Текст книги "Пауки в банках. Есть ли альтернатива сырьевой экономике?"

Далее в теоретическом объяснении мы пренебрегаем циклическим движением кредитной эмиссии и предполагаем, что фактический (а не теоретический) мультипликатор – коэффициент увеличения денежной массы банковской системой по сравнению с исходной государственной денежной базой – остается постоянным и равен 10. Иными словами, если Центробанк «рисует» и вводит в обращение дополнительный миллиард, то банковская система добавляет к нему еще 9 миллиардов. Как это происходит? Допустим, что, согласно расчету ЦБ, потребность в дополнительной денежной массе при достигаемом росте ВВП и с нулевой инфляцией, составляет 10 миллиардов. Мы предполагаем, что эти расчеты правильны. Если бы не действие мультипликатора, то Центробанк мог бы эмитировать сразу 10 миллиардов и перечислить их в бюджет или дать банкам эти деньги в кредит и получать процент в размере учетной ставки за 10 миллиардов. Но при действующей банковской системе он эмитирует только дополнительный 1 миллиард. Тот, кто его заработал, вкладывает эти деньги в банк и получает свой заслуженный процент, банк выдает кредит и получает заслуженную маржу. Однако из-за мультипликатора кредитование в стране расширяется на целые 10 миллиардов. Из «ниоткуда» в экономике появились еще 9 миллиардов, «нарисованные» банковской системой. Следовательно, банковской системе, ее вкладчикам и заемщикам стала доставаться рента от «лишних» 9 миллиардов «незаработанного» капитала. Или, в банковский сектор влита единоразовая субсидия 9 миллиардов. Пусть даже она и распределилась равномерно в результате честной конкуренции между банками и вкладчиками. Факт тот, что ресурс денежной массы ограничен. Государство могло бы взимать плату за доступ к дополнительно открывшемуся ресурсу (новым 9 миллиардам), точно так же, как взимает, например, плату за доступ к новым месторождениям. Вместо этого 9 миллиардов раздаются «просто так» банковской отрасли, ее поставщикам (вкладчикам) и потребителям (заемщикам).

Итак, что же происходит? Во-первых, государство недополучает деньги – в сумме на весь «мультиплицированный» прирост денежной массы в 9 миллиардов, а, следовательно, и доходы. А могло бы либо 9 миллиардов получить сразу, либо процент от них (выдавая их банкам с условием 100% резервирования по новой денежной массе). Это в чистом виде рентный, «незаработанный» доход отрасли, перераспределенный от всей страны, для которой покупательная способность денег сократилась в связи с увеличением денежной массы.

Во-вторых, если рост экономики постоянен (а это и является нормальной ситуацией при предположениях нашей модели об отсутствии циклов) и Центробанк допускает постоянное увеличение денежной массы, то банковская отрасль, ее потребители и поставщики получают постоянную государственную субсидию. А это уже вызывает претензии не только с точки зрения «справедливости» распределения доходов, но и с точки зрения аллокации ресурсов. Если доходы целой отрасли постоянно получаются выше, чем приносимый ею предельный продукт, то она раздута по сравнению с оптимальным значением.

В-третьих, если Центробанк расширяет денежную массу не только так, чтобы обслуживать растущий товарооборот, а еще и допускает инфляцию, то рост денежной массы более быстрый, чем рост национального продукта. При этом в пользу банковской отрасли перераспределяется еще больше дохода. Предположим, что денежная масса в какой-то стране составляет примерно 30% ВВП, экономика растет в течение длительного периода со скоростью 7% в год, а инфляция составляет 13% (цифры, не слишком далекие от российских показателей последних лет). Это означает ежегодный рост денежной массы на 7%+13%=20%, то есть 6% от ВВП. При мультипликаторе, равном 2, получается, что Центробанк может собрать в бюджет с помощью эмиссии только 3% от ВВП в год, а 3% от ВВП незаработанного дохода ежегодно достается банковской отрасли и ее смежникам!

