Текст книги "Пауки в банках. Есть ли альтернатива сырьевой экономике?"

Глава 19. Сдутие банковского пузыря

Структурный перекос в финансовой сфере стал еще одним обстоятельством, подорвавшим текущее производство в годы реформ и подложившим мину замедленного действия под будущее развитие материального производства. Долгосрочный удар по экономике нанесен тем фактом, что в течение двух десятков лет львиная доля выпускников школ пытались получить экономическое или юридическое образование, в результате чего в России мало молодых специалистов технических и естественнонаучных специальностей. Зато бухгалтеров и юристов – чудовищное перепроизводство. Мало того, экономическое образование, полученное в вузах, особенно непрофильных, зачастую не отвечает необходимым стандартам. Нелепое зрелище, стандартное для российских банков, – очереди к одному окошку при скучающих кассирах в соседних окошках – следствие того, что кассиры не обучены выполнять разные операции. Скорость обслуживания по более сложным операциям в российских банках, по сравнению с западными образцами, удручает еще больше. Это характеризует как качество менеджмента, так и качество подготовки персонала банковской сферы. Для исправления ситуации необходимо сократить банковскую сферу до оптимальной величины и оставить там только лучших, способных повысить производительность под давлением конкуренции. Одновременно надо уравнять банковскую систему в правах с другими отраслями, чтобы снизить привлекательность банковской деятельности для молодежи до оптимальной величины.

Делать это волюнтаристскими методами, закрывая не полюбившиеся банки или даже вводя адресные налоги на банковскую деятельность, по нашему мнению, бессмысленно. Во-первых, даже добросовестное экономическое руководство не будет знать при таком подходе, до какой степени нужно сокращать банковскую сферу, а также какие именно банки наиболее эффективны. Во-вторых, такой подход – очевидный источник будущей коррупции, с созданием привилегий для «близких к телу» банков.

Реформировать банковскую отрасль необходимо рыночными методами, переведя ее в равные условия хозяйствования с другими отраслями, то есть забрав у банков «незаработанный доход» (ренту на новую эмиссию) и приведя доходы на труд и капитал в отрасли в соответствие с их предельным продуктом для народного хозяйства. В этом случае рынок сам подаст отрасли сигнал, до какой степени ей надо сократиться. Именно при «справедливом» вознаграждении труда и капитала в банковской отрасли, соответствующем предельному продукту этих факторов, отрасль примет в точности те масштабы, которые отвечают оптимальному размещению факторов производства между отраслями с точки зрения максимизации национального дохода. Ключевым элементом банковской реформы должно стать введение стопроцентной нормы резервирования по всем типам вкладов.

Необходимость отобрать у частных банков право создания денежной массы следует из того, что в нынешнем виде частная банковская эмиссия является ограблением остального общества. Когда вкладчик оставляет в банке депозит, банкир выдает кредит заемщику, а вкладчик не теряет возможность в любой момент воспользоваться деньгами, они не просто совершают взаимовыгодную сделку, как и положено на свободном рынке. Покупательная способность банкира, вкладчика и заемщика выросла за счет дополнительной денежной массы, созданной из ничего. Соответственно, в результате эмиссии банков страдает все общество, от которого через инфляцию перераспределяется собственность.

Если бы объем денежной массы не рос, если бы объем депозитов и кредитов оставался на постоянном уровне, постоянного перераспределения собственности не происходило бы. Но поскольку он растет во всех странах, то эмиссионная деятельность частной банковской системы нарушает элементарные права собственности, перераспределяя в пользу частных лиц часть национального дохода безо всякой компенсации. А поскольку от такой сделки страдает третья (точнее, четвертая) сторона, то участники сделки – банк, вкладчик и заемщик – не вольны договариваться между собою, ущемляя интересы остального общества.

