Текст книги "Секретная миссия резидента «Патраса»"

Выговор от министра и орден на груди

К тому времени Владимиру Наону исполнилось 37 лет. Он уже двадцать лет носил погоны, имел солидный послужной список, но вот в разведке, на практической работе подполковник делал только первые шаги.

К счастью, ему повезло на учителей. В ту пору резидентом советской военной разведки в Египте был генерал Николай Леонидович Румянцев. Личность неординарная, профессионал самой высокой пробы, с огромным опытом работы за рубежом.

Как вспоминал сам Наон, «у Румянцева была потрясающая работоспособность. Мог работать без отдыха сутками. А еще он всегда мыслил нестандартно.

Однажды “дед” (так мы звали Николая Леонидовича между собой) дал мне предметный урок по подбору тайников. Для разведчика, знамо дело, тайник первейшая забота. Ходишь, смотришь, выбираешь. Потом, как учили в академии, описываешь. Ну, вот я присмотрел такой тайник, описал. “Дед” прочел и говорит:

– Поехали, посмотрим.

Приехали. Он все оглядел, ничего не сказал. Молча вернулись в посольство.

Наступил вечер. “Дед” меня вызывает:

– Вперед, по коням. Туда же.

Едем, пока ничего не понимаю. Останавливаемся. Выходим из машины. И… немая сцена.

Слева и справа от того места, где я выбрал тайник, два огромных фонаря. Горят ярко, светло, как днем. Как к такому тайнику подойдешь?

– Ты теперь все понял? – спрашивает “дед”. – Место для тайника надо выбрать ночью, а сам тайник днем. Отличный урок».

Потом, когда Наон сам станет руководителем разведаппарата, будет постоянно применять «метод Румянцева». Только, разумеется, дополнит и разовьет его.

Помнится, подчиненный подберет тайник и будет настаивать, доказывая, сколь он хорош. «Ладно, – согласится Наон, – у нас сегодня день зарплаты. Так вот половину от нее оставишь в тайнике, а я через сутки лично заберу ее оттуда».

Офицер задумался, притих. Потом воспринял слова шефа за розыгрыш.

– Что вы, Владимир Ованесович, это же зарплата.

– А агент, который придет к тайнику, между прочим, туда не зарплату кладет, а голову.

Больше подчиненный не проронил ни слова. Только попросил поработать еще некоторое время над выбором тайника.

Да уж, генерал Румянцев был классным педагогом. Однажды, напрочь выбившись из сил, использовав, на свой взгляд, все возможные варианты подхода к агенту, Владимир Наон сдался.

Право слово, не в его правилах сдаваться, но тут, как казалось разведчику, был случай особый. А познакомиться помощник военного атташе желал ни много ни мало, а с египетским генералом. Станет ли этот генерал впоследствии источником, время покажет, а пока задача одна – «подойти к нему поближе», как говорят в разведке.

В общем, пробовал Владимир и так и этак – не выходит. Пришло время, доложил шефу все как на духу. Тот выслушал, да как гаркнет:

– Ах, мать вашу, никто думать не хочет.

– Да думал я, все время думал, – пытался оправдаться Наон.

– Плохо думал. Разбей ему машину. И дело с концом.

Видя, как опешил подполковник, Румянцев улыбнулся.

– Заодно и повод будет познакомиться.

Разбить машину… Для молодого советского разведчика, чье детство пришлось на войну, а юность – на голодные послевоенные годы, проделать подобное – из ряда фантастики. Ему и в голову такое прийти не могло.

Но шеф дал «добро». И через два дня старенькая посольская «Волга», неуклюже пытаясь припарковаться у небольшой лавчонки рядом с домом генерала, разбила фару у «мерседеса».

Из «Волги» вышли двое, из магазина выскочил испуганный хозяин, все ахали, сожалели.

Одни из двоих спросил хозяина лавки:

– Кто хозяин этой машины?

– О, это большой человек! – закатил глаза к небу араб.

– Он в форме?

– Да, но форму одевает редко. По праздникам. – И тут же посоветовал: – Вы уезжайте скорее, он сегодня был не в духе.

Наон не согласился:

– Как же уехать, ведь мы разбили машину. Где он живет?

Хозяин лавки назвал подъезд, квартиру. Владимир Ованесович поднимается, звонит. Дверь открывает заспанный недовольный генерал. Происходит объяснение не из приятных: мол, я работник советского посольства, случайно разбил фару у вашей машины. Но обязуюсь восстановить, а пока она будет в ремонте, поработаю у вас за водителя.