* * *

Последнее замечание – о смежниках банковской отрасли – заслуживает дополнительного пояснения. До сих пор недостатком публицистических обсуждений проблемы частной банковской эмиссии является нестрогая апелляция к представлениям о справедливости и недостаточный анализ общественных выгод от тех или иных предложений. Построенную на этом идею «негоже частным банкам пользоваться привилегией на создание денег» легко оспорить следующими контраргументами, на первый взгляд, убедительными. Во-первых, никакой привилегии у банков нет: любой инвестор, способный удовлетворить регуляционным требованиям Центробанка, может свободно войти в отрасль. Следовательно, конкуренция должна снизить доходы на капитал и на труд в банковской отрасли до величин, близких к средним по экономике. Во-вторых, пусть даже государство недополучает процент от пользования деньгами. Но зато банки, проникающие во все уголки страны, развивают торговлю, кредитование, сбережение, инвестирование – может быть, это и более ценно, чем потерянные государством деньги.

Отвергнуть с ходу эти контраргументы невозможно, если не отвлечься ненадолго от представлений о справедливости, и посмотреть на проблему с точки зрения эффективности экономики, а конкретнее, с точки зрения максимизации национального дохода. В конце концов, получив максимальный доход, во многих случаях его можно будет перераспределить так, чтобы не сильно искажать стимулы к максимальному производству и представлений о конечной справедливости не нарушать.

Надо сказать, что дурную службу на этом этапе оказывает известнейший стереотип экономистов, согласно которому максимальный выпуск достигается в условиях конкурентной экономики. Как следствие этого стереотипа рождается надежда, что сочетание государственного регулирования надежности банков и свободного доступа в банковскую сферу новых предпринимателей породят и максимальное производство, и правильное распределение дохода. Но так ли это?

На самом же деле, в этом соображении заложена ошибка, связанная с недоучетом важнейшего фактора – сокращения общественного благосостояния при перегрузке общественного ресурса, которая вызвана свободным (неоплаченным) доступом к нему каждого желающего.

Все случаи структурных перекосов, рассмотренные нами ранее, возникали именно из-за этого явления. Снижение общественной продуктивности в результате перегрузки ресурса возникает сплошь и рядом в экономике как развитых, так и отстающих стран. Пробки на городских улицах, за проезд по которым не взимается плата, исчерпание запасов рыбы в водоемах свободного доступа – все это классические примеры перегрузки ресурса.

В развивающихся странах, включая Россию, к этим примерам добавляется непомерное раздувание целых отраслей, опирающихся на тот или иной вид ренты. Добыча полезных ископаемых и торговля, пользующиеся неизымаемой государством земельной рентой, занимают недопустимо высокую долю в российской экономике. При другом распределении капитальных и трудовых ресурсов между отраслями национальный доход был бы более высоким. Однако свободный доступ к месторождениям (с недостаточным изъятием горной ренты), свободный доступ к торговым площадям в городах (с недостаточным взиманием городской ренты) привел к тому, что трудовые и капитальные ресурсы «толпились» на этих участках, пока доход на них не стал снижаться, приближаясь к средним по экономике.

«Свободная конкуренция» сама по себе не обеспечивает «правильное» распределение трудовых и капитальных ресурсов по отраслям, увеличивая национальный доход. К конкуренции надо, как минимум, добавить изъятие созданной обществом ренты. Тогда доход на труд и на капитал в разных отраслях уравняется с их предельным продуктом для данной отрасли (а не средним продуктом, как сейчас), что и обеспечит оптимальное размещение ресурсов из теорем Экономикса.

* * *

При чем же здесь частные банки? Подпадают ли и они под ту же самую общую беду? Ведь они же не занимают никакого земельного участка, выгодного для торговли в городе или добычи нефти. Где тот самый ограниченный ресурс, созданный обществом, которым они пользуются, не выплачивая государству ренты?

Ответ на этот вопрос становится очевидным, как только мы откажемся от представления о том, что «ограниченный ресурс» должен быть территориально локализован или быть каким-то предметом. Ограниченным общественным ресурсом, которым пользуются банки, не выплачивая обществу ренты, является прирост денежной массы. В самом деле, предположим, что ежегодный прирост денежной массы на протяжении длительного времени составляет 10% годового ВВП, из которых 9% достается частной банковской системе. Но вот в систему приходит частный банк и «вклинивается» в уже существующий (по реальному обеспечению) прирост денежной массы, забирая себе часть этих денег.

