Текст книги "Рано или поздно"

Лужайка поднималась все выше. Анджелина задыхалась, хватая ртом воздух.

Он положил ее ладонь на сгиб своего локтя, чуть наклонил голову и посмотрел ей в лицо.

– Не плачьте, – мягко произнес он. – Я сожалею. Не знаю, что я такого сказал или сделал, чтобы вам стало так больно, но я сожалею об этом. И не говорите мне «не надо». Не в моем характере обижать других и не сожалеть об этом. Такой уж я есть, леди Анджелина. И простите меня, если можете, за то, что я прошу прощения.

Он улыбался ей. Настоящей улыбкой. Только немного печальной.

А она и не плачет. Или плачет?

О, что же ей делать?

Но вопрос, конечно, глупый, потому что на него существует только один ответ.

Глава 17

Пройдя несколько минут рядом с Юнис, лорд Уиндроу оглянулся.

– А, – заметил он, – так я и думал. Леди Анджелина не осталась без помощи со своим камешком в туфле. Хейворд уже кинулся на выручку и стоит перед ней на одном колене. Очень трогательная сцена, и я бы сказал – не лишена романтического флера, не будь он таким занудой.

– Эдвард вовсе не зануда, – возразила Юнис. – И разумеется, вы совершенно правильно подозревали, что это случится. Любой мог бы предсказать – кроме самой леди Анджелины.

– Так может быть, это… гм… запланировано? – осведомился он.

– Камешек в туфле? – уточнила она. – Да, эта часть запланирована, точнее, что-нибудь подобное. Но только результат совершенно противоположен тому, на что рассчитывала леди Анджелина. Я в самом деле должна вам все рассказать, потому что все это совершенно безумно и очень трогательно… и не очень порядочно в той части, которая касается вас.

– Моя дорогая мисс Годдар, – произнес он, прикоснувшись кончиками пальцев к ее ладони, лежавшей на его локте и чуть наклонив в ее сторону голову, и свернул с дороги, ведущей к озеру, направившись в сторону рощи, расположенной чуть поодаль. – Я заинтригован. И весь превратился в слух.

– Мы с Эдвардом знакомы много лет, – начала она. – Мы с ним близкие друзья. Одно время мы даже поговаривали о браке, впрочем, речь шла только о вероятности когда-нибудь в далеком будущем, без какой-либо определенности. Мы даже не считали, что помолвлены. В то время Эдвард был серьезным молодым студентом, а я… ну, серьезной молодой женщиной. И если кто-нибудь из нас и слышал слово «романтические отношения», то исключительно в академическом контексте.

– А, – заметил лорд Уиндроу, слегка поглаживая кончиками пальцев тыльную сторону ее ладони. – Стало быть, в то время вы были распускающимся цветком, верно? Жаль, что я вас тогда не знал, ибо, видите ли, теоретические знания всегда необходимо подкреплять практическими действиями.

Они прошли между древним дубом и белой березкой и оказались в тенистой роще. Юнис искоса глянула на него.

– Но когда вы были студентом, лорд Уиндроу, вероятно, вы подкрепляли практические действия теоретическими знаниями?

– Ах, туше! – воскликнул он. – Вы попали прямо в яблочко. Скажем честно, шип оказался колючим, но вы меня поймали.

– После того как леди Анджелина отвергла брачное предложение Эдварда, – продолжала Юнис, – она…

– Она ему отказала? – откровенно развеселившись, уточнил лорд Уиндроу. – Вы меня поражаете.

– Он не смог убедить леди Анджелину, что любит ее, – пояснила Юнис.

– А, – кивнул лорд Уиндроу. – Еще одно слово, имеющее для Хейворда только академическое значение. И ему не хватило мозгов соврать?

– После этого, – продолжала Юнис, – она подружилась со мной, и у нее возникла идея, что мы с Эдвардом страстно любим друг друга, но от брака нас удерживают его чувство долга и ожидания его семьи. Она подумала… она считает, что мы с ним влюбленные, родившиеся под несчастливой звездой, и что нам необходимо помочь воссоединиться, чтобы мы жили долго и счастливо.

Лорд Уиндроу посмотрел на нее ленивым смеющимся взглядом.

– И она готова отказаться от мужчины, по которому сохнет, ради своей новой подруги? – спросил он. – Насколько я понимаю, она по нему просто изнемогает. Ее тяга к Хейворду, хотя и совершенно для меня загадочная, настолько же очевидна, как нос на вашем лице. Должен заметить, прекрасный образец семейства носов.