Назавтра Наон отвез генерала на службу, доставил обратно, на следующий день проделал то же. Вечером, когда возвращались к дому генерала, отремонтированный сияющий «мерседес» уже стоял на стоянке. Так они познакомились.

За четыре года работы в Египте у Владимира Наона было много всякого. Попал он и на войну, ту самую, которую египтяне назвали «Операцией Бадр», а израильтяне «Йом-Киппур», что в переводе на русский означает «День искушения», или «День суда». Советские историки именовали ее просто «Октябрьской войной 1973 года».

Конечно, он не шел с передовыми частями наступающих египетских войск и не сидел в окопах с солдатами 3-й окруженной армии, но у него были свои очень важные задачи. Каждый день помощник советского военного атташе проводил в войсках, чтобы собственными глазами убедиться, в каком положении находятся противоборствующие силы, каковы итоги боев, потери и многое другое, что интересовало в те дни Москву. Дважды в сутки он добирался с фронта в посольство, чтобы написать отчет. А утром – новая поездка на фронт. Такой график был у Владимира Ованесовича практически целый месяц.

«Жутко тяжелый месяц, – признавался Наон. – С передового командного пункта надо было отмахать 120 километров. Усталость дикая. Хорошо, что там пустыня, максимум в песок зароешься. Вот я выезжал, намечал две точки и, закрыв глаза, старался делать только одно – держать руль прямо. Доезжал до предполагаемой точки, и все повторялось заново».

На той войне он увидел много такого, что не сможет забыть потом всю жизнь. Например, расстрел танковой колонны израильской бригады. Египтяне устроили примитивную засаду у дороги, подбили первые два танка, последний, и началась бойня. Боевые машины пылали как свечки, солдаты выскакивали из танков. Бежали. Падали убитые, раненые. Это он видел собственными глазами.

Потом вместе с офицером из египетского Генштаба побывали на поле боя. Страшная картина. Остовы догорающих танков, погибшие, погибшие… Зацепился взгляд на убитого молодого мальчонку, израильского танкиста. Лет девятнадцать, не больше, лицо открытое, красивое, ветерок шевелит волосы на голове.

Часа через два, когда возвращались обратно, Наон вновь отыскал глазами этого израильского юношу. Но теперь он лежал почему-то босой. Стало горько на сердце: неужто украли ботинки? Присмотрелся, оказывается, ботинки лежали рядом. Солнце высушило труп, ступни усохли, и обувь свалилась с ног. Голова танкиста тоже ссохлась, стала с кулачок, и только ветер по-прежнему шевелил его густые волосы.

Разумеется, кроме самой свежей информации с переднего края на сотрудниках атташе лежала другая традиционная задача – добывание образцов новой военной техники и оружия. А поскольку израильтянам эта самая техника и оружие поставлялись из США, задача обретала особую ценность.

На первый взгляд, тут не было никакой проблемы. В те годы Египет – дружественная Советскому Союзу страна. Вся их армия оснащена нашим оружием. В период той же октябрьской войны 1973 года СССР организовал, по сути, воздушный мост. В Египет, в Сирию, в Ирак на самолетах АНТ-12, АНТ-16, АНТ-22 перебрасывалась боевая техника, оружие, боеприпасы, словом, все необходимое для ведения войны.

В свою очередь, подобным образом американцы помогали израильтянам. Казалось бы, стороны определились, ясно, где друг, а где враг. Однако на самом деле все обстояло намного сложнее. После смерти президента Гамаль Абдель Насера Египтом вот уже третий год правил Анвар Садат. Он проводил иную политику, чем его предшественник. От помощи Советского Союза не отказывался, но по всему чувствовалось охлаждение отношений между двумя странами. А летом 1972 года советских специалистов и вовсе попросили из страны. Так и объявили: по решению египетских властей миссия советских военных специалистов прекращается.

Кстати, с поворотом политики администрации президента Садата связана поучительная история из жизни помощника военного атташе Владимира Наона.

За несколько месяцев до высылки советских специалистов из Египта, когда, казалось, отношения между нашими странами по-прежнему были безоблачны и крепки, один из ценных источников Наона, имеющих доступ к информации государственной важности, принес поистине шокирующую весть: принято решение отказаться от помощи военных советников и специалистов из СССР. Когда это будет осуществлено, источник не знал, но то, что принципиальное решение принято, – утверждал со стопроцентной уверенностью.

