Текст книги "Культурная революция"

Делай что должно

В столице Белоруссии открывается ежегодная конференция международного проекта «Минская инициатива». Ее участники подведут итоги своей работы за четыре года, проведут специальную сессию, посвященную памяти замечательного украинского поэта и общественного деятеля Бориса Олейника, а также встречи театральных деятелей, литераторов, переводчиков Белоруссии, России и Украины.

«Минская инициатива» была учреждена 2 декабря 2014 года для сохранения и развития гуманитарных связей творческой и научной интеллигенции трех соседних славянских государств. Родилась без указки сверху, по внутренней потребности тех людей, которые считали необходимым сохранить общее культурное пространство трех славянских народов. Среди них был и Борис Олейник, возглавлявший украинский Фонд культуры. В 2016-м, в год тридцатилетия Чернобыльской трагедии, к этому проекту присоединились представители естественно-научных и инженерных специальностей. И это притом, что отношения между Киевом и Москвой становились все хуже, а после инцидента в Керченском проливе подошли к крайне опасному рубежу.

Само наличие такого международного проекта, который объединяет усилия белорусов, украинцев и русских, у многих вызывает удивление, граничащее с неприязнью. И не только на Украине. В периоды обострения национальных чувств, в пору, когда Россию в украинских политических кругах и средствах массовой информации называют не иначе как «страной-агрессором», подобные встречи творческой и научной интеллигенции трех славянских стран кому-то могут показаться чуть ли не предательством государственных интересов. Тем более что встречаются не маргиналы, а молодые по преимуществу люди, активно участвующие в культурной жизни своих стран, – поэты и прозаики, художники, деятели театра, ученые. Они прекрасно понимают всю сложность, весь драматизм нынешней политической обстановки. Уверен, что каждый из них – патриот своей страны и своего народа.

Если угодно, «Минская инициатива» объединила патриотов своих народов и своих государств, которые живут не только настоящим, но и будущим. Людей, обладающих твердым знанием, что все войны заканчиваются миром, который потребует если не прощения друг друга, то хотя бы понимания того, что произошло, мотивов поведения каждой из сторон. У интеллигенции есть особое этическое чувство, которое сродни прозрению. Оно определяет долженствование поступков, движет ими. Даже тогда, когда поступки эти кажутся кому-то из ряда вон выходящими, невозможными, неприличными в конкретных предлагаемых обстоятельствах. Как бы ни называли такое поведение радикальные патриоты в Киеве, Москве и Минске, в нем есть высшее понимание исторической близости трех братских народов, у которых не может не быть общего будущего, какую бы политическую стратегию ни использовали власти предержащие в Киеве. Блоковое мышление, участие в тех или иных политических конструкциях, новые церковные расколы и конфигурации не могут отменить того, что было предначертано исторической судьбой, самой этнической природой трех народов, выросших из одного генетического корня. Знаю, что в современной украинской науке существуют различные – порой прямо противоположные – точки зрения по поводу происхождения белорусов, украинцев и русских, но, как говорится, будем честны: ни у кого из нас нет ни другой истории, ни другой географии. Нет другого глобуса, как бы кому того ни хотелось.

Патриотизм, любовь к своей стране и культуре не предполагает изоляционизма. Он не должен мешать пониманию другой культуры, другого взгляда на мир, другого мирочувствования. Порой это горькое знание. Его совсем непросто добыть в современном политическом противостоянии, но, похоже, оно необходимо тем, кто год от года пытается связывать распадающиеся отношения между русскими и украинцами.

За время существования «Минской инициативы» читающей публике уже были представлены два альманаха Terra poetica, где были опубликованы на трех языках новая поэзия и «малая» проза Белоруссии, России и Украины. Премьера альманаха современной драматургии состоится сегодня в Минске. Изначально было принято решение сделать это издание трехъязычным. Здесь печатают произведения на языке оригинала, рассчитывая на то, что чуткие литераторы способны проникнуть в глубину языков соседних народов. Так оно и получается: за время совместной работы над альманахом Terra poetica, который издают на Украине, сложились человеческие и творческие связи. Молодые авторы стали переводить произведения друг друга, и результаты этой работы появляются в киевских, минских и московских журналах. На конференции переводчиков, которая начнется сегодня в Минске, будут обсуждать не только профессиональные проблемы, связанные с духовным погружением в культуру другого народа, но и вопросы, которые находятся в практической плоскости. При всех трудностях художественного перевода не менее сложно сегодня привлечь внимание читающей России к современной украинской и белорусской литературе и, в свою очередь, добиться того, чтобы современная русская проза и поэзия стали достоянием украинского читателя на языке Шевченко и Франко. Обсуждение подобных проблем в сегодняшней чуть ли не предвоенной обстановке может казаться интеллигентской «игрой в бисер», пустыми занятиями людей, которые не хотят видеть реальности. Отвечу на это знаменитыми строками Бориса Олейника: «Я родивсь безнадiйним романтиком / Дон Кiхот у масштабi села…» Такие сельские Дон Кихоты и творят великую историю. Ведь не случайно по количеству переизданий «Дон Кихот» Сервантеса стоит на втором месте после Библии.