Юнис выразительно на него посмотрела.

– Леди Анджелина очень мила, – сказала она, – очень добра и сильно сбита с толку. Видите ли, мне она очень нравится, и, если вы намерены насмехаться над ней в моем присутствии, советую подумать хорошенько.

– Насмехаться над леди? – Лорд Уиндроу прижал свободную руку к сердцу. – Вы ко мне несправедливы, мисс Годдар. Вы ранили мою душу.

– Недавно она дала мне свое благословение, – сказала Юнис. – Но она уверена, что нас разводят обстоятельства – в смысле, Эдварда и меня. И она решила, что должна активно вмешаться. И устроила мне приглашение на этот домашний прием.

– Не забыть ее поблагодарить, – заметил лорд Уиндроу.

– Приглашение для вас тоже устроила она, – сказала Юнис.

Они шли между деревьями, все замедляя шаг, а затем разом остановились. Лорд Уиндроу отпустил руку Юнис, чтобы повернуться к ней лицом, и, приопустив веки, посмотрел на нее проницательными веселыми глазами.

– Ага, – произнес он. – Но теперь я вообще ничего не понимаю, мисс Годдар. Вероятно, в студенчестве мне все же следовало уделять больше внимания теоретическим знаниям. Мы оба должны сказать спасибо леди Анджелине Дадли за то, что приехали сюда, и, видимо, за то, что сегодня днем она свела нас вместе (я ни на секунду не поверил в ее историю про булыжник в туфле). Благодаря ее усилиям мы с вами оказались вдвоем в этой уединенной и – ах! – такой романтической части парка. Тем не менее в ее намерения входит сосватать вас и Хейворда?

Юнис вздохнула:

– Видите ли, Эдвард начинает злиться при обычном упоминании вашего имени. В его глазах вы представляете все то, что он так презирает в пресыщенных аристократах. В первую очередь он считает вас распутником, и, согласитесь, его мнение некоторым образом оправданно. Я знаю, что произошло в той гостинице в окрестностях Ридинга, и это не говорит в вашу пользу.

– Увы, – вздохнул он, снова прижав руку к сердцу, – я виновен в колоссальной ошибке, мисс Годдар. Это не лучший миг моей жизни. Леди Анджелина Дадли стояла в пивном зале одна, спиной ко мне, и одета была… скажем, кричаще. Я ошибочно принял ее за ту, кем она ни в коем случае не является, и повел себя так, как на моем месте повел бы себя почти любой полный жизни молодой мужчина, не связанный узами брака и другими обязательствами.

– Эдвард поступил по-другому, – заметила Юнис.

Глаза лорда Уиндроу смеялись.

– Не все из нас святые, мисс Годдар, – сказал он. – Некоторые, как ни прискорбно это признавать, грешники. Но даже грешники способны исправиться. Будьте же ко мне добрее.

Юнис покачала головой и улыбнулась.

– Вот что должно было произойти, – сказала она. – Точнее, на что рассчитывала леди Анджелина. Эдвард должен был кинуться мне на выручку, едва увидит нас вместе, и вырвать меня из ваших порочных лап, и увести меня… ну, видимо, сюда или в другое похожее место. Уединенное и романтичное.

– И вы согласились поддержать эту интригу, мисс Годдар? – спросил он.

– Сегодня утром, – призналась она. – Леди Анджелина боялась, что весь ее тщательно разработанный план пойдет прахом, если я не буду знать, что должна завлечь вас куда-нибудь, когда настанет время, чтобы Эдвард смог примчаться и спасти меня.

– Но вместо этого, – ответил лорд Уиндроу, – он спас ее. Остается только гадать, способен ли он воспользоваться выпавшей ему возможностью, когда она стучится к нему в дверь.

– Эдвард вовсе не тот скучный, лишенный воображения человек, каким вы его себе представляете, – сказала Юнис. – Он вырос в тени обаятельного повесы-брата, а теперь живет, пытаясь исправить последствия того беспечного пренебрежения, с каким покойный граф обращался с его близкими и любимыми. Он серьезно относится к своему долгу. Он серьезно относится к жизни. Но я всегда знала, что он способен на глубокие чувства и пылкую страсть. А теперь он влюблен, бедный Эдвард, и очень растерян, в особенности из-за того, что предмет его любви во всех мыслимых отношениях прямо противоположен тому типу леди, которую он выбрал бы себе в жены. Разумеется, он еще не понял, что именно это делает леди Анджелину идеальной для него невестой.