Действительно информация неожиданная, и в ту пору больше похожая на некую провокацию, чем на правду. По существу, этот агент, как оракул, предсказывал крушение почти двадцатилетнего сотрудничества между СССР и Египтом. В такое трудно было поверить.

Резидент приглашал к себе подполковника Наона еще и еще раз. Но ничего нового Владимир Ованесович добавить не мог, кроме того, что источник надежный, а решение в Каире было принято в узком кругу президента Садата и его самых близких соратников.

После раздумий, сомнений резидент все-таки принял решение, и в Москву была отправлена соответствующая телеграмма.

Три дня Центр молчал. Потом в резидентуру пришел разгромный ответ. Информация источника Наона была названа дезинформацией, а резидент строго предупрежден. В телеграмме – резюме: подобная дезинформация может нанести ущерб долголетним советско-египетским отношениям.

Владимир Ованесович потом не раз будет возвращался в мыслях к этой жесткой оценке Москвы. Каким образом его развединформация могла помешать отношениям двух стран, сложно сказать. Но с Центром особо не поспоришь. Тем более в данном случае.

Жизнь вскоре подтвердила правильность действий ценного источника, его руководителя Наона и резидента, однако официально этого никто не признал. Да и кому хочется посыпать голову пеплом и каяться в своих ошибках. Хотя пример весьма показательный.

…Однако вернемся в 1973 год, в октябрьские дни, к задаче, которую выполняли наши разведчики, – добывание образцов военной техники вероятного противника.

«Мелочовку от египтян, – вспоминал Владимир Ованесович Наон, – какие-то мины, снаряды, которые и не шибко нам были нужны, мы получали без проблем.

Шариковые бомбы имели. Поначалу ведь непонятно было, от чего погибает человек. Ранение в ногу вроде не тяжелое, а солдат – погиб. Почему? Оказывается, от болевого шока.

Получили от египтян танк “Центурион”. Но это же старье, ничего интересного. Он нам был известен от и до еще в академии. А вот как только дело дошло до новых моделей американских боевых машин, тут – стоп! Все кивают наверх. Хорошо, идем с атташе к начальнику генштаба. Мило улыбается: “Конечно, дадим. Есть у нас такие образцы, захвачены. Но я не вправе. Только министр обороны может дать добро”.

Идем к министру. Та же картина. Только теперь министр кивает на президента».

С огромным трудом военному атташе и его помощнику удалось добиться разрешения на передачу танка советской стороне и отправку его в Москву. Но даже на последнем этапе, когда, казалось, самые «высокие» разрешения получены, им пытались вставить палки в колеса. Возможно, египетским генералам это бы и удалось, но, увы, им не повезло. Помощник военного атташе Советского Союза подполковник Владимир Наон оказался танкистом. Более того, в академии он учился на инженерном факультете, а потом служил зампотехом. Так что танки, как свои, так и чужие, знал отменно. Конечно, новейший американский танк, захваченный в ходе боев у израильтян, он видел впервые, но это не меняло сути дела.

А вот египтяне думали иначе. Они надеялись, что обхитрят советских офицеров. Тем более, что военный атташе был морским офицером. Откуда ему знать американские танки?

Словом, египетские военные показали впервые американский танк и дали согласие – забирайте. Правда, уточнили: как будете вывозить?

– Самолетом, – ответил атташе.

– Не выйдет, пушка развернута на 90 градусов. Не войдет даже в самый большой самолет.

– Так мы ее развернем…

На это хитрые египтяне только усмехнулись.

– Она не разворачивается.

– Почему?

Начальник бронетанковых войск генерал Самир показал Наону на башне небольшую вмятину:

– Заклинило от удара.

Теперь пришло время улыбнуться Наону. «Что ж ты мне мозги пудришь, – подумал про себя Владимир Ованесович, – от такого удара башню не заклинит».

Пришлось залезть в танк. Подполковник осмотрелся. «Ага, а вот тут должна быть шестерня, на которой и вращается башня». Отвернул несколько болтов, снял так называемый погон башни, который прикрывает шестерню. А вот и подарок, подготовленный египтянами, – стальные шарики, аккуратно уложенные между зубьями шестерни. Они-то и заклинивали башню.

«Это же задачка для первоклассников», – хмыкнул Наон.

Через несколько минут, к изумлению и досаде бронетанкового генерала, башня начала отменно вращаться и была установлена в нужное положение.