Декабрь 2018

Правда и истина

Завершившаяся XX Международная книжная ярмарка интеллектуальной литературы, названная два десятилетия назад Non/fiction, сегодня вмещает все пространство литературы, как fiction – художественной, выдуманной, творчески мифологичной, так и той, что полностью отвечает ее названию, то есть документальной, научно-популярной, образовательной. Романы В. Набокова, А. Иванова, В. Сорокина, Г. Яхиной уживаются с томами из серии «ЖЗЛ», написанными не менее маститыми современными авторами – от Д. Быкова до А. Варламова, а также бестселлерами на любой вкус – от «Очаровательного кишечника» до книг по гастрономии.

И все же в самом замысле этой ярмарки, которая в нынешнем году отмечала свой двадцатилетний юбилей, равно как и в ее названии, конечно же, есть вызов, связанный с тем внутренним противоречием, что, как кажется, существует между образным и рациональным постижением мира. И как бы просветители в XVIII столетии ни пытались примирить два этих подхода к бытию в едином понятии Разума, как бы ни доказывал великий Гегель, что в конечном счете науки и искусства делают одну великую работу, довольно часто внешние противоречия оказываются важнее глубинного единства.

По остроумному замечанию Ноя Юваля Харари, человек разумный, homo sapiens, не всегда соответствует этому высокому определению, наши собратья по разуму с момента своего появления на свет были склонны к сплетням и мифотворчеству. (Напомню звонкую мысль Трумэна Капоте: «Вся литература – это сплетня».) Разграничение коллективного мифа и научного знания, равно как и появление авторской литературы, – длительный процесс, который занял не одно тысячелетие. В периоды, когда сомнению подвергаются фундаментальные принципы разрушающихся исторических формаций, когда разваливаются идеологические системы и режимы, с особой остротой возникает потребность в позитивном знании, которое кажется куда надежнее любых мифологем. Впрочем, не только в подобные периоды. Эта потребность существует всегда, хотя не всегда она может претендовать на первенство в общественном сознании. Именно поэтому важнейшие идеи эпохи порой высказывают персонажи сомнительных нравственных качеств. Помните, в мольеровском «Дон Жуане», написанном в 1665 году, на вопрос Сганареля о вере заглавный герой дает совершенно еретический по тем временам ответ: «Я верю, Сганарель, что дважды два – четыре, дважды четыре – восемь». Если не веришь в небеса, если не нуждаешься во вне тебя находящемся нравственном законе, то остается уповать только на конкретное знание и на те принципы, которые ты сам должен для себя сформулировать. Собственно, в этом и заключается экзистенциальная трагедия, которой трудно избежать человеку, дерзающему жить вне мифологического пространства.

Потребность в документальной литературе, в литературе факта рождается тогда, когда общество переживает фундаментальный идеологический кризис, и не только в странах, сбросивших с себя шинель тоталитаризма. Документальная драма обрела мощь в 60-е годы прошлого века благодаря германоязычным авторам-антифашистам, которые рассчитывались с прошлым, опасаясь за будущее Европы и мира. Но еще в «Оглянись во гневе», своеобразном манифесте британских «рассерженных молодых людей», появившемся на свет в 1956 году, Джон Осборн обрушивается на обветшавшую идеологию архиепископа Кентерберийского и на проповеди Джона Бойнтона Пристли. Именно в конце 50-х годов XX века возник запрос на новый документализм и в США. Причем не только в non/-fiction, но и в том сегменте литературы, которую принято называть художественной. «Новый журнализм» Т. Вулфа, Т. Капоте, Н. Мейлера стал своего рода творческой мистификацией, вымышленная литература рядилась в одежды достоверной и добросовестной журналистики. Том Вулф, один из родоначальников и теоретиков этого направления, конечно же, не был искренен, когда писал, что «журналистика – это искусство, а современная литература – старорежимная пошлятина». Но в таком подходе был ответ на запрос времени.