– Ах, – вздохнул лорд Уиндроу, – до чего вы замечательный человек, мисс Годдар. Вы не просто умны, вы еще обладаете женской логикой.

– Я женщина, – ответила она.

Лорд Уиндроу неторопливо осмотрел ее с головы до ног – ничем не украшенную соломенную шляпку, прикрывавшую гладко причесанные каштановые волосы, простое, но удобное платье из бледно-зеленого муслина, практичные коричневые прогулочные башмаки.

– Да, – произнес он, поднимая взгляд, – я заметил.

– Что ж, – сглотнула Юнис, – благодарение Богу за это.

– Значит, Хейворд должен поверить, что я заманил вас в лес для своих порочных целей, так? – уточнил лорд Уиндроу.

– Да. – Она улыбнулась. – Впрочем, он так не думает. Он доверяет моему благоразумию.

– В самом деле? – Его неторопливый взгляд искал что-то в ее лице. – Но доверяет ли он мне?

– Он доверяет моему умению обходиться с вами, – ответила Юнис.

Лорд Уиндроу сделал шаг вперед, и Юнис чуть отступила назад, прижавшись спиной к толстому стволу дерева.

– Звучит завораживающе, – сказал он. – И как вы собираетесь обходиться со мной, мисс Годдар?

– Поскольку у меня нет опыта, – ответила она, – и поэтому я не могу точно ответить на ваш вопрос, лорд Уиндроу, остается предположить, что я отвечу на него – как это вы давеча выразились? – практическими действиями.

– А, – сказал он, делая еще шаг вперед, так что его тело, от плеч до бедер, соприкоснулось с телом Юнис, – только не торопитесь, мисс Годдар. Вам не обязательно спешить с ответом. И чувствуйте себя свободно, не стесняйтесь обойтись со мной так, как вашей душе угодно.

– Благодарю, – ответила она. – Так я и сделаю.

Он припал губами к ее губам.

– А теперь, – произнес лорд Уиндроу несколько минут спустя, когда их поцелуй прервался, – нет никакой необходимости отвечать на мой вопрос. Иногда поступки говорят намного громче, чем слова. И эта жемчужина мудрости будет теоретической частью вашего сегодняшнего урока. Хейворд будет потрясен, если узнает, как ошибся в своем доверии к вам. – Его губы скользнули по ее шее. – Хотя если он доверял только вашему умению обходиться со мной, то его доверие полностью оправдалось.

– Да, – согласилась Юнис. – Но бедная леди Анджелина. Она наверняка не сомневается, что потерпела неудачу, и захочет сделать еще попытку.

– Этому плану я могу только аплодировать, – сказал Уиндроу, отступив назад и одобрительно глядя на ее раскрасневшееся лицо и порозовевшие, чуть припухшие губы. – Нельзя ли уговорить ее повторить попытку сегодня же вечером? – Он ухмыльнулся.

– О, – сказала Юнис, – ничего подобного я не сделаю. Я бы не согласилась и на эту, если бы не думала, что леди Анджелину необходимо подтолкнуть к Эдварду. Я знала, что за мной он не побежит, но надеялась, что они проведут какое-то время вместе и наконец-то придут в чувство. Не знаю только, получилось что-нибудь или нет. Но я не гожусь для интриг. Чуть позже я скажу ей, что вовсе не испытываю никакого романтического интереса к Эдварду, и он ко мне тоже, и пусть она забудет о своих хитрых планах. Надеюсь, она почувствует облегчение, потому что, конечно же, она сама его любит, и наверняка сердце ее разбито мыслью, что он принадлежит мне. Она в самом деле очень славная девушка и моя первая подруга. Я очень высоко ценю ее дружбу и не собираюсь больше с ней играть.

– Мне жаль это слышать, – заметил лорд Уиндроу. – Дело в том, что я просто создан для интриг и считаю, что будет восхитительно сыграть с леди Анджелиной Дадли в ее собственную игру, толкнув ее в объятия ее занудного лебедя, который, как вы утверждаете, вовсе не занудный. Меня использовали, мисс Годдар, и я глубоко уязвлен. И просто обязан добиться отмщения.

– О, – Юнис глянула на него с острым интересом, – что вы задумали?

Он медленно улыбнулся.