Однако теперь запустить двигатель танка не удалось. Но вскоре неисправность обнаружилась: чья-то услужливая рука разъединила контакты, вставив между ними картонку.

Вскоре «американец» взревел всей мощью двигателя, и это говорило о рухнувших надеждах египтян.

…В тот же день боевая машина была отправлена в Москву. Правда, Владимир Наон еще не знал, что именно этот танк, который они с таким трудом вырвали у египтян, станет причиной для его… наказания. Да еще какого наказания! Он, подполковник, попадет в приказ самого министра обороны.

А произойдет это следующим образом. В сумасшедшей спешке, в борьбе с египтянами, он заберет танк, загонит его в самолет, но не успеет проверить пушку. Лайнер проделает путь Каир – Будапешт – Москва, а когда сделает посадку в Чкаловском, и его выгонят из самолета, откроют клин танковой пушки, оттуда выскользнет снаряд. Так что выговор в приказе министра обороны поделом, считал сам Владимир Ованесович. Остается добавить, что по итогам командировки в Египет он получил еще и орден Красной Звезды. Что поделаешь, таковы парадоксы жизни военного разведчика: за одно и то же можно сразу получить и выговор, и орден.

Вооруженное столкновение неизбежно

По возвращении из Египта подполковник Владимир Наон два года служил в центральном аппарате ГРУ. «В Центре больше двух лет сидеть не на пользу, – скажет однажды в беседе с автором этих строк Владимир Ованесович. – И когда начальник управления генерал Вилков вызвал меня на беседу, внутренне я уже был готов двинуть в командировку. Куда? Тоже примерно знал. До этого несколько офицеров в Южный Йемен отказались ехать. Кому климат не подходит, а кто уже в Москве пригрелся – не оторвать.

Словом, Вилков предложил мне место военного атташе в Адене. Я согласился. Сказал тогда, что не стану обещать горы своротить, а вдруг не сворочу, но работать буду честно и добросовестно.

7 мая 1976 года только что назначенный министром обороны Дмитрий Федорович Устинов досрочно присвоил мне звание полковника и назначил военным атташе Советского Союза в Йеменской Народно-Демократической Республике».

Тогда Владимир Наон не знал не ведал, что вся его последующая служба, с некоторым перерывом, будет связана с Йеменом, сначала с Южным, а потом уже и с объединенным. Десять лет жизни проведет он в этой арабской стране на юге Аравийского полуострова.

Это будут тревожные, непростые годы в истории Йемена – военный переворот 1978-го, вооруженное столкновение между сторонниками президента страны Салем Рубейя Али и генерального секретаря Социалистической партии Абдель Фаттах Исмаила. Все произойдет во время первого пребывания Наона в Йемене. Вторая командировка в январе 1986 года и срочное прибытие в Аден Владимира Наона и вовсе будет происходить во время гражданской войны, когда все дороги в Южный Йемен окажутся перекрыты. Его путь в охваченную войной страну – история особая, и рассказ о ней впереди.

Так что это были десять лет напряженной, опасной работы.

А началась она с того, что Москва… не поверила своему атташе в Южном Йемене.

«Когда я приехал в Аден, – рассказывал Владимир Ованесович, – это была тихая, мирная страна. В декабре 1977-го пишу доклад о состоянии военно-политической обстановки. Получилась такая огромная телеграмма. В ней главное – неизбежность вооруженного столкновения двух лидеров, то есть, иными словами, – гражданская война. Ну а кому же это хочется слышать. Все было мирно, тихо, а тут Наон войну напророчил.

Сначала я назвал срок ноябрь – декабрь, но чуть позже, в апреле, в новой телеграмме в Центр, уточнил – вооруженное столкновение произойдет не позднее конца августа. Было ясно, ни тому, ни другому отступать некуда. Но мы еще могли их остановить. Я предлагал пригласить и Салема Рубейя Али и Абдель Фаттаха Исмаила в Москву и сказать: “Вы нам оба нужны, но не каждый в отдельности. Только вместе. Езжайте, работайте”.

К сожалению, этого не сказали. И как я узнал позже, в Центре решили, что Наон вообще перегрелся. Мол, климат тропический, тяжелый, атташе два года в отпуске не был. Разрешили пойти в отпуск».

Но все это будет потом. А пока страна упорно двигалась к гражданской войне. По мнению Владимира Наона, у Рубейя оставался единственный выход: объявить войну Йеменской Арабской Республике. Пусть война продлится сутки, двое, неделю, неважно, но это дает возможность Верховному главнокомандующему поднять войска, ввести их в Аден и блокировать партийную верхушку.