«Правды, и ничего кроме правды» требуют тогда, когда устали от идеологических интерпретаций как прошлого, так и настоящего. Когда интерпретация становится назойливой манипуляцией, затрудняющей поиск достоверного знания. Слова утрачивают смыслы, перестают быть важнейшим инструментом, упорядочивающим хаос бытия.

В такие периоды художественная, сочиненная литература отступает перед документалистикой во всех ее проявлениях – от мемуаров и исторических сочинений до томов архивных документов, публикация которых, как правило, дает толчок новым интерпретациям прошлого.

Документальная литература – это своего рода акт доверия к читателю. Он сам – без посредника в лице автора-сочинителя или автора-толкователя – должен разобраться в происходящем. Дойти до сути своим умом по мере собственных возможностей. Он хочет сам осмыслить тот или иной факт, ввести его в контекст своего опыта. И этот индивидуальный процесс познания сродни акту творчества. И, конечно, неизбежно возникает вопрос о том, какое знание нужно современному человеку? Чем успокоится его пытливый разум и взволнованное сердце?

В России последней трети XIX века не было согласия насчет того, что важнее для человека – правда или истина. Достоевский в дневниках 1877 года, похоже, отдает предпочтение Истине («Всякий, кто искренно захотел истины, тот уже страшно силен»). Тургенев в одном из последних стихотворений в прозе «Истина и Правда» (июнь 1882 года) отдает предпочтение Правде. («Истина не может доставить блаженства… Вот Правда может… За Правду и умереть согласен».) Но человек так устроен, что хочет не только возможного, но и невозможного. Правды и Истины. Знания позитивного, но и метафизического. Добытого им самим в пору раздумий и тревог о судьбах Отечества. XX книжная ярмарка Non/fiction доказала это убедительно.

Декабрь 2018

Кто пьяный дикарь?

Минувшая неделя давала множество поводов для публичной полемики на актуальные темы, как, впрочем, и все предшествующие, но меня не отпускала одна, на первый взгляд вполне академическая, проблема.

В конце октября в рамках Форума, посвященного борьбе с антисемитизмом, ксенофобией, расизмом, меня попросили быть модератором «круглого стола», который должен был обсудить вопросы, связанные с ролью культуры в этом благородном деле. Казалось, все просто, на уровне аксиомы. Если Волга впадает в Каспийское море, а Земля вращается вокруг Солнца, то культура должна быть могущественным инструментом противодействия антисемитизму, ксенофобии и расизму. Разве не так?

Но чем больше я размышлял об этой проблеме, тем больше сомнений у меня возникало. Уж на что многомудрым и веротерпимым был Франсуа-Мари Аруэ, вошедший в историю под именем Вольтер, но ведь он назвал Шекспира «пьяным дикарем» только потому, что его, просвещенного французского классициста Вольтера, представления о культуре не совпадали с художественными принципами елизаветинского Возрождения. Понятно, автор «Гамлета» благополучно ушел из жизни в 1616 году, так что Вольтер не мог призвать его к ответу на этом свете, но кто знает, как разрешилась бы эта коллизия, будь они современниками, – театральные драки не были диковиной ни во Франции, ни в Великобритании. Увы, разное понимание культуры приводит к неизбежным, порой трагическим конфликтам.