Обед в этот вечер устроили торжественный, в честь официального обручения Лоррейн и Феннера. Трапеза состояла из двенадцати блюд, сопровождаемых речами и тостами, а после обеда в гостиной танцевали под музыку небольшого оркестра – пианист, скрипач и флейтист из соседней деревни.

Это было веселое и счастливое событие, чему Эдвард искренне радовался. Его семья могла впасть в уныние, глядя, как вдова Мориса живет дальше с другим супругом. Однако они приняли Лоррейн всей душой с того дня, как она обвенчалась с Морисом, считали ее своей и теперь очень радовались за нее, хотя Эдвард заметил, как мать украдкой вытирает слезу, думая, что ее никто не видит.

Сам же он пребывал в смятении. События дня сильно его потрясли, поскольку он вдруг понял, что любит и в любви этой вовсе не счастлив. Да, это единственное слово, которым он мог описать свои чувства, и чувства эти были отнюдь не теми глупыми, поверхностными и досужими, какими они представлялись ему раньше.

Он любит леди Анджелину Дадли. Он очарован ею, она его воодушевляет. И это вовсе не только плотское влечение, хотя некоторая его доля в нем присутствует. Это скорее томление по… Нет, Эдварду не хватало слов, чтобы описать эмоции, которые он всю жизнь презирал, которым не доверял и в которые попросту не верил. Это тоска по ней, как по части самого себя. Словами этого не выразить. Он хотел бы жить с ней долго и счастливо. Может, это и не совсем то, хотя ближе всего к истине. Любые слова звучали бы банально.

Но это очень серьезно.

И именно сегодня днем он наконец выяснил, что всю жизнь хотел иметь возможность просто повеселиться. Выкинуть все из головы и развлечься, просто посмеяться. Посмеяться с кем-нибудь, развлечься с кем-нибудь. Он снова и снова вспоминал, как они бежали вниз с холма. Это было безумием – склон слишком крутой и длинный, чтобы спуститься с него благополучно, а ведь Эдвард никогда не совершал безумных поступков. Оказалось, что это самое чудесное из всего, что он когда-либо в жизни делал, – бежать, упасть, скатиться вниз и хохотать при этом. И целоваться. Ощущать вокруг себя траву, вдыхать ее запах, видеть голубое небо над головой, и ветви деревьев, и желто-сине-розовую шляпку, зацепившуюся за верхний сук, и ленты, весело развевающиеся на ветру. Ощущать себя молодым.

Не весь день был беззаботным и радостным. Вовсе нет. Она излила ему свою душу там, на зубчатой стене искусственных руин. Во всяком случае, так ему показалось, и Эдвард прочувствовал все одиночество ее детства и юности, всю поразительную неуверенность, взрощенную в ней тщеславной равнодушной матерью и скучными бестактными гувернантками. Анджелина вовсе не та женщиной, какой казалась. Нет, не так. Безудержность, смелость, доходящая до неосмотрительности, жажда жизни – все это в ней имелось в избытке, но это всего лишь одна сторона ее личности, за которой скрывается другое. Большее. Даже дерзкие расцветки, которые она так любит в одежде, и экстравагантные кричащие шляпки теперь становились понятными. Она считала, что никогда не сможет достичь «правильной» внешности и умения одеваться, так почему бы не стать вызывающе неправильной?

Он тоже излил ей свое сердце… почти намеренно. Он хотел, чтобы леди Анджелина не почувствовала неловкость, так открывшись ему, поделившись самым интимным. Но настоящая боль выплыла на поверхность, и она поняла и утешила его. Она подтвердила то, о чем он и сам всегда догадывался, – он никоим образом не виноват в том несчастном случае и гибели Мориса.

И все же…

И все же после поцелуя она вполне ясно дала ему понять, что не хочет выходить за него замуж. Она откажет, если он сделает ей предложение, вот что сказала леди Анджелина. А потом сильно расстроилась. И даже заплакала. Почему?

Она призналась, что целовала его с таким же удовольствием, как и он ее. И… что еще она сказала?

«Иногда мне просто хочется, чтобы вы перестали быть таким уж джентльменом, хотя именно из-за того, что вы такой, вы мне так сильно понравились еще в нашу первую встречу».

Ну и что это, черт побери, означает?

Она хочет, чтобы он перестал быть джентльменом? Но ведь он ее поцеловал, разве нет? А это вовсе не джентльменский поступок, раз они даже не обручены. Она имела в виду, что если он сделает ей предложение, то только потому, что джентльмен обязан сделать предложение леди, чью добродетель скомпрометировал. В точности, как он поступил в прошлый раз.