В июне, накануне трагических событий, Наон вновь докладывает в Москву: противоборство двух враждующих сторон приняло острый и необратимый характер, вооруженное столкновение неизбежно.

До полуночи советский военный атташе находился в посольстве. Но в городе было тихо, и он уехал домой. Лег спать, а уснуть не мог – сверлила мысль: неужто ошибся?

Едва задремал, как в 2 часа ночи его разбудил грохот орудий. Началось. Президент вывел из казарм бригаду и открыл артиллерийский огонь по зданию ЦК партии и правительства.

Владимир Ованесович решил офицеров атташата не посылать под пули, но сам выехал, чтобы осмотреться, разобраться в обстановке. На машине поднялся на сопку, которая господствовала над городом. Видно было – стреляют в разных концах столицы.

Чтобы получше рассмотреть, вышел из автомобиля. Едва отступил на несколько шагов, как по машине ударила автоматная очередь. Неизвестный стрелок, видимо, заметил свет в салоне, когда он открывал дверь, и нажал на курок, к счастью, с небольшим опозданием. Утром Владимир Ованесович так и приехал в посольство на автомобиле, пробитом пулями.

Еще сутки в городе шли бои. Все закончилось победой Абдель Фаттаха Исмаила и его сторонников. Однако победа была пиррова. Новый президент и генсек в одном лице – руководитель слабый, безвольный, пристрастившийся к выпивке, всюду за собой таскал любовницу. Уже через несколько месяцев стало ясно, что он обречен.

Один из агентов Наона, близкий к высшим руководителям страны, принес тревожную весть: Абдель Фаттаха Исмаила будут снимать. А это могло повлечь за собой роковые последствия.

Наон доложил эту информацию послу – Борису Федотову. Тот, откровенно говоря, поначалу отнесся к ней с недоверием. «Вчера был у него, – сказал посол, – Фаттах спокоен, считает, что оснований для беспокойства нет».

Помнится, тогда Наон только и ответил послу, что может сказать руководитель, который не только не контролирует ситуацию, но даже себя. На том и разошлись.

А через несколько дней ночью в дверь квартиры военного атташе постучали. На пороге стоял испуганный агент:

– Фаттаха будут расстреливать!..

Полковник Наон быстро оделся, прыгнул в машину и погнал к зданию Центрального комитета. Здание было окружено танками.

Владимир Ованесович развернулся, помчался в посольство. Поднял с постели заспанного посла, рассказал о случившемся.

– Надо спасать Фаттаха, – вымолвил Федотов.

Пока собирались, стало известно: Фаттаха перевезли из здания ЦК в президентский дворец. Вдвоем посол Федотов и военный атташе полковник Наон вскоре были у ворот дворца. К ним навстречу вышел министр иностранных дел.

– У нас личное послание руководителя Советского Союза для вашего президента.

Министр замялся, бормотал что-то невнятное, но посла уже было не остановить. Их проводили в президентские покои. Перед ними предстал бледный, еле живой Абдель Фаттах Исмаил.

– Вот что, господа, – сказал советский посол, – кто будет президентом в стране, это ваше внутреннее дело, но если с Фаттаха упадет хоть один волос, вся ответственность ляжет на вас. – И он обвел взглядом присутствующих здесь премьер-министра, министра иностранных дел, других руководителей. – В зависимости от этого Советский Союз будет определять свою будущую политику по отношению к вашей стране.

Он повернулся к Наону.

– Пожалуйста, военный атташе может подтвердить мои слова.

В это время Владимир Ованесович стоял спиной к окну. Услышав слова посла, он сделал шаг в сторону, чтобы подойти поближе к Федотову, и потянул плечом штору. Окно обнажилось, с улицы ударил яркий свет, и все вдруг увидели несколько красавцев – советских боевых кораблей, которые мирно покачивались на лазурных волнах Аденского залива.

В кабинете неожиданно стало тихо. Йеменские руководители завороженно смотрели на залив. Первым заговорил премьер-министр. Он заверил, что у них и в мыслях не было убивать Фаттаха.

…Когда посол и военный атташе покидали президентский дворец, Федотов с улыбкой спросил:

– Ты это специально финт со шторой проделал, Владимир Ованесович?

– Да нет, Борис Николаевич, случайно. – И хитро подмигнул послу: – А что, неслабый аргумент в поддержку ваших слов. Главное – своевременный.

Они оба от души рассмеялись.