Текст книги "Трибуле"

XLIV. «Пропустить!»

А теперь необходимо вернуться на несколько дней назад.

На следующий день после ареста Этьена Доле преподобный Игнасио де Лойола испросил новую аудиенцию у короля Франции. Она была немедленно предоставлена.

Монах прибыл в Лувр точно в указанный час; его ввели в тот кабинет, в котором мы видели, как Франциск I склонился под угрожающим благословением основателя ордена Иисуса.

– Ну, вы довольны, мессир? – спросил король. – Ваш Доле в тюрьме…

– Ваше величество должен быть доволен больше меня, – ответил Лойола.

– Почему же, месье?

– Книги, найденные у Доле, не оставляют никакого сомнения в деятельности этого человека. Я прихожу в ужас, когда подумаю о количестве несчастных, которых он развратил и увел из лона нашей святой религии. Таким образом, ваше величество больше заинтересован, чтобы его подданные оставались верными традициям.

– Вы правы, – серьезно сказал Франциск. – Но как бы там ни было, а печатник лишен возможности вредить…

– Я благодарю за это небо и твердость короля… Но это не все…

– Что там еще? – спросил король с явно ненаигранным беспокойством.

– Пусть ваше величество успокоится. Я пришел не с тем, чтобы просить новых арестов, хотя…

– Хотя? Заканчивайте, мессир… Клянусь Святой Девой, я готов на всё, чтобы вырвать в моем королевстве зародыши бунта и безбожия, занесенные к нам…

– В таком случае, сир, есть еще один человек, которого вы сегодня же вечером должны отправить спать в Консьержери или Бастилии… Его зовут Рабле.

– Рабле! Этот достойный доктор, книги которого так меня забавляют!

– Он самый, сир. Но о нем я поговорю с вами позднее, если ваше величество позволит. Я тружусь во имя Церкви, сир… А это значит, что я тружусь и во благо королей, которые без Церкви мало бы что из себя представляли.

– Вы говорите как человек духовного звания.

– Сир, – поклонился Лойола, – я говорю как человек, убежденный учением и опытом. Королевская власть не опирается ни на что стабильное, если она перестает опираться на авторитет Церкви… Но я перехожу к тому вопросу, с которым я хотел к вам обратиться… Сир, я хотел бы получить пропуск или документ «Пропустить!», чтобы я мог в любой час и неограниченное количество раз посещать нашего узника в Консьержери…

– Нашего! – воскликнул король с досадой; он к тому же злился на урок, только что преподанный ему жестоким монахом. – Скажите уж лучше: вашего пленника…

– Сир! – сказал Лойола с заметной угрозой в голосе. – Вижу, мы плохо понимаем друг друга. Тогда дайте приказ отпустить Доле, и все будет сказано…

– Э! Клянусь Господом! Я отпущу его, если таково будет мое доброе желание! Эти книги… А точно ли, что это он их напечатал?.. Я знаю Доле! Это – неукротимый разум, и если бы он печатал запретные книги, которые у него нашли, он бы заявил об этом!

Если бы в этот момент Лойола хоть на мгновение поколебался, все было бы разрешено, а именно: Франциск I освободил бы Доле. Монах понял, что разум короля взбунтовался.

– Сир! – сказал он медленно, – клянусь, что проклятые книги напечатаны Доле. Надо ли ехать в Рим и доказывать, что святое слово посланника папы равноценно слову порочного иерарха? Будет ли святой Петр подвергнут невероятному оскорблению, что его авторитет будет низведен до такой степени!..

Франциск I, вздрогнув, опустил голову.

Война с папством означала войну с императором Карлом Пятым, с Испанией, Италией, Австрией, со всей Европой, выступившей против него.

– Я верю вам, месье, – ответил он. – Но меня убеждают только ваши слова… Итак, что вы от меня требуете?

– Разрешение посещать нашего узника, – сказал непреклонный Лойола.

– Зачем вам эти визиты?

– Чтобы обратить этого несчастного. Подумайте, сир, о блистательной победе, каковую одержит Церковь, а следовательно, и королевская власть, если печатник отречется от своего неверия, если публично признает себя виновным, если, наконец, умрет, приняв духовную помощь наших священников! Это же будет великолепный результат, сир!