Значит ли это, что она его не любит?

Или это значит, она любит его так сильно, что не хочет принять предложение, сделанное из чувства долга? Поэтому она ему и отказала тогда? Не из-за того, что он не пожелал признаться ей в любви, а потому что любила сама?

Прошедшее время?

Настоящее время?

Он такой новичок во всем этом. И какая-то часть его по-прежнему насторожена. Ну разве он может полюбить? И как, черт возьми, он может полюбить леди Анджелину Дадли?! Он нарочно вызвал в памяти две первые встречи с ней – в «Розе и короне» и на Роттен-роу – и посмотрел в дальний конец обеденного стола, где она сидела между сэром Уэбстером Джорданом и Кристофером, с которым оживленно беседовала, а тот ей улыбался.

Она юная, добрая, брызжущая весельем девушка, полная грез и надежд, обаятельная и совсем-совсем не сознающая своей живой и яркой красоты. Мать, конечно, и сейчас не одобряла бы ее, думал Эдвард. Состязание было бы беспощадным.

Анджелина подняла взгляд и заметила, что он на нее смотрит. И на какой-то миг, такой краткий, что Эдвард подумал, будто вообразил себе это, в ее глазах мелькнула тоска. Но она тут же ослепительно улыбнулась, опустила глаза и стала слушать, что говорит ей Джордан.

Он не собирался ловить ее на слове. Он не откажется от мысли жениться на ней. Если он и знает что-нибудь о женщинах, несмотря на свой ограниченный опыт, так это то, что они не всегда говорят то, что думают, и не всегда думают то, что говорят. Иметь дело с женщинами совсем не просто, но это умение нужно развивать, как и любое другое, которое хоть чего-нибудь стоит.

После обеда начались танцы. Не самая лучшая возможность начать настойчивое ухаживание, но и не самая худшая. В конце концов, тут нет лондонской толпы и музыканты отнюдь не профессионалы. Эдвард энергично сплясал с мисс Марианной Брайден и более величественно с Альмой. Потом все смотрели, как вальсируют Лоррейн и Феннер.

Затем леди Палмер попросила музыкантов сыграть несколько вальсов подряд, и гости одобрительно загудели.

Эдвард сделал глубокий вдох, но решил не колебаться.

– Леди Анджелина, – подошел он к ней, стоявшей с Юнис и преподобным Мартином, – позвольте пригласить вас на тур вальса.

Ее губы сложились в беззвучное «о», она глянула на Юнис и даже сделала в ее сторону небольшой жест рукой, но тут же улыбнулась.

– Благодарю, лорд Хейворд. – Она положила ладонь ему на рукав, и они шагнули на середину гостиной, где еще днем скатали и убрали большой персидский ковер.

Эдвард отметил, что бабушка, сияя, смотрит на него. Альма, стоявшая рядом, улыбалась и одобрительно кивала. Мать смотрела с надеждой, и леди Палмер тоже. И в первый раз за все это время он почувствовал себя ободренным, а не загнанным в ловушку их надеждой на этот брак. Если бы еще не этот вальс! Ну или любой другой танец, коли уж на то пошло.

– Может, вы предпочтете посидеть и поговорить, лорд Хейворд? – предложила леди Анджелина. – Или прогуляться по террасе?

Французские окна распахнули настежь, хотя снаружи никого не было.

– Предлагаю компромисс, – ответил он. – Давайте потанцуем на террасе?

– О, ну хорошо. Но я удивлена, что вы не пригласили мисс Годдар. Она ваш друг, и, я уверена, вам не нравится, когда она подпирает стены. Ваши сестры и мать поймут, если вы будете танцевать с ней.

– Подпирает стены? – удивился Эдвард, выводя ее на прохладную террасу, освещенную лишь свечами из гостиной. – До сих пор Юнис не имела недостатка в кавалерах и танцевала каждый танец. А на этот ее пригласил Уиндроу.

– Мне это не нравится, – сказала леди Анджелина. – И вам не должно. Он не из тех, кому можно доверять.

– Даже в гостиной, полной людей, приглашенных на домашний прием? – уточнил Эдвард.

– А вдруг они уйдут куда-нибудь, где их никто не увидит? Мне кажется, вам бы следовало побеспокоиться.