Крайний пример – история с так называемым «дегенеративным искусством». Как известно, прежде, чем вступило в действие постановление правительства нацистской Германии, предписывающее в 1938 году изъять из музеев, галерей и частных коллекций работы художников-авангардистов, зараженных «большевистско-еврейскими идеями», то есть Ван Гога, П. Клее, О. Кокошки, М. Шагала, П. Пикассо, В. Кандинского и других им подобных, Имперское министерство народного просвещения и пропаганды устроило выставку произведений «дегенеративного искусства» в здании галереи мюнхенского парка Хофгартен. Ее открыли 19 июля 1937 года. А за день до этого Адольф Гитлер выступал на открытии «Большой германской художественной выставки» в мюнхенском «Доме немецкого искусства», где были представлены «правильные» с точки зрения нацистской верхушки произведения современной немецкой визуальной культуры. Речь Гитлера заканчивалась следующими палаческими словами: «Отныне мы будем вести беспощадную очистительную войну против последних у нас элементов культурного разложения…» За «культурное разложение» предусматривалось уголовное наказание, но и без судебных решений для большинства немецких художников наступили зловещие времена. Временное и пространственное сопряжение двух этих выставок было тоже очевидным пропагандистским ходом: немецкий народ должен был понять, что такое настоящее искусство, настоящая культура, имеющая правильный воспитательный посыл, а что является уничижением немецкой нации, отвратительной карикатурой на все высокое и благородное. Как тут не вспомнить знаменитый пассаж фюрера: «Каждый художник, который изображает небо зеленым, а траву голубой, должен быть подвергнут стерилизации». И большинство жителей Третьего рейха не считало такую культурную политику чем-то из ряда вон выходящим. Понятно, что через 80 лет, прошедших с той поры, многое изменилось, в том числе и в оценке тех или иных явлений искусства. Но утверждать, что в Германии 1933–1945 годов не было культуры и культурной политики, я не возьмусь. Это была культура, основанная на нацистской идеологии, настаивающая на своей исключительности и превосходстве по отношению к культурам других народов мира. А среди ее представителей были такие мастера, как Р. Штраус, Г. Грюндгенс, Г. Гауптман, М. Хайдеггер и, к сожалению, немало других. Нацистская идеология была осуждена Нюрнбергским трибуналом, предана проклятию человеческим сообществом. А как быть с немецкой культурой тех горьких лет?..

Понятно, что нацистская Германия – особый трагический случай в истории мировой культуры. Но вспомним, что писали не самые последние европейские литераторы накануне Первой мировой войны, как, занимая националистические позиции, они стравливали народы Европы, и вопрос о том, является ли культура инструментом противостояния антисемитизму, ксенофобии, расизму, обретет новый смысл.

Понятие глобализации вовсе не изобретение XX и XXI веков. Но именно в новые и новейшие времена в процессе формирования буржуазных государств с особой остротой по сей день встает вопрос национальной идентичности. Гражданские универсалии оказываются недостаточными для самоопределения конкретного человека. Даже в США, где, казалось, все народы и расы переплавились в одном плавильном котле, вопросы национального многообразия вновь оказались в повестке дня. Образовавшиеся после распада СССР, Югославии, Чехословакии государства сосредоточились на утверждении своих национальных корней, что связано в первую очередь с языком как важнейшим системообразующим элементом культуры. Отстаивая свои национальные особенности, деятели культуры порой забывают об общечеловеческих ценностях, о гуманизме как важнейшем фундаменте человеческого общежития. Голос крови в пору кризиса идеологий оказывается важнее голоса разума и этического чувства. Можно сказать, что национализм – враг национальной культуры, но это утверждение, увы, может быть опровергнуто немалым количеством примеров. Горько, но факт: на определенных этапах национального развития культура может отстаивать лишь ценности определенного этноса. Не исключаю, что эти этапы будут преодолены в последующем, но какое историческое время будет необходимо?

Ведь не случайно Франсуа Эли Жюль Леметр справедливо полагал, что «терпимость – это трудная добродетель, для некоторых труднее героизма».

Ноябрь 2018

По образу и подобию

25 октября в столице Азербайджана откроется VI Бакинский международный гуманитарный форум, идею которого в 2010 году одобрили президенты Азербайджана и России – Ильхам Алиев и Дмитрий Медведев. За восемь лет этот форум стал авторитетной международной площадкой, где для обсуждения актуальных проблем современного бытия собираются видные государственные и общественные деятели, духовные лидеры, известные деятели культуры, науки, образования, нобелевские лауреаты в различных областях знания.

Предстоящее высокое собрание в Баку не станет исключением. Его сквозная тема – «Формирование нового мира и нового человечества: креативность и развитие человека».

Сама постановка вопроса потребует серьезного внимания не только к актуальным проблемам, которые неизбежно поглощают энергию и время всех участников дискуссии, но и углубленного погружения в прошлое, равно как и попытки предугадать тенденции грядущих эпох.