– Но добьетесь ли вы такого результата? Доле упрям…

– Я отвечаю за успех, сир! Особенно, если коменданту Консьержери будет дан приказ в точности исполнять мои предписания.

– Подведем итог. Вы хотите иметь все полномочия, чтобы пытать Доле? Ладно, согласен! Я дам необходимые указания Монклару.

– Сир, зачем знать третьим лицам о том, что я намерен предпринять? Я подготовил распоряжение, на котором вашему величеству надо только поставить свою подпись и печать.

Лойола протянул королю бумагу следующего содержания:

«Приказываю бальи Консьержери, коменданту дворцовых тюрем пропускать предъявителя настоящего документа, предоставлять ему возможность свидания с тем из заключенных, кого он выберет, и подчиняться всем его распоряжениям».

Франциск поставил свою подпись и приложил личную печать, предназначенную для удостоверения подлинности самых секретных документов.

Лойола схватил драгоценную бумагу, поблагодарил короля с тем милым изяществом, которое он выказывал всегда, когда был доволен, и поспешил к выходу из Лувра.

Лойола расположился в жалкой лачуге, находившейся в глубине тупика, называвшегося Зловонная Нора.

Тупик этот выходил на улицу Юшет, которая одним концом упиралась в улочку Дез-Этюд, а другим выходила на набережную Глорьет, на левом берегу малого рукава Сены.

Тем самым Лойола был полностью скрыт от посторонних глаз и в то же время находился в центре своих операций, близ Лувра, собора Богоматери, Шатле.

Зловонная Нора состояла из дюжины грязных домишек, населенных матросами, грузчиками и бедным девицами, которые по вечерам выходили прогуливаться мимо лавок моста Сен-Мишель в надежде привлечь внимание какого-нибудь гвардейца или студента.

В самом последнем из этих домишек, в глубине тупика, и устроил свою резиденцию Лойола.

XLV. Удивление мэтра Грегуара

Через несколько дней после визита Лойолы в Лувр, около половины пятого, то есть в тот час, когда в корчме «Девиньер» начинали зажигать лампы, два завсегдатая этого злачного местечка молчаливо попивали медовуху, сидя за столом, расположенным недалеко от жаровни.

Это были Фанфар и Кокардэр. Оба бандита были сумрачными и время от времени по очереди тяжело вздыхали. Такие вздохи, хотя и не сопровождали интересную беседу, были очень красноречивыми.

Тяжелые вздохи сопровождались пламенными взглядами, которыми меланхоличные выпивохи окидывали пулярок, насаженных рядком на вертел и медленно вращавшихся над горячим пламенем.

Уже несколько дней им стало просто невозможно жить. То ли горожане стали осторожнее, то ли дозоры удвоили бдительность, но оба наших плута оказались на голодном пайке. Более того, какие-то странные подвижки происходили возле Двора чудес. Не раз видели офицеров, которые, казалось, решали какие-то стратегические проблемы. На соседних улочках не раз появлялся даже сам главный прево.

Идя верхом на каменной тумбе, украшавшей с одной стороны дверь, Ландри, сын мадам Грегуар, нашел развлечение в расспросах прохожих, не обращая никакого внимания на многочисленные тумаки, оскорблявшие достоинство месье Грегуара.

– Гляди-ка, – вдруг крикнул парнишка, – вон идут брат Тибо и брат Любен! Наверняка возвращаются от Мари Колотушки! Здравствуйте, брат Тибо! Добрый день, брат Любен! Как? Неужели не зайдете? Вдохните только аромат жаворонков в кастрюле! Входите, братья, входите!

Звонкая оплеуха прервала болтовню парня. Затрещину собственной рукой нанес мэтр Грегуар, которому совсем не нужен был визит монахов, скверных плательщиков, но больших любителей отменно поесть и напиться.

Ландри свалился с тумбы коновязи, издавая жалобные завывания и одновременно выкрикивая во все горло, чтобы еще больше разозлить папашу:

– Входите, братья! У нас есть кролики, совсем свежая утрешняя кулебяка, пулярки, каких вы никогда не видели…

Грегуар хотел дотянуться до парня, чтобы заткнуть ему рот… Но увы! Было уже слишком поздно. Брат Тибо и брат Любен при одном упоминании о кролике навострили уши. При упоминании о кулебяке они умильно переглянулись. А напоминание о пулярке заставило их облизнуться. И сразу же после этого они приблизились к корчме и вошли туда достойно и торжественно, благословив выпивох.