Совершенно прав был великий французский экономист Морис Алле, заметивший в этой связи: «Поскольку всякое создание новых денег эквивалентно по своим эффектам самому настоящему налогу на тех, чьи [реальные] доходы падают из-за роста цен, с неизбежностью вызванного созданием денег, то связанные с этой деятельностью доходы, на самом деле значительные, должны бы принадлежать государству, позволяя ему тем самым сократить общую налоговую нагрузку» [64, с. 589]. Морис Алле обращает также внимание на один из удивительнейших парадоксов нашего времени: хотя современное общество весьма чувствительно к опасностям, которые несет злоупотребление печатным станком со стороны государства, оно абсолютно не ведает о точно таких же опасностях, порожденных кредитной экспансией банковской системы с частичной нормой резервирования. Как это знакомо российскому наблюдателю! Не так давно со всех телеэкранов неслись заклинания о недопустимости финансирования бюджета с помощью печатного станка, в то время как гибла промышленность и нищали миллионы пенсионеров, а банки втихомолку создавали деньги из ничего и ни в чем себе не отказывали. Но даже с этими привилегиями, как показывает опыт кризисных 1998 и 2008 гг., банки часто оказываются не в состоянии возвращать набранные долги.

Нам могут возразить, что введение стопроцентной нормы резервирования полностью лишит банковскую отрасль источника доходов, в результате чего мы останемся без финансовых посредников. На самом деле, это не так. Банки всего лишь потеряют возможность создавать дополнительную денежную массу из ничего. Однако они смогут выдавать кредиты из реальных сбережений своих клиентов. Если Иванов положит деньги на срочный вклад, то банк зарезервирует полностью эту сумму в Центральном банке и откроет депозит для заемщика Петрова, который сможет пользоваться деньгами для осуществления любых платежей. Петров будет платить проценты банку, банк отдавать меньший процент Иванову и брать себе маржу. По сравнению с нынешней системой изменится только то, что Иванов не сможет забрать вклад до срока, то есть, грубо говоря, до тех пор, пока Петров не вернет банку использованные деньги. А вот деньги, положенные на вклад до востребования, то есть, фактически на хранение до ближайшего использования, которое может наступить в любой момент, уже не смогут выдаваться взаймы.

Тем самым банки превратятся в реальных финансовых посредников, получив возможность выдавать «петровым» кредиты, в точности соответствующие реальным сбережениям «ивановых». Как заметил Людвиг фон Мизес, «совершенно очевидно, что запрет фидуциарных платежных средств (т.е. запрет дополнительной кредитной эмиссии. – М.К. и Р.С.) ни в коей мере не повлечет смертельного приговора банковской системе, как это иногда утверждают. Банки сохранят за собой посредническую роль в кредитовании, продолжат занимать с тем, чтобы давать [занятые у вкладчиков деньги] в долг» [64].

Итак, первым принципом банковской реформы должен стать переход на стопроцентную норму резервирования по банковским вкладам. Как это совместить с возможностью выдачи кредитов и хранения денег для текущих платежей?

Думается, что новую систему хранения, финансовых расчетов и кредитования можно было бы создать, исходя из максимальной близости к нынешней, даже сохраняя многие названия. В чем суть вкладов до востребования? В том, чтобы иметь деньги под рукой в максимальной доступности. Вот и надо сохранить возможность частным и юридическим лицам держать деньги на вкладах до востребования и проводить из этих денег любые платежи! Другое дело, что теперь никто не будет пользоваться привилегией получать проценты по деньгам, положенным на вклады до востребования. Ведь если Иванов может забрать отложенные деньги в любой момент, это не является истинным сбережением, потому что поведение Иванова на рынке остается таким же, как если бы он не откладывал эти деньги, никому не давал их взаймы. Следовательно, банки не будут теперь выплачивать даже минимальные проценты по вкладам до востребования и сами теперь потеряют возможность выдавать кредиты, полученные за счет вкладов до востребования. Они будут обязаны полностью резервировать всю сумму по этим вкладам в Центробанке, Центробанк не будет выплачивать им проценты, да и сам не будет иметь право использовать эти деньги.

Дело не ограничится прекращением выплаты процентов по вкладам до востребования. Теперь банки будут брать какие-то сборы за хранение денег на таких вкладах, поскольку перестанут получать прибыль от выдачи кредитов за счет этих денег. Услуги по бухгалтерскому обслуживанию вкладов, выдаче и приему денег наличными, в том числе по выдаче денег в банкомате, тоже станут платными, хотя при нынешнем развитии техники и должном контроле антимонопольных органов рыночная цена этих услуг (сборы со вклада) окажется минимальной.