А что же дальше? А дальше наблюдается типичная картина перегрузки общественного ресурса. Нет, количество банков вовсе не растет до бесконечности. Сначала 9% ВВП, перераспределяемых банковской системе, действительно создают сверхдоходы в банковской отрасли. Легкость получения доходов задает стандарты низкого качества банковского обслуживания и низкой производительности. (Так, до сих пор бросается в глаза, что средний работник банковской сферы в России может выполнить намного меньше операций, чем работник банка на Западе.) Высокие доходы и отсутствие необходимости «напрягаться» привлекают в отрасль новые и новые банки, провоцируют расширение банковской деятельности. И средние доходы банков, по мере роста отрасли, снижаются. В тот момент, когда они становятся сравнимы с ожидаемыми доходами на такие же усилия в других отраслях, рост банковской сферы замедляется. Наступает иллюзия свободно-конкурентной максимизации национального продукта. Однако это только иллюзия, потому что, на самом деле, банковская сфера раздута при этом до больших масштабов, чем было бы при полном изъятии государством сеньоража – платы за пользование денежной массой. В случае такого изъятия доходы банков сравнялись бы с их предельным продуктом для народного хозяйства, уже без рентной составляющей.

В результате мы получили раздутую банковскую сферу, непомерные масштабы которой снижают национальный доход по сравнению с другим размещением трудовых и капитальных ресурсов. Причем присуще это не только России, но и большинству стран, допускающих частную банковскую эмиссию. (Отдельный интерес представляет исследование на предмет избыточности и других отраслей финансовой сферы, включая фондовую биржу и прочее: ведь они тоже ведут к увеличению денежной массы, но это выходит за рамки данного исследования.)

При этом было бы ошибкой утверждать, будто вся рента от суммы частной банковской эмиссии достается банкирам. Да, отчасти наши 9% ВВП распределились между банками, но в силу конкуренции между ними, часть досталась вкладчикам и заемщикам банков. Первые получают в банках больший процент, чем получали бы в системе со стопроцентным резервированием, а вторые берут кредит под меньший процент, чем платили бы в системе со стопроцентным резервированием. Казалось бы, это замечательно: частная эмиссия стимулирует сбережение и взятие кредитов, следовательно, увеличивает инвестирование. Однако с точки зрения общественного благосостояния это ошибка. В самом деле, не будь частной банковской эмиссии, банки платили бы меньший процент по вкладам и взимали больший процент по кредитам, банковская маржа была бы больше. Но национальный продукт был бы при этом больше из-за лучшего размещения ресурсов, небанковские доходы других отраслей и граждан перекрыли бы потерю по процентам в банке. Следовательно, из большего дохода было бы легче осуществлять сбережения, а доходы по инвестициям в этом случае были бы больше, следовательно, из них было бы легче платить процент по более дорогим кредитам.

Кому-то это может показаться обидным, но в стране с устоявшейся банковской системой банкиры не получают сверхдоходов, какие, казалось бы, должны получать благодаря перераспределению финансовой ренты от общества в банковскую отрасль. Перекос уже состоит не в сверхдоходах банкиров, а в том, что банков и банковских работников слишком много. При другом долгосрочном размещении производительных сил по отраслям и банкиры, и работники других отраслей получали бы больше! Как вороны на падаль, набрасываются работники этой сферы на ресурсы ограниченной продуктивности, а предотврати государство непроизводительное раздувание банковской отрасли – было бы лучше и банкирам, и остальным. Правда, многим банкирам пришлось бы сменить профессию.

В самом деле, система с частичным резервированием, перераспределяющая заметный процент ВВП банковской отрасли и смежникам, способствует модернизации экономики, поощряет людей активнее пользоваться банками, получать проценты по депозитам и брать кредиты. Может быть, это и хорошо, но беда в том, что в пользу банков и их клиентов перераспределяется богатство от остальной, «немодернизированной» части экономики. Зачем способствовать ее маргинализации и провоцировать последующий рост социальных расходов, призванного поддержать на плаву тех, кто меньше других пользуется услугами банков?

Итак, сформулируем вывод. Допустив частную эмиссию банков, государство не просто лишило себя выгодного источника дополнительного дохода. Оно лишает рынок правильного сигнала, до каких пор должна расти банковская сфера, чтобы распределение ресурсов между этой и другими отраслями максимизировало национальный доход.