Войдя, монахи сразу же уселись за стол. Фанфар и Кокардэр, заметив монахов, вздрогнули.

– Это наши позавчерашние ночные знакомые, – сказал Фанфар.

– Да, нищета! У них мы конфисковали только какую-то дрянную книжонку.

– Они счастливее нас… Мэтр Грегуар кормит их в кредит.

И в этот самый момент упомянутый мэтр Грегуар подошел к монахам, теребя уголок своего белого фартука.

– Ну, преподобные, – смущенно спросил он, – что вам подать?

– Ну… обед! – ответил Тибо.

– Ваш сын говорил нам о каких-то пулярках…

– И о каких-то жаворонках в кастрюле.

Грегуар с трудом подавил стон и погрозил кулаком юному Ландри, который в ответ высунул язык.

Вызывать гнев монахов было бы опасно.

Но не менее тяжело было бы отказаться от платы. Грегуар какое-то время взвешивал в уме неудобства и преимущества героического решения, которое он должен был принять.

– Преподобные мои, – сказал он, – давать вам выпить – это одно дело, но кормить вас я не могу, если вы не заплатите. Таково мое правило… Спросите у этих господ…

– Увы! Это слишком верно! – подтвердили Фанфар и Кокардэр.

– Итак, или преподобные, поверьте, я очень ценю честь, которую вы оказываете моему скромному заведению, и этого вполне достаточно, чтобы вы заплатили за еду…

Грегуар остановился на самой середине начатой фразы. Глаза его округлились, и не потому, что ему не хватило дыхания, а потому что он увидел, как ниспровергаются его мысли и решения.

В самом деле, при первых словах трактирщика брат Тибо порылся в своей мошне и вытащил оттуда пригоршню золотых и серебряных монет.

– О! О! – воскликнул Грегуар.

Он снял колпак, поклонился до земли, обернулся и пнул ногой слугу-мальчишку:

– Болван! Не видишь, что ли: преподобные отцы хотят кушать!

В мгновение ока появилась скатерть, и святые отцы жадно вгрызлись в свой обед.

Но не у одного Грегуара округлились глаза на монашеские деньги. Фанфар и Кокардэр не упустили ни слова. Ни жеста.

– Видел? – тихо спросил Фанфао.

– Молчи! Выходим! – ответил Кокардэр.

Через пару минут оба бандита вышли, заплатив за выпитую медовуху, опустошили содержимое своих кружек и вышли, не привлекая внимания.

– Значит, у них есть деньги? – спросил Кокардэр, когда они оказались снаружи.

– Какая разница! Главное, что их деньги перейдут в наши руки.

– В самом деле, брат! Это – наше дело.

– Да, эти ничтожные монахи однажды посмеялись над нами. Теперь наша очередь смеяться! Подождем…

Ожидание было долгим: монашеский обед длился до шести часов.

Но нет более терпеливого существа, чем жадный охотник.

Наконец бандиты увидели, как брат Тибо и брат Любен вышли из корчмы, еще более величественно, если так можно сказать, чем они туда входили.

Монахи направились к Сене торжественным шагом, стишком уверенным, как это бывает у людей, недостаточно уверенных в себе. На улице в этот час было еще довольно много прохожих.

Кокардэр и Фанфар, затаившись на дороге, по которой должны были пройти монахи, терпеливо выжидали удобного момента, чтобы напасть на них. Мошенники увидели, как монахи пересекают Сену и сворачивают на улицу Юшет.

– Куда они, черт побери, идут? Их обитель находится в другой стороне.

– Скоро увидим…

Было уже достаточно темно: настало время действовать.

Но в тот самый момент, когда бандиты готовились напасть, монахи неожиданно свернули в Зловонную Нору.

Кокардэр и Фанфар подошли к тупику как раз в то время, когда монахи входили в дом в самой глубине его.

– Подождем, – решил Фанфар. – Не бывает такого визита, который бы не закончился. И сколь бы бесстыден не был гурман, у него всегда что-либо останется на дне кошелька.