На первый взгляд, это ухудшает положение вкладчиков. Но тут стоит задуматься: а что означает нынешнее, якобы бесплатное, бухгалтерское обслуживание вкладов до востребования и приема-выдачи наличных, включая обслуживание банкоматов и депозитных карт? Ясно, что это услуги, пусть и с относительно низкой, но ненулевой себестоимостью, которые покрываются за чей-то счет. Кто же оплачивает стоимость этих услуг на самом деле? – спрашивает Морис Алле, и отвечает: платят все потребители, наказанные ростом цен, вызванным созданием новой денежной массы [64, с. 595]. Да, переход к стопроцентной норме резервирования перестанет приносить проценты по вкладам до востребования и даже заставит вкладчиков оплачивать хранение денег и сопряженные услуги. Однако общество в целом выиграет за счет сокращения частной эмиссионной деятельности и замедления роста цен. Как и любая другая рыночная деятельность, услуги банков по обслуживанию вкладов до востребования будут оказываться ровно в таком объеме, в котором эту деятельность будут оплачивать потребители. Центробанк будет брать минимальную, на уровне себестоимости, плату за услуги по резервированию вкладов частных банков.

Совсем другие правила распространятся на срочные вклады. Частный банк будет резервировать в Центробанке все 100% вклада, но на других условиях. Либо он будет получать за это проценты от Центробанка, и тогда он уже не сможет использовать эти деньги до окончания срока вклада. Либо он зарезервирует эти деньги в Центробанке до востребования и не будет получать от того проценты, но откроет депозитный вклад до востребования для заемщика, который будет платить банку проценты. В свою очередь, вкладчик, оставивший в банке срочный вклад, не имеет права забрать деньги до истечения срока вклада. Единственный способ добыть деньги в случае острой нужды – продать свой вклад на рынке финансовых обязательств с неизбежной скидкой. Аналогичное право должен иметь и банк, имеющий в Центробанке резерв, отвечающий срочному вкладу.

Естественно, даже при официально стопроцентном резервировании, в распоряжении отделений останется наличность, необходимая для текущей работы с населением. Правила распоряжения ею, в зависимости от условий работы отделений, будут установлены ЦБ.

Новые принципы потребуют дополнительной модификации банковской сферы. В справедливой банковской системе со стопроцентной нормой резервирования, функции хранения депозитов и функции кредитования будут весьма далеки друг от друга. Одно дело – принимать вклады у населения, выдавать наличные, обслуживать расчеты и резервировать вклады в Центробанке. Совсем другое – выбирать наиболее перспективные инвестиционные проекты и кредитовать промышленность, принимать решение о том, кто более надежный заемщик. Кроме того, если принимать вклады у населения и выдавать кредиты будут одни и те же банки, то выполнение стопроцентной нормы резервирования сложно проконтролировать. То и дело будут находиться умники-банкиры, использующие оставленные на хранение деньги для выдачи кредитов, как менялы в Новое время.

По всей видимости, именно эти соображения привели таких выдающихся сторонников стопроцентного резервирования как Фридрих фон Хайек и Морис Алле к необходимости радикального разделения банковской системы на депозитные банки и инвестиционные фонды. Конкретных вариантов может быть несколько, но, по нашему мнению, депозитные банки принимали бы у клиентов вклады до востребования и срочные вклады, действуя на основе стопроцентной нормы резервирования, и обслуживали бы сопряженные банковские услуги. Вторые бы брали, через посредника в лице Центробанка, кредиты, отвечающие срочным вкладам, добавляли туда капитал своих акционеров и выдавали кредиты наиболее перспективным заемщикам. Хотя они и выбирали бы заемщиков, а также согласовывали бы условия кредитования, сами кредитные линии открывались бы только в депозитных банках: инвестиционные фонды не работали бы «напрямую» с деньгами. Тем самым, были бы исключены злоупотребления с кредитной эмиссией.