Еще вчера у Эдварда возникло странное впечатление, что Уиндроу по-настоящему заинтересовался Юнис – вероятно, потому что она не относилась к легким жертвам, готовым пасть перед его чарами, – и сегодня оно только усилилось. Разумеется, из этого ничего не выйдет. Юнис слишком благоразумна, чтобы поощрять его, но прямо сейчас ей явно нравилось его общество. Она весело смеялась над чем-то им сказанным. Юнис следует смеяться почаще, она выглядела моложе и прелестнее, чем Эдвард ее когда-либо видел.

Но тут заиграла музыка, и он забыл про Юнис, и про Уиндроу, и про всех остальных. Он обнял леди Анджелину за тонкую талию, почувствовав, как ее рука опустилась ему на плечо. Ее глаза в темноте казались очень большими и смотрели прямо на него.

Он забыл даже о том, что не умеет танцевать, что танцует исключительно неловко. И музыканты не особенно умелые.

И про свечи он ошибся. Над головой раскинулось ясное небо, луна была почти полной, и яркие звезды весело подмигивали им. Прохладно, но не холодно. Эдвард и Анджелина двигались в такт вальсу.

Впервые в жизни Эдвард танцевал с удовольствием. Может, потому что не думал о том, что делает. Они двигались как одно целое, то входя в луч света, падавший из гостиной, то выходя из него, и кружились под звездами до тех пор, пока не начало казаться, что это звезды вращаются, сливаясь в ленты света, а два человека под ними стоят неподвижно.

Ее тело такое теплое и податливое, ее рука лежит в его. От нее исходит аромат духов (а может быть, мыла), но едва уловимый, и кажется, что это пахнет ею. Аромат обволакивает Эдварда, как мягкая шаль, согревает его в этот прохладный вечер.

Они не разговаривали. Ему даже в голову не пришло, что можно побеседовать. Он даже не понял, что они молчат. Тишина на фоне музыки, голосов и смеха казалась такой красноречивой…

А потом все закончилось, они стояли совсем близко и просто смотрели друг на друга.

– Леди Анджелина… – негромко начал он.

– Спасибо, – оживленно произнесла она, перебив его, и ослепительно улыбнулась. – Было очень приятно, лорд Хейворд. Но здесь холодно, вам не кажется? Я буду рада вернуться в дом.

И чары разрушились.

Неужели возможно, что только он это почувствовал? А ей все это время было холодно, и она ждала, когда уже наконец кончится музыка и они вернутся обратно?

Эдвард в это не верил.

Но она нервничает. Вероятно, не доверяет ему, считает, что он всего лишь скучный, занудливый ухажер, месяц назад сделавший ей предложение, полное банальностей и клише, и признавшийся, когда на него надавили, что делает это только потому, что поцеловал и скомпрометировал ее.

Каким же он был невыносимым ослом – и абсолютным простофилей!

Ничего удивительного, что теперь она ему не верит.

Вопрос вот в чем – не слишком ли поздно попробовать все исправить? Неужели его холодность убила всю ее любовь? Если, конечно, она вообще его любила. Но сегодня днем она его точно любила. У Эдварда не было опыта в таких вещах, но тут опыт и не нужен. Он знает, как она его целовала и как обнимала. Он смотрел ей в глаза.

– Да, – произнес он и предложил ей руку.

Спустя пять минут она танцевала с Уиндроу, сияла и смеялась, и Эдвард понял, что с радостью убил бы его. Но сам он танцевал с Юнис и поэтому перенес все свое внимание на нее.

– Тебе нравится этот прием, Юнис? – спросил он.

– О, еще как! – ответила она, что прозвучало очень по-девчачьи и совсем не похоже на Юнис. – Я никогда раньше не бывала на домашних приемах. А ведь мне двадцать три года!

Ого, подумал Эдвард, ласково ей улыбаясь, похоже, бабочка вышла из кокона? Серьезная книжная девушка внезапно поняла, что нужно жить полной жизнью и делать это сейчас, ибо время неумолимо движется вперед. Он только надеялся, что она не возлагает свои надежды на счастье на Уиндроу. Впрочем, Эдвард не думал, что Юнис окажется настолько глупой, но и не собирался давать ей советов. Юнис взрослый разумный человек и вполне способна сама распоряжаться своей жизнью.

– А ты? – спросила она. – Тебе тут нравится, Эдвард?

– Да, – снова улыбнулся он.

– Вот видишь? – мягко произнесла она. – Все-таки я была права, верно?

Эдвард не очень понял, что она имеет в виду, но ему показалось, что он понял.

– Да, – ответил он. – Ты была совершенно права.

Юнис тепло улыбнулась ему.