Брат Тибо и брат Любен поднялись по лестнице с такой уверенностью, которая обличала их хорошее знакомство с домом. Потом они постучали определенным образом в дверь. Сразу же дверь открыли. Они вошли и низким поклоном приветствовали мужчину, пришедшего открывать дверь.

– Вот и вы, – сказал Игнасио Лойола. – Я вами доволен.

– Вы слишком добры, преподобный отец.

– Нет, нет… Вам отлично удалась экспедиция с книгами. Благодаря вам, братья, Церковь только что одержала блистательную победу.

– Deo gratias![37]37
  Благодаря Богу (лат.).


[Закрыть]

– Да… Благодаря Господу, братья мои! Но и благодаря вам, нашедшим у печатника эти проклятые книги…

Монахи с изумлением переглянулись.

– Благодаря вам, – продолжал Лойола, – не поколебавшимся после находки пагубной книг донести об этом главному прево… И это, братья мои, вы должны свидетельствовать в церковном суде.

– Но…

– Будете свидетелями, говорю я! Неужели вы хотите, братья мои, лишиться справедливого восхищения, которым мир наградит вас за смелость и прозорливость?

– Мы будем свидетелями! – в один голос крикнули монахи, испуганные взглядом Лойолы.

– Кстати, – спросил тот, – вы получили некоторую сумму?

– Да, преподобный отец.

– Возьмите еще вот это.

Он открыл секретер, вынул оттуда пухлый кошелек и протянул его брату Тибо, который, несмотря на весь свой испуг, мигом схватил его, и кошелек исчез под полой сутаны…

– Будет и еще! – продолжал Лойола. – Мне известно, что вы не отказываетесь от лакомого куска и глотка доброго вина…

– О, преподобный отец…

– В этом нет ничего плохого, если это случается в интересах Церкви…

– Конечно, – сказал брат Любен, – только в интересах Церкви.

– И верно, – добавил брат Тибо, – нам ведь нужны силы.

– Вы рассуждаете правильно! Итак, братья, если вы засвидетельствуете чистую правду, как я вам о ней сейчас рассказал…

– Мы засвидетельствуем!

– И сохраните наш сегодняшний разговор в секрете…

– Мы будем немы, преподобный отец!

– В таком случае обещаю, вам будет с чем приходить в корчму Девиньера.

Монахи опять переглянулись, с изумлением отметив хорошую осведомленность преподобного отца.

– В противном случае, – закончил Лойола, – вас четвертуют заживо…

Тибо и Любен почувствовали сильную дрожь в ногах.

– Идите, братья мои, идите в мире.

Они вышли втроем. Лойола провожал монахов. Дойдя до того места, где тупик Зловонная Нора вливался в улицу Юшет, Лойола остановился.

– Идите вон туда, братья мои, – сказал он, указывая им направление, в котором находилась река.

– Да, преподобный отец, именно по этой дороге нам надо вернуться в наш монастырь.

– Хорошо. Я пойду сюда. А вы ничего не забудьте.

– Нет, нет, преподобный отец, – сказал брат Тибо. – Мы поклянемся, что нашли у этого проклятого печатника книги, которые…

– Тише! – цыкнул Лойола, с беспокойством озираясь вокруг себя.

Потом он строго добавил:

– А еще помните об умении хранить молчание.

При этих словах он завернул в улочку Дез-Этюд, а монахи зашагали в сторону набережной.

– Он требует от нас еще раз солгать, – сказал брат Любен, когда они остались одни.

– Но это во благо Церкви! – ответил брат Тибо.

– Это не мешает признать, что слишком много приключений выпало на долю таких бедных монахов, как мы. Избыток эмоций расслабляет меня.

– Мне кажется, брат мой, что бутылка хорошего вина помогла бы избавить тебя от слабости.

– Да, это отличное средство.

– Вон там на нашем пути находится очень привлекательный кабачок…

– Да, брат мой… И это посещение поможет нам проверить содержимое полученного кошелька.

Монахи направились к расположенному на их пути кабачку.

Но не успели они сделать и двух шагов, как их схватили и опрокинули в сточную канаву. Обоим показалось, что им на спины вспрыгнуло какое-то неизвестное животное. Потом монахи заметили, как над ними склонились две тени. Потом они почувствовали легкое прикосновение когтей ко всему телу, а потом тени исчезли.