Естественно, посредничество Центробанка должно приносить ему минимальную маржу, необходимую для обслуживания посреднической деятельности по срочным вкладам. Фактически, он организует биржу срочных долговых обязательств, на которой и определится размер ставки рефинансирования, а также рыночная дисконтированная цена долговых обязательств с отдаленным сроком выплаты (напомним, торговля таковыми за ликвидные деньги необходима для тех, кому нужно немедленно получить деньги в обмен на срочный вклад). Скорее всего, с целью гарантировать возвращаемость кредитов, выданных инвестиционным фондам, имеет смысл ввести ограничение на соотношение выданных кредитов к уставному фонду инвестиционной компании. Если, скажем, это соотношение будет равно 9, то даже полная потеря 10% кредитов позволит инвестиционной компании полностью расплатиться с долгами Центробанку за счет уставного фонда, не ставя под угрозу срочные вклады вкладчиков в депозитных банках. Сами обладатели «лишних» денег смогут выбирать, оставлять ли им абсолютно надежный срочный вклад в депозитном банке или становиться акционером инвестиционной компании, с большим доходом на вложенный капитал, но с риском его потери в случае невозврата кредитов этой инвестиционной компании.

Центробанк осуществляет новую эмиссионную деятельность, увеличивая денежную массу, согласно новому закону о банковской системе. Часть этих денег он может направить в бюджет сразу же, часть добавить к выдаваемым на финансовой бирже срочным кредитам, часть обменять на иностранную валюту и хранить в виде валютных резервов, наконец, может закупать золото и другие материальные активы. Естественно, он должен быть ограничен законом, с тем чтобы не увеличивал денежную массу слишком быстро и не разгонял инфляцию выше приемлемого уровня.

Уникальность Аргентины XX века состоит в том, что практически все ее реформаторы, какой бы идеологии они ни придерживались, умудрялись осуществить задуманное так, чтобы дискредитировать все здравые идеи, положенные в основу реформ. Шла ли речь о либерализации экономики или, наоборот, об увеличении государственного вмешательства, шла ли речь о включении печатного станка или, наоборот, о его гарантированном отключении, шла ли речь об увеличении протекционизма или об ослаблении тарифных барьеров внешней торговли, очередные горе-реформаторы придавали любой из этих идей столь нелепое и коррумпированное исполнение, что это оборачивалось очередной экономической катастрофой. Из богатой благополучной страны, сравнимой по развитию с Францией и опережающей Канаду, за какие-то сто лет Аргентина превратилась в разуверившуюся страну третьего мира с отсталой промышленностью и инфраструктурой, высокой социальной дифференциацией и угнетающей преступностью.

Одним из благих начинаний аргентинских властей стало введение стопроцентной нормы резервирования во время правления генерала Перона, и мы должны учесть уроки этого провала.

Реформа началась в 1946 году с объявления национализации банковских депозитов и одновременной выдачи государственных гарантий по всем депозитам. Среди целей реформы был запрет для частных банков использовать депозиты для выдачи кредитов иначе, как по согласованию с Центральным банком. Эмиссионная деятельность Центрального банка должна была создать источник для долгосрочного кредитования экономики.

Вместе с тем, несмотря на правильные слова, произносимые реформаторами, банковская реформа правительства Перона была обречена на провал в силу неустранимых ошибок реализации. Вслед за национализацией депозитов последовало полное огосударствление всей банковской системы, в рамках которого Центробанк имел неограниченные полномочия по новой эмиссии и, в то же время, был подчинен правительству, которое имело возможность неограниченно требовать от Центробанка эмиссионного финансирования бюджетного дефицита. Понятно, что отсутствие разумных границ привело к злоупотреблению печатным станком, быстрому увеличению денежной массы и инфляции. В течение девяти лет первого этапа реформы (с 1946 по 1955 г.) денежное обращение увеличилось более чем на 970%. Мало того, эмитированные Центробанком кредиты выдавались не через открытый финансовый рынок, а раздавались в форме привилегий с различными скидками «приближенным к телу» банкам, препятствуя, тем самым, кредитованию действительно перспективных проектов. Конец «реформе» был положен свержением Перона в 1956 году. Пришедший на смену режим вновь позволил банкам раздувать кредитную эмиссию на самостоятельной основе, что спровоцировало дальнейший рост денежной массы и печально известную аргентинскую гиперинфляцию [64, с. 608].