Надо отдавать себе отчет в том, что создание нового человека и человечества – задача в высшей степени амбициозная. И многократно заканчивавшаяся поражением тех, кто брался за ее решение. Само понятие несовершенства человека – сакрально. И одновременно в высшей степени противоречиво. Ведь Бог сотворил человека «по образу Нашему и по подобию Нашему…». При этом он был создан «из праха земного», и Господь «вдунул в лице его дыхание жизни…». Тема отлучения от Бога – ключевой трагический сюжет всех религий, признающих Ветхий Завет. И, как ни парадоксально, для богоборческого сознания этот сюжет не менее важен и исполнен драматизма.

Система запретов, табу, которая есть в любой религии и любой культуре, – мощный инструмент влияния на человеческое сообщество. «Культура начинается с запретов» – эти слова Юрия Лотмана опираются на тысячелетние традиции. Запреты – это древнейший способ сформировать ценностно ориентированного человека, оградив его, если угодно, от самого себя, своих саморазрушительных инстинктов, которые нередко обрушиваются на окружающий мир. Сформировавшиеся системы запретов, минимальной из которых в современном государстве является право, – это, по существу, выражение недоверия человеческой природе, которую многие считают либо этически нейтральной, либо агрессивной. Помню, сколько дискуссий вызвала появившаяся полвека назад статья выдающегося советского генетика Владимира Эфроимсона «Родословная альтруизма» (впоследствии он написал книгу с таким же названием). Идея врожденной человеческой доброты оспаривалась не только официальными и официозными марксистами, настаивавшими на решающей роли социальной среды в формировании личности, но и представителями биологической науки, полагавшими, что тонкий цивилизационный слой скрывает рвущуюся наружу природную тягу к агрессии и жестокости.

Дуализм человеческой природы, борьба духовного «верха» и материально-телесного «низа» по сей день составляет волнующую драму бытия, которая на протяжении всей истории человечества является предметом не только интеллектуальной рефлексии, но и эмоциональных взрывов. Увы, мы все реже и реже повторяем строки Софокла: «Много есть чудес на свете. Человек их всех чудесней!..» – и стесняемся лишний раз процитировать знаменитую «Речь о достоинстве человека» Джованни Пико делла Мирандолы (1496). Опыт XX и XXI веков с особой настойчивостью заставляет усомниться в правоте утверждений о том, что «человек по природе добр». Впрочем, и в эпоху Возрождения, которая заново открывала доблесть человеческого бытия, существовало понимание определенной опасности отсутствия правил и регламентов. Не случайно девиз Телемской обители, которую создал Франсуа Рабле в «Гаргантюа и Пантагрюэле», – «делай что хочешь» – был ограничен множеством условий, связанных с происхождением, образованием и т. д. А Томмазо Кампанелла, автор знаменитой утопии «Город Солнца», настроен куда критичнее: «Люди порочные по природе работают хорошо только из страха перед законом или Богом».

В истории Нового и Новейшего времени было несколько в высшей степени рискованных попыток переделать человеческую природу. Одна из них выпала на жизнь всех тех, кто жил в России с 1917 по 1991 год. Создание «советского человека» было грандиозным утопическим экспериментом, который провалился сам по себе и повлек за собой крушение огромной советской страны. Многим, даже в высшей степени прозорливым людям казалось, что человек не в состоянии осмыслить и эмоционально обжить стремительно меняющийся мир. У А. Платонова в наброске «Человек, который будет…» разворачивается именно эта мысль: «Вышло, что человек, трудясь над переделкой мира, забывал параллельно переделывать себя. Поэтому великое естествознание шло человеку не в пользу и в спасение, а в погибель. Пример этому война 1914 года». И хотя мы найдем немало утверждений, будто советский эксперимент по созданию нового человека принес ожидаемый результат и на свет появился некий «хомо советикус», с этим трудно согласиться. Будь эксперимент действительно удачным, Советский Союз не развалился бы с такой скоростью, его должна была бы спасти новая историческая общность – советский народ, о формировании которой КПСС объявила в 1975 году. Но этого не произошло. История пошла другим путем. В вузовском курсе «Сопротивление материалов», по понятным причинам, не было ни слова сказано о человеке, – но именно он обладает удивительной способностью сопротивляться внешним воздействиям и обстоятельствам. В его консерватизме – залог выживаемости. Хорошо это или плохо – не мне решать. Но дело обстоит именно так.

Именно поэтому, размышляя о возможностях развития человека и человечества, не стоит забывать о его природе, которая связывает его со всем сущим на этом свете, с великим круговоротом бытия. Мы все-таки стремимся к постоянству – даже когда бредим новизной. Есть ли в этом залог добродетели?..

Октябрь 2018