– На помощь! – завопил брат Тибо.

– Караул! Убивают! – подал голос брат Любен.

Но поскольку никто не поспешил к ним, а, с другой стороны, иных повреждений, кроме страха, у них не оказалось, монахи приподнялись, уселись на задницы и с оторопью посмотрели друг на друга.

– Что случилось? – первым пришел в себя Любен.

– Клянусь Девой Марией и всеми святыми, мы встретили дьявола!

– Ба! Вы в это верите?

– А что же тогда случилось?

– Скорее, – продолжал Любен, – мы споткнулись.

– А тени, которые мы видели? А когти, которые прогулялись по моему телу?

– Иллюзии и химеры! – произнес Любен, вставая на ноги. – Что бы там ни произошло, мы живы и здоровы. А это – главное!

– Да, но возбуждение…

– Лишний повод поспешить в прекрасный кабачок!

Через несколько минут монахи входили в заведение, которое брат Любен назвал прелестным кабачком, тогда как на самом деле это была грязная таверна.

Тибо и Любен с наслаждением выпили две бутылки: каждый по одной – то есть очень немного.

Потом они позвали трактирщика, человека с мрачны лицом, на котором при виде редких гостей появилась ликующая гримаса.

– С вас два ливра, – сказал трактирщик

– Дорого, – отозвался Тибо, – но в конце концов…

И он принялся шарить в полах сутаны. Трактирщик протянул руку. Брат Тибо рылся очень долго и в конце концов, бледнея, понял, что потерял кошелек. Пришел черед обшаривать свою сутану брату Любену.

Но и на этот раз операция не принесла успеха.

– Стырили! – проговорил Любен.

– Обчистили! – застонал Тибо

– Давайте деньги! – потребовал трактирщик.

Монахи разом поднялись и, как они привыкли поступать в подобных случаях, принялись благословлять кабачок поднятием рук, одновременно пятясь к выходу. Но этот трактирщик принадлежал, несомненно, к парням худшего рода, потому как он и не подумал склонить голову перед благословляющими монахами. Он схватил метлу и угрожающе поднял ее. Монахи посчитали это очень плохим предзнаменованием…

– И вы осмелитесь ударить духовное лицо? – крикнул Любен.

– Мои деньги! – заорал трактирщик.

– Увы! У нас нет денег, брат мой!

Не дослушав фразы, трактирщик с глухим шумом полоснул метлой сперва по спине брата Любена, а потом по спине брата Тибо. Разъяренный трактирщик словно оглох, и чем больше кричали монахи, тем ожесточеннее он их лупил. В конце концов ручка метлы переломилась, и тогда трактирщик пинками вытолкал на середину улочки бедных братьев, сконфуженных, повергнутых в ужас, растерянных и ничего не понимающих.

XLVI. Последствия этой авантюры

Фанфар и Кокардэр прошли по мостам и расположились в одной знакомой таверне, где они могли рассчитывать на хороший прием и полную безопасность. Последнее объяснялось просто: таверна служила местом встречи преступникам разного ранга.

Там они продолжили выпивку, рассчитывая на кошелек, который Лойола дал монахам, и на содержимое их мошны.

– Вот бы Люцифер посылал нам каждый день монахов, – довольным голосом сказал Фанфар. – Вот мы и богаты… Что будем желать, дружище?

– Сначала поужинаем! – ответил Кокардэр, вытаскивая из кошелька шестиливровый экю и показывая его издалека трактирщику.

После обильного ужина, вознаградившего долгий пост, на который мошенники были осуждены неумолимой судьбой, оба приятеля с блаженными улыбками разглядывали то, что следовало спрятать, если вдруг объявятся представители правосудия как почтенные люди, которых ни совести, ни закону не в чем упрекнуть… или почти не в чем…

– Кто бы мог предположить, что достойные братья так богаты? – сказал Фанфар.

– Я думаю, – отозвался Кокардэр, – что черный человек сыграл какую-то роль в их богатстве….

– Черный человек?

– Да. Тот, кто вышел с монахами из дома в Зловонной Норе.