По нашему мнению, бесславный конец аргентинской попытки национализировать эмиссию свидетельствует не о неустранимых недостатках системы со стопроцентным резервированием, а о том, что:

1) Центробанк должен быть конституционно ограничен в раздувании денежной массы, например, с помощью обязательного требования держать инфляцию не выше 20% в первые годы реформы, а по мере развития экономики – не выше 5–10%;

2) правительство должно быть конституционно ограничено в своих требованиях к Центробанку относительно эмиссионного формирования бюджета, например, с помощью требования собирать за счет «печатного станка» не более 10% ВВП в первые годы реформы, а по мере развития экономики – не выше 5%;

3) только правительство может расходовать бюджетные средства на выдачу привилегированных (низкопроцентных) кредитов приоритетным отраслям; все же кредитные операции Центробанка должны проходить на открытом рынке по единым правилам.

Предложенная нами реформа банковской системы – не единственная из возможных реформ, основанных на введении стопроцентной нормы резервирования. Наряду с ней, известно предложение Хайека и его сторонников [64]. Его отличие от нашего состоит во введении золотого стандарта, при котором всякий рост денежной массы должен соответствовать увеличению золотого запаса. Правительство лишается права финансировать свои расходы с помощью Центробанка за счет дополнительной эмиссии. Поскольку в долгосрочном периоде рост золотого запаса обязательно будет отставать от роста экономики, то рост соответствующей ему денежной массы – тоже. Это приведет к постоянной дефляции, выгоды от которой распределятся на все общество. В свою очередь, правительство будет лишено соблазна осуществлять излишние расходы, не нужные обществу, за счет такого легкого источника как печатный станок. Ведь любые дополнительные расходы бюджета будут опираться на болезненное налогообложение того или иного типа.

По нашему мнению, это предложение – следствие либерального доктринерства и антиэтатизма, под влиянием которых не видны его многочисленные недостатки. Во-первых, достающаяся правительству возможность эмиссионного финансирования расходов – это не так уж и плохо, поскольку позволяет сократить прочие налоги и их искажающее действие на производственную структуру. Во-вторых, распределение выгоды от дефляции в обществе было бы не равномерным, а играло бы на руку более денежным слоям. В-третьих, даже если бы это распределение и было равномерным, все равно нет смысла раздавать в обществе «незаработанные доходы» просто так, не требуя от конкретного (работоспособного) человека чего-то полезного, так как «раздача» незаработанных доходов снизит стимулы к труду. В-четвертых, рыночная экономика с большим трудом приспосабливается к дефляции: так, из-за трудностей сбыта она реагирует на сокращение денежной массы не только снижением цен, но и сокращением производства. Впрочем, даже если бы она и приспособилась к плавному снижению цен по мере роста производства без соответствующего или опережающего роста денежной массы, то дефляция денежных единиц создала бы мотивы к сохранению денег «в чулке» вместо их инвестирования в производственные проекты. То есть, в-пятых, сбережения могли бы быть неинвестируемыми, и колебания таких сбережений провоцировало бы колебания обращающейся денежной массы, что, кстати, часто происходило в средневековой Европе. В-шестых, эта система полностью лишена гибкости в условиях форс-мажорных обстоятельств, не позволяет изменить условия денежного обращения даже в случае крайней необходимости, например, во время войны. В-седьмых, по правилам золотого стандарта золотой запас нельзя использовать для общественных нужд, а это означает бессмысленную трату ресурсов на его накопление. Как заметил Пол Самуэльсон, «нелепо тратить ресурсы на извлечение золота из земных недр только для того, чтобы поместить их снова в подвалы Форт-Нокса» [64, с. 604].

Эти аргументы, по нашему мнению, свидетельствуют о серьезных недостатках хайековского варианта банковской реформы по сравнению с нашими предложениями.