Да, рост банковской сферы увеличивает продукт, приносимый банковской отраслью. Но рост этот продолжается и тогда, когда предельный продукт, приносимый новыми банками, отделениями и их услугами, становится ниже предельного продукта, который приносили бы в других отраслях затраченные на это трудовые и капитальные ресурсы. Причиной явления становится то, что доходы банков от разных отделений и услуг не совпадают с предельным продуктом от этих отделений и услуг, ибо включают ренту за пользование деньгами, вновь эмитированными частной банковской системой. Заметим, в частную эмиссию мы включаем и эмиссию, осуществленную даже государственным банком, если только он действует в среде частных банков на правах частичного резервирования. Пусть даже он и платит прибыль от своей маржи в бюджет, он участвует в непроизводительном раздувании отрасли.

Решение проблемы этого – еще одного – структурного перекоса лежит в недопущении частной эмиссии. Реформа, обеспечивающая переход к новой системе, не может быть простой и легкой. Естественно, правила работы с наличностью должны оставлять в распоряжении банковских отделений некоторую сумму, необходимую для нормальной работы с клиентами. То есть, реально будет действовать норма резервирования меньше, чем 100%, потому что в отделениях постоянно будет какая-то наличность для текущих расчетов, так же как и в супермаркетах. Быстрого перехода к 100% норме резервирования быть не может, но можно ее постепенно повышать так, чтобы она касалась всей дополнительной денежной массы и постепенно вытесняла исходную частную эмиссию.

В роли «социального инженера», рассмотревшего возможные пути реформирования банковской сферы, выступил в свое время лауреат Нобелевской премии по экономике Морис Алле. Он призывал запретить частную эмиссию, доведя норму резервирования по вкладам до 100%, а с целью недопущения злоупотреблений предлагал разделить банки на депозитные, принимающие вклады населения, и инвестиционные, выдающие кредиты из денег, занятых у государства под рыночный процент. Полагающийся государству сеньораж от пользования денежными средствами позволил бы значительно снизить прочие налоги, и это соображение легло в основу предложенной Алле реформы налоговой системы.

Как же описанная теоретическая возможность перераспределять в пользу банковской системы огромные деньги проявилась в пореформенной России? В российских условиях к общей денежной массе, оказывающей непосредственное влияние на уровень цен, относят так называемую М2 – сумму наличных денег и остатков на депозитах до востребования и срочных вкладах. Соответственно, мультипликатор – это отношение М2 к денежной базе, состоящей из наличных денег и зарезервированной в ЦБ части депозитов.

Мы не будем подробно останавливаться на первом этапе становления банковской системы – до кризиса 1998 года. В эти годы гигантская инфляционная накачка экономики денежной массой примерно поровну распределялась между государственной и частной банковской эмиссией: мультипликатор был близок к двум. При этом неизвестно, стала ли основным источником «незаработанных доходов» банковской системы частная эмиссия, многомесячная «прокрутка» средств предприятий в первые годы реформы или афера ГКО после выборов 1996 года. Этот вопрос подлежит отдельному расследованию. Без ущерба для бюджета, государство могло бы уменьшить рост денежной массы в 2–3 раза, просто не допуская на этом этапе существования частных банков. Это не только существенно замедлило бы инфляцию, но и оставило бы реальному производству и гражданам существенно больше доходов: у них не изымался бы «инфляционный налог» в пользу банковской системы. Так или иначе, количество банков и их отделений быстро увеличивалось, так что к кризису 1998 года их клиентами стали очень многие граждане. Сверхдоходы банков стали, в результате конкуренции, понемногу распространяться и на вкладчиков.

Крах 1998 года отчасти разрушил банковскую идиллию. Во-первых, были прекращены явно коррупционные схемы типа ГКО. «Незаработанный доход» банковской системы стал формироваться исключительно за счет частной денежной эмиссии, основанной на механизме мультипликатора. Сама же государственная эмиссия осуществлялась, главным образом, путем покупки валюты на «печатаемые» Центробанком деньги. Во-вторых, темпы прироста денежной массы стали намного меньше, чем в начале 90-х: средний рост (взвешенный по годам) денежной массы М2 за период 2000–2008 гг. составлял около 44% в год, в том числе в предвыборные 2006–2007 гг. – 47%–48% [57]. Мультипликатор же, превысивший 2 перед кризисом 1998 г., стал меньше двух в первые годы после кризиса, а затем стал расти и увеличился примерно до 2,4 к 2008 году. Тем самым, ограбление приняло цивилизованные формы, ограниченные уменьшившимся ростом денежной массы.