– А! Это, должно быть, богатый господин, который как-то использует брата Любена и брата Тибо…

Кокардэр покачал головой:

– Мне кажется, что это церковник.

– Хорошо. Но с какой целью можно использовать таких дураков? Мы бы точно не наняли…

– Возможно, – сказал Кокардэр, – есть какая-то необходимость, которой мы, бродяги и бандиты, не знаем…

– Например?

– Откуда мне знать!.. Ты слышал этого человека?

– Нет, я не слышал, я видел.

– А я и слышал, и видел

– Ну и что же рассказывал этот человек?

– Он рекомендовал монахам ничего не забывать. И один, и другой ответили, что сумеют поклясться, что нашли какие-то книги у печатника…

– Печатник? Речь идет о мэтре Доле?

– Вполне возможно. Надо сообщить об этом разговоре Лантене. Ты знаешь, что он в отчаянии после ареста мэтра Доле… А тот… Не он ли, как говорят, обвинил мэтра в печатании дурных книг?

– А что такое «дурные книги»?

– Это нас не касается. Нас касается только счастье и горе людей, которые рискуют своей жизнью за нас… За Манфреда и Лантене я готов драться, пока хватит сил … Итак, монах говорил о печатнике и книгах. Если бы речь не шла о мэтре Доле, я был бы очень удивлен.

– Тогда идем и сейчас же и расскажем обо всем Лантене…Вот и Трико… Он даст нам совет…

– Трико! – закричал Фанфар. – Иди сюда! Выпей с нами!

– Ограбили богатого горожанина, жалкие бродяги? – засмеялся Трико.

– Да какая тебе разница? Нам есть чем заплатить и за себя, и за тебя, – сказал Кокардэр

– Это хорошо, – удовлетворенно заметил Трико, садясь рядом с Кокардэром; он залпом опорожнил налитую ему кружку.

– Но это еще не всё, – продолжал Кокардэр.

– Ба! – иронически хмыкнул Трико. – Может быть, вы нашли способ, как ограбить монастырь братьев миноритов?[38]38
  В то время считалось, что в этом монастыре хранились огромные богатства. – Примеч. автора.


[Закрыть]

– Нет.

– В таком случае вы научились чеканить монеты от имени короля Франции?

– И это не то… Слушай… Речь идет о друге… о брате… хотя он и не из наших.

– Кто же это? – нахмурил брови Трико.

– Лантене!

Трико немного побледнел.

– Ах, да! Брат, – сказал он. – Так в чем дело?

Кокардэр в деталях описал вечернюю экспедицию, блестяще проведенную им совместно с напарником Фанфаром.

Он не умолчал ни о чем, хотя и не упомянул полного размера добычи, выделяя прежде всего услышанные слова.

Трико слушал с глубоким вниманием.

– Мне кажется, это не имеет большого значения, – прокомментировал он рассказ Кокардэра.

– Значит, по твоему мнению, предупреждать Лантене не надо?

– Я этого не говорил! Делай как хочешь… Я сказал только, что это дело, на мой взгляд, крайне незначительное… Прощайте… У меня дела…

Трико неторопливо встал, медленно обошел зал и вышел на улицу.

– Так вот, – сказал тогда Кокардэр, – но я не согласен с Трико.

– Скользкий человек, этот Трико.

– Да, большой хитрец, но он небезошибочен, и как раз на этот раз я думаю, что ошибся. Пойдем к Лантене!

Мы видели, что Игнасио де Лойола выбрал дорогу к университету.

Но вскоре он свернул вправо, потом спустился к Сене и направился к Пти-Шатле.

Лойола шел медленно, опустив голову. Он размышлял.

С тех пор как он, использовав слабость Франциска I, получил в свое распоряжение Этьена Доле, монах так и не решил, что делать с пленником.

Лишь в этот же самый день он посетил Консьержери и предупредил мессира Жиля Ле Маю, что наутро он посетит пленника. При этом Лойола предъявил приказ, подписанный королем.

Лойола задал несколько вопросов относительно Доле, на которые месье ле Маю обстоятельно ответит.

Уходя, Лойола просто добавил:

– Для визита, который я собираюсь нанести, было бы хорошо перевести в более подходящую камеру.

– Сделаем, преподобный отец, – ответил ле Маю.

