самых низов и закончив жизнь там же, если не сумеет взобраться выше, опираясь исключительно на собственные силы. Он неплохо преуспел. Можешь утешиться, Жуана, если он по-прежнему имеет для тебя какое-то значение. Твой Роберт вполне удовлетворен тем, чего добился в жизни. Видишь ли, никакой оспы у него не было. И он не умер, по крайней мере пока.

– Он взял фамилию матери, а не отца. – Она говорила шепотом, как будто опасаясь, что их кто-нибудь подслушает. – Как была фамилия его матери?

– Блейк, – сказал он. – Ее фамилия была Блейк. – Он закрыл глаза.

Казалось, его молчание длилось бесконечно.

– Роберт, – произнесла она наконец и с трудом узнала свой голос. – Ах, Роберт.

– Наша история произошла очень давно, – сказал он. – Слишком давно. Он стал другим человеком, Жуана, осталось только имя. И ты стала совсем другой. Все, все осталось далеко позади – вместе с невинностью. Но он все еще жив. И он действительно тебя любил.

– Ах, Роберт, – повторила она. В ее голосе звучала такая мучительная боль, а ему нечем было ее утешить.

Они лежали молча и ждали рассвета.