Оценить масштабы перераспределения национального дохода в пользу банковской системы нам помогут два графика [28]. График изменения с начала 2002 г. денежной базы, т.е. рублей, эмитированных Центробанком, выглядит следующим образом, рис. 23.

Дополнительную информацию может дать график денежного агрегата М2, представляющего собой сумму денег, входящих в денежную базу, и частной банковской эмиссии, рис. 24.

Как видно из этих двух графиков, общий прирост денежной массы М2 за период с начала 2002 года составил чуть более 12 трлн. рублей, в то время как Центробанк «напечатал» только чуть более 4 трлн. рублей. Таким образом, за прошедшие 7 лет банковской системе «подарено» 8 трлн. рублей, то есть до 350 млрд. долл. по докризисному курсу 23 руб./долл. Подчеркнем, что только часть этих денег доставалась банкирам. Конкуренция в банковской сфере в этот период была довольно высока, поэтому сверхдоходы отрасли растеклись среди вкладчиков и заемщиков банков, но банкиров тоже не обошли. Нам же кажется, что 50 млрд. долл. в год – не такая малая сумма для российского государства, чтобы раздаривать их далеко не бедным экономическим субъектам «просто так».

Рис. 23.

Рис. 24.

Читатель наверняка заинтересуется, куда смотрели экономические власти в начале 2000-х, закладывая в государственный бюджет такие потери. Частичный ответ даст следующая заметка начала 2004 г. [9].

«В споре коммерческих банков с ЦБ Михаил Касьянов встал на сторону частного бизнеса. Предложенная Минфином и Центробанком банковская стратегия вчера на заседании правительства подверглась серьезной критике – особенно не понравилось премьеру нежелание ЦБ снижать норму обязательного резервирования для банков, которая сейчас составляет 10%. Минфин и ЦБ боятся, что резкое снижение нормы раскрутит инфляцию – у банков появится слишком много денег. Однако Касьянов считает, что инфляция под контролем, а деньги коммерческим банкам нужны для инвестиций.

Сейчас российские банки обязаны держать 10% от вкладов юридических лиц и 7% рублевых вкладов граждан на счетах ЦБ, в так называемом фонде обязательного резервирования (ФОР). Фактически эти средства заморожены и банки не могут ими распоряжаться, например, чтобы выдавать кредиты. Главная цель отчислений в ФОР – повышение надежности банковской системы. Однако российские банкиры недовольны высокой ставкой – Центробанки стран ЕС, например, тоже держат подобные фонды, но там коммерческие банки должны хранить не более 2% вкладов.

Вчера у банкиров была удобная возможность поспорить с Центробанком – в правительстве обсуждалась стратегия развития банковского сектора. Почти полностью разработанный в Банке России документ официально вносил Минфин, поэтому докладчиком на заседании был первый замминистра финансов Алексей Улюкаев. Он постарался представить стратегию с наилучшей стороны, подчеркнув, что она согласована со всеми ведомствами и, в основном, с банковским сообществом. Единственный несогласованный вопрос как раз касался ФОРа.

Как стало известно ГАЗЕТЕ, после завершения доклада между Улюкаевым и премьером Касьяновым состоялся любопытный диалог. «Почему же не включить в стратегию четкие обязательства по снижению отчислений в ФОР, тем более что в Европе они намного ниже?» – спросил Касьянов. «Если быстро снизить норму отчислений, то в экономику будет вброшено много денег, что может подтолкнуть инфляцию. Поэтому мы обязательно будем снижать отчисления в ФОР, но по мере стабилизации макроэкономической ситуации», – стал объяснять Улюкаев. «Как, разве она не стабильна?» – удивился премьер. «Относительно’» – уклончиво ответил замминистра. Тут Касьянов пришел в окончательное недоумение: «Относительно чего? Вы три года рапортуете о стабилизации макроэкономических показателей, и я с вами согласен – все под контролем», – заявил премьер. Тут Алексей Улюкаев попал в сложное положение – не мог же он прямо на заседании правительства заявить, что Минфин и ЦБ не контролируют инфляцию.