Лойола немного поколебался, потом добавил:

– Возможно, меня будет сопровождать еще кто-то…

– Мы будем рады вашему преподобию, придете ли вы в одиночку или с кем-то еще.

– А кстати, есть ли в Консьержери пыточная камера?

– А как же! Есть всё, что нужно.

И ле Маю гордо расправил плечи.

– Хорошо, – равнодушно сказал Лойола.

А сейчас мы последуем за монахом, совершающим свою ночную прогулку. Он раздумывал над вопросами, которые наутро задаст Этьену Доле, размышлял о показаниях, каких хотел добиться, и методично планировал порядок завтрашней встречи с узником.

В девять часов Лойола вошел в улочку, соседствовавшую с Пти-Шатле и остановился перед одноэтажным домиком, довольно бедным на вид.

Он взялся за железный молоток, висевший у двери… Открылся глазок в двери.

– Кого надо? – раздался грубый голос.

– Мэтра Леду.

– Кто вы?

– Это вас не касается. Я хочу говорить с мэтром Леду по приказу короля.

– Входите, – сказал мужчина за дверью.

Скрипнул засов. Лойола шагнул вперед и оказался в узком коридоре, по которому мужчина ввел его в просторный зал.

– Мэтр Леду? – спросил монах.

– Это я, – ответил мужчина.

Хозяину дома было под пятьдесят. Он был малорослым, коренастым, с бычьей шеей, огромными руками и звероподобным лицом, заросшим косматой бородой.

Этот человек мог бы считаться символом грубой силы.

Лойола перевел взгляд на комнату.

Казалось, что тот, кого называли мэтром Леду, был мерзляком. Перед камином стояла деревянная скамья со спинкой. Посреди зала находился стол с остатками ужина мэтра Леду.

Но прежде всего привлекали взгляд гостя стены зала. Они производили тяжелое впечатление, с которым трудно было сжиться. Стены были выкрещены в цвет бычьей крови.

Вдоль стен проходил деревянный брус, также выкрашенный в красный цвет. В этот брус на разных расстояниях были вбиты гвозди. На гвоздях в идеальном порядке висели различные инструменты. Они были начищены до блеска, и пламя очага отбрасывало на них красноватые пятна.

Здесь была целая коллекция топоров.

Висели огромные топоры с двойным лезвием и совсем маленькие, массивные и тяжелые. Были щипцы и клещи разного размера, молотки странной формы, клинки с широким лезвием… А весь этот набор специальных орудий блестел, искрился и сверкал.

Хозяин смотрел на своего гостя снизу вверх с какой-то свирепой неуверенностью. Наконец взгляд Лойолы встретился с хозяйским.

– Возможно, завтра вы мне понадобитесь.

– Сначала покажите приказ, – глухо произнес хозяин.

Лойола развернул бумагу, и мужчина прочел ее при свете очага, потому что в зале не было ни лампы, ни свечки.

– Хорошо! – сказал Леду, возвращая бумагу Лойоле.

– Речь идет, – объяснил монах, – об очень серьезном случае. Узник очень нужный.

Леду шевельнул рукой так, словно хотел сказать: для него все узники одинаковы.

– Надо работать осторожно, – продолжил Лойола.

Леду злобно ухмыльнулся.

– Я знаю свое ремесло, – сказал он.

– Значит, вы будете готовы?

– Я всегда готов в момент, когда получаю приказ.

– Завтра к вам придут. Вы последуете за этим человеком…

– Как я его узнаю?

– Он вам скажет: «Во имя рыцаря Святой Девы».

Леду поклонился. Лойола, взглянув последний раз на Леду, вышел.

В этом взгляде почувствовался проблеск странной симпатии.

Лойола медленно возвращался к Зловонной Норе.

Он вернулся к половине одиннадцатого.

В задумчивости он вошел в коридор и открыл дверь выбранной им комнаты.

Войдя внутрь, он хотел закрыть за собой дверь, но она почему-то оказала сопротивление. Лойола обернулся и увидел человека в плаще и глубоко надвинутой на глаза шапке. Лойола был храбрым человеком, поэтому он сохранил хладнокровие:

– Что вы хотите? – спросил он.

– Поговорить с вами, месье Лойола, – ответил неизвестный.

– Кто вы?

– Сын Этьена Доле!