Вскоре доводов в пользу снижения отчислений добавил приглашенный на заседание глава Ассоциации российских банков Гарегин Тосунян. «Эта мера не раскрутит инфляцию – наоборот, у банков появится больше средств и они будут активнее осуществлять инвестиции», – заявил представитель банковского сообщества. Логика Тосуняна: если у банков будет больше средств, они смогут снизить ставку кредитов реальному сектору экономики, что поможет выполнить главную цель правительства – ускорить экономический рост. В итоге, по предложению премьера, правительство обязало ЦБ и Минфин к 15 марта представить конкретные расчеты по снижению нормативов отчислений в ФОР. Снижение должно быть заметным – Касьянов предложил ориентироваться на пример ЕС.

Впрочем, по мнению главы банковского направления рейтингового агентства «Интерфакс» Михаила Матовникова, своих позиций Сергей Игнатьев так просто не сдаст. «Я уверен, что ЦБ через какое-то время разродится запиской, почему не надо снижать нормативы отчислений в ФОР», – заявил Матовников ГАЗЕТЕ. При этом эксперт не слишком доверяет и обещаниям коммерческих банков. «Банки преувеличивают значение снижения норматива отчислений. В свое время они обещали снизить ставки по кредитам на 2–3%, если им отменят ФОР. Но может получиться, как с налогом с продаж: до его отмены супермаркеты обещали учесть отмену налога в ценах на товары, а после отмены налога цены только выросли», – считает Матовников».

В свете сказанного ранее, настойчивость бывшего премьер-министра Касьянова в снижении нормы резервирования приобретает просто удивительный характер. Если бы государство действительно хотело расширить кредитование, то Центробанк вполне мог бы эмитировать дополнительную сумму и выдать ее банкам под процент, чтобы банки, в свою очередь, кредитовали промышленность и жили на образующейся «марже». Но премьер у нас не жадный – он решил сделать банкам подарок «просто так», как в известном мультфильме. Не из своей же зарплаты.

Отдельного внимания заслуживает уровень обсуждения сложнейшего вопроса на заседании правительства. Проблема распределения, вопросы заслуженности доходов отраслей и оптимального размещения ресурсов между ними не поднимались ни с одной из сторон. Вместо этого вопрос свелся к тому, можно ли назвать экономическую ситуацию настолько стабильной, чтобы оправдать впрыскивание в экономику дополнительных миллиардов инфляционных денег, идущих на обогащение банков и их клиентов.

«Выплывшая» же история с отменой налогов с продаж умиляет своей нелепостью. С какой стати розничные цены должны были сократиться вслед за отменой налога с продаж?

Чтобы разобрать этот вопрос, представим, что государство направило деньги от налога с продаж на инвестиционные цели. Попытаемся грубо оценить, как бы система развивалась «при прочих равных» по сравнению с реализованным сценарием. Если бы государство потратило деньги на инвестиции, тогда бы они перешли большей частью людям, занятым в соответствующих инвестиционных проектах, и пошли бы на увеличение спроса на покупки в супермаркетах с их стороны. А так – сэкономленные на налоге с продаж деньги просто перешли из бюджета в прибыли хозяевам и зарплату работникам супермаркетов. И увеличили спрос со стороны хозяев и работников супермаркетов.

Следовательно, в результате самой по себе отмены налога, спрос на товары в супермаркетах, по крайней мере, не снизился. И не должен был снизиться, никакая теория такого не предсказывала. А предложение увеличиться не могло – ведь инвестиции в производственную деятельность, по сравнению с описанным альтернативным сценарием расходования собранных денег на госинвестиции, оказались меньше.

Увеличение доходности в розничной торговле в очередной раз вызвало ее разбухание. В долгосрочной перспективе, по мере разбухания розничной торговли и усиления конкуренции в ней, часть денег от несобираемого налога с продаж действительно перешла к покупателям в супермаркетах в виде снижения цен относительно их доходов. Но только часть. Другая часть – это потери из-за того, что вместо увеличения доли экономики, занятой в бюджетных инвестиционных проектах, получили раздувание розничной торговли.

Если кто-то в российском правительстве воспринимал обещания супермаркетов всерьез, то это очень тревожный сигнал. Неужели «там» до сих пор верят, что равновесные цены определяются не балансом спроса и предложения (со всеми факторами, влияющими на них), а «издержками» – в данном случае, теми доходами, которые хотят получить владельцы и работники супермаркетов?